Универ возле дурки

Алиса В человеческой психологии есть такое понятие, как структура личности. В ней люди определяются следующими ролями: родитель, учитель и ребёнок. Мне повезло оказаться родителем. А по треугольнику Карпмана я настоящий Спасатель. Те немногие знакомые вместе с моей завидной компанией получали бонус в виде бесконечной и — нередко — непрошеной заботы. Конечно, Боря Барбариска исключением не стал. С самого первого курса я оберегала его, как курица-наседка. Возможно, ему не всегда это нравилось, но иначе я не могла. Если человек входил в круг моего общения, в голове автоматически включалась функция "охранять и защищать". В добавок, Гринченко не давал мне и недели покоя, попадая в разные передряги, которые без сторонней помощи могли закончиться много хуже. Утром десятого октября я в хорошем настроении пришла на вторую пару. Люблю вторники и расписание третьего курса, когда пар становится меньше, чем на первом. На втором этаже возле первой аудитории слышала гомон однокурсников. Их басистый смех невозможно не услышать. Бросила взгляд на этих детей-переростков, продолжила идти. Как вдруг слух уловил часть разговора. — ... Боря с Артёмом. Да, тоже не думал, что они начнут общаться. — Странно. Артём обычно держится своих подпевал, а тут подцепил Гринченко. Как бы это не закончилось хреново. Они заметили моё внимание, резко замолчали. Тогда я постаралась улыбнуться, прикрыв глаза, и поспешила дальше по коридору. Похоже, чья-то задница сегодня получит. Первая пара у нас была всем потоком — психология. Я заняла место на третьей парте, забила место другу. Через минуту он и сам ввалился в аудиторию. Потрёпаный, сонный, но какой-то больно улыбчивый. Брови самовольно нахмурились. Мой радар безошибочно определил: дело дрянь. Вялой походкой парень дошёл до парты, кинул сумку и свалился на стул. Я видела, что он пребывал не в лучшем состоянии, потому сразу перешла к делу. — Твои одногруппники трепались, что ты общаешься с Артёмом. Это правда? — Тебе какая разница? Интонация ответа резанула, как свежая ива. Это не было что-то вроде:"А что, ревнуешь, Лиса?" или "Ладно тебе, просто дурачусь". Фраза именно эмоции:"Отвали". Я опешила, отодвинулась к стенке. На секунду стало страшно, что уже начала терять его. Затем постаралась охладить свои чувства, глубоко вдохнула и выдохнула. — Большая. Я твоя подруга, и мне не плевать, если что-то случится. Сам знаешь: у него друзья надолго не задерживаются. — Приятно, что мама-утка заботится обо мне, но я взрослый мальчик, лады? Ещё не разобрался с великом и тем, как ты его чуть не угробила. — Прости. Знаю, накосячила. Но я сказала, что оплачу ремонт. — Вот и хорошо. Сойдёмся на том. Только не надо опекать слишком сильно, а то подумаю, что влюбилась. В ту секунду он посмотрел на меня впервые за время разговора. В голубых глазах я увидела ту искорку, которую знала слишком хорошо. Улыбка расплылась по лицу против воли, пока я не могла отвести взгляд от светлого лица напротив. Мираж рассеялся, на душе стало чуть легче. Но внутреннее беспокойство не ушло насовсем. Я форменно ощущала, что расслабляться не время. В контраст мыслям улыбнулась чуть шире, наклонилась к другу, чтобы прошептать: — Ага, щас. Когда в следующий раз буду мастурбировать, запишу видео лично для тебя. — Порнушка для лучшего друга? Вот это я понимаю забота. — Пф-ф, идиот. Наконец, в аудиторию вошёл преподаватель. Ребяческое настроение витало в воздухе примерно полминуты, а затем ручки заскрежетали по бумаге, выводя конспекты, которым не было конца и края. *** В среду, как договаривались, пришла к своей модели. Чёрт, до чего странно осознавать, во что я ввязалась. В рюкзаке привычно болтался альбом, принадлежности