Вкус греха

— Гильгамеш? — прорычал Тиамат. Он нырнул под меч нефилима и врезал сыну в живот рукоятью меча, усилив удар гневом. Ноль реакции. — Гелиос никогда бы не позволила... — ...назвать сына так, как она подзывает собаку? — Гил сделал шаг назад, предугадав выпад Тиамата. — Она и не позволила. Первое имя, что ты ей предложил, было Эа. Тиамат замер, ощутив, как кровь хлынула ему в голову. Эа было традиционным, древним именем у синих демонов. Так звали прапрадеда Тиамата, так он сам хотел назвать ребёнка. А теперь этот самый ребёнок стоял перед ним. Слишком взрослый, чтобы испытывать к нему отцовские чувства, слишком незрелый, чтобы его жалеть, и слишком похожий на отца, чтобы ему сочувствовать. Тиамат крепче сжал рукоять меча, пристально наблюдая за нефилимом. Он твёрдо стоял на ногах, двигался с нечеловеческой грацией, и неудобный для демона двуручный меч лежал в руке Гила, словно её продолжение. Он мог бы и не нападать, и не играть оружием — Тиамат и без этого видел, что нефилима сурово тренировали с рождения. В воздухе за его спиной парили скалы, вырванные из земной коры. Особо крупные участки раздробленной суши горели от неостывшей магмы. Ни деревьев, ни зеленых ландшафтов, ни городов. Только разорванный на части труп некогда живой планеты. Какого хрена произойдёт с Землёй в эру наказаний? — Как-то ты не впечатлён, — зевнул Гил, демонстрируя клыки — такие же длинные, как у Гелиос. — Знаешь сколько дерьма я повидал за свою жизнь? — Мой любимый вопрос, — закатил глаза нефилим. — И что же здесь происходит, мистер детектив? Гил отвлёкся, дав Тиамату пару мгновений для размышления. Ясно. Нефилим так же самоуверен и высокомерен, как и его отец. Малолетний говнюк. И что же с ним делать? Очевидно — убивать и бежать из эры наказаний. Но что такое эта эра? Карманное измерение? Иллюзия? Перемещение во времени? Проклятие? Магия вуду? Чем бы оно ни было, мрачный пейзаж вокруг, плотный душный воздух и вулканический пепел не предлагали живописного разнообразия красок. А потому единственным ярким пятном, которое тут же бросалось в глаза, был только нефилим. Тиамат с детства обучался бороться с нежитью и потому прекрасно знал, что магия такого типа ограничена либо во времени, либо в пространстве. Если подождать достаточно долго, иллюзия рассеется, а он сам вернётся в замок королевы и очнётся в объятиях супруги. Второй вариант — уничтожить источник энергии, создающий иллюзию. В его случае — Гильгамеша. Но сперва нужно притупить его бдительность. А для этого нужно выглядеть достаточно тупым. И главное — не переусердствовать. — Проклятье мумии? — дёрнул бровью Тиамат. — Слушай, я всего лишь постучал по крышке гроба. Не я вскрыл могилу и притащил его из Египта. Сработало. Судя по взгляду Гильгамеша, тот потерял веру в своего отца. Тиамат сощурился, вглядываясь в его ауру, и увидел идущую от нефилима волну насыщенного оранжевого цвета. Тщеславие. Малолетний ублюдок доволен собой. Малолетний ли?.. — Не поверишь, но ты почти прав, — хмыкнул Гил. — Народ Сехемхета создал хитрую конструкцию. Из саркофага выплёскиваются силы существ, принесших себя в жертву, и самого Первого, запертого здесь. Первого? Гил напал. Он сделал выпад, пытаясь остриём проткнуть грудь Тиамата, но демон взмахнул крыльями и ушёл в сторону от удара. Стиснув зубы, он в ответ наотмашь махнул оружием, направив в сталь чёрный грех уныния. Если бы он задел Гила, нефилим рухнул бы без сил от мощи этого греха. Вот только Гил с хохотом уклонился. В каждом его лёгком движении, в каждом ударе, замахе, увороте Тиамат видел сильное влияние Гелиос. Пару раз она тренировала его сражаться на мечах. И каждый урок из лёгкого унижения превращался в надирание демонической задницы. Но все же, кое-что он прекрасно усвоил. Во-первых, от её выпадов лучше уходить вправо и взлетать, во-вторых, порой её нужно отвлекать движениями хвоста и, в-третьих, лучше, блин, не провоцировать Гелиос на драку. Выпад. Хорошо. Вот только его нужно было дождаться. Гильгамеш своим длинным мечом атаковал, как