Надеюсь, это не сон.

Слипшиеся веки с болью раскрываются, и Шимиро морщится от чувства молочной пелены перед глазами. Горло сдавливает дикая жажда, и переворачиваясь на бок, Мадараме тихо стонет в шёлковую ткань подушки, ощущая мучения во всём организме: мышцы горят, а кровь быстро проносится по организму, принося дискомфорт. Холод поглаживал через одежду и толстое одеяло, вызывая дрожь в теле. Думая о своём, она смяла простыню во влажной ладони, проклиная атмосферу этого кошмара, давившего на неё. Тишина дома щипала за кончики ушей, оттягивая их так сильно, что они покраснели. Широ обречённо вздохнула, чувствуя прилив усталости. Она устала бояться, глаза устали от постоянных в них слёз, устал разум каждый раз пролистывать прошлое картинку за картинкой и цепляясь за эти оборванные кусочки счастья. А разве это называется счастьем? Она не знает. Правда, не знает. Считая секунды, Мадараме сбивалась и начинала сначала, рассматривала углы, покрытые паутиной, тёмный потолок, ободранные жёлтые обои в полоску и это всё приносило тупую боль в висках. Она забывала что-то важное, вспоминала это, опять забывала и возвращалась в пыльные, как полки в этом месте, воспоминания. Ресницы задрожали, под ложечкой защемило, нос защипало изнутри. Внизу живота неприятно скрутило. Спокойствие не приходило, а напряжённость лишь росла. Послышались уверенные шаги, и они направлялись прямо к комнате, где сознание собиралось покинуть её. Дверь со скрипом открылась и тёплый свет хлынул во мрак. Знакомый силуэт стоял неподвижной тенью, смотрящей на девушку. Шимиро почувствовала, как на лбу выступила испарина, а пальцы ног сжались. В груди зажёгся огонь паники. — Ты не спишь. — натянув довольную улыбку, произнёс Мимота. — Я услышал твоё дыхание. — в ответ только молчание. — Молчишь? Это по-детски, милая, перестань меня игнорировать. Ты же знаешь — я этого не переношу. — А мне есть что сказать? — оперевшись руками в матрас, приподнялась Мадараме, повернув голову в сторону собеседника. Она не знает сколько дней прошло, но всё будто бы приобрело старый оттенок. И в голубых радужках что-то изменилось. — Скорее да, чем нет. — подойдя ближе, Омори присел рядом с ней, вглядываясь в её чёрные бездонные глаза. — Ты же просто желаешь убить меня. Я уверен в этом. — И это правда. — настороженнно согласилась она, прищурившись. — Я дико хочу тебя прикончить. — Почему же ты ещё не сделала этого? — поинтересовался Мимота, дотрагиваясь своей горячей ладонью до холодных пальцев девушки. — М? — Потому что не могу. — раздумывая над своим ничтожеством, она не сумела соврать. — А я знаю почему не можешь. — довольно ухмыльнулся юноша. Шимиро, ссутулившись, поджала тонкие губы. — Кишка у тебя тонка — вот и вся твоя правда. Ты — человек, который не способен любить себя, ты та, кто умеет подчиняться и принадлежать кому-то, только не себе. Ты ни чем не отличаешься от пса, готового приносить тапки каждое утро, жрать с пола и ластиться к рукам, которые тебя не ценят. И ты этого стараешься не понимать, живя в своём розовом мире. Знал бы Мимота, что этот розовый мир когда-то рухнул, оставив после себя лишь стёртые асоциации прошлого. Внезапно воздушные замки спустились на землю, разбиваясь, подобно хрупкому стеклянному сервизу. Жизнь утратила свои краски, превращаясь в однотонный коллаж, а кислород стал невозможным для вздоха. Её крылья надежд и мечт оборвали болезненно медленно, вырывая их постепенно, мучая бедняжку страданиями. И ни один человек не смог восстановить то, что давно