Универ возле дурки

Алиса — ... ничего такой мужчина, скажи? — По мне староват, но личико смазливое. Соседки шептались, пока я старалась окончательно проснуться. Постепенно открыла глаза, поводила из стороны в сторону. Картинка всё ещё была в тумане. — Где я? — спросила шёпотом. Оля и Вика склонились надо мной, прекратив разговоры. — В общаге, в нашем блоке. — Как я сюда попала? — Тебя принёс симпатичный мужчина в очках. Какой-то доктор, но имя мы не запомнили, — доложила Вика. Доктор? В голову приходила единственно возможная кандидатура — Симонов. В ужасе от осознания я приняла сидячую позу. Слишком резко, потому как голова закружилась. Схватилась за виски, зажмурила глаза. Тело ещё помнило чужие прикосновения. Вот только чьи? Приятные Сайлеса или обжигающие доктора-изврата? Чувства смешались, но состояние оставляло желать лучшего, потому я решила бросить размышления. Казалось, они утомляли ещё больше. Руки Оли несильно надавили на плечи, укладывая обратно на кровать. — Тебе нельзя резко двигаться. Побереги силы. — Который час? — Уже десять. Мы с Викой хотели убедиться, что ты в порядке, прежде чем пойти по магазинам. — Я... пойду с вами. Надо отвлечься. — Только после плотного завтрака, юная леди, — отозвалась Вика. Строгость интонации не терпела возражений, и я обессилено выдохнула. Пока соседки собирались на прогулку, мне оставалось только поедать кашу с фруктами и орехами, которую они любезно приготовили. Девочки то и дело оборачивалась, проверяя, чтобы я правда ела. Затем последовал крепкий чай с кусочком шоколада. Внутреннее ощущение правда улучшилось, потому с новыми силами я начала одеваться. Через десять минут славная троица отправилась покорять магазины города. Следующие дни прошли в нервном ожидании. Подготовка к экзаменам занимала всё время, потому я игнорировала Джуна во всём, что не касалось учёбы. Благо, он понимал меня и не устраивал сцен, а наоборот помогал с некоторыми предметами. Я спасала его зад в аспектах, где требовалось знание языка. Каждый исполнял свою роль, все остались довольны. Однако внутренний зуд не затихал. Наоборот, чем ближе становилась среда, тем страшнее казалась грядущая встреча с Сайлесом. Но я же всегда была параноиком, верно? Возможно, это тот случай, когда опасения не имеют смысла. В день встречи купила новую пачку Parliament, тут же выкурила первую сигарету в надежде успокоить нервы. Не помогло. Носки ботинок постукивали по земле, пальцы сжимали и расжимали ткань пальто. Сделав ещё несколько затяжек, я двинулась в сторону психбольницы. Где-то далеко виднелись гуляющие пациенты, врачи, которые не отходили далеко. Но все они не представляли для меня интереса. Я искала глазами своего человека. Подошла вплотную к нашему месту. Прошла минута, две, десять. И, что самое ужасное, Сайлеса я не увидела даже мельком. Он просто не появился. За время ожидания скурила ещё две сигареты. Голос в голове начинал противную шарманку. "Его нет, видишь? Упустила. Бросил он тебя, получив то, что хотел". Нет, бред какой-то. Человек, даже пациент психушки, не станет так париться ради того, чтобы потрогать женскую грудь. Зачем открываться, рассказывать свою историю, делиться тем, в чём трудно признаться самому себе? "Откуда тебе знать, что он говорил искренне? Мог просто запудрить голову одинокой девчонке, жадной до приключений на свою задницу". Весьма некстати в памяти мелькнули слова Бори в вечер ссоры. " — ... не думаешь, что это странно? Он реально может оказаться не в себе. Сейчас хорошо притворяется, а потом, в какой-то момент, убьёт тебя потому что... не знаю... в голове щёлкнет". Мотнула головой, отгоняя непрошеные мысли. Вдруг заметила в пожелтевшей траве знакомую ткань. Изумрудная шерсть, отцовский шарф. Глаза в ужасе округлились. Я опустилась к земле, протянула руку меж прутьев, достала шарф и книгу, которая не давала тому улететь. На лицевой