ненормальный, в то время как Тиамат не мог ни приблизиться к нему, ни ударить в ответ, ни отбить громоподобный удар. Обрушившись на скалу, он раскалывал её на части. Тиамат не хотел знать, что случится с его черепом, если миленький и воспитанный сынок сможет по нему попасть. Демон летал медленнее нефилима, менее ловко, менее маневренно. Гил наступал на него свирепой, бешеной силой и явно не собирался церемониться. Он жаждал крови, и Тиамат не знал, что было причиной такого неостановимого гнева: личная неприязнь или же приказ Первого. И Тиамат, как никто другой, мог понять ненависть ребёнка к родителю. Мечи свистели в раскалённом воздухе, их звон смешивался с руганью и рычанием как демона, так и нефилима. И чем дольше длился поединок, тем сильнее новоиспечённый отец убеждался, что перед ним маменькин сынок. Выпад! Тиамат взлетел, замахнувшись мечом и, пока Гил был отвлечён, метнул нож промеж его глаз. Голова нефилима резко откинулась назад, он рухнул, как подкошенный. Сияющие солнечным светом крылья исчезли, а из раны хлынула кровь. Кровь, которая тут же загорелась на воздухе. Тиамат сощурил взгляд и, подойдя, выстрелил нефилиму в плечо золотой пулей. Теперь малолетнему говнюку будет сложно и держать меч, и лечить раны. Склонив голову, Тиамат какое-то время вглядывался в лицо Гила, но не испытал ни ужаса от его глубокой раны, ни мук совести, ни грусти. Он не знал нефилима. Это была иллюзия, созданная неким Первым. А значит не стоило переживать, что рана родного сына не вызвала в душе никаких чувств. Это очередной агрессивный говнюк, который хотел убить Тиамата. И с такими демон разбирался жёстко и без шанса отомстить. Исключением была только его жена. Он огляделся, ожидая, что иллюзия рассеется, но этого не произошло. Глухая, скучная и безликая эра наказаний не собиралась пропадать и возвращать Тиамата в реальный мир. Нефилим расхохотался. И Тиамат похолодел, услышав из его рта голос Гелиос. — Целься в глаз, урод. На негнущихся ногах Тиамат повернулся к Гильгамешу. Вместо него на сером камне лежала Гелиос. Стиснув клыки, она выдернула из лба метательный нож, смахнула с лезвия свою пылающую кровь. Порез не затянулся, её раненая рука безвольно болталась, а вместо двуручного меча в её ладони был знакомый одноручник из серебра. Тиамат проклял себя за осторожность. Теперь ему было понятно, как работала иллюзия. Вместо Гелиос он видел Гильгамеша и, судя по её замутнённым глазам, она тоже видела кого-то другого. — Ты многому научился у отца, Эа, — процедила она, прижав рукоять меча к раненному плечу. — Он хорошо изучил мои слабые места. Тиамат едва не задохнулся, услышав это имя. От демона исходил густой, плотный, почти слепящий страх, которого он не замечал — до того сильно его испугали ранение и помешательство Гелиос. Но это имя. Она согласится на него! Она согласится! Она впервые с ним согласится! — Но кое-что ты забыл, — хмыкнула Гелиос. — Я была бы ничтожеством... Она махнула рукой, плеснув в лицо Тиамата полыхающей на воздухе кровью. Зашипев от боли, он сделал шаг назад, хватаясь за рану. Гелиос напала. Удар был ощутимо слабее, но всё же отдался вибрацией в костях, когда Тиамат блокировал его. — ...если бы полагалась только на своё бессмертие. Тиамат зарычал, навалившись на меч, заставляя Гелиос пятиться назад. И это сбило его с толку. Всегда такая невероятно сильная, могущественная, сейчас она была слабой, беспомощной. Лицо щипало, точно от кислоты, с него сползала кожа, а Тиамат сильнее всего боялся за свою жену. Но страх быстро улетучился, когда она нырнула под его меч, подцепила его голень ногой и врезала локтём по носу. Тиамат зашипел и попятился назад, рухнув на твёрдый камень. Из-за ранения Гелиос утратила природную скорость, но она всё ещё оставалась ловкой, тренированной. И, что паршивее всего, она была великолепным воином. — Твою мать, — процедил он, направляя в Гелиос гнев. Они давно были вместе, но Тиамат никак не мог привыкнуть к невосприимчивости ангела к этому греху. — Очнись! В ответ Гелиос только приставила