Пандорийский цикл

      Звонкие шлепки разносились по дому. За ними следовали сдавленные стоны и тихий рык. Наказуемый впивался зубами в подушку и жмурился, что есть сил, только бы не сорваться на вопли. Женщина-аватар снова и снова опускала ремень на покорно подставленную и приподнятую подушками задницу. Хвост бедолаги снова вильнул, чуть ни попав под раздачу. Кулаки сжались сильнее. Ноги брыкнули, а сам мужчина не сдержался и глухо выматерился сквозь зубы. Это было на самом деле больно. — Может его привязать? — Себя привяжи… — простонал Куоритч, после чего зарычал и дёрнулся от особенно сильного удара, вновь закусив наволочку. — С-с-с-с… — Не хамим. Ремень всё ещё у меня. — Да помню… М-М-М! — Ты сам попросил. Теперь терпи. Мне это тоже весьма непросто даётся. Как говорят в таких случаях, «мне это больнее, чем тебе». — Кто бы гово… МАТЬ МОЯ! — глаза морпеха чуть не вылезли на лоб. Под задницей было гораздо хуже, просто в разы! Реком не выдержал и хорошенько ударил кулаком по матрасу. — Бэтти! — Я знаю. Знаю, что больно. Терпи. Нужно довести да конца. — Дай передышку… — Майлз-старший почти шептал. Он ненавидел себя за такую позорную слабость, но сил уже просто не было. Полковник и подумать не мог, что это окажется такой сложной задачей! — Никаких передышек. — новый удар припечатал нежные места. Куоритч не выдержал и вскрикнул. Жопа горела просто невыносимо! — Это наказание. — Это издевательство… — Да неужели?! — этот вышел, казалось, сильнее всех прочих. Да ещё и по такой точке… Мужчина не сдержал слёз. Он никогда-никогда больше не сможет сидеть, точно не на этих булках, нужно будет где-то выписать новые! — Да понял я, понял… — плечи задрожали. Держаться было уже совершенно невыносимо. Сколько раз уже приложила? По ощущениям — так все 100! Ягодицы будут в синяках ещё пару недель так точно… — Понял. — Держись. — женщина нанесла мужу ещё два удара, после чего отшвырнула ремень так, будто тот как минимум кусался. Затем подсела к супругу и положила руку ему на спину. — Эй… — Оставь. Уходи. — Майлз-старший уткнулся лицом в подушку и очень тихо заплакал, стараясь даже теперь как-то сдерживаться и скрывать свои ощущения. Будто перестанет быть мужчиной от того, что честно выразит боль. Не хотелось позориться перед женой ещё больше. И выглядеть слабым. Бэт встала, но в итоге не ушла. Она села назад и молча начала гладить рекома по спине, старясь как-то успокоить. Хотя и понимала, что это мало чем поможет.       Через некоторое время, когда слёзы закончились и удалось хоть немного взять себя в руки, полковник оторвался от подушки и, сам не понимая, что делает и почему, переполз в объятия жены. Очень нужна была поддержка. Кто-то, кто поймёт и приголубит. Больно было везде: наказанная точка горела, голова от попыток сдерживаться раскалывалось, сердце ныло от обиды. Если раньше он думал, что, мол, «чего это пацан так преувеличивает и обижается на порку, не убили же, поболит — и пройдёт», то теперь на все 100% сына понимал. Куоритчу тоже было очень плохо. А подумать о повторении… Воздуха будто стало не хватать, сердце забилось сильнее, мужчина же не смог сдержать всхлип. И это он сам, по своей воле лёг, сам хотел и сам попросил! А какая буря в голове тех, кого укладывают насильно?.. С губ помимо воли сорвалось: — Не надо так больше… — Не надо. — Бэтти кивнула и погладила аватара по голове. Ласковые движения немного да успокаивали. — Это в разы больнее, чем предполагал… Бедный малец. А я его ремнём выпорол… Дважды. — Поверь мне, рукой не легче. — Ты-то откуда знаешь? — Опущу подробности, можно? — реком немного смутилась. — Намекну, что Ардмор не очень уважала мои личные границы после перерождения. — Вот сука… — Куоритч сжал кулак, после чего обнял жену хвостом. — Даже не буду говорить, сколько раз шлёпал малыша рукой или хвостом, разок даже палкой приложил, пару раз стегал на вылазках прутом, правда осторожно… Но всё равно, блин, ну я и урод! Больше никогда руку не подниму. Какая там порка, впредь даже подзатыльника не дам! — Не зарекайся. Все мы живые. Мало ли, как пойдёт жизнь. — Лиз нежно коснулась лба мужа губами и погладила того по спине. Куоритч ничего не ответил, просто позволив себе раствориться в этой ласке. Он такое допускал весьма нечасто.       