для рисования и скромный гостинец. Долбаный родитель во мне не замолкал, даже когда дело касалось пациента психбольницы. А впрочем, чем чёрт не шутит? Я подошла к знакомому месту, увидела силуэт. Чёрные длинные волосы, болезненно худое тело — несомненно, моя остановка. Я открыла рюкзак, достала необходимое, как мужчина уже стоял напротив. Слегка улыбнулся, прищуренными глазами смотрел на меня. Произнёс всего одно слово: — Пришла. — Удивлены? — ответила под стать. — Нет. Скорее, думал, что ты шутила, когда сказала, что будешь навещать. — Я же дала слово, и не привыкла его нарушать. — Похвально. Что на повестке дня? — Ваши глаза. Позировать необязательно, главное, чтобы мы поддерживали зрительный контакт. — Ну, это просто. Сигареты взяла? — Конечно. Достала из кармана пачку, зажигалку, протянула Сайлесу. Как только губительная проказница оказалась зажата губами, а яркий огонёк чиркнул по кончику, лицо мужчины сделалось блаженным. Будто в дозе никотина и столь простом ритуале скрывалось счастье всей его жизни. Я невольно засмотрелась, но быстро перевела внимание на эскиз. Очертания вырисовывали схожесть с оригиналом, но работа предстояла нехилая. Меня одолевал страх, смешанный с интересом, ведь это мой первый портрет за долгое время практики одних только пейзажей. Пальцы вдруг начали дрожать, однако я заткнула все чувства. Сейчас значение имела только работа, и ничто не может мне помешать. Обхватила карандаш поудобнее, глянула на натурщика, который развязно курил, опираясь на чёрную решётку. Посмотрел на меня в ответ. Глаза у него правда дивные. Не из нашего мира точно. Взгляд прямой, спокойный. Не хищный, как у показных самцов, и не смазливый, как у мальчиков-подростков. Своим взором он как бы говорил:"Я слишком устал, чтобы реагировать на выходки этого мира. Оставьте меня в покое". Новая затяжка, ещё одна. Я прерывалась, только чтобы видеть работу на бумаге, а через секунды снова встречалась с чужими глазами. Миндалевидной формы, всегда немного прищуренные, как если бы смотрел на Солнце. Цвет радужек бессовестно приковывал к себе внимание. Я знала, что у альбиносов есть такие особенности, но Сайлес походил на кого угодно, кроме альбиноса. Как оговаривалось, мы поддерживали зрительный контакт долгое время. Не помню, когда в последний раз столько времени смотрела в глаза мужчине. Обычно даже зрительный контакт вызывал отвращение, но в этот раз ситуация вышла противоположной: мне хотелось смотреть на него, и чтобы он продолжал смотреть на меня. Алиса, что за хрень? — Ты так пронзительно смотришь, — низкий голос вырвал из мыслей. Я моргнула, не сразу поняв услышанное. Ответила первое, что пришло в голову. — Привычка. Не обращайте внимания. Никакой привычки нет у тебя, дура. Скорее улитку поцелуешь, чем станешь мужчину рассматривать. Но он счёл фразу забавной. Улыбнулся, выпустил струйку дыма. — Сложно. Не помню, когда в последний раз красивая девушка смотрела на меня так, как смотришь ты. — Видимо, это было давно. — Буквально в прошлой жизни. Ты невинная овечка, Алиса. Не хотел бы испортить тебя. — Я взрослая девочка, Сайлес. Если захочу, поддамся изменениям, нет — убегу поскорее. К счастью, решётка закрывает не меня. Мужчина нахмурил брови, выбросил окурок себе под ноги. Блять, какая же ты тупая. Хватит нести бред, а не то чего доброго спугнёшь единственную модель. Закусила губу, опустила взгляд. — Простите. Я не подумав. — Нормально. Твои слова правдивы, если задуматься. Следующую минуту оба молчали. Я старалась как можно честнее передать выражение его взгляда, разрез волшебных глаз, толику незаинтересованности в окружающем мире. Тишина закончилась быстро. — Почему именно глаза? — Как известно, они — зеркало души. Я не знаю, какая у вас душа, Сайлес, но верю, что если мастер хорош в своём деле, даже случайный прохожий сможет определить внутренний мир человека. — Красиво сказано. Наши взгляды ненадолго встретились, я улыбнулась и продолжила вырисовывать детали волшебных очей. Впервые за долгое время мне было комфортно смотреть в глаза мужчины дольше пяти секунд. Впервые укол осторожности и первобытного страха не касался сердца всякий раз, когда он изучал моё лицо, тело. Молчание затянулось, я первая нарушила его. — Могу спросить? — Спроси. — Как вы здесь оказались? В смысле, вряд ли вас... не знаю... отправили на лечение. Если я знаю что-то о таких местах, так это то, что просто так в психушку не отправляют. — История длинная будет, — сказал уклончиво. Отвёл взгляд в сторону, и меня осенило, что либо Сайлес категорически не хочет об этом говорить, либо нужно правильно подвести его к расссказу. Конечно, мой любопытный зад выбрал второй вариант. — Я никуда не тороплюсь. К тому же, готова поспорить, здесь вам особо не с кем поговорить. А иногда так хочется облегчить душу, пусть и малознакомому человеку. Специально не смотрела на него, давая возможность почувствовать, что не пытаюсь давить или принуждать к ответу. Прошло пять секунд, и я решилась мельком глянуть — прищуренные глаза воззрились аккурат на меня. Уголок сухих губ поднялся, когда пациент заговорил: — Я был обычным человеком с обычной жизнью, как и многие другие. Ездил на работу на серой Волге-красавице. — Улыбка выражала счастье от воспоминаний. — Приятели говорили, что цвет совпал с моей жизнью, моим характером, и меня это устраивало. Но знаешь, как бывает? Живёшь спокойно, мирно, а в один момент видишь то, что не следовало бы. На работе коллеги проворачивали какие-то делишки, о которых знало начальство, но далеко не все сотрудники. Не знал и я, пока однажды не задержался на работе до поздней ночи. Они поняли, что накосячили, решили меня подкупить. Не получилось, я гордый был, принципиальный. Стали думать, как избавиться от свидетеля, и кто-то предложил идею с местной богодельней. Впрочем, как ты верно заметила, просто так сюда не попасть. Тут-то на сцену и вышел Арсений Витальевич — заведующий "Вознесением". Он кивнул себе за спину. Я поняла, что именно так называлась дурка. Чёрт, смахивает на религиозную секту. После короткой паузы рассказ продолжился. — Перед назначением в лечебницу, врач-психиатр должен обследовать обвиняемого, чтобы вынести вердикт. Горе-друзья подкупили Симонова, и он свидетельствовал в деле против меня. Постарался на славу, нечего сказать. — Послышался короткий смешок. Скорее, досады, чем радости. — Если заглянуть в мою медкарту, можно заметить разные диагнозы. Шизофрения, токсикомания, депрессия, тревожное расстройство — и это только на первой странице. Конечно, с таким букетом человека опасно держать в обществе "здоровых" людей. У меня не было денег на хорошего адвоката, а даже если бы, всех судей с самого начала приставили к нужной кормушке. Не прошло недели, как меня закрыли в психушке. Худые пальцы стиснули железные прутья, брови раздражённо дёрнулись. Эмоции на лице мужчины сменялись с бешеной скоростью. Я не могла и на секунду отвести взгляд, боясь пропустить новые изменения. Карандаш застыл в моей руке, а глаза на бумаге проиграли в значимости глазам живым. — С момента пребывания здесь, я часто вспоминал слова тех, кто говорил о невзрачности моей жизни. Но знаешь что? — Обратил взгляд на меня. Глаза округлились, слова застряли на кончике языка. — Я скучаю по моей серой жизни. Тихой, нетравмирующей жизни. С выраженной болью на лице он коснулся собственных предплечий и замолчал. Клянусь, я почувствовала, как ему было