Призрачная нить

Одинокое солнце горит Ждёт Луну уже тысячи лет Но восходит она в темноте Лишь покуда рассеется свет

Хирако спал. На бледном, но умиротворенном лице трепетали светлые ресницы — наверное, что-то снилось. Губы были разомкнуты, но дышал тот бесшумно, вопреки тем хрипам, которые были слышны ранее. — Айзен-фукутайчо, — за спиной раздался тихий голос Уноханы, но Соуске не повернулся. — Состояние стабильное. Нужен сон и хорошее питание для восстановления реяцу, и Хирако-сан завтра будет уже на ногах. Вам незачем оставаться здесь. Он знал, что причины сидеть у койки капитана действительно нет. Более того, это отличная возможность провернуть что-нибудь, не чувствуя всевидящего ока Шинджи на себе. Но вот он. Здесь, поглаживает теплую руку Хирако и не собирается никуда уходить. — Я бы хотел проконтролировать восстановление капитана, Унохана-тайчо. — Вы мне не доверяете? — она улыбнулась, как это часто бывало, с едва заметной угрозой. — Что Вы, — он повернулся к ней и отразил ее улыбку. Несколько долгих секунд Рецу смотрела на лейтенанта, обдумывая, стоило ли согласиться или вежливо напомнить о его обязанностях по управлению отрядом, но ее взгляд соскользнул на руку, слабо сжимающую бледную кисть ее пациента. — Тогда оставлю Вас, — она едва заметно кивнула и вышла. Палата снова погрузилась в тишину. Солнце за окном стремительно садилось, пока совсем не стемнело, однако глаза Айзена были привычны к полумраку. Он снял очки, сложил их на тумбочку и посмотрел на перебинтованную грудь Хирако с некоторым презрением, но не к капитану, а к бинтам и ситуации в целом. Это была рядовая вылазка по отлову пустых, проникших в Руконгай через брешь. Конечно, Хирако пришло в голову потренировать «молодняк», поэтому он и возглавил задание, а Соуске увязался следом, чтобы посмотреть, кто из новобранцев проявит себя лучшим или худшим образом. Не зря, как оказалось. Не первый и не последний новичок замирает в ужасе перед пустым раз в десять больше него самого, и Соуске считал это чем-то вроде естественного отбора. Не ты убьешь, значит, тебя. Он видел, как бедняга не может пошевелиться, как когтистая лапа тянется, чтобы проткнуть хрупкое тело шинигами. Это могло послужить хорошим уроком для всех остальных. Кто же знал, что уроком это станет для него самого. Он должен был догадаться, что Шинджи ринется защищать подчиненного. Отрезанная лапа рухнула на землю и рассыпалась духовыми частицами, а сам пустой оглушительно взревел. Хирако уже занес меч, чтобы разрезать маску, но, к удивлению всех и персональному интересу Айзена, пустой регенерировал с устрашающей скоростью. Шинджи взмахнул Саканаде, рев растворился в облаке духовных частиц, а Соуске спрыгнул на землю и только в этот момент заметил, что новобранец с ужасом смотрит не на место, где только что находился источник смертельной опасности для него, а на капитана. Время будто замедлилось. Ветер покачнул длинные волосы Хирако, и на белом хаори сзади начинало расползаться алое пятно. Спереди на разорванной когтем черной форме кровь была заметна только мокрым блеском, а Шинджи поднес свободную руку ко рту и содрогнулся, кашляя в ладонь. Айзен впервые видел Хирако раненым. Он впервые видел, как тот истекает кровью. Зрелище было завораживающим. Еще более завораживающим был взгляд Шинджи, направленный на него. Капитан точно знал, что Соуске все видел, что тот наблюдал крайне внимательно, но не сделал ничего. Он отнял ладонь от лица, нижняя часть которого была испачкана кровью, и попытался что-то произнести, но из его горла вырвался только булькающий звук, и Хирако пошатнулся. Подхватив его на руки, Айзен отдал приказ о патрулировании зоны, хотя они ее уже зачистили, и сорвался в шюнпо. Хирако спал. Его кожа во мраке казалась излишне бледной, а грудь равномерно двигалась при дыхании. Айзен держал его теплую руку и думал, почему все еще сидит здесь. С самого первого дня Соуске знал о том, насколько уязвим его капитан из-за своей сердобольности, из-за желания помогать другим, защищать тех, кто слабее, а не подчинять их своей воле. Это казалось удобным рычагом для манипуляции раньше, а теперь только злило. Они вели об этом разговоры не единожды, но переубедить капитана так и не удалось. Почему он выбрал распорядиться своей силой именно таким образом? Почему такое высшее создание как Хирако Шинджи могло так легко умереть из-за атаки обыкновенного пустого в попытке защитить ничтожество с трясущимися коленками? Почему он сам не защитил Шинджи? Он бы успел. Возможно, ему было интересно посмотреть, что случится. Насколько алой будет пролитая кровь. Он провел кончиками пальцев по белоснежным бинтам. Унохана свое дело знала. Жаль. Он бы хотел терзать рану пальцами, заставлять Шинджи кричать от боли, а потом слизывать его кровь, чувствовать металлический вкус Хирако на языке. Он бы сам потом все вылечил, не оставляя даже шрама, потому что кожа капитана должна была быть идеальным полотном для меток самого Соуске. Дверь приоткрылась так тихо, будто тот, кто был по ту сторону, боялся вообще к ней притрагиваться. — Прошу прощения... Айзен-фукутайчо? Хирако-тайчо