Универ возле дурки

Алиса Среда началась благополучно. Я поняла это, когда на утро не почувствовала отвратительного похмелья. Всё же решение не напиваться оказалось чертовски правильным. По расписанию была единственная пара по истории всем потоком, потому я потянулась в кровати и стала собираться. Оля с Викой убежали ещё до пробуждения, так что я была представлена сама себе. Приняла душ — благо, горячую воду использовали не всю — сделала сырники, как планировала. Приготовила особый гостинец для натурщика, в голове прокручивая, что надеть. Погода медленно, но верно покорялась тенденциям сезона. Температура снижалась, пасмурные дни в неделе превышали солнечные. И я обожала этот переход. Каждый год классика, что грела душу мрачной лягушки, вроде меня. Надела майку, спортивный костюм сверху и обула любимые кеды. Волосы заметно отросли с последней стрижки — теперь почти касались плечей. Убрала их за уши, скрепила заколками. Настроение горело решимостью. Я уже подумала, что никто и ничто не сможет меня вывести из себя, однако, оказалась неправа. А стоило всего лишь прийти в горячо любимый универ. Всё началось, как обычно. Шум, разговоры преподов возле деканата, воздух, который насквозь пропах любителями курить на переменах. Но при том складывалось ощущение, что подлянка ждала с распростёртыми объятиями. Я старалась игнорировать навязчивые мысли, пока шагала до последней аудитории на этаже. Затыкала их, толкала вглубь сознания, откуда те не смогли бы выбраться. Наконец, заветная дверь. Вошла, поздоровалась с преподом, и вдруг заметила, что все — абсолютно все — однокурсники пялились на меня. И нет, то был не взгляд, которым ты смотришь на очередного вошедшего. Они знали что-то. Что-то, о чём не подозревала я, и чувствовала себя поганой мишенью полчища гиен. Глаза Бори стали для меня маяком. Однако его взор тоже изменился: казался стеклянным, запертым. Я поспешила занять место рядом с ним, достала тетрадь, ручку. Гринченко продолжал смотреть на меня, сохраняя молчание. Ощущение стало до того гнетущим, что я не выдержала и спросила: — Что-то случилось? Друг наградил меня только немигающим взглядом. Когда открыл рот, чтобы ответить, его опередил противный голосок сзади. — Лучше ты расскажи, что с твоим пареньком из психушки. Видимо, нормальные не нравятся, так Алиска решила на особенных переключиться? В твоём стиле, дорогуша. Даша Резалова вонзила иголки мне под ногти. Каждое слово мучало с новой силой и, казалось, что пытке нет конца. Она залезла своими грязными ручонками туда, куда не следовало. Не знаю, когда и каким образом, но высокомерная мразь за спиной заметила ту часть жизни, которой я не хотела ни с кем делиться. По крайней мере, сейчас. Зубы заскрежетали, пока в голове снова и снова проигрывалась реплика однокурсницы. Она посмела коснуться маленькой частички мира, которая принадлежит мне одной. Нет. Которая принадлежала мне одной. А теперь частичка стала достоянием всех присутствующих, и наверняка не только их. Подобная тема в небольшом универе рисковала стать долгоиграющей сенсацией. И меня тянуло выблевать внутренности от осознания, что главной героиней стала я. Не заметила, как голова начала вжиматься в плечи. Пальцы сильнее вцепились в парту, а боковым зрением я заметила обеспокоенный взгляд Бори. Не могла ничего сказать или сделать, только открывала и закрывала рот, точно умирающая рыба. Я слышала, как шёпот вокруг становился громче. Теперь не одна Даша хотела обсудить мою жизнь во всеуслышанье. Примерно в это же время в аудиторию вошёл ещё один препод. Начал говорить с историком, но они стояли слишком далеко, за пределами моего настоящего, так что разобрать речь не вышло. Правый глаз начал дёргаться, а Резалова продолжила нападение: — Чего молчишь, Линовская? Нам всем очень интересно, как ты привлекла внимание психбольного, хах, — шёпот безостановочно резал мою спину. Вместе с ней посмеялись несколько людей. Тихо, чтобы два преподаватели не