остриё меча к его горлу. Скрипнув зубами, Тиамат схватился за металл, пустив себе кровь и направив по нему вверх те грехи, которые считал безопасными: гордыню, тщеславие, равнодушие, лень. Гелиос дрогнула, ощутив часть его силы, сделала шаг назад. В этот момент Тиамат ногой ударил по её голеням, с лёгкостью повалив ангела в пыль и грязь. И тут же пожалел от того, с какой легкостью ему удалось её сбить. — Срань, — он подскочил на ноги и раненный, с обожжённым лицом и явно сломанным носом, подбежал к ней, чтобы помочь подняться. Гелиос отблагодарила его метким ударом коленом по яйцам и точной атакой ножом в печень. Тиамат кашлянул кровью, схватившись за рукоять оружия. Стиснув зубы, он рухнул на колени. Кровь хлестала из раны, пропитала одежду и серую пыль, но демон цеплялся за мысль, что это не смертельно. Гелиос не носила оружия из золота. И Тиамат поклялся тоже не носить его с собой, если сможет выбраться из эры наказаний. Тяжело дыша, Гелиос поднялась. — Ты не мой сын. Он поднял голову, в который раз в самом деле желая убить её и сделать это максимально болезненно. — И пахнешь ты, как... — она опустила оружие. — Дошло, истеричка? — Пошёл в жопу, — она скрипнула зубами. — Какого хрена ты таскаешь с собой золото? — Привычка, — стиснув зубы, Тиамат направил в руку гнев и, зажмурившись, вытащил нож. Вытерев кровь с подбородка, он подумал, что раньше ни одна немёртвая тварь так и не смогла ранить его настолько серьёзно. Подобраться так близко смогла только та, кому он доверял сильнее, чем самому себе. — Да и давно хочу пустить пулю в задницу твоего зама. — Не о той заднице думаешь. Тиамат поднял на неё взгляд, ухмыляясь, но тут же поник, увидев, что кровь до сих пор хлестала из её плеча, а Гелиос даже не пыталась перевязать рану. Да и какой смысл в этом? Кровь ангела сожжёт любую повязку. — Гелиос... твою мать, мне так жаль! Говно! Сука! Как тебе помочь?! Его хвост беспокойно дёргался, он, обжигаясь и матерясь, сорвал с Гелиос остатки камзола, попытался протереть рану, но в итоге только сильнее ранил себя. — Лордёныш, — вздохнула она. — Хуёныш, — огрызнулся он. — У тебя будет заражение! — Какое, нахрен, заражение?! У меня кровь горит! — Спасибо, я заметил! Но когда Гелиос коснулась его лица, он застыл. Когда она отщипнула кусок кожи и выкинула его, он вздрогнул и коснулся сожжённой плоти. — Выглядишь хуже собачьего ануса. — Сама догадаешься, чья это вина, или тебе напомнить? Улыбнувшись, Гелиос сжала его ладонь здоровой рукой. — Не переживай, скоро рана заживёт. Ну а я люблю тебя даже таким уродом. Тиамат просиял улыбкой. — И я тебя люблю. Какой бы невыносимой сукой ты ни была. Они оба вздрогнули, услышав странный, ни на что не похожий звук. Словно что-то булькало, скрипело и рычало одновременно. Кровь Тиамата и пылающая кровь Гелиос, смешавшись, впитывались в твёрдую породу, окрашивали её алым, раскалывали. Но, что более важно, из-за этого разрушалась иллюзия. Эра наказаний таяла, рассеивалась, стекала, точно тусклая, отвратительная краска со стен. — Кровь, — пробормотала Гелиос. Стоило Тиамату пустить кровь Гелиос, как иллюзия рассеялась. Стоило ей ранить его, как она прозрела. Да и первый из семи саркофагов открылся с помощью крови. Они встретились взглядом. И, пока магия Первого полностью не исчезла, Тиамат прислушался к грехам в комнате, впитал их, усвоил. — Оно голодно, — выдохнул он. — Но его грехи вялые. Оно... будто бы и не надеется, что его освободят. Гелиос прикусила нижнюю губу. — Значит, до нас были неудачники, которым этого не удалось, — вздохнув, она вновь сжала ладонью рану. — Лордёныш, не думала, что произнесу это... — Что? — Ты побудешь моим телохранителем, пока рана не затянется? Он закатил глаза. — Ещё спрашиваешь об этом? Это меньшее, что я могу сделать! — Ты всё ещё можешь выполнить давнее обещание и убить меня, — сказав это, ангел кокетливо вытянула губки. Тиамат хмыкнул и притянул Гелиос поближе к себе. — Пока ты моя жена, умирать ты будешь долго и счастливо. — Дерьмо. Он мягко поцеловал её. Гелиос