верхний слой пыли

      На следующий день Чонин просыпается практически полностью разбитый воспоминаниями о прошедшем вечере, которые заполоняют голову вместе с ненужной рефлексией подобно рою диких пчёл, атакующих поверхность мозга на пару с последствиями от выпитого алкоголя. В какао токе десять не просмотренных мемов про полицейских от Хонджуна и пожелания доброго дня от Джисона, которому Чонин вчера, будучи сильно расслабленным, пообещал сходить в кино на ближайших выходных.       Для Чонина видеть сообщения не по работе сродни осадкам в виде денежных купюр — что-то из ряда вон выходящее. Однако благодаря этому голова немного разгружается и буйные мысли постепенно снижают свою громкость, вовсе пропадая, когда Чан наконец-то пишет в общий чат о новом деле.       Краткий экскурс происходит в режиме онлайн, основная информация постепенно вытесняет сделанные Хёнджином фотографии со вчерашнего вечера с экрана мобильника. Чонин впопыхах читает про набирающую популярность компанию по производству косметики и неподтверждённую информацию о тестировании их продуктов на животных. Миссия как всегда предельна чиста и сравнима с деятельностью Иисуса — найти доказательства, запечатлеть их и уйти красиво: с достаточным количеством фейерверков и дымовых шашек, чтобы максимально быстро привлечь внимание властей и дать дальнейший простор для деятельности зоо-активистов.       Чонин быстро влезает в спортивный костюм и садится за рабочий стол, посылая новенькие скрины капитану по почте. Голова снова начинает болеть, складывая простейший по сути своей пазл, и Ян аккуратно просит не приезжать наряд в назначенное время и место, так как это помешает наверняка убедиться в его теории. Последствия этого дела не такие большие, как могли быть: пострадают только вставшие на пути двери и репутация бренда косметики, поэтому капитан неуверенно доверяется Чонину, убеждая, что даст довести дело до конца.       Ян обещает себе внимательнее следить за Чаном и Чанбином и прижиматься ухом к любым поверхностям, если возникнет возможность узнать хоть что-то новое. Всю дорогу до склада он анализирует чужое поведение, постепенно снова напоминая себе о том, кто он и кем работает. Джисон о чём-то шутит у него в лс, чем совсем не способствует концентрации на самом главном.       Распределение обязанностей происходит сумбурно и довольно быстро: дело назначено уже на следующее утро, Чан оправдывается тем, что на кону стоит жизни ни в чём неповинных животных, но Ян прекрасно понимает, что на того просто надавил тот самый человек «сверху». На полу лежат коробки с взрывоопасными веществами, которые доверяются Минхо, Сынмину и Чанбину. Джисон увязывается помогать, но его никто не слушает, давая роль того, кто будет стоять на стрёме.       Чонину несказанно везёт, или же Чан до сих пор ему не доверяет: они вдвоём будут исследовать здание в поисках доказательств, Ян займётся тем, с чем справляется лучше всего — будет держать телефон в руках и изредка фотографировать увиденное. Конечно, хочется верить, что Чан держит его поближе вовсе не из-за скептического отношения к личности Чонина в целом, а из-за каких-то более приятных личных побуждений.       Впрочем, думать и рассуждать на эту тему попросту нет времени: они разъезжаются по домам, чтобы морально и физически подготовиться к предстоящему делу. Становится немного тревожно от мыслей, что в этот раз всё гораздо более сумбурно и менее продуманно, благо Чонин вспоминает, что конкретно ему бояться нечего. Или же он просто волнуется за других?       Шум в голове пропадает только к двум часам ночи, поэтому Чонин спит всего лишь час, поднимаясь с кровати так же эффектно, как мертвецы восстают из собственных могил. На улице снова прохладно, от выпитого недавно кофе неприятно скручивает живот, а присутствие остальной «стаи» в миг сглаживает все неприятности раннего пробуждения.       