Сапфировые слёзы

Издав тихий стон, Юнги открыл глаза. Просыпаться не хотелось совсем, всё тело ныло так, как будто его прожевали и выплюнули. — Ты проснулся, малыш? — заботливый взгляд папы и его обеспокоенные глаза, что так внимательно всматривались в каждую эмоцию на лице Юнги. Сокджин лежал рядом, на довольно-таки большой кровати, при чем это была чужая кровать. Комната была совсем не знакома и явно не в их доме она находилась. Заботливые руки Джина убрали слипшиеся пряди со лба, и к пересохшим губам был поднесëн бокал с водой. Глубокий вздох, зажмурив глаза, он делает первый глоток. Прохладная жидкость, словно бальзам по раздражённому горлу. — Где мы? — еще охрипшим голосом спросил Юнги. — В покоях правителя, — беззаботно, как будто это в порядке вещей ответил Джин. — Где?! — поперхнувшись очередным глотком воды, он в шоке уставился на папу. — В личных комнатах этой сволочи, которая тебя чуть не убила. — Сокджин! — резкий окрик Намджуна. — О! Милый, вот сейчас ты не смеешь мне закрывать рот, — зашипел Джин в сторону супруга. — Твой кузен чуть не убил моего единственного сына. И в данный момент мне глубоко плевать, что он наш правитель. Эта выходка слишком дорого ему будет стоить. — Ты даже не представляешь, на сколько, — тихо сказал Джун присаживаясь на кровать рядом с супругом. Прижимая к себе Джина, он погладил по голове Юнги. — Я сейчас вам расскажу то, что никто не знает. Хосок не такой и плохой, даже не спорь сейчас со мной Джин, просто он сломался, когда потерял родителей. Он ведь правителем стал, будучи слишком юным, тогда только крылья расправил, а тут это. Переворот, и… Его и мои родители мертвы. Чон тогда пару десятков драконов на куски собственными лапами разорвал. Среди них было много членов семьи, в том числе и его родной старший брат. Ему было очень тяжело. Единственное, что ему казалось правильным тогда — стать безэмоциональным. Хо тогда выжег все родственные нити, чтобы ничего не чувствовать. Я тогда думал, он умрёт у меня на руках. — В смысле? — прошептал Джин. — Он тогда убил брата, представь, как по нему это ударило. Вот он и предпочел больше ничего и никого не чувствовать. — Подожди. Как «убил брата»? Я думал, ты его брат? — полушëпот Юнги и встревоженный взгляд, направленный на отца. — Наши отцы были родными братьями. — Подожди, но ты же его чувствуешь, — удивился Джин. — Когда он оклемался, я ему сразу клятву верности на крови принес. Древний и не очень приятный ритуал, вот за счет этой связи и чувствую. — А что, так можно? — поинтересовался Юнги, нежась в объятьях Сокджина. — Ты про что: про нити или про ритуал? Если про нити то да, их можно просто выжечь, если ты ментально достаточно силен, но и чувствовать ты больше ничего не будешь. В тишине, без эмоций. — Но ведь правитель драконов чувствует весь свой народ? — перебил Юнги. — И да, и нет. Это как с твоим даром, наверное, за исключением того, что он не мысли слышит и не эмоции чувствует, а нужду. Я сейчас даже объяснить не смогу толком, если ты хочешь, можешь поинтересоваться у него. — Я чё, идиот? Спасибо, я уже один раз поговорил с ним. Больше не хочу. — То, что он не чувствует семью и живет в полной эмоциональной изоляции, не значит, что он сам не испытывает эмоции. Он сорвался, а сейчас будет расплачиваться за это. У него восстановились нити, и он сейчас в спектре всех ощущений, что испытываем Джин и я. В общем, ему сейчас хреново. — Он только нас чувствует? — Сокджин с любопытством смотрел на супруга. — Ну как я понял, ему сильно досталось от твоих ощущений. Он до сих пор еще не вернулся, сложно будет привыкнуть вновь быть живым. А уж сколько нитей у него восстановилось — он вернется и расскажет. — А мы когда домой? — тихо спросил Юнги. — Тебе нельзя, мой хороший, ещë вставать. Тебе придется полежать здесь ещë дня два. Ты не бойся, я этого монстра к тебе больше не подпущу, — Джин даже обнажил клыки, что прорезались от злости. — Пусть спит на коврике возле своих комнат. — Сокджин, будь помягче к нему, — тихо попросил Джун. — То, что ему сейчас плохо, не значит, что я всё забыл и простил. Нет, всё с точностью до наоборот. Я хочу, чтобы ему было очень больно, чтобы он прочувствовал ту боль, которую я испытал. Он это заслужил, Намджун. За сына я ему глотку перегрызу, хотя я тебе это уже говорил, — И уже обратив внимание на Юнги, Джин тихо спросил. — Малыш, а ты зачем сюда пришел? И комната погрузилась в тишину. Родители ожидали ответа, не торопя, давая время обдумать. А что Юнги мог сказать? Он прикрыл глаза, и голоса, которых он игнорировал, вновь заполнили его душу. Словно тихий шелест, ненавязчиво, но с болью они просили услышать их. Но просили они не его, каждая мольба была обращена к определенному дракону. Юнги просто молчал, не зная, что сказать. Его рука крепко сжимала сапфировую слезу, что продолжала обжигать грудь. Он слышал всех, кто находился там, за покрывалом, только он не знал, что именно там находится. Намджун поймал его взгляд и застонал. — Юнги, послушай меня сейчас. Не лезь к этому проклятому зеркалу, никогда. — Там зеркало? — голос дрогнул. — Я их слышу. Всех, кто там. Они не умолкают. — Юнги, — обеспокоенный