было разрушено без сожалений. — Заткнись. — прошипела Мадараме, ощущая, как ниточка собственного достоинства сильно задета. Откидывая одеяло от себя и намереваясь встать, она нахмурилась, — её остановила сильная ладонь, схватившая девичье запястье и сжав его. — Отпусти меня. Мне плохо. — Не притворяйся, милая, я знаю все твои привычки: от шампуня, которым ты предпочитаешь мыть голову, до твоего любимого сладкого батончика, и одна из твоих замашек — частая ложь. — лёгкий смешок вырвался из его рта. — Раз тебе так плохо, то я тебя вылечу. — в один миг он дёрнул послушную девушку на себя и резко оттолкнул. Она зажмурилась, вылетев из комнаты в ярко освещённый коридор, споткнувшись об порог и ударившись об пол. — Сукин сын! — крикнула Шимиро, почувствовав в ротовой полости привкус металла, а когда приложила кончики пальцев к губе, ощутила пощипывание, на фалангах остался кровавый след. — Что б тебя. — Я не расслышал, повтори. — угрожающе приближался Мимота, разминая шею. — Я сказал: повтори! — громче произнёс он. Встав на дрожащие ноги, Мадараме младшая сглотнула горькую слюну и посмотрела на него взглядом полным досады. — Ты речи лишилась, что ли? — с сарказмом спросил Омори. — Нет. — тихо отозвалась она, поворачиваясь в противоположную сторону. — Куда же ты собралась? Неужели опять бежать? — подчеркнул интонацией второе предложение. — Думаешь в этот раз повезёт? — Должно же когда-то получиться. — стиснув челюсти, Мадараме оттолкнулась и поддалась вперёд, боясь повернуться назад, но зная, что он следует за ней. Коридор казался вечным. Впалые щёки покраснели от бега, колени подгибались и норовили припасть к полу, в солнечном сплетении стали искриться угли адреналина. В носу что-то вспухло, перед глазами всё помутнело, и нечто хватало её за лодыжки, пытаясь остановить, и оставить на месте. За спиной слышались быстрые шаги преследователя, и в девичьей груди зарождалось чувство, что он вот-вот её схватив, притягивая к себе. Шустро перебирая ногами, она ускорилась, и заворачивая за угол к лестнице, влетела во что-то невыносимо тяжёлое, сбив предмет и упав рядом с ним на левую ногу. Вскрикнув он резкой боли, Шимиро, прижимая ладони к ушибленному месту, широко раскрыла веки и увидела рядом с собой огромный чемодан синего цвета. Почёсывая нёбо на языком, она облизнула уголок губ. Омори показался из-за поворота. — Ну что за глупышка? — потирая переносицу, будто бы до этого её кто-то сжимал, покачал головой Мимота. — Сильно ударилась? — надевая на себя ухмылку, он неспешно подошёл к ней, протягивая ладонь. Но Мадараме, поднявшись самостоятельно, не приняла помощь, с нескрываемой ненавистью зыркнув на неё и потирая ногу, пульсирующую от боли. Сжав пальцы ног, она посмотрела сначала на чемодан, лежащий у стены, и потом на Омори. В голове щёлкнуло, и во рту скопилась слюна. — Догадалась, значит. — увидев выражение лица Шимиро, заулыбался он. — Ну раз смысла скрывать больше нет, то на рассвете мы покинем Японию. — Никуда я не поеду! — разозлившись, воскликнула она, сложив брови домиком. — Хоть убей, сука, с места не сдвинусь. — Извини, конечно, но мёртвой мне ты не нужна. — беспечно пожал плечами Мимота. — Да и кто тебя спрашивает, милая? Поедешь ты или не поедешь — это моя забота, и тебя она никак не ебёт. — Пошёл бы ты нахрен. — сквозь зубы процедила Мадараме. — Кто ты такой, чтобы увозить меня из страны? — Шимиро, ты глубоко заблуждаешься. — вздохнул парень. — У тебя нет ни паспорта, ни другого документа, подтверждающего твою личность. А