До завода они доезжают довольно быстро. Чонин натягивает на себя маску и капюшон, внимательно наблюдая за тем, как чановы кудряшки прогибаются под давлением плотной ткани. Все не такие сонные, но в общей атмосфере всё равно летает что-то неспокойное, возможно, потому что это их первый раз использования пиротехники. Чонину кажется, что Сынмин, Минхо и Чанбин уж точно последние люди, которые с подобным не справятся.       В голове медленным потоком всплывают параллели с первым делом, и Ян понимает, что сейчас он боится намного меньше. Кажется, будто бы за Чаном как за каменной стеной: тот в случае чего оттащит его обездвиженное тело за шкирку, даже если сам это тело обездвижит. С Чаном можно не бояться внешних факторов, охранников или полицейских, с Чаном нужно бояться только самого Чана и зарытые глубоко в нём травмы, показывающиеся на поверхность в самые неожиданные моменты.       Чанбин как-то слишком быстро проделывает дыру в заборе, и Чонин понимает, что ему пора прекращать думать. Прокусанные металлические нити цепляются за одежду, а чистые коленки в миг становятся грязными. Чан учтиво помогает встать в земли.       Охраны остерегаться практически не стоит: компания не такая богатая, чтобы позволить себе бесконечные камеры наблюдения и дорогую охранную систему, состоящую больше чем из двух старых мужчин. Парни быстро делятся на группы, и Чонин в привычном темпе семенит за Чаном, наблюдая, как тот пробивает оконное стекло возле двери заднего входа.       Лезть в оконную раму уже привычное для Чонина дело, благо теперь он хотя бы оставляет свои колени в целости и сохранности. Кроме глаз Чана ничего не видно, но Ян более чем уверен, что любое лишнее слово не по теме, и старший расправится с его головой так же быстро и без сожалений, как поступил недавно со стеклом.       Они плутают по зданию какое-то время, пока не поднимаются из большого производственного цеха на второй этаж, где длинным коридором выстраиваются различные кабинеты, подписанные тонкими пластмассовыми табличками. Охраны нет, но действовать тихо всё равно придётся, чтобы не выманить её с первого этажа. — Мне кажется, за этой дверью то, что мы ищем, — Чонин тычет на кабинет, подписанный как «лаборатория №1», — но как мы туда попадём? Не выламывать же дверь. — Определённо не выламывать, — еле заметно усмехается Чан и подходит ближе, доставая из кармана какой-то аккуратный аксессуар для взлома. — Думаешь, я не подготовился?       А Чонин ни о чём не думает вообще, чтобы не загубить дело, правда непонятно, какое именно. Чан ковыряется в замке так ловко, что Чонин невольно засматривается: не зря ему в сериалах всегда нравились преступники, уж больно живыми их изображали. Есть что-то безумно притягательное в том, чтобы быть полицейским и наблюдать за каким-никаким, но всё-таки правонарушением.       Дверь открывается спустя несколько минут, и Чонин неуверенно заходит следом за старшим, включая тусклый фонарь на телефоне. Негромкое копошение из металлических клеток выдаёт присутствие мелких грызунов, и Чонин не сдерживает вздоха умиления, когда видит кроликов. — Как так можно, — парень осторожно пихает палец сквозь прутья и ждёт, когда его понюхают. — Давай заберём одного, а? Чанни-хён.       Эта фраза звучит так неправильно, будто бы они действительно что-то большее, чем просто согруппники. Реакцию Чана по глазам понять практически невозможно, но тот подсаживается рядом и пытается погладить кролика, жалобно пищащего от чужих прикосновений. — Я надеюсь, что зоо-активисты вызволят этих несчастных отсюда, — бегло осматривается, — я попробую найти документы в столе, а ты пофоткай вольеры и двери снаружи.       