необходимо это откровение. Как с последней репликой что-то внутри тощего тела оборвалось, тяжёлым грузом упало на землю, но вместе с тем облегчило ношу раненой души. — Спасибо, что доверили свою историю. Теперь она будет жить не только в вашей голове. Что касается ситуации, у итальянцев есть хорошая поговорка:"Когда игра заканчивается, король и пешка падают в одну коробку". Ваша партия ещё не окончена, Сайлес. Ход игры можно изменить. Мужчина только хмыкнул на мою попытку ободрить его. — Ещё сигаретку? — предложила, чтобы перевести внимание. — Не откажусь. Он закурил новую, затянулся пару раз. Видимо, доза никотина действовала на него успокаивающе, потому что довольно быстро он стал более расслабленным, чем минутой ранее. Вдруг протянул сигарету мне, кивнул, мол:"Бери". Я несколько секунд смотрела на него, на бумажную проказницу, снова на него. Встала, протянула руку меж прутьями, взяла сигарету. Мужчина старался сделать всё аккуратно, чтобы мы не касались друг друга. Такой незначительный, но трогательный жест вызвал дурацкую ухмылку. Я дёрнула головой — волосы прикрыли лицо. Обхватила белую трубочку двумя пальцами, приставила ко рту. Глаза невольно прикрылись, когда губы обхватили фильтр, приближая сладкий момент медленного самоуничтожения. Вдыхаю дым, он проникает в лёгкие, летит по грудной клетке, чтобы затем освободиться через плавный выдох. Доза никотина проникает в организм вместе с прочей дрянью, и тогда я пониманию, что в чём-то мы с Сайлесом схожи. Оба зависим от поганой, но спасительной привычки. Поганой, потому что рак не дремлет, спасительной, потому что в жопу мир, который доводит до такого состояния. Сделав ещё несколько тяг, вернула взгляд на пациента. Он стоял неподвижно, расслабленно, но взгляд аметистовых очей обратился к конкретной точке — моим губам. Сайлес без зазрения совести наблюдал за тем, как я курила, и не торопился отвести глаза. Смотрел, думая о чём-то. Возможно, желая чего-то. Желая? Не льсти себе. Хочешь сказать, я не могу понравиться пациенту дурки? Можешь, и всё равно не торопи события. Потеряла счёт времени. В какой-то момент мужчина, наконец, посмотрел мне в глаза. Хитро улыбнулся. Чёрт, он всё понял. Я как раз делала новую тягу и от неожиданности подавилась дымом. Кашлянула пару раз, убрала сигарету подальше от волос. Сайлес сделал было шаг, но я выставила руку вперёд. — Всё в порядке. — Так смутил мой взгляд? — Вы очень пристально смотрели. — Учусь у лучших. Глянула на сигарету: вокруг фильтра остался след бордовой помады. — Испачкала. Можете закурить новую. — Я не брезгливый. Протянул руку, взял сигарету. Будь мы в Японии, я бы в мыслях уже пищала о непрямом поцелуе. Но мы не в Японии, и я не пищу. Только чувствую, как к щекам прилила кровь. Заметила, что сегодня мужчина пребывал в хорошем настроении. Не был таким вялым, надломленным, как в прошлый раз. Я решила воспользоваться ситуацией последний раз. Вдруг повезёт. — Вы не скажете мне своё настоящее имя? — Хах, ты долго держалась. Думал, на второй встрече спросишь. Я пожала плечами, перекатывая карандаш между пальцами. — Для тебя это так важно? Ответный вопрос застал врасплох. При любых обстоятельств банальное знание имени — настоящего имени — располагало к себе. Ты хотя бы уверен, что человек перед тобой реален, из настоящего мира. Не является выдумкой, фантазией, и не растворится однажды, как иллюзия. Конечно, выражать свои мысли Сайлесу я не стала. Чего доброго сочтёт параноиком. — Мне казалось, мы достаточно знакомы, чтобы вы могли доверить такую правду о себе. — Ты права. Но я хочу сказать, что моё имя ничего не изменит в наших отношениях. ... отношениях. Не послышалось? — Ты не сможешь обращаться ко мне по