Паук тихо сполз по стене, позволив слезам течь по щекам. Мальчик был в самом настоящем и неописуемом шоке. И ужасе. Он и представить себе не мог, что, зайдя домой на пару минут за забытым ножом, станет свидетелем ТАКОЙ картины! Подросток совершенно чётко слышал, как полковник уговаривал Бэтс пойти против принципов и выдать ему ремня. Она долго отнекивалась и противилась, но, в итоге, когда морпех уже встал на колени, поняла, что тот не уймётся. Сокорро понимал, что стал свидетелем чего-то, для него не предназначавшегося. Но уйти себя заставить не смог. Он как-то… Заволновался за папашку, что ли. Мотивация рекома поразила больше всего: испытать то же, что и пострадавший сын. Понять. Проникнуться. Ощутить на своей шкуре, какого это. У мальчика от одного упоминания зад заболел, а отец собирался через такое пройти!       Каждый удар заставлял сердце юноши сжиматься в страхе. Одна рука машинально прикрыла зад, будто что-то угрожало. Вторая наглухо закрыла рот, чтобы никакой случайный звук не привлёк внимания. Парень дрожал, а рычание, мычание, стоны и в конце уже крики отца будто задевали за живое. Пауку очень хотелось ворваться и прекратить издевательства, но юноша держал в голове, что Куоритч сам на всё подписался. И что Бэт не измывалась над партнёром по своей воле. Пару раз подросток даже заглядывал в комнату, но на секунду всего. И тут же прятался, стараясь не удерживать в памяти спокойное лицо мамы, бьющей папу. Не запоминать, как ремень безжалостно припечатывает голый синий зад. Как сжимаются пальцы на ногах морпеха, как тот жмурится и стискивает подушку, стараясь терпеть боль. Это пугало. Было неправильно. И провоцировало воспоминания о собственных страданиях. Папу было жалко. По-настоящему. При всей своей злости и обиде на прошлую порку, Сокорро, наверное, никому бы такого не пожелал.       Внутри всё будто горело и болело. Совесть мальчика ругала. Ведь отец прошёл через такой Ад, похоже, только ради него. Просто потому, что Паук не принял. Не простил до конца. Не поверил полностью, что полковник был серьёзен в своих клятвах. Мальчик продолжал уходить от ласк и внимания со стороны мужчины. Будто не верил, что тот на самом деле раскаивается. И кто бы беднягу за это осудил так-то? Доверие уже раз подвели. А ведь Майлз-младший и правда купился! На самом деле решил, что ремнём больше не ударят! Но случилось то, что случилось. И, где-то в уголке сердца, он полагал, что извинения, клятвы и прочее — лишь пыль в глаза. Образ. Только бы ребёнок больше не дулся. Только бы мама не злилась и пустила к себе. Лишь бы… Соблюсти приличия.       Куоритч не Джейк. Паук это знал. Но не мог не подвести отца под ту же линию после нарушенного обещания. Казалось, что тот, прямо как старший Салли, просто пытается выдержать образ и как-то загладить конфликт. Принести формальные извинения ради галочки, только бы внешние атрибуты «нормальной семьи» сохранить. Но нет. Полковник на деле доказал, что был серьёзен: сам лёг под ремень, лишь бы понять, почему сын его избегает и как такое вообще можно простить. Папа на самом деле хотел подобраться к сердцу Сокорро и по-настоящему искупить вину. По себе младший Майлз знал, что каждая секунда той боли — невероятная пытка. Которую sempu выдержал. Для него… Ради него. Юноша поднялся. Пошатнулся, после чего пошёл в сторону кухни. Там достал бумагу и ручку, после чего написал отцу записку, которую оставил на столе.       Полковник вышел на улицу в обозначенное время. Он был удивлён, что Сокорро сам позвал его на встречу. Реком заметил, что костёр у дома уже вовсю горел, но мальца нигде не было. Выгнув бровь, мужчина подошёл к огню с ведром, чтобы затушить, но запнулся. Поморщившись, аватар опустил глаза. Под ногами лежал камень, которого тут точно раньше не было. На том было написано, что нужно пойти по свежим следам Капкейка. Морпех обернулся. И правда, икрана на месте не было. Вообще, без спроса брать летуна он сыну не разрешал. И тот обычно слушался. Но сегодня, почему-то, нарушил запрет. Ну, хотя бы не поднимался в воздух. Наверное. Куоритч вздохнул. Вовремя мальчик решил поиграть в «поиск сокровищ», конечно…       Дойдя по следу до нужного места, прямо под деревом аватар обнаружил другой камень. Тот велел двигаться пешком от самого большого дерева на север, а там — вдоль реки. Судя по тому, что следы оборвались, в воздух Паук всё же поднялся. Засранец… Родитель вздохнул и послушно последовал за подсказкой, уже очень надеясь, что скоро окажется в нужной точке. Жопа ныла и болела, ходить было неприятно. И хотелось уже куда-нибудь прилечь.       