услышали, но достаточно, чтобы подвести меня к точке кипения. Вдруг справа мелькнуло движение. Гринченко наклонился ко мне. — Лис, это правда? — спросил тихо. Мне было плевать на то, что скажут и подумают эти одноклеточные. Я бы пережила унижение, проглотила его со своей желчью. Закрылась бы ещё сильнее от окружающих, не заговорила бы ни с кем до получения диплома, лишь бы сохранить здравый рассудок. Но я не прощу им Борю. Единственного друга, который всегда находился рядом. Я смотрела на него и видела в ясных глазах неверие. Он надеялся, что слова змеи окажутся ложью. Что я сейчас скажу, будто вся сцена — дурацкая шутка. Но я не могла, потому что тогда совру близкому человеку. — Борь, я объясню. Только не здесь, — оглядев аудиторию, продолжила шёпотом: — и не сейчас. А что до тебя... Развернулась в сторону мерзкой одногруппницы. Медленно, глядя исподлобья. Прошипела то, что кипело в голове несколько минут. — Ты всего лишь лицемерная, избалованная сука. Если думаешь, что можешь задеть меня ядовитыми словами, спешу разочаровать: слишком толстая кожа, смотри, как бы не обломать зубки и блевотные ногти. Пока круглые глаза увеличивались с каждой секундой, я затолкала тетрадь и ручку обратно в рюкзак. Похоже, сегодня пару придётся нагло прогулять. Невелика беда, когда отстаиваешь границы. Снова посмотрела на наглую мордашку, а затем придвинулась так близко, что расстояние между носами составляло не больше десяти сантиметров. — Молись, чтобы больше не переходить мне дорогу. Если ещё хоть раз распустишь сплетни или будешь настраивать против меня людей за спиной, боюсь, твоему папаше придётся раскошелиться на новые филлеры для перекаченных губ. Уяснила? — Д-да, — ответила с хрипом. — Вот и славно. А вы все катитесь к чёрту! Крикнула на всю аудиторию. Теперь и преподы заметили перепалку, прервали разговор. Ребята смотрели на меня с опаской, но отвечать не спешили. — Валите в пекло. Развернулась к преподавателям, которые смотрели на меня своими глазищами. Наверняка, подобное поведение было редкостью для них. Что ж, я из ограниченной серии. Успейте получить до нервного срыва. Только добродушный Джун, который не понимал языка и что вообще творилось в аудитории, смотрел на меня с искренним сочувствием, смятением. За своими гневными репликами не заметила, как двери открылись, впустив ещё одного человека. — Что за шум? — спросил за секунду до того, как я уткнулась в его грудь. То был высокий мужчина в строгом костюме. Я совсем не обратила внимание на нелепое столкновение. — Катитесь к чёрту все, — прошипела прежде, чем выбежать из аудитории как можно дальше и скорее. Даже перваши — эти мелкие эмоциональные головастики — шли по коридору и смотрели на меня с осуждением. Какого хера слухи распространяются, как чума? Какого хера людям так не плевать на чужую жизнь? Я успела спуститься на первый этаж, когда почувствовала из-за неожиданной перепалки знакомую боль внизу живота. Чёрт, нет-нет-нет. Забежала в туалет, сняла бельё — красная капля расплылась по ткани. Плюс безболезненных месячных — нет боли, минус — из-за того, что нет боли, ты понятия не имеешь, когда они пойдут. У большинства моих знакомых имелись определяющие факторы: боль в груди, матке, яичниках, да где угодно. Мне же досталось интуитивное восприятие и судьба девушки, которая в дни задержки меняет по три прокладки прокладки. Класс. Спасибо, организм. В мире есть всего две вещи, которые я форменно ненавижу: люди и преждевременные месячные. Как иронично, что сегодня пришлось столкнуться со всем и сразу. *** К месту встречи пришла раньше обычного. Прогулка начиналась в районе двух часов, но поскольку с истории я бессовестно сбежала, надо было убить время. Хорошо, что на задний двор никто не наведовался. Тут было тихо, спокойно, безлюдно. Я послушала музыку, глядя на портрет. Получалось отлично, гордость распускалась во мне, точно цветок. Нужно ещё нарисовать губы, волосы, и с главными элементами, считай, закончили. Дальше