Сапфировые слёзы

Тенью скользит по земле его силуэт. Словно черная глыба, плывёт по земле неслышной походкой. И только в лучах восходящего солнца блеснёт сиреневый цвет. Как будто редкой фиолетовой расцветки сапфиром сияет его чешуя. И снова в ночи звучит пугающий рев Дракона, что приветствует восходящее солнце. — Удивительная точность, — мурлыкнул Чимин, раскачивая ногами над водой. — Как и каждый год, в один и тот же день, он сообщает о начале весны. — А ты уверен, что он собщает о приходе весны? — Ты о чëм, Юнги? — Чимин поднял взгляд на лучшего друга, который отказался сесть на край мостика. — Каждый раз, когда я слышу рëв, в груди чувствую столько боли. Как будто он ею делится, не имея больше сил держать всё в себе, — Юнги не отрывал взгляда от неба, что уже озарялось солнцем. А из его глаз текли слезы. — Ты думаешь? Я не обращал внимания, — тихо говорил Чимин, поднимаясь и вставая рядом с Юнги. — Ты чего плачешь? Боишься? — Чимин. — Да брось. Я же понимаю, самому через два года участвовать в Выборе. — Я не боюсь этих смотрин. Меня опять не выберут. Я плачу из-за него. — Из-за Дракона? А почему не выберут? — Какой ты смешной, — мелодичный смех Юнги разнесся над рекой. — Кому нужен муж, что может видеть тебя насквозь, который будет знать обо всех твоих мыслях... — Ну, я же тебя не боюсь, — возмущенное сопение. — С чего ты взял, что и другие будут бояться? — Ты такой славный, Чимини, наивный и слишком добрый. Не у всех такое же бескорыстное и чистое сердце, как у тебя. Ты же знаешь, что у нашего племени нет слабостей. А я, как бельмо у них на глазу, я знаю про все их тёмные мысли. — Неправильные они. А что с драконом? — Ему больно. — Ты уже это говорил. — Я чувствую его боль. Он настолько одинок и несчастен, что когда он прилетает в наши земли, я всегда чувствую его. Это невыносимо, как будто душа разорвана на части. Ты чего плачешь? Чимин? — Он такой несчастный, этот сапфировый дракон. А может он кого-то ищет? — Всё может быть. Пойдем Чимини, мне уже пора собираться. Они шли вдоль реки по направлению к поселению. Два омеги, и каждый думал о своём. У одного душа разрывалась от чужой боли, а другой не мог понять, почему альфы не хотят выбирать столь идеального омегу, как его друг. Ранней весной, когда солнце впервые после зимы поднимается над вершинами гор, что окружают их равнину, устраивается праздник Выбора. Все молодые и свободные омеги, достигшие брачного возраста, наряжаются в самые лучшие свои наряды. Ими движет желание встретить того единственного. Но вот, который уже год, день Выбора для Юнги проходит впустую. Дитя цветов и лесов был поцелован луной и родился с тёмным даром. Отец назвал Юнги проклятым ребенком. Ещё в детстве, малыш с чистой, невинной душой не понимал и всегда интересовался, почему взрослые думают об одном, а говорят совсем другое. Дар луны — видеть все потаëнные мысли эльфов. Для расы, что считает себя безгрешной, — это сродни проклятью. Да и тёмный цвет волос, что обрамляли столь прекрасное лицо, отталкивал многих. Если ещё на первом Выборе он надеялся и ждал, то на втором — он даже не пытал иллюзий. И этот год не станет исключением. Но, как наследник младшей ветви, он должен там быть. *** — Смотрите, ущербный опять пришел. — Он, что, думает, его кто-то выберет? — Да никому он не нужен. — И не говори. Кому нужен омега, который знает всё, о чем ты думаешь? Мин Юнги только хмыкнул: из года в год одно и то же. Тупые омеги, для которых единственная радость —подставить задницу. Он видел их насквозь: никаких желаний, стремлений и планов на будущее. Лишь самолюбование и отсутствие мозговой активности. С тех пор, как Юнги стал осознавать лицемерие каждого альфы, молодой омега проникся жалостью и снисходительностью к тем, кто сейчас стоял и нервно ждал своей участи. И сейчас, наблюдая за тем, как они заплетают свои серебристые волосы в косы и перемывают ему косточки, он только лишний раз убедился в своих выводах. Расположившись в стороне ото всех, он просто наблюдал, как мимо него проходит очередной праздник Выбора . Откинувшись на старый