Сouleurs sombres.

"По холодной коже и такому же кафелю медленно, змеиными дорожками стекает алая жидкость. Ещё немного, и они объединятся в цельный вальс, станут мифическим созданием, пожирающим всё вокруг. Дазай сидит на ледяном полу и смотрит сквозь свои руки. Внутри него что-то кричит, вырывается с каждым новым всплеском его артериальной крови. Она смешалась с темной венозной и создала такие знакомые художнику краски, стала грязью на фоне белого пола и спасением на фоне синих кровоточащих губ. Кисти рук окрасились в эти краски, над ними кто-то нещадно издевается, не давая зажить старым ранам, покрывая новыми. Этот "кто-то"— их хозяин. Он ненавидит свою кровь, ненавидит ее за густоту и излишне яркий цвет. Ненавидит, когда она запекается и заживает, ведь он привык себя мучить долго и без перерыва. Когда-то Дазай занесет себе какую-то инфекцию, что неоднократно бывало. Но однажды эта инфекция станет летальной. Тонкий металлический "спутник" отлетает в стену напротив и со звонким стуком приземляется на пол. Вокруг все измазано, сам Дазай же просто наблюдает синие и противно жёлтые круги перед глазами, пытаясь понять, куда он положил бинты. Антисептик давным давно закончился, поэтому он просто хватает коричневую застиранную от частого использования ткань и наотмашь завязывает ее вокруг предплечья. Ему предстоит долгий путь к кровати, придётся преодолеть вкус металла на губах, головокружение и слабость в ногах. С уборкой он будет разбираться как нибудь потом. //"Ты слабый человек, Дазай. Только слабые люди занимаются подобной хуйней. Какие у тебя могут быть пробле..."//" — Учитель Дазай, я сделал заднюю драпировку! Из воспоминаний Осаму вырывает голос его ученика. Ему машут рукой, обращая на себя внимание. Сегодня у Дазая был класс младше на год Чуи. По предмету у класса рисунок и Осаму очень сомневается, что Рампо — мальчишка с вечно полными карманами сладостей — смог нормально заштриховать задний план за сорок минут. Осаму пошатывается и направляется к ученику и... — О... Да, всё отлично... Добавь тона на складки ближе к переднему плану. Даю пол часа, — Осаму медленно моргает, всё ещё пытаясь присмотреться к работе Эдогавы. Штрих не такой, как у Чуи. У Накахары он твердый, местами размашистый, но четкий и с одинаковым расстоянием, направлен по форме предмета. Всё же, как для человека, который не любит рисовать, у Накахары выходит уж очень хорошо. В случае же Рампо стиль похожий, но линии будто сделаны наотмашь, как если бы художник хотел поскорее закрасить плоскость и завершить работу. Но, на удивление, в целом картина смотрелась гармонично, Дазай даже закрывает глаза на старательно стёртые следы от столь запретной линейки. Осаму ловит себя на мысли, что снова думает о Чуе и о том, как смотрится карандаш за его ухом на фоне рыжей копны волос. У Накахары была такая привычка — всё, что можно поместить за ухо - тут же окажется там. Началось это с детского возраста, когда Чуя читал очередное исследование, и, чтобы окончательно не сгрызть ручку для пометок, начал заправлять ее за ухо. Но Дазай пока что об этом не знает и вряд ли когда-то узнает об этом маленьком обычае. "Который час..?" Поворачивает голову на источник тикающего звука и понимает, что пропустил добрую половину урока, снова опустившись в глубины своих воспоминаний, разрезая темную гладь потока мыслей. Далее переводит взгляд на своих учеников и делает быстрый обход работ, подправляя упущенное. В искусстве не может быть неправильного. Дазай — исключение. Он неправильный, грязный, не тот, кто способен на создание чего-то прекрасного. Не тот, кто заслуживает на такого человека — как Чуя — рядом. Он погряз в собственной слабости, не выходя за рамки съемной квартиры и тесного разума. Жизнь смешала на его палитре красный цвет крови, фиолетовый — отчаяния и зелёный — отвращения. Тандем ярких по отдельности красок смещался в тусклый коричнево–серый цвет, убивая вокруг себя все живое. И