только шлифовка, наведение контуров и другие мелочи. Выкурила сигарету, съела свой бутерброд. Безмолвие этого места действовало на меня лучше успокоительного. Дурацкая перепалка в универе почти развеялась за наблюдением окружающего мира. Кроны ещё зеленолистных деревьев скрывали меня от лучей солнца, и с величественностью их могла бы посоперничать лишь сама Мать-природа. Воздух стал по-осеннему свежим, очень влажным. Вторая сигарета быстро оказалась меж губ. Курила я медленно, так что время двигалось чуть быстрее. И вот уже два часа, а Сайлеса всё нет. Меня сложно назвать нетерпеливой, но то, что я помешана на времени — абсолютная правда. Коленки начали дёргаться, рука сама потянулась за пачкой, чтобы достать очередную трубочку никотина, как вдруг прозвучал знакомый голос. — Какая это по счёту? Сайлес. Его тембр, интонацию я запомнила хорошо. Долгие беседы тому способствовали. Я бы узнала его голос из сотни других. Почему-то от одной мысли сердце сжалось. Подняла голову и встретилась с чужими радужками. — Будет третья. — Не советую, отдай лучше мне. С вечера не курил. — Без проблем, но сначала то, что вас не убьёт. Открыла рюкзак, достала гостинец в фольге. На сей раз к выбору продуктов подошла осторожно: подсушенный бездрожжевой хлеб, отварное яйцо, зелень и небольшой кусочек сливочного масла, чтобы совсем сухо не было. Протянула его меж решёток, мужчина сразу принял. Посмотрел на меня, странно ухмыльнулся. — Знаешь, что я почти не ем? За исключением тех случаев, когда меня кормишь ты. Я использовала всё самообладание, чтобы не показать, как сильно его слова меня тронули. Смотрела на него неотрывно и просила всех богов спрятать румянец на щеках. Спустя бесконечность нашла слова для ответа. — Но так нельзя. Вы говорили, что в больничке хорошо кормят. Почему не ешьте? — Сказать правду? — Правду, и ничего, кроме правды. — Хорошо. Он облокотился на решётку, так и не открыв мой гостинец. — В день нашей встречи я пообещал себе, что если ты не вернёшься, то заморю себя голодом. Глаза мои в страхе округлились. — На самом деле, я давно к тому шёл. И, думаю, по мне заметно. — Оглядел своё тощее тело. Сложно не согласиться. — Но когда увидел тебя, посчитал это судьбой. Прошло меньше двух недель, ты вернулась, причём с таким заманчивым предложением. И тогда я окончательно понял: никакая голодовка не сравнится с общением в компании приятного человека. Господи, он говорит серьёзно... Слова мужчины расшевелили нечто внутри меня. Буквально заставили трепетать естество. Выходит, я спасла его от намеренной смерти? Я? Нелюдимая, грубая зубрилка из универа по соседству? Мир очень странно устроен. А особенно — люди. Я долго не отвечала, и Сайлес заметил смятение. — Ты сегодня мрачнее обычного. Что случилось? Мы знакомы не так давно, но этот мужчина знал меня так хорошо, как знали единицы. Хотела бы рассказать ему, какой огонёк зажгло во мне неожиданное признание, как важно было услышать те слова, но в голове вспыхнули воспоминания часовой давности. Впрочем, мне не хотелось выдумывать, приукрашивать действительно. Не с человеком напротив. Потому я выложила всё, как есть. — Универ гудит о том, что я общаюсь с вами. — С психом, — поправил он. Формулировка неприятно саданула по щеке. — Как считают они. — А ты считаешь иначе? — Я знаю, что вы не такой же, как другие пациенты. Ваш рассудок поздоровее будет. — Не будь так уверена, Алиса. За пять лет в психушке разум самого здорового человека помутится. Его фраза остудила мою уверенность. Я опустила взгляд. — Как они узнали? — Моя однокурсница как-то подсмотрела, когда я была с вами. А сегодня весь курс шептался об этом. Я была готова умереть на месте, лишь бы не слышать их смех, едкие высказывания безмозглой Даши, которая лезла не в своё дело. — Умереть? Хочешь сказать, не боишься смерти? — Смерти боятся все: и трусливые, и показушно храбрые. Гораздо больше я боюсь того, что идёт после. Точнее, что после ничего не