прошлому имени, как бы сильно не хотела. — Почему? — Потому что его просто нет — того человека, с тем именем. Он остался в прошлом. Я оставил его в прошлом. Дал себе новое имя, чтобы вынести жизнь здесь. Иногда мир должен забыть о тебе, чтобы появилась возможность родиться заново. Так и случилось: я родился снова и назвал себя так, чтобы ничего не напоминало о жизни, которая осталась позади. — Красивое имя для новой жизни. — Согласен. — Оно, случайно, не производно от английского "silence"? — Именно от него. Тишина такая звенящая, что невольно сходишь с ума. Я долгое время держался, и, боюсь, если бы не ты, то точно свихнулся бы. — Ладно вам. Мы помогли друг другу. Улыбнулись одновременно. Метнула взгляд к рисунку — глаза были нарисованы лучше, чем я могла представить. Улыбнувшись чуть шире, отложила альбом. — А ты? — спросил он тихо. — Что я? — Доверишь мне какую-нибудь свою правду? А то получается, что я один делюсь, и не знаю практически ничего о моей единственной визитёрше. — Даю слово, что поделюсь чем-то. Но лучше оставить до следующей встречи, чтобы нескучно было. А пока я не забыла... Потянулась за рюкзаком, выудила гостинец, замотанный в фольгу. Мужчина с интересом смотрел, как я разворачивала несколько слоёв. Наконец, опустила руки, хвастаясь работой. Сайлес глянул и коротко посмеялся. — Чем заслужил такое участие? — Своим невозможно худым телом. Как художник, я нахожу в этом что-то по-своему прекрасное, но как любитель поесть — только чувствую боль. Он снова посмеялся, принял из рук бутерброд. Я забила его максимально: свежая ветчина, ломтик сыра, помидор, огурчик, творожная помазка на самом хлебе. Съела такой же перед выходом, и была довольна, как слон. Потому когда мужчина приблизил еду ко рту, почувствовала, как сердце замерло. Слух уловил игривый хруст хлеба, чужие веки опустились. В следующий миг его глаза распахнулись так широко, что я вздрогнула. — Не ел ничего вкуснее за последние пять лет. Ты сделала мой день, Алиса. В доказательство своих слов, довольно застонал, откусывая ещё немного. Я видела, как огуречный сок стекал по длинным пальцам, и он не стеснялся жадно его слизывать. Картина вышла довольно интимной, и я опустила взгляд. — Рада, что так. Он жадно, плохо прожёвывая, расправлялся с бутербродом, пока я собирала вещи в рюкзак. На лице засветилась дурацкая улыбка, которую хотелось стереть. Однако я не торопилась, как и не спешила уходить. Когда мужчина закончил есть, протянула салфетку, слушая благодарности. Подумать только, подкармливаю пациента дурки. Вот, что значит "нескучно живётся". В конце концов, я подошла к решётке совсем близко, ведомая внезапным порывом. Ноги сами несли меня вперёд, движения получились неловкими, будто у ребёнка. Сайлес понял моё намерение, подошёл сам. Я осторожно, с небольшой задержкой, протянула ладонь между прутьями. Он направил свою навстречу. В последнюю секунду мозг дал отбой действию, рука дёрнулась назад. Я закрыла глаза от злости на саму себя, повторила действие. Пальцы зацепились за железки и растянулись, будто в инопланетном приветствии. Ну знаешь, когда указательный сведён со средним, безымянный — с мизинцем, а большой сам по себе. Несколько мгновений продолжалось молчание. Затем я почувствовала тепло чужой ладони, резко втянула воздух. Кожа покрылась мурашками, образы боли светились в памяти. Мотнула головой, сбрасывая наваждение. Мужчина коротко посмеялся, и только тогда я открыла глаза. Глянула на наши руки, сердце забилось в бешеном ритме. — Глупо получилось, — бросила оправдание и мигом убрала руку. — Вовсе нет. Пусть это будет нашим приветствием. — Но... — Нужно начинать с чего-то, Алиса. Я не заставляю тебя, просто можем попробовать. Я