стороне увидела потёртое название — "Преступление и наказание". Шарф повязала вокруг шеи, открыла книгу. На первой же странице покоился белоснежный конверт. Торопливо открыла его, достала письмо, адресованное мне. Почерк дёрганый, неровный, разобрать слова получилось с трудом. Но содержание заставило кровь стыть в жилах. (Одиночество на вкус — Алёна Швец) "Милая Алиса, Знаю, что время не самое удачное, но не попрощаться не мог. Хотя бы в письме. Не волнуйся обо мне, всё в порядке. С приходом зимнего сезона прогулки на территории запрещены. Это значит, что следующие три месяца мы не будем видеться. Оно и к лучшему. На носу у тебя сессия, заслуженные каникулы. Если не ошибаюсь, портрет ты уже закончила. Значит, и наше сотрудничество подошло к концу. Прошу, не ищи встреч со мной. На территорию больницы тебя просто не пустят, да и мне не хотелось бы, чтобы ты попала в лапы Симонова. Он опасный человек, я не стою таких рискованных действий. Надеюсь, ты найдёшь это письмо и сможешь простить то, что прощание вышло таким неправильным. Скомканным, трусливым, без соприкосновения наших рук, как обычно. Прости и прощай, Алиса из Страны чудес. Ты заставила меня полюбить жизнь снова... Безумный Шляпник". На бумагу упало несколько крупных капель. Чернила немного размазались, и я поспешила спрятать письмо в рюкзак. Туда же остервенело закинула книгу. Впервые в жизни дорогой сердцу шарф душил, не позволял сделать глубокий вдох. Задыхаясь от неверия, я почти бежала обратно в общагу. К счастью, соседки были ещё на парах, так что я могла побыть надение с мыслями. Перечитала письмо с десяток раз. Слова врезались в память, точно стальные клинки. Горячие слёзы лились безостановочным потоком, но бумагу держала подальше, чтобы не лишить себя единственного контакта с Сайлесом. Не могла поверить в правдивость послания. Почерк не видела раньше, формулировка и обращения очень походили на те, которые можно от него ожидать, и всё-таки сознание отказывалось верить. Нет. Нет, нет, нет, это не может быть он. Его вынудили написать письмо. Не исключено, что сам Симонов. Больной ублюдок способен на многое, когда в его руках сосредоточена власть такого размаха. Что мешало садисту избить Сайлеса, чтобы получить желаемое? Вспомнила гематомы на его животе в последнюю встречу. Не мог он сам себя избить. Чёрт, какого хрена сейчас? Почему таким образом? Ты выбрал неудачное время для исчезновения, Сайлес. И пусть я жила без тебя двадцать лет, ты не можешь просить меня вычеркнуть своё присутствие в моей жизни. Не имеешь права. Три месяца я подожду, не проблема. Однако ты засел слишком глубоко в моей голове, в моём сердце. Если думаешь, будто я отпущу тебя, то заблуждаешься. История не окончена, пока я не разрешу. Пускай решительность во мне горела жарким пламенем, пальцы дрожали, как у невротика, а дыхание срывалось каждую секунду. Я спрятала письмо подальше от чужих глаз, свернулась с позу эмбриона на кровате и дала волю отчаянию. Слёзы продолжали обжигать кожу лица, стекая на подушку, а лёгкие пытались вобрать в себя ничтожную дозу кислорода, чтобы не дать мозгу умереть. Сила дала трещину, и больше сдерживаться я не могла. *** С наступлением утра четверга состояние оставалось дерьмовым, но прогуливать по причине душевных страданий казалось глупее из всего, что можно сделать. Сопли в подушку никак бы не улучшили ситуацию, не помогли бы обстрагироваться или обдумать решение ситуации. Потому я взяла себя в руки, собрала рюкзак и поплелась на учёбу. Всю дорогу Джун пытался вывести меня на разговор. Наверняка минут через пять заметил бессмысленность попыток, и всё же не доставал с расспросами. Я благодарила его, а в мыслях думала спросить о новом сеансе чайной терапии. В прошлый раз мне правда полегчало. Ненадолго, но полегчало. На втором этаже мы разошлись по своим аудиториям, условившись о встрече после пар. История