значит ты — ничто. Они, безусловно, когда-то были, но сейчас их нет. Ох, как жаль! — наигранно он приложил ладони к сердцу. — Да мне плевать — есть у меня паспорт или нет. Я всё равно не позволю этому случиться! — внезапно кинулась Мадараме на него, чувствуя, как под кожей её разъедает агрессия. — Слышишь? Я не позволю! — кулак соприкоснулся с его покрасневшей щекой, и мужская голова повернулась в другую сторону. Другая рука впилась острыми ногтями в другую щёку, проводя вниз. Красные полосы выступили на мужской коже. Следующий удар произошёл ногой в живот, но Мимота его выдержал, не позволяя себе согнуться, хоть и скорчившись от скручиваний в области желудка. Взяв противницу за волосы и оттянув её назад, он прислонился своим лбом к носу девушки, от чего он хруснул, и из ноздрей потекли струйки крови. Шимиро, ощущающая головокружение, шикнула. Схватив её за воротник хлопковой футболки, Омори впечатал соперницу в стену, нанося ладонями несколько оплеух. Кожу на девичьем лице закололо. — Очнись, милая, это не сказка! — давясь смехом, вскричал он. Она же наступила ему на правую ногу, надавив на неё всём весом и силой. Тот стиснул зубы, всё ещё хихикая. Она приблизилась к его лицу, обжигая своим дыханием. — Урод. — схватив и сжав его шею, проскрипела Мадараме, чувствуя, как по обожжённым щекам ползут слёзы. Мимота ухмыльнулся шире, что ямочки выступили на его щеках, и несколько раз встряхнул её. Она зажмурилась, ударившись головой об стену и легко поддаваясь движениям. — Как самочувствие? Полегчало? — проводя ладонью по блондинистым волосам, приподнял он одну бровь. Насмехается. — Мне никогда не нравился этот цвет. Поскорее бы твои волосы отросли. — Я покрасилась в этот цвет, потому что он тебе не нравится. — призналась, отойдя от стены, Шимиро и, убрав его руки от себя, толкнула. Она сжала ладони, оставляя на них следы полумесяцы. Лицо Мимоты исказилось в непонимании, а глаза удивлённо расширились. Он оступился, и его тело полетело вниз по лестнице, тогда Мадараме закрыла веки, услышав оборванную фразу: — Что же, милая, ты заду.. Прозвучал грохот, подобный могучему грому, и наступила тишина, заставляющая задержать воздух в лёгких. Колени затряслись. В голове стали проноситься множество мыслей. Низ живота скрутило. Прижав руки к груди, она сделала несколько шагов вперёд, взглянув на конец лестницы, где на полу лежало неподвижное тело Мимоты. Почувствовав, что ноги больше не могут её держать, Шимиро опустилась на корточки. Холод пробежался вдоль позвоночника, когда из-под светлой макушки парня показалась алая лужица, а волосы стали приобретать тёмно-красный оттенок. Вены на его шее вздулись и посинели, будто бы вот-вот готовые лопнуть, а губы раскрылись, и из уголка потекла тоненькая струйка крови. Глаза оставались также раскрыты, и капилляры в них покраснели. Он не дышал, но ей всё казалось, что вот сейчас он встанет, посмеётся над ней, пошутит в своей манере и. А что дальше? Он не встанет. Он мёртв. Мёртв по её вине. А как это произошло? — Не знаю.. — ответила сухим, не узнаваемым голосом. Под ложечкой что-то зашевелилось, а дыхание сбилось как будто она пробежала несколько десятков километров. Подбородок задёргался от судорог, глаза прищурились от скопившийся в них влаги. Мелкая дрожь покрыла кожу мурашками, и Шимиро ссутулилась, смотря на Омори. Зубы стали биться друг о друга, как будто она оказалась в морозильной камере, но ладони были такими горячими, что не хотели раскрываться. Шимиро почувствовала неимоверное желание