была благодарна, что он не давил на меня. Не торопил, сохранял осторожность. В то же время мысли путались. Получится ли? Может не стоит? Каждый контакт провоцирует воспоминания, которые хотелось бы закопать поглубже. Считаешь, именно он станет тем, кто "вылечит" тебя? Не знаю, закройся уже. Заметила человека на крыльце психушки. В своей властной позе он осматривал территорию, пока не задержал взгляд на нас. — Сайлес. — Да? — Вы говорили предупреждать, если будет очкарик в белом халате. — Он за спиной? — Не слишком близко, но смотрит в нашу сторону. — Пусть смотрит, коли есть глаза. Я спрятала улыбку за воротником, достала телефон. — Уже поздно, мне пора бежать. — Не стану задерживать. Приходи в пятницу. — В это же время. Договорились. Бросив ещё один взгляд на заведующего, я ощутила, как холодок пробежал по телу. Застегнула все пуговицы на кофте и поспешила в общагу. *** Сорок девятый Она успела лишь завернуть за угол, а меня скрутило пополам. Вкусный бутерброд, ещё недавно ласкавший рецепторы, превратился в непереваренное месиво, обласканное желудочным соком. Слишком идеальная еда для таких мест, слишком сложная для человека, который намеренно не доедал месяцами. Не знаю, на что я расчитывал, принимая лакомство, но точно не на то, что последует дальше. Сплюнул кислую слюну, ещё раз, вытер рот своей бежевой робой и старался угомонить новые рвотные позывы. — Придётся привыкать, — сказал в пустоту. Ситуация казалась нелепой, глупой, но если бы появилась возможность переиграть, я бы ничего не изменил. Ещё сотню раз блевал на сочную траву, если потребуется. С чего вдруг такие жертвы? Не помню, когда в последний раз обо мне заботился кто-нибудь. Делал то, что не причиняло бы вред, поддерживал долгие беседы без издёвок над букетом диагнозов. Однако она смогла. По личной инициативе милая девочка проявила добродушие к человеку, которого в обычной жизни и не заметила бы на улице. До чего дурацкие обстоятельства нашего знакомства, нынешнего общения. Я рад, что она навещает меня и не видет в том какую-то извращённую забаву. Рад, что не отводит боязливо взгляд от изуродованного худобой и шрамами тела, а с интересом изучает, подмечая детали. А как трогательно прячет взгляд, когда говорит что-то откровенное. Господи, возможно ли быть такой хрупкой и стальной одновременно? Её боязнь прикосновений наверняка не пришла из ниоткуда. Алиса — раненая душа, как и я. Надеюсь только, что не настолько сильно раненая. И даже в избегании контакта есть что-то по-своему прекрасное. Как пальцы сжимаются неуверенно, кожу покрывают мурашки, а глаза испуганно бегают с места на место. Разумом я понимал, что речь шла о травмирующем опыте — не может быть ничего красивого — но в этой девушке даже страх выражался иначе. Возможно, я слишком долго не общался с противоположным полом, или жадность до сочувствия играла со мной злую шутку. Я не знал, что именно. Но трезво понимал, что колючее создание спасло меня от неминуемой гибели. Значит, шоу должно продолжаться. Кстати о нём. Заметил в окне знакомый силуэт. Шторка быстро дёрнулась, но всё стало понятно без объяснений. Симонов. Чёрт возьми, этот засранец всё ещё пялится. Фетиш такой? Губы разошлись в оскале. Да, я смог привлечь его внимание, затронуть то, на что власть не распространялась — внешний мир за стенами "Вознесения". Осознание придало сил. Я поднялся и, не скрывая довольной улыбки, шёл прямо к главному входу. *** Симонов Они общались, как ни в чём не бывало. Ходячий скелет в очереди на смерть и молодая девица миловались прямо под моим носом. Какого чёрта? Я здесь Господь Бог, и никто не имеет права позволять себе лишнего. Пальцы с силой сжали край стола. Увиденное пробуждало нечто злостное