Призрачная нить

Everyone has their obsession Consuming thoughts Consuming time They hold high their prized possession It defines the meaning of their life You are mine

Когда в последний раз бессонница посещала его, Шинджи припомнить не мог. Хотелось бы, чтобы она так и продолжала обходить его стороной, но вот он лежал в темноте, вслушивался в шум дождя и смотрел в потолок уже не первый час. Соуске спал рядом, рука покоилась на животе Шинджи, а если не концентрироваться на движении чужой грудной клетки специально, казалось, что Айзен даже не дышит. Может, если бы тот спал чуть более шумно или хотя бы шевелился во сне, Хирако было бы проще уснуть, потому что мыслями он бы не сворачивал постоянно в сторону смерти. Шинджи закрыл глаза. Ещё пару часов назад его ужасно клонило в сон, а теперь... Внутренний мир был спокоен, к его удивлению. Он-то думал, тут из-за Соуске все вверх дном. Ну, больше, чем обычно, однако никаких следов бури не было. Древние развалины были все такими же древними и развалистыми, разве что сад вокруг был необычайно зелен и красочен. Он протянул руку к цветущим гвоздикам и улыбнулся, услышав позади себя тихий перезвон колокольчиков. — Давно ты не заглядывал, — Саканаде смотрел своими желтыми кошачьими глазами и весело скалился, демонстрируя клыки. — Я думал, что не могу уснуть, потому что тут что-то творится, а тут тишь да гладь, — Хирако вновь огляделся и отступил на шаг назад, когда его занпакто решил нарушить все границы личного пространства. — Тут сплошное цветение с тех пор, как в твоей постели появилась вторая подушка. Шинджи не удивился бы, если бы это было издевкой со стороны Саканаде, но он собственными глазами видел сейчас, что тот просто констатирует факт. Какая бы буря ни бушевала у него в голове, в душе все трепетало от танцев у обрыва с Соуске. — Знаешь, он ведь спит сейчас. Такой беззащитный и доверчивый. Ты мог бы его убить, — промурлыкал занпакто, игнорируя попытку хозяина поговорить о состоянии внутреннего мира. — Вечно ты подбиваешь меня на всякие глупости. Сам же знаешь, что твой любимчик не так прост, — отмахнулся Хирако и направился дальше по дорожке в надежде, что небольшая прогулка по «внутренним владениям» немного успокоит его и позволит заснуть. Когда-то помогало. — Наш любимчик, — поправил его занпакто и в пару прыжков оказался перед Шинджи, повисая в воздухе вверх ногами и глядя прямо в чужие глаза. — Используй шикай. Он проснется, не успеет сориентироваться, и все будет кончено через мгновение. — Перестань. Что у тебя за настроение такое кровожадное сегодня? — Хирако положил ладонь ему на лицо и грубо отстранил от себя. Он пришел сюда не за этим, и неуемный энтузиазм занпакто начинал раздражать. Саканаде, в свою очередь, посмеялся и вновь влез в его личное пространство. — Тебе не спится, потому что ты сам об этом думаешь. Отвечать Шинджи не стал. Да, думал. Незачем тыкать его в это носом. Он проследил за тем, как его занпакто переворачивается в воздухе и встает на ноги, преграждая дальнейший путь. Если бы Хирако не знал, он бы решил, что Саканаде просто соскучился по общению, но тот не был очень уж коммуникабельным. Как любой кот, в одно мгновение он мог проявлять необычайную нежность, а в следующую секунду впиться когтями и клыками в руку собственного хозяина. Иногда Шинджи жалел, что эта часть его души вобрала в себя его нежелание никому подчиняться, свободолюбие и непризнание никаких авторитетов. — Обычно ты менее прямолинеен, — Хирако дотронулся указательным пальцем до колокольчика на заколке Саканаде и усмехнулся, еще раз обдумывая чужие слова. Он был бы глупцом, если бы периодически не размышлял о том, как все-таки убить Соуске, раз создание кидо было делом совсем не быстрым. Однако раньше это не вызывало у него бессонницу. Похоже, он вовсе не хотел избавляться от Айзена. — Скажи, разве я не имею права побыть жадным хоть раз в жизни? — Сначала ты выберешь свои чувства вместо всеобщего блага, а потом на чьей стороне окажешься, если разразится конфликт? Или ты решишь предать его в последний момент? Или ты изначально предашь Общество душ? Шинджи-предатель, — Саканаде, оскалившись, начал расхаживать вокруг него, будто присматривал местечко, в которое лучше вцепиться зубами, и Хирако в который раз вспомнил, почему так не любил общаться со своим занпакто. Тот, заметив уже ничем не прикрытое раздражение на лице хозяина, остановился и чуть прищурился. — Но это все не имеет значения, верно? Потому что все в жизни неизбежно ведёт к смерти. Ты переродишься, и ничего из этого больше не будет твоей проблемой. Потерев переносицу пальцами, Шинджи тяжело вздохнул. С Айзеном разговаривать хотя бы было интересно, от Саканаде же просто болела голова. — Я вообще не за этим сюда пришел. — Ты никогда не приходишь сюда за чем-то конкретным, Шинджи, но всегда получаешь то, в чем больше всего нуждаешься. Открыв глаза во