голос Джина, — не надо. — Кто они?! — Если ты хочешь узнать, тебе придётся спросить об этом Хосока. Но только прошу, не подходи к нему. — Я хочу спать, — голос дрогнул. Этот разговор отнял очень много сил, которых и так было слишком мало. Невесомый поцелуй Намджуна, нежные объятья Джина, и он остался один. Информации было много, а сил еë переварить не было. Но глаза не закрывались, он, как прикованный, смотрел на тёмное покрывало, что скрывало от глаз таинственное зеркало. Голоса, словно шум улицы, стали громче, когда он остался один. Но вдруг всё стихло, словно закрыли окно. Тишина просто окутала и стала давить. — Не пугайся, — голос, от которого сердце замерло и вновь забилось. Будто тот, кого давно искал, найден. Так, словно долгий путь окончен. — Я всё слышал. — Что именно? — Ему очень больно. И Намджун прав, нити восстановлены, а также появились новые. Что ты к нему чувствуешь? — К кому, к Намджуну? Ну так его люблю, он мой отец. — Да причем здесь главный палач правителя? Я про самого правителя. — Что я должен чувствовать к дракону, который меня чуть не убил? Страх. Ненависть, а ещë, наверное, отвращение. — Постарайся его услышать. — Ты вообще кто? Почему я сейчас разговариваю с тобой? Может я сошел с ума? —тихо сказал Юнги, проваливаясь в сон, сил уже совсем не было. — Я подожду, когда ты сможешь встать и открыть это покрывало. Тогда мы с тобой поговорим снова. А пока спи, тот, кого выбрал сам чёрный дракон. Юнги уже крепко спал и не видел, как колыхнулось покрывало, что скрывало говорившего. Ветер трепал распустившиеся пряди, горячий воздух обжигал лёгкие. Каждый шаг давался с трудом, ноги утопали в песке. Юнги присел на корточки, набирая песок в ладони и пропуская его сквозь пальцы. Чёрный, как беззвёздное ночное небо, песок. Было жарко и нечем дышать, но песок был ледяной, холод обжигал руки. — Как ты здесь оказался? — рычащий голос, от которого Юнги вздрогнул и заозирался по сторонам. Пейзаж резко изменился. Теперь он стоял на берегу, а перед ним — гладь из чёрного песка, а позади — тёмные стены замка, а рядом с ним лежал дракон. Сквозь черноту чешуи проступали сапфировые блики, словно драгоценные камни, рассыпанные по шкуре дракона. — Как ты смог попасть в эту параллель? — А где я? — Это мир, где рождаются души драконов. Здесь они рождались, расправляли свои крылья и летели навстречу тому, на чьих крыльях цвет их души должен был растечься. — Я тоже дракон. — Я знаю. — А что значит, растечься по крыльям? — Странный ты дракон, не знающий истоков. Когда дракон вылупляется, магия в нем спит, поэтому он серый. Не каждый юный дракон справится с потоками своей истинной силы. Только когда дракон готов расправить свои крылья и взлететь, душа, что параллельно с ним росла в этом мире, вырывается на волю и соединяется с ним. Цвет души — это магия, что будет течь в жилах дракона. И когда серая чешуя окрашивается в цвет магии, которой владеет дракон, он полностью подчиняет себе всю свою магию. — Но цветных драконов нет. — Это там, откуда ты, их нет, а в этом мире только цветные. Здесь только души. По вине проклятья они заточены и не могут вырваться. Я спрашиваю еще раз тебя, как ты оказался в этом мире? — Не знаю, просто уснул. Юнги устало осел на землю рядом с драконом, который был просто неимоверно большим. Дракон не шевелился, пока он располагался возле него. Тёплое мощное тело согревало, успокаивая и даря чувство защиты и покоя. — Что-то я и тут устал. Я посплю немного, ты же не возражаешь? — Отдыхай. Тебе нужно набраться сил и вернуться в свой мир. — А если я тебя больше не увижу? — Увидишь, — уверенно ответил дракон. — Раз ты сам сюда пришёл, значит, ты можешь это сделать и ещë не раз придешь. — А можно ещë один вопрос? Почему же тогда у драконов есть магия, но цвета нет. — Магия не вся остается в этом мире, малая её часть также растет с драконом, вот у них и есть эта крупица сил. — Значит, драконы намного сильнее? — Да. Под тихое урчание дракона Юнги задремал. Он даже не обращал внимание на то, как сапфировый смотрел на него внимательно, а потом зарычал в появившееся перед ним зеркало. Властный взгляд с той стороны таких же глаз как и его, смотрел с усмешкой. — Какого хрена он там рядом с тобой? — прорычал Хосок сапфировому. — На нём моя слеза, с помощью неё он может сюда перемещаться. — Его надо вернуть, пока его родители не вернулись. Большую тушу дракона затянуло фиолетовой дымкой и уже на берегу стояла копия Хосока, держа на руках спящего Юнги. Протягивая драгоценную ношу в руки Темного правителя он только сказал: — Будь с ним помягче. Ты же чувствуешь его. Ты чувствуешь аромат, что распускается в нём. Омега, предназначенный самому повелителю. Мы с тобой ещë будем на колени перед ним вставать. — Может, ты и будешь, но не я. — Злобный рык, и Хосок просто вырвал Юнги из рук полной своей копии. Легкий, словно пушинка, омега был уложен обратно на кровать. А из зеркала с болью и тоской во взгляде смотрел уже сапфировый дракон. Как он хотел вырваться и соединиться со своим драконом, но душа не может покинуть пределы мира, что охраняет прах погибших душ. Он — лишь магия самого повелителя крылатого народа.