упасть на пол калачиком и зарыдать так, чтобы уши заложило от собственного плача, чтобы вся боль, скопившаяся далеко в сознание, вышла через крик, чтобы кто-то услышал, пришёл и утешил её. На долю секунды вокруг всё потемнело, опустилось в полнейший мрак и также быстро приобрёл привычный свет. Она осознала, что угли прошлого вспыхивают, превращаясь в пожар. Она осознала, что означали измены в его взгляде: он будто бы знал о своей кончине, но ничего не хотел с этим сделать и легко поддался ей. Жар стал распространяться по телу, забираясь в самые дальние точки организма. Перед взором всё стало расплываться, в грудной клетке судорожно забилось сердце. Паника стала потихоньку накрывать, задевая струны сознания и создавая в нём беспорядок. Спина и зона подмышек вспотели, и ткань одежды стала мокнуть и прилипать к потной коже. Воздуха категорически не хватало, и Мадараме глотала его ртом, желая почувствовать насыщение в лёгких и не получая этого. Шион. Шион. Шион. В мыслях возник силуэт дорогого человека. И она, сквозь гримасу ужаса и шока, улыбнулась отвратительной улыбкой, вспоминая блондина, связанного с ней кровными узами. Вскочив на ватные ноги, Шимиро забыла о том, кто бездвижно лежал на полу, забыла о всех проблемах, думая только о мобильнике. Раскрывая одну дверь за другой, она наткнулась на подобие кабинета, где на столе лежал новенький телефон и несколько папок с документами, стоял монитор компьютера с пыльной клавиатурой, а на самом краю деревянной мебели находились несколько пачек белоснежных таблеток. Взяв одну из них, Мадараме сказала вслух: — Дезоморфин. — светлые брови поползли по лбу, и неодолимая мысль принять хотя бы одну штучку появилось из неоткуда. Нервно оглянувшись, Шимиро щёлкнула, доставая из обёртки заветный шарик и не запивая водой, проглатила, ощущая, как стало болеть глотка. Схватив со стола средство связи, она стала набирать выученный наизусть номер, клацая по кнопкам и много раз ошибаясь от трясущихся рук. Через несколько минут стали звучать гудки, и девушка прикусила кровоточащую губу. Считая едкие звучания, она прикрыла веки, чувствуя приближение сна. Несколько предупредительных гудков и… Из динамика донёсся ленивый и усталый голос Шиона: — Блять, если это опять реклама про БДСМ игрушки я, клянусь, вычислю этого пиздюка и сломаю ему пенис. — послышалась лёгкая мужская усмешка, предположительно принадлежащая Моччи. — Алло. — перед глазами всплыла картина, как он в привычке дотрагивается от шрама на подбородке. Услышав родной голос, Шимиро ощутила, как щипает нос изнутри, по горячим щекам текут мокрые дорожки, а кожу покрывает крупная дрожь. Изо рта вырвался жалобный скулёж, она опустилась на колени. — Шион! Шион! — истерично Мадараме младшая закричала в микрофон, не разбирая своих слов и рыдая от приступа эмоций. — Я.. Я.. Шион, я в Нагаокакё, слышишь? Алло? Шион? Он точно широко раскрыл глаза, и в тёмных радужках стало читаться удивление. Сознание рисовало его портрет и то, как он реагирует на её неожиданный звонок. Эти чувства передавались через расстояние. — Я слышу, Широ, я слышу! — сквозь пелену тревожности отвечает её старший брат, сжимая в своей ладони золотой кастет. — Значит, ты в Нагаокакё? — в голосе Шиона читается самообладание, точно не преобладавшее в разуме перед другой палитрой чувств. Шимиро сипло и обрывисто задышала, сжимая влажную ткань на груди. — Да, да! — закивала та. — Но это не поселение, Шион, я не знаю где я. — вытирая сопли, кровь, пот и слёзы с лица, она всхлипнула