Река вывела Куоритча к пещере. Недолго думая, тот зашёл внутрь. Посреди стоял зажжённый на’вийский фонарь. Ни Капкейка, ни Паука рядом не наблюдалось. Полковник нахмурился. Злые шутки, весьма… Видимо, мальчик решил разыграть так нехорошо отца, потому до сих пор сердился. Жестокая месть получилась, однако… Реком очень устал. Вдруг за спиной послышались шаги. Мужчина обернулся, выставив перед собой нож на всякий случай. — Эй! Тише… Это я. — сын зашёл в пещеру с несколькими ветками. — Чёрт возьми, пацан, нельзя так внезапно появляться. А если бы у меня была пушка? — Ничего страшного. Я же знаю, что ты в меня не выстрелишь. — парень положил ветки в угол и поджёг. — Вот так… — Где мы? — В моём… Тайном месте. — юноша развернулся и посмотрел на отца. — Я тут иногда прятался, когда всё доставало. Или когда сильно ругали дома. Или если вообще не хотелось возвращаться, а из деревни просили. — И ты оставался тут один? — Ну да. Вон, видишь на той стене каракули? Делал, когда сильно расстраивался. Рисовал всякое. — А это… — полковник подошёл и приложил руку к изображению ремня, горящего в огне. — Это уже из-за меня, да? — Угу. — малой раскопал другой угол и достал оттуда ящик с запасом печенья и шоколада. — Зефир кончился… Грустно. — Я тебе ещё принесу. — мужчина потянулся погладить дитя, но остановился на полпути. Заметив это, Паук подошёл и сам подставил голову. — Можно. Sempu… — Ты меня уже пару недель так не называл. Что случилось? Где налажал? — Что?.. — Ну ты наверняка облажался так, что теперь нужна защита от мамы. Вот и подлизываешься. Я не прав? — Нет! — подросток сложил руки на груди. — Я просто… Короче… Устал я дуться и злиться. Мириться хочу. — С чего бы? — Просто. Устал, и всё тут. — Сокорро подошёл и обнял отца, прикрыв глаза. — И я… Слышал всё. — Что «всё»? — Что вы с Бэт делали. — Так, пацан, подслушивать такое не по-мужски, чтоб ты знал. Всё весьма естественно, мы женаты. Я её не обижаю, она просто так… — Я не об этом! — мальчишка немного смутился. — Не об этом. Я про то, что ты попросил её сделать сегодня. И только… Ради меня, да? — Не бери в голову. Мне самому надо было запомнить, как это больно. Чтобы даже соблазна не было в будущем поднимать на тебя руку. — мужчина осторожно прижал мальчика к себе и обнял хвостом, как обычно. — Всё в порядке. Я в порядке. Твой батя — крепкий парень. — Но не железный всё же. Я знаю, что Бэтти может быть очень сильной. — Откуда? Она на тебя ведь… Не могла же, ну нет. — Да ты чего? Нет, конечно. Мама бы никогда так не поступила. Я просто часто вижу, как она в гневе что-то пинает или бьёт. У неё с этим есть проблемы, конечно… Хорошо, что вымещает не на нас. — Ну, кому как, Паук… — Майлз. — парень прильнул к папе и слегка улыбнулся. — Хорошо. Кому как, Майлз, кому как. Это на тебе не вымещает. А вот мне достаётся временами. И да, во время наших «минут единения» тоже. Она весьма жестокая женщина, чтоб ты знал. — Куоритч рассмеялся. — Но ничего. Думаю, тебе это не светит. Кири нежная и ласковая. — Просто вы её злой не видели. — Сокорро поднял на отца глаза. — Ты так спокойно со мной на такие темы говоришь… — Тебе скоро 17. Уже не чижик. К тому же, у тебя есть любовный интерес, так что, считай, для меня несколько вырос. И я в курсе, что у тебя… Есть свои потребности. Это прекрасно, что бережёшь себя для любимой женщины. Но всё же старайся всегда плотно закрывать дверь. — Ой… — мальчишка покраснел, после чего неловко улыбнулся. — Я буду внимательнее… Спасибо… Что не стал врываться и ругать. — Будто кто-то стал бы… — Нейтири своих ругала, если ловила. — Я думал, у на’ви без тсахейлу не случается. — У взрослых — да. У более юных — бывает всякое. Нечасто, и не так, как у людей, но бывает. Бабушка Мо’ат говорила, что это естественно, и стыдиться тут нечего. Но Нейтири, почему-то, всё равно плохо относится. Мол «непристойно». — Забей на полоумную. Она далеко. — Куоритч вздохнул и слегка отстранил от себя юношу. — Пойдём домой? — Ну… А мы можем… Я… Ты же был человеком, да? Ну, хотя бы по памяти! — Что такое? — У меня есть несколько… Мужских вопросов. Не для Бэт и Кири, так сказать. Мы могли бы… Поговорить, как отец с сыном? — парень смутился и отвёл взгляд. Ему и правда, раз уж зашла речь, хотелось поднять несколько волнующих тем. У подростка были непонятки, которые ни Норм, ни Джейк в своё время разрешить не помогли, а либо отмахнулись, типа «сам разберёшься», либо запутали ещё больше. — Хорошо. Только дай прилечь. После ремня столько ходить было лишним… Кстати, Майлз… — М? — Я не разрешал брать Капкейка. Дома моешь пол до конца недели. Заодно и мама отдохнёт. — Ну па-а-а-а-ап! — малой надулся, но внутри стало тепло. Раньше за такое ему бы точно хвостом по заднице пару раз прилетело. Может… Правда не нарушит слово больше?