только сейчас в его жизни под веками начали мелькать огни яркого солнца, ослепительных медовых глаз и такого же ослепительного удара под дых, вызывающего салюты. Только сейчас сигареты начали ассоциироваться не с грязным старым балконом и трясущимися руками, а с самой искренней улыбкой, вкусными панкейками и веснушками на плечах. И Дазай курит на крыльце, обходя школу, курит много, стараясь снова прокрутить в голове образ кожаных перчаток, и губ, обхватывающих фильтр. Осаму знает, каковы на вкус эти губы, и что ничего подобного в жизни больше никогда не попробует. Такого приторно сладкого и всего немного горького привкуса табака. И сейчас, проведя всего пару часов без Чуи, он стоит на улице с почти пустой пачкой воспоминаний. Тело ломит, но ломит приятно. Плечо болит от долгих объятий с рыжим, а губы из-за укусов. И это приятно, ново, и так страшно. Потому что Дазай — неправильный. И он заглушит своей грязью ту насыщенность в картине Чуи. Смешает тёмную венозную кровь с бьющей ключом жизни артериальной, уничтожив поток стремления Накахары к всему прекрасному. Тему его крови можно будет навсегда записать во что-то запретное и больше никогда не поднимать. Он все испортит. И Осаму стоит на улице возле этого клятого окна кабинета скульптуры, проглатывая дым со слезами и холодным воздухом. Давится адской смесью, задыхается. Пытается сконцентрировать внимание на медленно колыхающейся ветке дерева, на тлеющем табачном в руке и на морозном шёпоте ветра. Качает головой, как будто приводя себя в чувства, и выкидывает окурок как можно дальше от себя. Десять минут перерыва казались слишком короткими для того, чтобы переосмыслить всё происходящее. Ещё два урока и домой, в холодные уставшие стены, нескончаемый круговорот блистеров от таблеток, грязных чашек и полчища лабораторных работ по психологии. Психологу нужен психиатр в паре с хорошим психотерапевтом. Дазай надеялся разобраться в своих проблемах с помощью учебы, но завис в них ещё пуще прежнего. Никому никогда не было интересно, как он себя чувствует на самом деле. Даже старший брат считает, что все старания Осаму напрасны и что ему уже не помочь. Это уже не важно. Не важно, потому что рядом Чуя. Такой ужасно противный и вечно готовый расстрелять Дазая. Но если будет это делать, то только в лицо, сказав об этом прямо. Чуя надёжен, а Осаму — с точностью наоборот. И это печально. ——— Чуе скучно. Все животные накормлены, дома убрано, уроки сделаны — заняться нечем. Даже тренировка не привлекает, потому что Чуя после ночёвки у Дазая чувствует себя котом, которого раздавил камаз. Раздавил, переехал, потом ещё пару раз повторил. На улице погода отвратительная. Так, ну, где-то в шкафчике завалился учебник по социальной психологии. Давненько Чуя не читал подобное, чертов Осаму занимал всё свободное время. Падает на кровать, сразу же подхватывая Уэно на руки. Пушистая довольно растянулась на коленях хозяина, совсем немного выпуская когти и якобы делая массаж. Что-то не то. Чуя сквозь всю эту суматоху забыл, что может сконцентрироваться только при идеальной обстановке. Уэно растеклась жижей на Чуе и тому пришлось приложить дохрена усилий, чтобы дотянуться до выключателя "большого" света, а потом включить теплый для чтения, лишь бы случайно не согнать кошку. Дома достаточно светло, но сам факт включенной лампы успокаивает. Гладит пушистую и сам растекается в лужу, поудобнее устраиваясь с книгой. Там уже привычно закреплённая на корешке ручка, которая сразу же отправляется за ухо и загнутый край листика в качестве закладки. С книгами Чуя не всегда относился бережно, но тщательно впитывал все написанное. Сейчас он остановился на разделе с группами людей и их особенностями поведения в группах. Сквозь абзацы вырисовывает причудливые символы — пометки, потом в уголке появляется старательно выведенная бинтованная кисть. Сучара, даже тут голову не покидает. Когда-то Накахара купит себе скетчбук и не будет