Чонин второпях перевыполняет чужой приказ, делая фотографий на несколько десятков больше, чем нужно. Им удаётся отрыть парочку бумаг с результатами исследований, где есть нужная им информация, подкреплённая печатью организации. — Можно уходить, остальные наверняка уже всё расставили, главное выйти осторожно: так же, как и заходили, — приговаривает Чан шепотом и подталкивает Чонина к выходу. — Может откроем пару клеток, а? Вдруг у зоо-активистов ничего не получится, — Чонин жалобно смотрит назад и машинально тянется к пищащим морским свинкам. — Я не могу их оставить. — Действуем строго по плану, — отчеканивает Чан, моментально надевая на себя привычную маску тирана. — Сомневаюсь, что мы как-то поможем им, позволяя убежать в мир, где есть глупые люди и быстрые машины.       Чонин не спорит, потому что понимает, что старший прав, однако сердце всё равно предательски колет, когда под луч фонаря попадает изнеможённое животное, перепачканное чем-то розовым. И это пугает больше всего: компания позиционируется на производстве уходовой косметики.       Они медленно выходят из кабинета и аккуратно прикрывают дверь, Чонин ещё раз проверяет фотографии и машинально хватает Чана за рукав, когда до уха доносится звук, отличный от мелкого копошения животных.       Вверх по винтовой лестнице поднимается задумчивый охранник, их взгляды пересекаются так быстро, что Чонин не успевает даже сматериться. — Вы кто такие? А-ну стоять!       Чан в привычной манере хватает Чонина за кисть и дёргает в противоположную сторону, сразу же срываясь на хаотичный бег зигзагами в попытках понять, в какую дверь нужно выйти. У Чонина в голове вертится одно французское слово. — Я думал, что Хёнджин с Джисоном их хоть как-то вырубят, — вырывается изо рта Чонина, когда Чан начинает двигаться по намеченному им пути. — Думаешь, у них что-то пошло не так? — Заткни свой рот хотя бы на минуту, думать мешаешь, — прикрикивает Чан, но чужую руку не отпускает, волоча младшего за собой как мешок с картошкой, умудряющийся путаться в собственных ногах. Они добегают до производственного цеха, но шаги за спиной не прекращаются, хотя чужие крики постепенно смешиваются в фоновый шум. Чан берёт в руки рацию. — Чанбин, за нами погоня, поджигайте фейерверки, фотографируйте и уходите, мы пойдём через задний вход.       Чонин не успевает думать и даже опомниться, потому что Чан ловко выводит его из здания и отпускает руку только тогда, когда подошва кроссовок касается пыльной щебёнки. Охранник сдался на середине пути: шум фейерверков и пропитанный дымовыми шашками воздух ловко переводят всё его внимание на себя, идеально выполняя продуманный заранее план.       Чан встаёт как вкопанный, наблюдая за тем, как яркие вспышки огней устремляются высоко в небо, озаряя чуть ярче ещё не проснувшегося солнца. Чонин тоже невольно засматривается, хотя с их стороны не видно и половины всего представления, хочется верить, что Хёнджин хорошо поработал над ракурсом, и заснял всё великолепие где-нибудь в дали от эпицентра, чтобы не попасться ошарашенным охранникам. — Странно, полиции до сих пор нет, — проговаривает Чан довольно тихо, но Чонин слышит всё равно: они стоят как два слипшихся при варке пельменя. — И хорошо, радоваться нужно! — Чонин тушуется от чужой реплики и аккуратно тянет старшего к дыре в высоченном заборе. — Пошли уже, парни наверняка давно уехали.       Чан постепенно отмирает, пугающе подтверждая чониновы сравнения с античной статуей, и неловко плетётся следом, меняя их ролями на считанные минуты. Чужое помутнение рассудка активно игнорируется Чонином, пока они едут по ночной трассе, где уже можно избавиться от потной и грязной маски, ставшей не только рассадником для акне, но и вторым лицом. Лицом человека, который часто забывает, кто он есть на самом деле.       Эйфория от выполненного дела медленно проникает в лёгкие вместе с холодным ветром, ударяющим прямо в лицо, не спасает даже широкая чанова спина, которая больше не напрягается от цепких рук Чонина. Почему-то хочется откинуть голову назад и закричать что-то совершенно бессмысленное и глупое, кажется, что это всё — гораздо более весомое «добро», чем работа полицейским, которого чаше всего никто ни во что не ставит.       