Сапфировые слёзы

Чон Хосок стоял и невидящим взглядом смотрел вдаль, а в голове — куча мыслей. Одна сменяла другую, и они все ему не нравились. Он стал слаб, слабее, чем был. Родственные связи восстанавливаются, и от этого не легче. Теперь в его голове постоянно эмоции Сокджина, складывается ощущение, что он его решил утопить в этом спектре ярких эмоций, не поддающихся никакому логическому объяснению. Так же ярко он чувствовал Намджуна, словно отцовские объятья, по которым он так истосковался. Он и раньше его чувствовал, но сейчас это острее, теплее и желаннее. Он прогибается под жаждой чувствовать эту любовь и тепло всё больше и больше. Правитель злится, ему не нравится эта зависимость. Резко ударяет кулаком по столу, раскидывает листы, которые были подхвачены ветром из приоткрытого окна. Он за эти пару дней просто выжат, Хосок вновь и вновь погружается в себя, но собраться силами и выжечь вновь все эти нити у него не хватает духа. Годы изоляции от эмоций дали о себе знать, сейчас он просто не мог ими напитаться. Стонет от безнадёжности и прикрывает глаза отдаваясь этой жажде. И там, в глубине своего сердца, он увидел её: еле заметную нить, что только рождается, несмело цепляясь за Хосока. Ровное биение сердца, лёгкое прикосновение и эмоции, словно ледяной поток. Прохладные, чистые, без грамма фальши. Если чувства Сокджина обжигали, то здесь такое родное и нужное спокойствие. Словно путник в пустыне, истерзанный жаждой, он сейчас упивался ими. Резкий всплеск эмоций, которые из тихого потока превратились в бурлящий водопад и также стихли, привёл в его чувство. И тут же повеяло силой Хосока, до своих покоев он бежал. Комната была переполнена потоками магии, от которых кружилась голова. Сдернув покрывало с зеркала, он просто замер. Он смотрел, как нежная ладошка поглаживает грубую чешую, Хосок даже почувствовал эти фантомные прикосновения, прикрывая глаза и наслаждаясь ими. Кожу покалывало, а глаза закатывались от наслаждения. Тихий рык привлек его внимание, дракон смотрел ему в глаза. Пристальный взгляд, не признающий власти над собой. Вечная борьба за доминирование, и Хосок сейчас в ней проигрывал. Злость рванула наружу: — Какого хрена он там, рядом с тобой? — рык отлетел от стен, сообщая всем, что правитель в бешенстве. Но только Сапфировый даже не дрогнул. Бешенство застилало глаза. Он уже не слышал, что говорит ему его копия, не понимал, что отвечает сам. Единственное, что хотел зверь внутри — это заставить Сапфирового подчиниться, признать силу Антрацитового, и отдать того, кто принадлежит зверю. Пелена перед глазами, и магия рвется, разрывая барьер между мирами. Уже не руки, а лапы дракона тянутся за драгоценной ношей. — Будь с ним помягче. Ты же чувствуешь его. Ты чувствуешь аромат, что распускается в нем. Омега, предназначенный самому повелителю. Мы с тобой еще будем на колени перед ним вставать. — Сапфировый всё понимал, он даже не сопротивлялся воле Хосока. — Может, ты и будешь, но не я! — Антрацитовый еще не принял тот факт, что его жизнь не будет прежней, и она на прямую зависит от хрупкого омеги. Лапы подрагивали, укладывая его на кровать. Только спустя время, когда сущность зверя успокоилась, он смог оторвать взгляд от спящего лица. — Теперь ты в состоянии говорить? — Сапфировый сидел всё на том же берегу и смотрел пристально на Хосока. — Я всегда в состоянии, — тихий рык, ему не нравилось, когда ему указывали на его слабости. — А то я не вижу. Когда тебе бешенство застилает глаза, ты невменяемый становишься. И не рычи, разбудишь. А ему надо сил набираться, из-за тебя, между прочим. Хосок, словно тень, схватил кресло и двинулся в сторону зеркала. Крутанув его вокруг своей оси, с грохотом поставил напротив зачарованного стекла и уселся, закидывая ногу на ногу. Аура зверя разлилась по комнате, вынуждая всех подчиниться и признать его главенство и силу. Слабый стон с кровати привел в чувство, заставляя успокоиться. — Ну давай поговорим! — Ты уже чувствуешь его? — Нет! — Ты сейчас мне пытаешься врать? — А зачем ты спрашиваешь? Ты и так все прекрасно знаешь и чувствуешь. Что ты хочешь сейчас услышать? — Правду. Не мне её скажи, а себе. Что ты чувствуешь? — Нити вернулись. Больно. — Может, он тот самый? И эта боль не зря? — Ты во всем видишь знак. Не устал еще? — Я хочу выбраться, наверное, больше, чем ты. Я устал смотреть, как море из пепла увеличивается. — Да пойми, блять, если мы ошибëмся, больнее будет тебе. Я-то тут, снаружи, ну подумаешь, останусь таким же ледяным, как и был. Мне не привыкать. А ты можешь тем самым пеплом осесть, который охраняешь. Оно тебе, блять, надо? — Он — наш омега! — Да чувствую я это. Как же, сука, это неприятно — признавать свою слабость. Лучше сейчас выжечь эти