внешнем мире, Хирако тяжело вздохнул и аккуратно выбрался из-под руки Соуске. Ночь была темной и холодной, но это к лучшему. Промозглый ветер, приносивший порывами капли дождя, остужал его неспокойную голову, пробирался под тонкую ткань юкаты и заставлял мелко дрожать. Руки начали мерзнуть, а за ними и ступни, и, окутанный ночным холодом, он наконец ощутил, как тяжелеют веки. — Шинджи? Чуть хриплый после сна баритон заставил его испуганно вздрогнуть. Айзен вообще когда-нибудь звал его по имени до этого? Повернув голову, он окинул взглядом растрепанного и заспанного лейтенанта. И вот этот человек являлся угрозой для всего Общества душ? Вот этот сонно щурившийся юноша, у которого только-только молоко на губах обсохло? Хирако едва слышно усмехнулся и повернулся обратно, разглядывая внутренний двор казарм, темный и размытый дождем. Он так ничего и не сказал, а Айзен скрылся в комнате. На мгновение Шинджи ощутил укол разочарования. Может, компания была бы очень кстати, чтобы он перестал вариться в собственных мыслях. Похоже, разговоры с Соуске задевали его сильнее, чем он предполагал, и он действительно не хотел быть один. Ни здесь, ни вообще. Половица террасы скрипнула. Айзен вернулся. Он, как всегда, грациозно опустился рядом и накинул одеяло себе и Хирако на плечи. Ни единого слова между ними не прозвучало, но Шинджи перестал дрожать, прижимаясь к теплому боку Соуске. Интересно, о чем тот думал? И было ли ему так же любопытно, о чем думает Шинджи? А может, они думали об одном, поэтому и разговаривать было не нужно. Саканаде имел свои причуды и в целом был не самым приятным типом, но это было закономерно, потому что и себя Хирако таковым не считал. К тому же при всей своей любви к загадкам и лжи, его занпакто нередко говорил и правду, как сегодня, например. Он задавал хозяину правильные вопросы, ответов на которые у Шинджи пока не было, и он бы охотно отложил их поиск на неопределенный срок. Особенно когда его замерзшая рука была в горячей ладони Айзена. — Ты любишь дождь, Соуске? — он произнес это тихо, и на мгновение ему показалось, что вообще не вслух, потому что лейтенант продолжал молчать. Что такого сложного могло быть в ответе на этот вопрос, Шинджи не знал, но и уточнять не стал, лишь покорно ждал, прижимаясь щекой к плечу Айзена и закрыв глаза. Дождь стучал ритмично, ветер не мог преодолеть преграду из одеяла, и Хирако готов был задремать, наконец избавившись от навязчивых мыслей. Однако уснуть Соуске ему не дал, заговорив. — Я помню, что лежал на спине, не в силах даже пошевелиться от голода и жажды, и просто дышал, а воздух ощущался таким тяжелым, еле проникал в легкие. Я думал, что смерть вот-вот придет и избавит от мучений. Помню холодные капли на коже, влагу на потрескавшихся губах, — Соуске говорил тихо, но Шинджи слышал его, несмотря на шум дождя. — Этот дождь зачем-то пошел именно тогда. Именно в тот момент, когда я был на грани смерти. И я выжил. Для чего-то. Хирако знал, что обладавшим определенным запасом духовной энергии требовалась пища, и представлял, что Соуске с его-то уровнем, наверняка врожденным, куска черствого хлеба время от времени было точно недостаточно. Сила чуть не сгубила Айзена. Сила, которая, как считал Соуске, тоже была дана ему для чего-то. Стоило и дальше молчать. Стоило вообще притвориться спящим и сделать вид, что этого разговора не было. Однако Хирако так никогда не делал и начинать не собирался. А бессонница, из-за которой он находился в каком-то состоянии полусуществования, в сумме с раздражающими вопросами Саканаде вылилась в то, что Шинджи сжал руку лейтенанта покрепче и сказал: — Для того чтобы ты стал моим. Айзен, до этого сидевший неподвижно, повернул голову, глядя с искренним удивлением, но Хирако этого не видел, потому что все еще прижимался щекой к плечу с закрытыми глазами. Это было в характере самого Соуске — присваивать себе что-то. Иногда Шинджи, рассматривая по утрам в зеркале собственную шею — самое беззащитное место — и подставляясь под простенькое лечебное кидо Айзена, размышлял, присвоил ли тот мысленно себе и его. Наверняка да, потому что, как бы Шинджи не изворачивался в своих поддразниваниях, он никогда серьезно не сопротивлялся попыткам Соуске продемонстрировать свою жадность. Хирако, в свою очередь, редко проявлял собственнические черты, но, как и все в их отношениях, желание обладать работало в обе стороны. Тихо усмехнувшись, Айзен направил взгляд на двор, и когда Шинджи навалился на него слишком сильно, он понял, что капитан уснул. Это новое знание не давало ему какого-то преимущества, но определенно вызывало удовлетворение. Уложив Хирако на футон и задвинув седзи, чтобы совсем погрузить комнату во мрак и приглушить шум дождя, Айзен взглянул на спящего, опустился рядом и, едва касаясь, провел костяшками пальцев по прохладной щеке. — Надеюсь, Вы понимаете последствия этих слов, капитан.