окажется. — Думаю, не надо торопиться узнавать. Ты молода, умна и красива. Стоит прожить жизнь в удовольствие. Я прекрасно понимала, что он пытался отвлечь меня, перевести тему. У него получалось неплохо, и всё же злоба захлёстывала меня, как прежде. Сделала глубокий вдох, выдох, ещё раз, размяла пальцы, расслабила веки. Нельзя позволять эмоциям подчинить разум. Нельзя. Спустя какое-то время я пришла в себя. Сердце забилось ритмично, дыхание не срывалось каждую секунду. Всё время Сайлес не вмешивался. Дал мне возможность справиться самой. — Да, вы правы. Для смерти время найдётся позже. Он коротко посмеялся. Я поймала себя на мысли, что его смех был таким приятным, и особенным лично для меня. "Лично? Алиса, ты ступила на опасную дорожку". Верно. Но я выбрала эту дорогу сама, и хочу пройти тот путь, который она приготовила мне. Пару секунд смотрела на чужую улыбку, пока доставала необходимое. Мужчина раскрыл фольгу, принялся есть бутерброд. Маленькими кусочками, следил за реакцией организма. Я молилась, чтобы его не стошнило снова. Когда половины не стало, натурщик обратился ко мне: — Много ещё работы с портретом? — Немного. А что, устали от моей компании? — теперь смеялась я. — Нет. Хотел бы обнять тебя. Ответил вот так просто, за очередным кусочком. Как будто не было между нами железных прутьев, решения суда, в котором его называли "опасным для общества", и осуждающего взгляда других. Хотя, последнее заботило меньше всего. Несколько секунд я старалась переварить услышанное. Альбом плавно перекочевал из правой руки в левую. — Не сможете по двум причинам. — Ну, про твою нетактильность помним. Что насчёт второй причины? Вместо ответа я кинула взгляд на решётку. Чёрная, холодная, толстая. Прорези слишком маленькие, чтобы пролезть. И пусть тощее тело мужчины прошло бы без проблем, голова всё равно осталась бы по другую сторону. — Ты мыслишь ограничениями, Алиса. А надо — возможностями. Как же вера в невозможные чудеса? Шляпник, жующий бутерброд, был не в своём уме. Но даже несмотря на столь печальный факт, сохранял в душе свет. Тот, который ещё не загорелся в душе его — той самой — Алисы. *** Вечером пришло сообщение от Бори. Я как раз села за подготовку к семинару, когда телефон издал короткую вибрацию. Мазнула взглядом по экрану. "Нам надо поговорить". Коротко, без приветов. Я отложила телефон, потому что даже в голове не смогла представить себе данный разговор. Ещё утром сама заикнулась о том, что обсудим, однако сейчас мысли принимали тактику "беги". Вскоре телефон пискнул снова. "Сейчас..." Друг, ты сведёшь меня в могилу. Отписала короткий ответ. Я прокляла сегодняшний день, отложила тетрадь в сторону — грея надежду, что вернусь к учёбе — и наспех оделась. Мы встретились недалеко от моей общаги. Гринченко был мрачнее тучи, избегал смотреть мне в глаза. — Идём, — единственное, что он сказал, перед тем, как пойти вниз по улице. Я быстро смекнула, что разговор выйдет непростым. Скорее всего, неприятным и болезненным, но он имел право знать правду. Я выдохнула, смиряясь с судьбой, и направилась следом. Боря зашёл в кофейню за поворотом, вернулся через минуту. Без лишних слов всучил мне стаканчик с тёплым напитком, а сам развернулся в сторону парка. Вечер стоял поздний, людей почти не было, и я радовалась, что они не видели наше неловкое взаимодействие. Боря упрямо молчал. Наказывал меня тишиной, как провинившегося любимца. С начала встречи ни разу не посмотрел мне в глаза, сказал одно слово, но всё равно проявлял заботу. Решила проверить догадку, приподняла крышку стакана. В нос ударил сладкий аромат какао, а в нём плавало семь зефиринок. Этот засранец игнорировал меня, но заказал любимый напиток и попросил идеальное количество зефира. Смешная, обиженная Барбариска. Я не выдержала тяжести молчания. Подбежала к другу и ухватилась за край ветровки, собрав всю смелость в простом действии. Он замер, ждал дальнейшие шаги. Я поровнялась с ним, посмотрела на красивый