Чан останавливается на обочине, когда под чониновыми руками вибрирует телефон, загоняя их как потерявшихся овечек обратно в загон реальности. Хочется верить в то, что это Чанбин, которого волнует вопрос их сохранности, но крики, доносящиеся из динамиков быстро это опровергают. — Всё нормально? Это кто-то из парней? — Чонин внимательно смотрит на то, как старший со сведёнными к переносице бровями сбрасывает трубку. Становится гораздо холоднее. — Нет, просто брат звонил. Родной, — Чан как-то нервно сжимает ладонь в кулак и снова заводит мотор. — Ничего такого, сейчас отвезу тебя домой.       Они расстаются сухими прощаниями и явно ощущающейся пропастью, вновь развергнувшейся меж двумя парнями. Чонин пытается проанализировать чужое поведение и понять, что успел сделать не так, но поток мыслей снова превращается в манную кашу, стоит только упасть в грязной одежде на мягкую и чистую постель. Он совершенно вымотан и безбожно хочет спать.       В общем чате постепенно о своем состоянии отписываются все, Ян просматривает снятое Хёнджином видео от первого лица и не сразу замечает ещё один непрочитанный диалог. Ким Хонджун: «как там ваша погоня за правдой? жаль, что мы не смогли выехать на это дело» Ким Хонджун: «но, поздравь меня, пока ты там занимался фигнёй, мы смогли сесть на хвост тем самым неуловимым грабителям, про которых я тебе рассказывал» Ким Хонджун: «гандоны всегда убегали безнаказанными, но в этот раз нам удалось приехать вовремя и даже схватить одного»       Чонин вытирает рукавом толстовки лицо, размазывая по нему пот и грязь, но впервые до этого нет никакого дела. В голове постепенно начинает складываться пазл.       Благодаря разговорам с Хонджуном Чонин вовремя даёт себе пощёчину и вспоминает о самом важном деле. Деле, которое является его реальностью, деле, благодаря которому он влип по самые яйца во всю эту клоунаду и иногда тонет в ней так глубоко, что забывает, каков на самом деле окружающий его воздух на вкус. Запах полицейской кобуры, витающий в участке аромат кофе и пустота собственной квартиры. Его жизнь.       Да, с этим определённо пришла пора заканчивать, пока не утонул в этом по уши.       Хорошенько выспавшись, Чонин приводит себя в состояние не побитого причёсанного человека, и решает наконец-то расставить все точки над всевозможными буквами, как бы плохо это не сказалось на том, что Ян привык считать правдой. Кажется, что разгадка уже близко, да так близко, что отдаётся болью где-то в груди, стягивая лёгкие тонкими металлическими прутьями от недавно испорченного забора.       Чтобы собрать пазл воедино нужно не только отбросить с концами все свои желания, мысли, но и забросать камнями пропасть между Чаном и Чонином, позволяя с лёгкостью добраться из пункта «А» в пункт «Б», которым на данный момент является рабочее место старшего.       Хочется верить, что им наконец удастся поговорить нормально, и, как хороший полицейский, Чонин дотянет оставшуюся информацию, даже если придётся поплатиться разбитым лицом или сердцем (Чана, конечно же).       Обстоятельства складываются явно в лучшую сторону, потому что в автомастерской никого нет: Чонин приезжает слишком рано, чтобы Чан целиком и полностью был поглощён работой. В помещении тихо, и всё так же пахнет бензином, посередине гордо стоит чья-то навороченная машина, а в самом углу возле высокого стеллажа Чонин выглядывает знакомую спину в растянутой грязной майке. — Чанни-хён! — Чонин не подходит слишком близко, чтобы не нарушить чужое личное пространство и попросту не напугать человека, так сильно любящего махать кулаками без выяснения обстоятельств.       Чан поворачивается ровно на секунду, но этого хватает, чтобы Чонин успел разглядеть свежий, налитый кровью синяк прямо у того под глазом. — Чего приехал? — Чан снова принимается копошиться в ящиках, максимально закрываясь от младшего своей позой и грубостью в голосе. На секунду становится как-то даже страшно. — Хён, что случилось? Ты с кем-то подрался? — Чонин спрашивает настолько аккуратно, на сколько может, не подходя ближе, чтобы не сделать хуже. Пропасть между ними с каждым мгновением становится всё шире, рассыпаясь камнями по краям. — Упал. Не твоё дело, — тот продолжает делать видимость деятельности или действительно работает, Чонину не видно из-за спины. — Чанбин скоро придёт, а я занят.       