дуб, он прикрыл глаза. Погрузившись в свои мысли, он даже не заметил, как к нему подсела старейшая из их общины. Хотя по внешнему виду её, конечно, сложно назвать старой, но сколько ей лет — никто не знает, да и по ощущениям — она старше самой общины. Тёплая рука скользнула по его лицу. — Ты опять грустишь, дитя Луны, — тихий и мелодичный голос, что пробирает до глубины души. Юнги даже глаза не стал открывать, так как знал, что утонет в её взгляде. Но слеза покатилась по щеке. Её пальцы стерли одинокую слезинку. — Не надо, не плачь. Не здесь твоя судьба. Ты уже сам это понял. — А где? — Голос дрогнул, он не хотел плакать. Не сегодня, не здесь. Но боль с новой силой отозвалась в сердце. — Твоя судьба далеко, Лунный лучик. Луна подарила тебе дар, чтобы ты услышал её дитя, что так долго живет в агонии. Тебе придется идти за болью, следовать за ней, как за путеводной звездой. Глаза Мин Юнги распахнулись, он с тоской посмотрел в белоснежные омуты глаз оракула. Сейчас именно оракул говорил с ним. — Какую цену я должен заплатить за твою помощь, о, Великий оракул? — он в уважении склонил голову перед говорившей. А нежная ладошка всё продолжала гладить его по щеке. — Боль — вот твоя цена. Ты с ней живёшь уже давно. Твой дар и есть твоя расплата, пришло время богов расплачиваться с тобой. — Что мне делать, о, Старейшая? — слëзы уже ручьëм текли, заливая жемчужные щëки. — В твоих венах не только кровь эльфов. Когда-то проклятый род небесных правителей разбавил кровь лесных эльфов, даровав им силу. Но эта кровь не давала о себе знать тысячелетия, пока луна не призвала тебя. Прими свою суть так же, как ты принял свой дар. Эльфийка моргнула и взгляд её стал более осмысленным, промелькнуло узнавание. — О, малыш, прости. Я тебя напугала? — Нет, Старейшая, но я Вам благодарен за столь ценный дар. Я, наверное, пойду, мне здесь больше нечего делать. В этот вечер в поселении появилось много соединённых пар. Журчащий смех выбранных разлетелся по долине, словно звон колокольчиков. Но Чимин никак не мог расслабиться и получить удовольствие от этого праздника, его мучило плохое предчувствие. Внезапно он сорвался с места, побежал, спотыкаясь. Не разбирая дороги из-за слëз, он влетел в грудь Юнги. — Ты чего, Чимини? — Юнги смотрел удивленно на своего друга. — Ты уходишь? — тихий всхлип. — С чего ты взял? — Я чувствую! Ты же знаешь, мой дар стал просыпаться. Я чувствую дорогих мне людей. А ты становишься таким далёким. Как будто тебя уже нет рядом. — Я ещё не ухожу. Но, наверное, должен. Так оракул сказала. Удивленный взгляд Чимина, слёзы высохли сразу. — Она тебе сказала? Серьёзно? Сама? Юнги смеялся очень звонко. Это невинное, удивленное и преисполненное благоговением лицо Чимина просто не могло не заставить рассмеяться. — Ну, и чему ты так удивляешься? — Но это же оракул! — запыхтел младший недовольно. — Она уже давно никому ничего не говорила. Расскажи, что она тебе сказала? — и умоляющий взгляд с долей неприкрытого любопытства заставил Юнги непроизвольно улыбнуться. — Прости, но это только для меня. Другим знать не надо. Тебе пора, твой папа скоро кинется тебя искать. — Хорошо, я сейчас уйду. Только, пожалуйста, не уходи, не попрощавшись. И не дав ничего ответить, Чимин покинул дом старшего омеги. А луна серебристым цветом разливалась в открытое окно, согревая своим светом и укачивая Юнги, что сидел сейчас на кровати. В его голове было очень много мыслей: и хороших, и не очень. Одно было ему понятно точно: ему нужна правда о его родословной, ведь знание — это начало его пути. Мин Юнги — младший сын младшего брата правителя. В юном возрасте остался без родителей, так как они сгинули за пределами гор. Уже тогда он познакомился с болью. И серебристый цвет волос покинул его, окрасив голову в темный антрацитовый цвет. В его руках по-прежнему цветут цветы. Он слышит души всех, кто рядом, читая их неосознанно. Юнги совсем один, в его душе давно поселилась боль. В тот день он узнал, что родителей он больше не увидит и тогда же он услышал рев дракона, что разорвал его душу на две части.