и подавилась горько-кислой массой, попавшей ей в горло и вызывающей рвотные позывы. — Ты в порядке? — Это не важно, Шион! Вытащи меня отсюда, Шион, пожалуйста! Я молю тебя — поторопись! Я не могу здесь находиться! — стиснув зубы, прокричала Шимиро. — Ты одна? Где твой похититель? — нахмурился блондин, взглотнув. — Ш-шион, — подрагивающим голосом процедила та. — я.. это убила его. Он мёртв, но я не специально! Это случайно вышло, слышишь, Шион? — тихо спросила. — Ты же веришь мне? — Широ, я верю каждому твоему слову. Дождись меня, хорошо? Я скоро буду, я вытащу тебя, сестра. Слышишь? — Да..Да.. — повторила младшая Мадараме. — Я жду тебя, жду. Веки стали тяжелеть, и усталость заставила закрыть их, уронив мобильник на пол, и прилечь её на прохладную плитку, обжигаясь от контраста температур. Удовольствие принятой дозы стало расползаться приятным червячком по внутренним органам, и Мадараме младшая услышала лишь неразборчивые отрывки фраз старшего брата, когда нелепая улыбочка налезла на её лицо, а низ живота покрыл зуд. Почувствовав покалывание в кончиках пальцев, она засунула их в рот, посасывая и ощущая, как расслабляется разум, как сон обнимает её из-за спины. *** Шион нажимает на педаль газа, сжимает кожаный руль, от чего на нём остаются влажные пятна и вмятины от пальцев, скалится, поглядывая в зеркало заднего вида. Снег, падающий с чёрного неба, таял, прилипая к лобовому стеклу. Из-за туч виднеется круглая Луна, в эту ночь выглядевшая особеннно яркой, будто бы забрав себе всё сияние звёзд. Дорога, освещённая холодным светом уличных фонарей, полностью одинока, по трассе мчится лишь его чёрный Ниссан, а вдалеке виднеются невысокие деревья, рассаженые по каждую сторону дороги. Он тыкает по клавиатуре раскладушки и, ошибаясь, ругается матом, переводя взгляд то на экран, то на укрытый белым ковром асфальт. Происходят долгие гудки, но на звонок никто так и не отвечает. — Твою мать! — кинув мобильник на пассажирское сиденье, Шион набирает скорость, и стрелка шкалы спидометра доходит до двухсот. Тревога бушует в теле, нутро сжимается при одной мысли о том, что его единственная сестра пострадала, страх сковывает движения. Множество мелких игл заходят под слой кожи, колят. В солнечном сплетении жмёт, в горле застревает ком, а корни волос тянет. Ветер пробивается сквозь щели в автомобиле, и он ёжится, ощущая, как бодрящий холод пробирается шершавыми ладонями под одежду, обводя ими все конечности. Шион хорошо знает это чувство — страх, страх за близкого человека, схожее с сильно кровоточащей раной, ноющей и болезненной. Он необдуманно дотрагивается до шрама на подбородке и тут же отдёргивает пальцы, возращая их на руль. Перед глазами проносятся кривые предложения на жёлтой от старости бумаге: — Он преследует меня повсюду, он хочет моей смерти и смерти Шиона и Шимиро. Ярость закрадывается в сознание и сеется на его почве ядовитыми ростками. — Шион, прошу тебя защитить Шимиро и быть ей другом. Колючие цветы распускаются на верху стебля, и он сводит брови к переносице, скрипя зубами. — Вы должны быть счастливы. В памяти всплывают обрывки воспоминаний, тесно переплетающиеся с Шимиро. Где она, — пятилетняя черноволосая девочка, — бегала во дворе со множеством ребят, где она, будучи в пятом классе начальной школы, столкнулась с первым осуждением в обществе, где она, уже занимающая должность его заместителя, выглядела как роза, покрытая большим количеством тонких шипов, и являющаяся на самом деле полевой незабудкой. Проявляются фрагменты