не отстранилась, напротив, легонько прикусила его нижнюю губу. — И второе. — М? Она вновь посмотрела ему в глаза и произнесла со всей серьёзностью. — Я никогда не позволю назвать сына так, как я подзываю собаку. Тиамат сначала хмыкнул. Потом расплылся в улыбке. Потом болезненно, нездорово расхохотался, кряхтя и сгибаясь пополам от боли в животе. Шок, нервное потрясение и паника вылились в истерику, которую он никак не мог остановить. В таком состоянии он потерял контроль над грехами, из-за чего они разошлись по комнате мелкими волнами, наполняя сам воздух сизым цветом. Он смог взять себя в руки только когда второй саркофаг щёлкнул и с оглушительным скрипом открылся. *** Подхватив Гелиос на руки, Тиамат понёс её к одному из личных докторов королевы — к зелёному демону, воплощению зависти. И, стоило доктору увидеть, во что превратилось лицо Тиамата, он задал только один вопрос: — Как вы вообще выжили? Закатив глаза, Тиамат ощутил, что одно из век у него напрочь отвалилось. — Подлатай мою жену, — сказав это, Тиамат осторожно пустил по венам доктора крохотную волну алчности. — Да, милорд Центаури. Рана Гелиос больше не кровоточила, потому её оставалось только прижечь и перевязать. Пуля прошла навылет, не застряла в кости, а значит заживление должно пройти быстрее. — Миледи, — вскинул брови врач. — У вас не температура. У вас температурища. — Не доводилось лечить ангелов? — Гелиос демонстративно провела языком по клыкам. — Жрать хочу. Зелёному демону резко расхотелось разговаривать. Прежде чем в палату вошли Дивена и Антарес, Гелиос надела другой камзол, скрыв под плотной тканью ранение, смыв кровь, замаскировав её запах терпкими духами. Лицо Тиамата полностью зажило. С каждым укусом Гелиос его регенерация работала всё лучше и быстрее, и демон надеялся, что в какой-то момент он вовсе перестанет чувствовать боль. Дивена открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут вперёд сделала шаг Антарес. Её алые глаза пылали гневом, грех отскакивал от изящных туфель королевы вампиров алыми искрами. Тиамат хорошо знал её, был в курсе, что вывести Антарес из равновесия непросто. Но с этим за пару секунд справлялись всего два существа в мире. Её бывшие мужья. Неужели они уже прибыли? Вечеринка становится всё веселее. — Мы открыли второй саркофаг! — просияла Гелиос. Тиамат опустил руку ей на талию и по его коже, искрясь и вызывая мириады мурашек, пробежала алчность. — Даже не хочу знать, — процедила Антарес, — как вы, два напрочь извращённых создания, это сделали! Гелиос и Тиамат переглянулись. — Уверяю тебя, малыш, — промурлыкала Гелиос. — Мне бы очень этого хотелось, но грёбанный ящик открывается только с помощью крови. Это успокоило Антарес. Выдохнув, она выпрямилась, сжала в кулаки бледные, ухоженные руки (которые великолепно ломают шеи). — Камеры видеонаблюдения сломаны, — произнесла Дивена. — Что случилось? Гелиос зачесала пальцами волосы. — Нас отправило в карманное измерение, – ответила она. — И я не знаю никого, кроме господствий, с такими способностями. Но это явно не оно. — Его зовут Первым, — добавил Тиамат. — Вы знаете что-нибудь о нём? Королевы вскинули брови, переглянулись. Антарес хмыкнула, скрестив руки на груди. — Первых сколько угодно, Тиамат. У вампиров это — Каин. Сын Тёмной Матери и первый, кто вонзил клинок ей в сердце. — В нашей культуре первым был Аменти, — Дивена поправила съехавшие очки. — А вот у ангелов... Гелиос нахмурилась, отведя взгляд в сторону. — Нет никого первее начал. Даже господствия появились гораздо позже. Ненадолго воцарилось молчание. Дивена закусила губу, и гордыня, идущая от её ног, была такой плотной, такой приятной на вкус, мятной, что у Тиамата кружилась голова. Теперь он понимал, почему именно Дивена несколько лет назад оставила других наследников престола. Её грех был и пленительным, и давящим, и подчиняющим воле. И её задели слова Гелиос. Конечно. Господствие подчинялось Дивене, и теперь она слышала, что это существо не лучше всех в мире. — Действительно, — произнесла королева