Чан не зол, Чан расстроен, и это чувствуется во всём: в его позе, тембре голоса и нервно дрожащих руках, готовых в любое мгновение прикрыть лицо, не давая миру лицезреть свою слабость. Последнее, о чём думает Чонин — то, что этот синяк был получен в последствии её проявления. — Хён, ты как? Что случилось? Я могу как-то помочь? — Чонин понимает, что все его слова для старшего — пустой звук, но по-другому не может. Поддержать хочется, узнать, что произошло — тоже, и дело вовсе не в изначальной цели прихода в авто-мастерскую. — Я сказал: отвали, — Чан встаёт и начинает уходить: от разговора и Чонина в целом. Младший привычно семенит следом. — Ты мне ничем не поможешь, так что проваливай.       Попытки Чана закрыться успешно игнорируются Чонином, который теперь уж точно отступать не намерен. Старший хоть и был закрытой книгой с самого начала, но всё же пару страниц Ян успел мельком просмотреть. — Хён, я никому не скажу, позволь мне помочь тебе, — Чонин говорит тихо, будто бы чувствует, какое воздействие его голос оказывает на чужие нервы, — хотя бы обработать синяк, чтобы зажил быстрее. — Помочь мне? — Чан резко разворачивается, чем пугает аккуратно подкравшегося Чонина. Нависает грозно сверху, как злодей из мультфильмов, и даёт в полной мере разглядеть огромный синяк и разбитую губу, которая до сих пор кровоточит. — С чего бы тебе хотеть мне помочь? Зачем тебе это? — словно хищник наступает с каждым шагом, и Чонин практически правдоподобно делает вид, что его пугает чужой крик. — Я обращался с тобой, как с дерьмом, а ты мне помочь хочешь? Как-то слабо верится. Да и чем ты мне поможешь, если я уже сам себе помочь не могу?       Чонин смотрит на щемящее разочарование в чужих глазах и не может больше сдерживаться, давая отпор каменной статуи, впервые показавшей человеческие эмоции. Кидается вперёд, обнимая за плечи неловко и несуразно, пока Чан остаётся столбом стоять от чужой наглости и необдуманного поведения. — Говорил же: ты мне нравишься, вот и хочу помочь, — Чонин утыкается в плечо, чувствуя ладонями напряжённые мышцы, которые с каждой секундой будто бы расслабляются, или же Ян попросту хочет в это верить. Чан стоит молча и, кажется, даже не дышит, однако объятья действуют на него лучше, чем Чонин предполагал: Бан хотя бы перестаёт кричать. — Отпусти меня, придурошный, — говорит это уже менее злобно и сам аккуратно отодвигается, хотя Чонин был готов отхватить по лицу за такую вольность с самого начала. — Это Дону. С ним пособачились. — А Дону это?.. — Мой родной брат. — Ты мало про него рассказывал, — Чонин всё же отодвигается, мысленно радуясь, что такое простодушное действие Чана успокоило, а не разозлило в два раза больше. — Теперь я, кажется, понимаю, почему. — Только без лишних вопросов, — произносит Бан твёрдо и отходит подальше, чтобы не делать эту ситуацию ещё более неловкой. — Чанбин знает? — спрашивает Чонин, как всегда не подумав, после чего неловко ойкает. Да, это не его дело, и вспоминать об этом каждый раз всё труднее. — Нет, мы не виделись после вчерашнего, — отвечает старший вопреки всему и возвращается к работе, игнорируя Чонина уже менее заметно. — А ты чего припёрся всё-таки? Опять твоя развалюха умерла? — Да я просто… — Чонин на секунду задумывается и быстро даёт заднюю. — Вчера ты был злой, вот решил узнать, как дела. — Придурошный, — умозаключает Чан и вновь отворачивается спиной, прерывая дальнейшие попытки продолжить диалог, — в следующий раз спрашивай об этом в интернете.       Чонин кивает и впервые исполняет чужое желание, уходя из мастерской так же тихо и аккуратно, как и вошёл.