журналистику проходила размеренно. Преподаватель следил за наличием конспектов у студентов, вместе с тем проводил консультацию о форме грядущего зачёта. Все возможные лекции были систематизированы в моей тетради, и педагог одобрительно кивнул, записывая дополнительные баллы в свой блокнот. Хоть я не сомневалась в своих знаниях, подстраховка никогда не являлась лишней. Когда Анна Леонидовна зашла в кабинет, я немного удивилась. Наверняка препод по латыни хотела уточнить какой-то момент у историка. Она сказала ему что-то, в ответ последовал сдержанный кивок. Однако каким стало моё удивление, когда женщина вперилась взглядом в меня и двинулась к парте. Оглянув других студентов, наклонилась и шепнула: — Кое-кто хочет тебя видеть, Алиса. Я вопросительно глянула на неё, но разбираться не спешила. Не здесь, не при свидетелях. Поднялась, двинулась к выходу. Историк махнул рукой в дозволении идти. Я скользнула в коридор, идя за Анной Леонидовной. Каблуки стучали по камню, эхом разносясь по коридору. Как же тихо. Слишком тихо. В голове возникли странные ассоциации с казнью, в которой я отыгрывала роль преступницы. Как на зло, женщина и не думала делиться информацией. Я же была слишком взвинчена, чтобы спросить. Мы подошли к кабинету возле администрации, Анна постучала. Изнутри послышался голос. Напоследок преподавательница предостерегла меня: — Пожалуйста, будь осторожна со словами. Ты отличная студентка, а я не хочу терять такого человека. Терять? Какого дьявола происходит?! Я открыла было рот, чтобы сказать хоть что-то, но женщина уже подталкивала меня в кабинет. В нос ударил резковатый запах одеколона и осенней прохлады. В центре, за робочим столом сидел мужчина, помечая что-то в бумаге. Он обратил внимание на присутствие постороннего человека и поднял голову. В тёмных глазах мелькнуло узнавание. — Здравствуйте, студентка Линовская. Проходите, садитесь. Я заняла место напротив, сложила руки на коленях. Мужчина отложил работу с бумагами, направив всё внимание на мою скромную персону. — Здравствуйте. Что-то случилось? — Несомненно. И я думаю, вы сами понимаете, о чём пойдёт речь. — Как могу к вам обращаться? Выражение его лица сделалось таким, будто я оскорбила мужчину самым страшным образом. Густая чёрная бровь вопросительно выгнулась. — Вы не знаете имя декана вашего факультета? — Сложно запомнить человека, которого не видел ни разу с поступления. Он спокойно выдохнул, сцепляя пальцы в замок. — Леонид Сергеевич. Я часто нахожусь в командировках, потому не имею времени общаться со студентами. — Вы не должны отчитываться, Леонид Сергеевич. — Верно. За этим я позвал сюда вас. С опозданием узнала голос, который слышала почти месяц назад. Мозг любезно подбросил сцену встречи. ... — Вот и славно. А вы все катитесь к чёрту! Крикнула на всю аудиторию. Преподы заметили перепалку, закончили разговор. Ребята смотрели на меня с опаской, но отвечать не спешили. — Валите в пекло. Развернулась к преподавателям, которые смотрели на меня своими распахнутыми глазищами. Наверняка, подобного поведения они не ожидали от лучшей студентки курса. Только добродушный Джун, который не понимал языка и что вообще творилось в аудитории, смотрел на меня с искренним сочувствием, смятением. За своими гневными репликами не заметила, как двери открылись, впустив ещё одного человека. — Что за шум? — спросил за секунду до того, как я уткнулась в его грудь. То был высокий мужчина в строгом костюме. Я совсем не обратила внимание на нелепое столкновение. — Катитесь к чёрту все, — прошипела прежде, чем выбежать из аудитории как можно дальше и скорее. ... Теперь я могла его разглядеть. Тёмные волосы с проседью на висках были аккуратно зачёсаны назад, глаза выражали охотничью жилку. Строгий костюм подчёркивал его статусность, должность. — Так это были вы? — уточнила с опаской. — Правильно. Как раз в то время должен был ехать