профиль. Похоже, внезапный контакт удивил его сильнее, чем ожидалось. Глянул на меня коротко, а после возобновил шаг. Теперь уже размеренный, неторопливый. — Почему ты не рассказала мне о нём? — Не думала, что уместно. — То есть делиться любимой порнушкой и сообщать, с какой периодичностью мастурбируешь — уместно, а говорить о том, кого заметило твоё сердце — совсем не к месту. Так выходит? — Перестань. — Ладно, не буду. Он тебе нравится? Вопрос, который я боялась услышать. Точнее, боялась ответить что-либо, кроме "нет". "Не нравится. Не нравился и никогда не будет нравиться" — так ответила бы прежняя я. Девушка, которая полтора месяца назад не повстречала мужчину, который вызывал странные, смешанные, почти забытые эмоции. Но встреча произошла. Время не вернуть вспять. Сейчас, когда я вспоминала удивительные глаза мужчины, взгляд, которым он смотрел на меня всякий раз, когда говорил что-то значимое, и даже спокойную речь, которую хотелось слушать и слушать — теперь я чувствовала, что этот человек занимал определённое место в моём сознании. Место, что отведено ему одному. Глотнула какао перед ответом. — Да. Определённо нравится, — голос не дрогнул. — Окей. Любишь его? Губы дёрнулись в несогласии. — Рано говорить о любви. Возможно, я совсем потеряла способность любить. Повисла небольшая пауза. Мысленно благодарила Гринченко, что он не стал копаться в такой ценичной оценке меня. Мы синхронно совершали глотки, осматривали виды парка, как будто не гуляли по нему добрую сотню раз. — Всё же обидно, что ты ничего не рассказала. В смысле... совсем ничего, Лис. — А должна была? — Наверное. — Поджал губы. — Не уверен. Мы же друзья. А друзья помогают друг другу не ввязываться в ситуации, которые могут плохо закончиться. — Я говорила тебе держаться подальше от Артёма. Говорила, что он стрёмный тип, с ним небезопасно. Ты меня послушал, дружище? — выделила последнее слово. — Это другое. — Ну конечно. Всплеснула руками. Либо он правда не понимал серьёзность ситуации, либо не хотел признаваться даже самому себе. — Именно, что другое. А я совсем недавно видела, как это "другое" нюхало белый порошок в компании лицемерных подпевал. Собственными глазами видела, Борь. Это не шутки. — Я понял, учту, — пробормотал так, будто хотел поскорее закрыть тему. — Скажи лучше, как зовут счастливчика, который растопил твоё сердце. — Сайлес. — Иностранец? — Нет. Он просто оборвал все связи с прошлой жизнью. — Ахуеть... То есть ты даже настоящее имя не знаешь. Боря посмеялся, скорее, с осуждением. Развернулся, снова избегая зрительного контакта. Я понимала, что со стороны это складывалось в максимально подозрительную картину, но реакция парня меня задела. Он нечасто позволял себе выражаться так крепко, тем более, в отношении меня. В груди обиженно кольнуло. — Я знаю то, что должна знать. То, чем он хочет и может делиться. И на данный момент мне достаточно. — Ты не думаешь, что это странно? Что он реально может оказаться не в себе. Сейчас хорошо притворяется, а потом, в какой-то момент, убьёт тебя потому что... не знаю... в голове щёлкнет. — Такое слишком маловероятно. Сайлес здоровее многих людей, которых я встречала в реальной жизни. — Может и так, но меня напрягает твоё спокойствие. Всегда рассудительная Алиса бросается в омут с головой навстречу человеку, имя которого не знает. Рациональность так и хлещет. В словах Бори чувствовалась растущая агрессия. Пускай его опека пробуждала что-то светлое в груди, интонации и манера, с которыми он говорил, били моё лицо сильнее октябрьского ветра. Я поняла, что не хочу терпеть подобное. — Спасибо за заботу, но я в состоянии выбирать, с кем мне общаться. Мир не вокруг тебя вращается, Борь. — Всё так. Мир вращается вокруг твоего психа. Он развернулся и ушёл в обратную сторону. Не попрощался, не посмотрел вскольз. Я осталась на том самом месте, просто вросла в землю. А напиток в стакане совсем остыл. И чувство согревающей заботы растворилось, как зефир.