нити, пока они только зарождаются, и он ничего не понял. Так будет лучше для всех. — А ты сможешь? — тихий голос, заставивший вздрогнуть. Намджун стоял в дверях и смотрел на Хосока. И этот взгляд ему не предвещал ничего хорошего. — Ты сейчас за всех решил, а вторую сторону выслушать не хочешь. Или заинтересованные стороны. Ты у себя нити выжжешь, а у него? — Намджун уже рычал, надвигаясь на правителя. — Ты как обычно думаешь только о себе! Намджун уже не церемонился, бить он умел, благо, его этому научили. Хосока он не щадил вообще. Кресло, которое было разбито о спину правителя, разлетелось на куски. Чон не сопротивлялся, знал, что противостоять Джуну он может магией, но сейчас её применить равносильно тому, чтобы выжечь всю комнату. И тогда ему уже точно не жить, поэтому он терпел побои до тех пор, пока они не прекратились. — Ты успокоился? — хрипло спросил Хо, сплевывая кровь на пол. — Я тебя за сына вообще убить должен, но он, блять, этого не переживёт, когда поймет что и с кем я сделал, — Намджун стирал кровь с костяшек и в беспокойстве смотрел на Юнги. — Он не проснется, не смотри. На него Тень наложил сонный паралич, чтобы он в зазеркалье не шлялся. — В твоих интересах не говорить Сокджину, что Юнги твой истинный. Иначе, даже я тебе не помогу. Он тебе еще не простил и вряд ли когда простит то, что произошло. А ещë тебе придется под моим чутким контролем пытаться понравиться моему сыну. И упаси тебя луна его обидеть, я расскажу Джину. А сейчас убирайся отсюда, мой муж скоро придет. Хосок молча, не говоря ни слова поднялся и вышел. Зная, что сейчас, как бы сильно ни была задета его гордость, лучше промолчать. Всё тело болело нещадно, но регенерация уже скоро справится с этим, просто надо подождать. Им всем нужно время, чтобы всю информацию переварить. Но то, что Намджун ему теперь спуска не даст, он был уверен. Правитель, который боится начальника своей тайной канцелярии. Хриплый смех в коридорах замка звучал пробирающим до дрожи. *** — Зря ты так. — Тебя не спросил, — Намджун приоткрыл окно впуская воздух. — Я так понимаю тебя смысла нет закрывать, уже познакомились. — Почему ты такой? — Такой — это какой? — Он убил твоего сына, потом его воскресил. А сейчас ты узнал, что твой сын, скорее всего, его пара. И он хотел лишить его возможности оберести семью. Почему ты закрываешь на всё глаза. Он жесток, у него ни капли сострадания. Сколько драконов погибло во время его восхождения на престол. Его трон стоит на этих трупах. — Поэтому он ещë жив. — Почему? — непонимающий взгляд драконьих глаз пристально смотрел на Намджуна. — Потому, что есть ты. Вернее, потому что у него был ты до сегодняшнего дня. Если бы не ты, он уже давно бы был мертв, ты — его совесть и я жду дня, когда вы станете одним целым. А сейчас ещë и Юнги. Да и Джин меня не простит. — Знаешь, я хотел бы, чтобы ты тоже, как и он, видел свою суть. Ты прекрасен. — Я не хочу. От этого будет больнее, если я не смогу с ним соединиться. Но вот на Сокджина я бы взглянул. Такой ли он, как я себе представляю… В комнате повисла тишина, больше ни у кого не было желания продолжать заезженную тему. Ведь от простых слов нет результата, только лишь боль и нереализованные мечты. Джун устало прикрыл глаза, располагаясь в целом кресле. Сегодня ночь пройдет без удобств. Тихий стон с кровати привлек его внимание. — Ему больно, но мы с тобой ничем ему помочь не сможем, — тихий голос дракона успокоил Намджуна. — Он слишком слаб для оборота. Я надеялся, что у нас в запасе года два или три ещë есть. — Его смерть запустила процесс. Дракон внутри него пытается защититься, поэтому резко пошел в рост. А знаешь, что самое интересное? — Что? — Он — не как мы. — В смысле? Не говори загадками. — Он цельный. Его магия росла вместе с ним, просто сейчас она распускается, и этот аромат сводит с ума. Такого я не слышал, чтобы магия с драконом вместе росла, но думаю, результат мы скоро увидим. Дракон, что набирает силу вместе с магией. — Всему свое время, лишь бы сил у него хватило. А аромата я не чувствую. — Ты и не должен, он — моя пара, а не твоя. Сейчас его аромат сложно описать, он неуловим, словно пытается ускользнуть. Но прохлада, что веет от студеного горного родника, прямо так и витает в покоях. — Вот то, что он — твоя пара не напоминай. Дольше проживешь. И Сокджину не говори. Намджун так и просидел всю ночь, охраняя сон сына. Юнги всю ночь стонал, крутился на кровати. Бессилие просто сводило с ума, но тут уж природа и Луна в помощь. Желание забрать сына просто росло очень быстро. Намджун чувствовал, что Юнги здесь в опасности. И перед рассветом он просто не выдержал. Лишь только забрезжило солнце, серый дракон взметнулся ввысь, унося с собой самую драгоценную ношу — своё дитя.