в новую командировку, потому не стал предпринимать меры. Но вы же не думали, что истерика останется незамеченной? Формулировка его речей вызывала негодование. Брови нахмурились, взгляд стал замкнутым. — Вы не знаете причину "истерики". Уверяю вас, что я позволила себе грубость не без основания. — Понимаю. И не могу не брать во внимание ваши успехи в учёбе. Однако не все готовы прощать подобные выходки, Алиса. Вы проявили неуважение даже не к одному, а сразу к двум преподавателям. Понимаете, как сами усложняете ситуацию? Может дойти до того, что экзамены придётся закрывать только с комиссией, если преподаватели захотят показать власть и уязвлённую гордость. — Неужели? Я думала, их обязанность в том, чтобы учить студентов, а не показывать власть, — скрыть язвительность в голосе не получилось, хоть я и старалась. Мужчина скривился, чувствуя, что не справляется со мной так, как хотел изначально. — Студентка Линовская, вы не в том положении, чтоб язвить. Наше заведение не терпит скандалов, но если вы продолжите себя вести неподобающим образом, нам придётся попрощаться. Я вспомнила напутствие Анны Леонидовны под дверью. "Будь осторожна со словами". Без проблем, дорогая. Он даже не поймёт, насколько сильно я его презираю за попытку самоутвердиться за счёт проступка, который выеденного яйца не стоит. Сделала глубокий вдох, выдох, посчитала до десяти. Я должна быть спокойной, чтобы добиться желаемого эффекта. Декан не сводил с меня глаз, но и не торопил. А я кинулась в омут с головой. — Как верно подмечено насчёт скандалов, — зашла издалека. — Вы не можете исключить лучшую студентку курса, Леонид Сергеевич. Я не стану молчать, и вскоре об этом узнают многие. Люди начнут задавать вопросы, искать подробности. Универ государственный, поэтому заткнуть всех не получится, как не старайтесь. А если я что хорошо усвоила за три года обучения на факультете журналистики, так это то, что нельзя недооценивать СМИ. Когда надо, они способны на серьёзные свершения. Не думайте, будто мне не хватит смелости пойти и рассказать всё в мельчайших деталях. Ведь если захотите меня утопить, я потащу на дно всех без исключений. К концу тирады глядела на мужчину исподлобья, хладнокровно. Тактика использовать его же оружие оказалась выигрышной. Декан наверняка имел своё грязное бельишко, потому лишний скандал мог предоставить проблемы. Тем более, что я не блефовала. Исключить лучшую студентку курса по причине единичного срыва они не имели ни права, ни — как подтвердилось — смелости. Я старалась скрыть победную улыбку, видя растерянность на лице зрелого мужчины. В этой партии я вышла победительницей, и всё же открытая насмешка могла обернуться неприятными последствиями. Он молчал слишком долго, потому я решила сгладить своё жёсткое наступлени. — Обещаю вам, что принесу искренние извинения преподавателям, Леонид Сергеевич. Конфликт исчезнет так просто, что вы сами удивитесь. Но, пожалуйста, не запугивайте меня больше отчислением. При подобном раскладе проиграют все. Наконец, он смиренно выдохнул. Морщинка на лбу залегла глубже, однако в голосе слышалась интонация примирения. — Пусть так. Я лично проверю, простили ли вас преподаватели. Если нет, придётся закрывать предметы с комиссией. — Даже если так, я справлюсь. Не зря учусь усердно третий год подряд. Улыбка всё же мелькнула на моём лице, и тут же стала слабым жестом мировой. Леонид махнул рукой в сторону двери. — На сегодня вы свободны, Алиса. Но если такое повторится, разговором вы не отделаетесь. Я закинула рюкзак на плечо, обхватила дверную ручку и напоследок бросила: — К летней отработке отношусь нормально, если что. Дверь закрылась, вернув меня в приземлённую реальность. Наконец, смогла вдохнуть полной грудью. Тут же почувствовала растущую мигрень. Казалось, она ждала за дверью возможности вцепиться в меня, а когда получила, то разошлась на полную. Люди