портить книги, но это... Скорее, в следующей жизни. Строчка за строчкой, как будто буквы объединились в составы поездов и их конечный маршрут — бесконечная по ощущениям память Чуи. Информация сразу же раскладывается по полочкам, заумные термины моментально проглатывались автоматической расшифровкой. Как если бы в рыжей голове стояла какая-то машина для сложных слов, а в конце чтения оповещала щелчком, якобы: "Всё, теперь сам думай своей головушкой, я буду включаться, когда захочу". //"Наше восприятие других людей часто основано на таких вещах, как социальные роли, социальные нормы и социальные категории. Так как от людей, которые играют определённую роль или принадлежат к определенной социальной группе, мы ожидаем определённого поведения, наши первые суждения о каждом конкретном человеке основываются на этих «ярлыках»."// Чуя соображает. Дазай не вписывается ни в одну социальную норму, ни в один установленный ярлык в голове Чуи. Он отличается своей вечно хитрой улыбкой, вечно непонятным для разгадки настроением. И тут даже машина в голове Накахары дала сбой, ибо ей не под силу решить такой шифр. Дазай — ебаный ребус, который можно разгадать только по противной лыбе, когда ему хорошенько прописали. Именно тогда вылазит его мазохистское "Я", которое не может прожить ни минуты без боли. Ни минуты без боли от рук Чуи. И Чуя знает это, поэтому чаще бьёт, чтобы хоть на секунду приоткрыть занавес постоянного театра, взглянуть в закулисье, увидеть там оголенный провод и лизнуть его. "Хоть бы не ебануло" — всегда думает и продолжает выводить Осаму на эмоции. Любит смотреть, как тот на нервах достает пачку табачных; любит представлять, как выбивает из рук Дазая эту гадость. Но кто он такой, чтобы так сделать? Верно. Эта разница всегда будет давить. Всегда, кроме моментов, когда эти двое вечерами лежат и греются друг о друга. Когда Осаму перебирает рыжую копну волос, хотя, будь это кто другой, Чуя лично этому кому-то организовал бы ампутацию рук. Когда его в очередной раз целуют в затылок, якобы невзначай; кидают снегом, бьют плюшевой акулой и критикуют светотень. И Чуя не любит эти моменты за происходящее в них. Он любит эти моменты за участвующего в них Осаму. Только Дазай делает их особенными и какими-то интимными. Чуя любит это и ненавидит. Потому что ему тяжело понять и принять, что о нем могут заботиться просто так, без причины. Без завоевания этой заботы. И когда-то Дазай точно уйдет. Чуя не понаслышке знает, как это бывает. Родители то сходятся, то расходятся. У отца всегда в "перерывах" были другие женщины, мужчины, кто угодно. И Накахара боится, что если подпустит Дазая к себе, то произойдет ровно то же самое. Но так хочется. Обнять, пригреть эту змею на груди, расцеловать его руки сквозь бинты и прочувствовать каждую клетку и молекулу кожи Осаму на себе. Поэтому Чуя ненавидит его. Поэтому он засыпает с книгой в руках и еле заметными слезами на глазах. Вечерний сон всегда заканчивается плохо, пробуждение сто процентов пройдет часа в два ночи, с абсолютно пересохшим ртом и потным телом. Но Чуе плевать, он просто хочет как можно быстрее закончить хоть ненадолго мысли об Осаму. Этот подонок везде. ——— Рабочий день окончен, Дазай заполняет отчёты об успеваемости и в спешке собирается домой. Атмосфера в школе, когда остаёшься один — непередаваема. Можно походить, потрогать постановки и ощутить то, что до этого удавалось только увидеть. Можно станцевать с мольбертом вальс, стараясь не зацепить плафоны ламп. А можно просто повтыкать в стену. Но Осаму спешит домой, потому что там он — запах. Запах Чуи, который заставляет рукам самим тянуться к холсту и краскам, рисуя что-то яркое и солнечное. Когда Дазай вылетает на улицу, вокруг уже совсем стемнело. Атмосфера напомнила ту, когда ещё недавно эти двое сидели в сугробе и курили в вечерней мгле. Мелкая крупа снега кружится в танце и опускается на землю, в свете фонарей мерцая перед тем, как