их детства — уличного выживания: постоянных краж из круглосуточных магазинчиков, беспощадных драк и тёплых вечеров, наполненных домашним уютом и крошками на постеле. Мадараме старший улыбается. Губы сами растягиваются в ностальгическую улыбку, и чудесное ощущение греет под ложечкой, растекаясь сладким и тягучим мёдом. Мимолётное чувство успокаивает нервы, и Шион, облокотившись об мягкое сидение, становится спокойнее. — Хоть бы успеть. — говорит сам себе он, продолжая поднимать воспоминания из могил прошлого. *** Шимиро вздыхает, в мокрых и дрожащих ладонях держа мобильник с потухшим экраном. Взгляд мутнеет, а пальцы немеют от сильного сжатия. В солнечном сплетении стучит безысходность, разум отказывается думать. Во рту неприятно саднит. — Что же делать? — жмурясь, шепчет она. — Что мне делать? — более громче сказала, будто спрашивая у кого-то. — Блять, что делать?! — кричит от злости Мадараме на пустую комнату, кричит на мир, что несправедливо обошёлся с ней, кричит и винит себя. Ресницы взмокли, а лицо одолел жар. Она швыряет средство связи об стену, и оно, ударившись, отлетает в грязный угол. Тело вновь размякло, Шимиро раскрывает рот, и наружу вырывается плач, сокращающий стены помещения и заставляющий её вцепиться самой себе в волосы, оттягивая их. Тупое покалывание на голове приносит лёгкую боль. Ползая по охлаждающему полу, она оставляет на нём кровавые сопли и быстро высыхающие дорожки слёз. Руки дотягиваются до ног, и отросшие ногти царапают икры, лодыжки и ступни, оставляя кровоточащие щиплющие ранки. Замолчав, Шимиро лишь набирает кислый воздух в лёгкие, тишина покрывает дом лишь на секунду, и вновь слышится отчаянный вопль. На локтях и коленях сдирается слой кожи, кровоточа, они краснеют и горят. Рассудок приходит только после удара головой об край стола, здорово повредившего ей левую бровь. Му́ка прошлась электрическими волнами по лицу, и тоненькая струйка крови потекла по скуле. Девушка с рыком прислонила холодные фаланги к месту рассечения. Подавив жалобный вскрик, она встала, пошатываясь и медленно перебирая ногами. Взгляд уплывал куда-то влево, а стопы несли тело совсем в противоположную сторону, так и норовив влететь в стену. В какой-то момент Мадараме младшая опять очутилась на том месте у лестницы, и лопатками ощупывая вертикальную поверхность, съехала вниз, тихо согревая ладони дыханием. Зажмурившись, девушка не могла сосредоточиться на мысли о чём-то другом, кроме как о бездушной человеческой туше, с проявляющимися трупными пятнами. Она сглотнула комок рвоты сладкой слюной. Наступила тишина, давящая на виски и вызывающая ободок вокруг головы тишина. Она спокойна и не слышна, но от чего-то бьёт по ушным перепонкам сильнее басов в заплесневелом баре. Действует на желудок и пищевод лучше, чем коктейль из тёплой текилы и апельсинового ликёра. Обнимает всё тело ледяными порывами зимнего ветра, будто бы ты совсем один стоишь посреди заснеженной чащи. И только она заставляет механизм жизненного сосуда биться и не остановиться. Наконец за пределами мёртвых стен послышался гул автомобиля. Сердце ударилось по внутренней стороне грудной клетки, и девушка, вдруг выпрямилась, убирая прилипшие волоски к лицу. Кровь верно, но медленно стала распространяться по фиолетовым венам, и биться напуганным капилляром на шее. Раздался звонкий треск стекла, после — хрустящие от прозрачной крошки и быстрые, массивные шаги. Толстая подошва шнурованных ботинок ударялась об плитку с проносящимся эхом по всему зданию. В тусклом