делятся на два типа, когда у них болит голова. Те, кто сразу пьют таблетки, и те, кто дуют на большой палец, или гуляют, или принимают душ, только чтобы не пичкать себя таблетками. Конечно, я относилась к первому типу. Гораздо проще выпить волшебную пилюлю вместо того, чтобы ждать, пока сосуды расширятся. Но сегодня что-то переменилось. Я решила добровольно ощутить эту боль. Ведь боль хочет, чтобы её чувствовали. Неожиданный сеанс мазохизма перебило осознание: до конца пары оставалось время. На ватных ногах я поплелась в аудиторию. Страдания только начались. *** Сорок девятый Я очнулся в своей новой палате. Камере, вернее сказать. Руки и ноги были привязаны к кровати, а где-то в стороне ходил Симонов. Я сразу узнал его, даже находясь в туманном сознании. Плавную, играющую походку этого человека сложно спутать. Док заметил, что я пришёл в себя, и оскалился. (Mount Everest — Labrinth) — Соня проснулся, отлично. Я бы в любом случае тебя разбудил, но можешь считать это подарком. Не уверен, что в ближайшее время тебе удастся нормально поспать хотя бы несколько часов. Я прослежу лично, не волнуйся. Попробовал дёрнуть руками, но верёвки стягивали крепко. Попытка вызвала лишь короткий смешок Арсения. Он резко опустился ко мне, громко дыша. — Я ведь мог сделать тебя своей игрушкой гораздо раньше. Но нет, слишком просто и скучно. Какое удовольствие от всевластия? Гораздо интереснее, когда человек сам отдаётся тебе без остатка. Осталось только, чтобы ты нашёл что-то, за что станешь торговаться. Вернее, кого-то. И какая удача — такой человек появился перед тобой на блюдечке. Раздался треск электрошокера. Сначала палач приставил его близко к моему лицу, но быстро убрал. Решил запугать перед настоящим шоу. И когда я ждал того, нанёс удар в районе предплечья. Разряд прошёлся по телу, из груди вырвался рваный вдох. Я вспомнил день, когда попал в "Вознесение". 20 апреля 2018 года Погода была тёплая, безветреная. Меня по обе стороны вели крупные мужчины в специальной форме. Вскоре поставили перед тем, кто подписал приговор в суде. — И снова здравствуй. Меня зовут Симонов Арсений Витальевич. Советую запомнить, потому как мы будем видеться очень часто. Открыл какую-то папку, воткнул взгляд на одну из страниц. — Ты у нас под номером шестьсот сорок девять, — произнёс задумчиво. — Хм-м. Будешь просто Сорок девятым. Как новое имя? — Блеск, — съязвил я. Симонов кивнул санитарам, и один из них с силой ударил меня в живот. Я простонал от боли, а после повис на чужих руках, понимая, что жизнь постепенно превращалась в ад на Земле. Но настоящее не давало мне заскучать. Тело пронзил новый разряд тока, мне оставалось лишь дёрнуться в сторону. Ещё одно место на теле сохранило небольшой ожог. — Алиса... — пропел её имя. — До чего щедрый подарок принесла тебе Вселенная. Хорошенькая девочка в красивой обёртке. И ты не особо спешил раскрывать её. Решил поиграть в джентльмена, а? Снова разряд, дёрганые движения. По неосторожности прикусил язык — металический привкус заполнил ротовую полость. Эта боль казалась отдалённой, потому я стерпел. Набрав немного крови, сделал выпад головой и сплюнул в довольное лицо мучителя. Он брезгливо вытерся рукавом. — Ты что, пёс, думал, я с тобой играю? Разряд тока в плечо, протяжный стон. В грудь — задушенный хрип. В живот — закатившиеся глаза. Дальнейшие события походили на психоделический фильм. Я сбился со счёта после седьмого раза. Палата перед глазами кружилась, я не мог разглядеть Симонова. Остались лишь болезненные вспышки тока, которые мелькали периодично. Когда пытка ненадолго стихла, а я мечтал потерять сознание, док поставил жирную точку. Опрокинул на меня таз с ледяной водой. Ткань прилипла к телу, тело безостановочно дрожало. После всего он просто встал напротив, наслаждаясь творением своей больной фантазии. Я глядел прямо на него, чувствуя вкус крови на языке.