внутри, и желание управлять этим странным образом исчезало. Я вдыхал поглубже, чувствуя, как меня напитывала растущая тьма. А затем голову посетила шальная мысль. Если они хотят поиграть в голубов — пускай. Рано или поздно за удовольствие придётся платить. И цену я выставлю такую, что Сайлесу не хватить жизни расчитаться. Да. Так и поступлю. В голове роились возможные способы, как сделать жизнь внезапно повеселевшего пациента ещё невыносимее. Благо, с фантазией проблем не имелось. Я поднял руку, чтобы прикрыть дурацкую улыбку, что рвалась наружу. Хоть в кабинете никого не было, такое актёрство помогало вжиться в роль мучителя. — Андрей! — крикнул в сторону. Я знал, что он аккурат за дверью и, конечно, санитар не заставил себя ждать. — Да, Арсений Витальевич. Звали? — Сорок девятый возомнил, что имеет свободу. Думаю, пора развеять его фантазии. Крепкий мужчина стоял молчаливо. Ждал, пока я продолжу свою идею. — Мне нужно, чтоб ты понаблюдал за ним какое-то время. Сам я не имею ни желания, ни времени этим заниматься. Обрати внимание, как долго он гуляет, не отходя от решётки, и как часто приходит к нему девушка. — Девушка? — спросил неверяще. — Да. Всё это я хочу знать. Через пару недель жду от тебя результата. Конечно, не думай, что работа останется без вознаграждения. Ты знаешь, как я отношусь к тем, кто помогает мне. — Хорошо. Я всё понял, Арсений Витальевич. Могу идти? — Конечно. Хорошего вечера. Дверь за подчинённым закрылась, а вместе с ней усталость навалилась на плечи всем весом. Я нашёл в себе силы, только чтобы достать бокал и налить в него немного вина. Говорят, в одиночестве пьют алкоголики, но что я могу поделать, если одиночество — и есть лучшая компания? С санитарами пить не по чину, а с пациентами и подавно. С учётом количества препаратов, которые те принимали каждый день, летальный исход не заставит себя ждать. (Королева ночей — Guntor) С бокалом в руке вернулся в ворох мыслей. Всё же... почему она? Как эта девочка обратила внимание на тень прежнего человека? Почему не убежала без оглядки, вспоминая о встрече в страшных кошмарах? Чем Сорок девятый привлёк внимание молодой девицы? Да и кто вообще эта птица из ниоткуда? Раньше она мелькала у самого университета. Универ... В точку! Наверняка студентка. Для аспирантки — а тем более преподавательницы — слишком молода. Волосы блондинистые, но некрашенные. Не помешана на внешности и при том весьма хороша собой. Может ли быть сочетание идеальнее? Вряд ли. Новый глоток — новые мысли. Как хорошо иметь возможность наблюдать за людьми. Когда с крыльца разглядел затаившуюся нимфу, в груди что-то горячо кольнуло. Рассматривать её, пусть издалека, оказалось приятным занятием. Впервые за годы знакомства чувствовал зависть к везучести Сорок девятого. Он-то мог глядеть на девочку вблизи, изучать черты, смену эмоций, ловить редкие улыбки. Лицо её казалось удивительно суровым, нечитаемым. Будто улыбки были слишком редкими гостями, чтобы вообще их упоминать. Кроме того, незнакомка что-то рисовала. Не исключено, что портрет моего пациента. Даже если так, за работой она выглядела ещё лучше. Такая внимательная, сосредоточенная. Каждое движение отдавало взмахом птичьего крыла с расстояния. Девочка явно не из числа ветреных ровесниц, нет. Одного взгляда достаточно, чтобы сделать безошибочный выбор. А я врач, в том моя профессия. Бокал внезапно опустел, а я поймал себя на мысли, что довольно долго рассуждаю о пташке, имя которой не знаю. Захотелось узнать её лучше, но не как с пациентами, а просто как миловидную девушку. Интересно, ресницы её такие же светлые, как волосы? Глупый вопрос и порция алкоголя вызвали новую улыбку. Глупую, непрошеную, но необычно тёплую.