освещении Мадараме уловила долговязую тень. Она прошла мимо О̶м̶о̶р̶и̶ убитого, даже ни на секунду не останавливаясь. Девушка потёрла языком нёбо, глотнув ноздрями кислорода. Она слышала каждый шорох и каждый вдох его, когда он поднялся на второй этаж. — Широ! — обеспокоенный зов Шиона был таким родным, что Мадараме младшая не смогла смотреть в его глаза, и только протянула к нему свои руки, опустив голову. Он присел на корточки рядом с сестрой, прижимая её к своему плечу и поглаживая почерневшую макушку. — Ты в порядке? — давясь слюнями, она несколько раз кивнула, а старший брат с горечью во рту выдохнул, как будто до этого что-то не позволяло этого сделать. — Шион, я..я так рада, что ты здесь! — сморщилась Шимиро, цепляясь за ткань на спине брата. — Я правда.. Спасибо, что ты пришёл за мной. — Ну всё, всё. Я бы никогда не бросил тебя, Широ, ты сама знаешь. — прошептал старший Мадараме. Несколько минут прошли в молчании, и лишь тихое завывание февральского ветра просачивалось через дыру в окне первого этажа. — Нам пора уходить. — вдруг Мадараме отстранился и пошёл к перилам, возле которых стояла канистра синего цвета, и лежала ржавая арматура. Открутив крышку сосуда, Шион отбросил её, и она, падая по каменным ступеням, потерялась в полумраке. Шимиро ощутила, как в ноздри прокрался головокружительный запах. Глаза защипало. Парень в спешке ходил по всем комнатам, оставляя там дорожки горючего и выводя их узорами по полу в коридор, а после — к лестнице. Он аккуратно спускался вниз, бурчал под нос неразборчивые слова и, облив мертвеца бензином, скрылся в стенах дома. Мадараме младшая наблюдала за его действиями и, потирая влажный лоб, хмурилась, опять и опять теряя расплывчатый силуэт. Он, тяжело дышащий и растрёпанный, появился спустя несколько минут и, обернувшись через плечо​, кинул пару слов, унесённых сквозняком: — Спускайся на первый этаж, выйдешь на улицу и будешь ждать меня. Ясно? — и не получив ответа, Шион направился к самой дальней комнате, потрепав по карманам. Но девушка осталась сидеть там, прижимая лопатки друг к другу, будто дожидаясь чего-то. Переступив порог и вынув из одного кармана зажигалку, старший Мадараме нажал на кнопку, спровоцировавшую маленький шарик жёлто-оранжевого цвета, и вздохнув, бросил предмет вниз, залитый бензиновой жидкостью. Развернувшись, он побежал прочь, и к своему раздражённому удивлению заметил сестру, сидящей на полу в полной меланхолии. Под кожей зашевелился гнев, и снова объявилось тянущее за ниточки разума чувство — страх. — Твою мать, Широ, какого ты ещё здесь?! — Шион закричал, схватив её под локоть, и потащил не сопротивляющуюся за собой. Та следовала за ним на копчике. — Погано! — переступая труп, исказился от отвращения парень. Шимиро, сощурившись, руками спрятала лицо, чувствуя дым, идущий со второго этажа. — Блять, Широ, сдохнем вдвоём! — он прикрыл рукавом рот и нос, сжав футболку сестры и идя прямо в выходу. Дёргая ручку двери, Шион матерился, ногами пиная преграду, которая не хотела поддаваться его уловкам. Тогда, кажется, он почувствовал всю свою жизнь дрянью, а себя — самым неудачным человеком на Земле, безысходность врезала ему жёсткой пощёчины. На миг всё стало, как в тумане — невидимым от боязни в первую очередь не за себя, а за девушку, которая даже не в состоянии понять всю ситуацию. Именно сейчас чёрные зрачки его расширились, а белки налились краснотой от скопившихся слёз. — Широ.. — протянул её имя он, поворачиваясь к ней, снимая свой красный плащ и накидывая