навсегда упасть и растаять. И Дазай жмурит глаза, направляя лицо на поток холодного воздуха. После рабочего дня — самое то, чтобы освежиться. Сегодня... Сегодня среда, вроде. Или вторник. Нет, всё же среда..? Неважно. Осаму сбился со счета времени и единственный раз, когда он вспоминает о днях недели — это пятница — карточный вечер с университетскими "соплеменниками". Нужно закурить. В пачке последняя, сейчас стоит одна единственная задача — случайно не подпалить фильтр вместо табака. Было такое, и это невесело. Нужно будет зайти в магазин. Денег практически не осталось, дома шаром покати. Взять что ли каких-то продуктов. Хм? С каких пор Дазай решает не хлебать роллтон, а что-то приготовить? Это всё — "пагубное" влияние Чуи. Дилемма: взять сигарет или взять продуктов. А что, если... Взять поштучно! Осаму заметно оживился после такой гениальной мысли и на перекрестке свернул чуть правее обычного. Родной, не подведи со скидками. Черно-красная вывеска так и звала потратить все оставшиеся 207 гривен на всякую дрянь по типу очередного пакета портвейна или во-он тех чипсов ценой с почку. Так, Дазай, держи себя в руках. Во, помидор, дешёвые спагетти, соевый соус (который покупать явно было необязательно), сыр по акции и одна луковица. Осаму снова попался в ловушку и взял продуктов всего на один вечер. О, сосиски поштучно, надо взять парочку. Блять, а сигареты? Идея брать поштучно уже не казалась такой привлекательной. Так, помидоры дорогие, откидываем. Вместо них томатная паста за пятнашек. Соевый тоже убираем. Тогда и лук нахер не нужен. Будут просто макароны и сосиски. На кассе нужных сигарет не оказалось. Черт, придется идти ещё дальше, к единственному ларьку с — черт бы его побрал — вишнёвым марвелом. И обязательно же, бляха, компакт, ибо стандартные на вкус напоминают носки. Дазай проклинает свою зависимость. Так, ну, у него осталось ещё 130 гривен. Хватит на сиги и... Для уверенности полтинник останется. Так, на экстренные случаи, по типу "закончилась туалетная бумага или гель–шампунь для душа". Дазай засунул продукты в тубус для работ, ибо покупать пакет — бессмысленная по мнению Осаму трата денег. Так, всё, вечер обещает быть вкусным. Макароны — то, что у Дазая получается варить лучше всего. Ну, и готовить замороженные овощи. И давайте упустим тот факт, что это единственный навык в кулинарных способностях художника. Наконец-то, пару поворотов ключами и Дазай дома. В нос сразу же ударил ещё не выветрившейся запах Чуи. И Осаму немного медлит, пытаясь ещё раз его услышать. Всё, это точно клиника. Поехал учитель головой окончательно. Скидывает обувь, верхнюю одежду и направляется на балкон. Он не любит запах дыма в квартире. Однако Чуя пахнет этим горьким дымом вперемешку со сладкими нотами "lost cherry", и Дазай теряет голову от этого сочетания. На балконе прохладно, но это не мешает Осаму греть себя воспоминаниями. Сейчас он покурит одну, может две, а может три сигареты, и направится готовить ужин. Вечерняя рутина раньше его убивала, а теперь стала чем-то привычно серым и не стоящим внимания. Помимо моментов на балконе, конечно. И Дазай теперь будет чаще готовить себе замороженные овощи, потому что он ел их с Чуей, да. После трапезы Осаму направился в комнату. На кровати полный хаос, как будто там произошла Берестецкая битва или, на крайний случай, оргия. Но нет, там всего лишь спали два здоровых лба и грелись друг о дружку. Идиоты. Дазай хотел найти что-то для просмотра наночь, но ноутбук крякнулся смертью храбрых, что не удивительно, ведь его никто не заряжал со вчерашнего дня. Ладно, придется просто лечь спать. Хватает несколько препаратов, которые принимает обычно, быстро глотает и стягивает с себя уличную одежду. Бляха, чистая домашняя одежда закончилась. И сейчас можете называть его конченым извращенцем, но Дазай просто надевает футболку, в которой Чуя обычно тусуется тут. Всё, теперь можно спокойно спать. И снова доброй ночи, Чу.