демонов, сверкнув лиловыми глазами. — Первых сколько угодно. И древние нам не оставили никакой подсказки, кого они спрятали. Будто бы... всех сразу в одном теле. Её слова повисли в воздухе, заставив двух домин задуматься. — Если там Авель, — Антарес с отвращением оскалила клыки. — Мы дадим толпе разорвать его на части. — Кем бы он ни был, — вздохнула Дивена, — прежде чем открывать третий саркофаг, мы должны собрать больше сведений. Кровь, Первый, карманное измерение. Это всё? — Ещё, — Тиамат устало потёр средний рог. — Нас швырнуло в эру наказаний. Говорит о чём-то? Дивена застыла. Её кожа была белой, как бумага, и всё же она умудрилась побледнеть ещё сильнее. Она пошатнулась и ей потребовалось опереться о стену, чтобы не упасть. — Что? — вскинула брови Гелиос. — Мне казалось, это логичное будущее Земли после войн бессмертных и создания ядерного оружия. Дивена ответила не сразу. — Этот миф... создали маги. Мы ждём нашего истинного бога, вампиры ждут вечной ночи, ангелы — второго Солнца на небе. Все мы верим, что однажды существующий мир пошатнётся, развалится, в нём воцарится новый порядок, — она тяжело дышала от своей пламенной речи. — А маги верят в это. Их сила тесно связана с цветом. В эре наказаний из цветов останется только чёрный и красный — бесплодная земля и лава — кошмары и полное уничтожение. Тиамат сжал губы в линию. Дивена, пускай и метафорами, удивительно точно описала то, что он видел пару часов назад. — Я не хотела показывать саркофаг капитулу магов, — она сжала переносицу, закрыв глаза. — Но теперь вынуждена признаться, я зашла в тупик. Я не могу расшифровать письмена. У этого языка нет известных мне аналогов. Антарес с мрачным видом закусила нижнюю губу. Гелиос сверлила взглядом стену. Тиамат прекрасно понимал, почему им не хотелось связываться с магическими задницами. Он сам неоднократно имел с ними дело. Во-первых, их хрен убьёшь. Во-вторых, у них будут свои планы на саркофаг. В-третьих, лучше даже не пытаться с ними заговорить. Они не знают заклинаний, но чтобы вынести их характеры, нужно божественное терпение. И с ними придётся работать, когда Гелиос ранена. Тиамат крепче прижал её к себе, его хвост туже обвился вокруг её голени. Выжить в стычке с магом — уже достижение, а спасти кого-то — и вовсе нереально. — Нам подойдёт любой? — склонила голову Антарес. — Сомневаюсь, — вздохнула Дивена. — Первый уже дал нам явный намёк на то, что ему нужно. Красный маг и чёрный. — Дивена, — Тиамат прокашлялся в кулак, — не хочу встревать, но эти двое оставят тебя без замка. Что важнее: старый ящик или государство? Дивена моргнула. Гнев в её глазах не сразу, но сменился спокойной рассудительностью. — Ты прав. Тиамат готов был петь от счастья. — Я пришлю им копии текстов. Они захотят взглянуть на оригинал, и я им это позволю. При условии, что в пути их будет сопровождать Люцифер. Гелиос нагло ухмыльнулась, и Тиамат ущипнул её, заставив молчать. — Я... — Дивена окинула взглядом троих собеседников, — приношу извинения, что подвожу вас. Я оплачу все расходы на оружие и обмундирование. Тиамат ничего не ответил. Он прикидывал, сколько ему понадобится материала, чтобы обезопасить и себя, и Гелиос. Красная и чёрная магия — это не волшебство любви и порчи. Это сила пламени и тьмы. Мага тьмы звали Скорпион. Он, как и подобает загадочному, тёмному ублюдку, скрывал лицо, имя и имел шпионов чуть ли не по всему континенту. Тиамат и не узнал бы о нём, если бы однажды к нему на допрос не попала одна из шестёрок мага. А мага пламени звали Дюрандаль. И его, как и любого Центаури, Тиамат знал слишком хорошо. Его счастливое детство закончилось в тот самый момент, когда маг, одержимый своими силами, обезумевший от них, направил на детский приют огненное торнадо. Вспомнив это, Тиамат поклялся пристрелить Дюрандаля при встрече. Плевать на его высокое положение в капитуле, плевать на саркофаг, плевать на королеву и её амбиции. Дюрандаль выйдет из тени впервые за много лет, и это идеальная возможность его грохнуть. Ублюдок должен умереть.