на её хрупкие плечи. — я жалею о том, что не смог защитить тебя. Я такой жалкий. — она не реагировала, продолжая смотреть прямо перед собой, туда, где ничего не было. Под ложечкой задрожало, а по коленям пробежался холод. Коридор уже поглощал пожар, спрятав под своим напором тело незнакомца. Пламя опалило своими языками, парящими в воздухе едким дымом, не сравнимым даже с сигаретным. — Холодно.. — улыбнулся Шион и тут же широко раскрыл веки. Дверь, раскрывшись на маленькую щель, пропускала лесной ветерок. Пнув её носком ботинка, он подхватил Шимиро, закидывая её на плечо и придерживая за талию. Кашляя, Мадараме старший вытащил сестру из помещения, положив ту на снежный покров и сам упав рядом. Свежий воздух щекотил лёгкие и драл за кожу покрасневших щёк. Изо рта вырывались клубки томного пара, а испарина выступила на лбу. Ликование заставляла губы растянуться в улыбке, а страх постепенно сходить на «нет». Шимиро, присев на колени, поперхнулась собственной слюной, когда ледяной снег охладил её конечности, трясущиеся от дрожи. Глаза стали различать тень автомобиля, очертания деревьев и пунцовое лицо старшего брата, раскинувшегося руки по обе стороны. Встряхнув головой, она увидела на горизонте проявления Солнца и застыла, сминая в ладонях обжигающую массу белого цвета. По небу струились лучи, переливающиеся от белоснежного ядра, жёлто-красной оболочкой до розовых разводов, образовавшихся на небе персиковым оттенком. Поток ветра раздувал светлые волосы, заставляя глаза слезиться. Лёгкий туман осел на землю, и где-то далеко послышалось одинокое пение птицы. Лёгкая изморозь покрыла тонкие ветки и толстые стволы деревьев. Мадараме почувствовала, как стопы пропадают под слоем снега, и облизнула сухие губы, вновь ощутив вкус металла. Повернув голову вправо, она посмотрела на брата, дышащего громко и часто, будто бы он не в силах насытиться кислородом. Его плечи подрагивали под напором ветра, оголённые локти упёрлись в колени, под тканью хлопковой майки вздымалась грудная клетка. Она вздрогнула, когда он посмотрел на неё и, приподняв брови, мягко улыбнулся, после вновь отвернувшись. Шион смотрел прямо на рассвет, и в его радужках извивался яркий круг палящей звёзды. На щеках образовались небольшие ямочки, а ладонь, запущенная в волосы, оттягивала корни. Только сейчас Шимиро заметила почти незаметные морщины на его молодом лице и ощущение того, что он изменился, а как — она не знает. Но её взгляд плывёт от влаги в уголках глаз, и Мадараме приближается ползком к брату и садится рядом, смахивая скатывающиеся солёные капли с век. *** Тень юноши появилась перед домом, когда Солнце уходило под землю, и темнота накрывала Японию. Она наблюдала за тем, как оставшиеся огни пламени пожирали строение, от которого оставался лишь почерневший каркас. Печаль уколола в сердце его, и он сжал ладонь в кожаной перчатке, напрягая челюсть. Достав из внутреннего кармана пальто сверкающую бумажку, незнакомец подошёл ближе и кинул предмет точно в завершающийся пожар. — Покойтесь с миром, Господин. — нотки утраты проскочили в словах парня, но выражение лица оставалось серьёзным, и лишь тихий вздох сорвался с его губ. Он обернулся и медленно направился к автомобилю, слушая треск догорающих досок и карканье, кружащих над разрушающейся крышей, воронов. Скомкавшееся удостоверение рассыпалось пеплом на землю, гул уезжающейся машины послышался недалеко, и колёса оставляли аккуратные следы шин на снегу. На звёздном небе проявился острый полумесяц — наступила ночь.