ведь в порядке? Тот самый новобранец. Теперь не только с дрожащими коленками, но и голосом. Айзен повернулся к нему и улыбнулся. Тонкую шею этого юнца было бы так легко сломать. Соуске поднялся со стула и шагнул ему навстречу, будто рождаясь из темноты и приобретая очертания на пятне света, лившегося в палату из коридора в приоткрытую дверь. Новобранец отступил, не осознавая, но чувствуя угрозу. Хорошие рефлексы. Где же они были, когда на него напал пустой? — Капитан в порядке. Завтра извинишься перед ним лично, — Айзен даже не попытался быть доброжелательным, вложив в голос столько холода, что любой обладатель ледяного занпакто мог бы позавидовать, и упивался тем, как округляются глаза бедняги. Все они опрометчиво привыкли к понимающему доброму лейтенанту, даже не представляя, что он мог в мгновение ока устроить из всего отряда одну братскую могилу. — Д-да, Айзен-фукутайчо, — он тяжело сглотнул, застыв на месте, прямо как тогда на поле боя, и Соуске медленно наклонился к его лицу, чтобы быть на одном уровне. — Ты понимаешь, почему капитан пострадал? Тот смотрел на лейтенанта неотрывно и быстро покивал. Айзен усмехнулся и выпрямился. — Потому что я слаб. — Раз ты это понимаешь, то сделай с этим что-нибудь, — Соуске развернулся, показывая, что разговор окончен, и снова устроился на стуле у койки. Дверь была закрыта куда более уверенным движением. — А ты передо мной извиняться не собираешься? — голос Шинджи звучал тихо и хрипло, и если бы не двигающиеся губы, Айзен подумал бы, что это пронеслось в его голове, потому что лицо капитана было все таким же безмятежным, а глаза закрыты. — Моей вины в твоем желании заступаться за всякое отребье нет. Хирако медленно поднял веки и посмотрел на Соуске. Как бы хорошо Айзен ни контролировал свой голос, если провести с ним достаточно времени, можно научиться различать прорывающиеся сквозь контроль эмоции. Сейчас Хирако слышал осуждение. К собственному удивлению, Шинджи был мысленно согласен с этим осуждением, понимая, что, если он по неосторожности умрет, некому будет больше держать зубастую пасть от того, чтобы она сомкнулась на горле Общества душ. — Они и твои подчиненные. Ты несешь за них ответственность. Слабые полагаются на сильных, ты сам это говорил. — Да, но это не значит, что сильным нужно их защищать. — Значит, Соуске. Очень даже значит, — устало отозвался капитан и нащупал руку Айзена, на что тот едва заметно улыбнулся. — Ты даже раненый не отказываешь мне в удовольствии дискуссий. — Ну, ты же не зря сидел тут и вливал в меня свою реяцу, — усмехнулся Шинджи и тут же поморщился от резкого движения грудной клетки. Может, внешне повреждение и было устранено, но внутри все еще фантомно ощущался коготь пустого. Они оба замолчали, и Хирако был бы рад снова провалиться в сон, но в нем скручивалась тревога, которая не позволяла даже задремать. Соуске смотрел в окно, а Шинджи разглядывал его профиль, гадая, о чем тот думает, пока машинально поглаживает большим пальцем его костяшки. — Почему ты здесь? Разве ты не должен был окрестить меня ничтожеством за то, что я дал ранить себя обычному пустому, и забыть о моем существовании? Айзен перевел на него взгляд и слегка склонил голову к плечу. Обычно Хирако было плевать, что о нем думали, но о мнении лейтенанта он заботился? Это было связано с их отношениями? Так странно. И это предположение… Шинджи боялся показаться слабым, несмотря на то, что демонстрировал свою силу не раз перед лейтенантом. Любопытно. — Я знаю, на что ты способен. И это был не обычный пустой. Я отправил бабочку Урахаре с информацией. Возможно, в Хуэко Мундо происходит эволюционный процесс, на который стоит обратить внимание. — Исследователь до мозга костей, — поддразнил Шинджи и улыбнулся, наконец сомкнув веки. Не то чтобы Соуске ответил на его вопросы, но волнение утихло из-за прочитанного между строк. — Так ты не сказал, зачем сидишь у моей койки. Я и без твоего реяцу быстро бы оклемался. — Обязательно должна быть причина? — после нескольких мгновений молчания произнес тот, потому что сам себе на этот вопрос так и не ответил. — Я рад, что ты здесь, — на грани слышимости шепнул Хирако. — Ты же любишь, когда я у тебя на глазах. Несмотря на то, что усталость вновь овладела его телом, а лекарства, которыми наверняка напичкала его Унохана, все еще циркулировали по кровотоку, порождая сонливость, Шинджи распахнул глаза. Мог ли он позволить себе надеяться… Нет. Или все же… Неужели Айзен был здесь не из-за каких-то далеко идущих намерений, а потому что действительно заботился? Ведь были же все те случаи, когда Шинджи засыпал, где попало, а просыпался в своей постели. Был свежий чай на капитанском столе. Было влажное полотенце после секса. Был ежевечерний ритуал расчесывания. И еще тысяча других мелочей. Соуске мог всего этого не делать, потому что демонстрировать себя с лучшей стороны и втираться в доверие не было нужды, Хирако ведь знал, что он прячет под своей милой мордашкой и приветливой улыбкой. Так смел ли он надеяться, что где-то в темноте души Айзена начало проклевываться хоть что-то светлое?