Соседки

Наконец-то! Я прошла через это! Сессия сдана, можно выдохнуть. Вот только вышло кое-что боком. Я хоть и старалась держать себя, но мы поссорились,глупо как-то поссорились. Обе были на нервах, я наверно больше. Переругались, стыдно было, а сдавать надо. Джина ходила с опущенной головой, даже похудела как-то. Теперь пора извиниться. Я как раз решила немного отвлечься за вязанием и связала кофточку, ей такая наверно подойдёт. — Эй, Джина, ты злобу не таишь ещё? — Да брось, ты. Нам обеим было плохо, сессия как никак. — Наверняка остался небольшой пережиток, как и у меня. — Ну, да… Тяжелее стало тогда мне. — Признаю, я была виновата, так что, на чистосердечный презентик, тебе как на окончание сессии. — Ого, прям на меня? — надевает её, — даже с запасом. Можно было и без таких любезностей, но спасибо, Рейчел. Кстати, может хочешь отметим ещё в ресторанчике? — Ну, не знаю… Тебе есть в чём идти? — Да, есть красное платье. — Хорошо, сейчас своё поищу. … Пришли на место. Выбрали столик. Нам принесли меню. — Какой запах с кухни! Ммм… — раздаётся урчание в желудке. Джина немного смущается, я тоже. — Хоть мы и договаривались не перебарщивать на людях, но тут всё такое прям вкусное. — Ну раз уж такое вкусное, то почему бы и не взять, только до крайности не доводи. Стала Джина произносить официантке балладу о крабе, павшем для салата, о морских жертвах запекания и о прочем. Легко можно было прочесть мысли официантки. Заказ принесли. Джина чопорно принялась за своё дело. Лицезрели это все вокруг, мне так казалось. В голове только было: «И зачем я согласилась? Ну спасибо, что хоть аккуратно ешь». Я была готова к такому, но не до конца. Не хотелось сквозь землю проваливаться, просто всё перешло в бокетто. Я растерялась и просто пялилась и краснела. Джина зыркнула, подтолкнула мне тарелки. В принципе может стоит поесть, хоть забуду о людях вокруг. Людей становилось меньше, как и еды у Джины. Вот она зачищает рагу. Зовёт официантку, у той глаза с канализационный люк, она подходит. Ещё моей подруге захотелось десерт. Да уж, и во сколько это нам это пиршество победы, а ля после Полтавской, обойдётся? Если прям много будет, то посуду может помоем? — Эй, — раздался голос Джины, — Григорьевна, можно нам этот торт с собой? — А? Что? Да-да, можно, сейчас принесу, — Джина переводит взгляд на меня. — Лопну я и так, его дома попробуем. … Летнее солнышко склонялось к горизонту. Присели на диван, Джина извинилась за своё поведение в ресторане, да и ладно, не как свинья там себя вела, просто ела больше чем все остальные. Мы слились, крепко обнялись. Её живот прижался ко мне, рука сама водила по нему, приятный запах её волос так и влёк. Мне так захотелось прикоснуться губами к её шее, но Джина тут же это оборвала: — Рейчел, а где торт? — В холодильнике. А что? Уже проголодалась? Я принесу. — Нет-нет, я сама. … Странно как-то, обычно она ждёт когда я всё принесу. Джина пришла, положила торт на столик и смотрит игриво своими огонёчками. — Эй, Джина, что такое? — Я хочу чтобы ты его съела. — Весь? А ты сама не хочешь? — Знаешь, Рейчел, в твоём журнальчике было то, что иногда пары вместе набирают вес. Я долго думала, а почему бы тебе не попробовать растолстеть, если не против? — Джина, — глаза из стороны в сторону бегают, я её не узнаю, опешила, как румыны, когда в их лагерь ехали одесские тракторы, — ты это серьёзно? — Да ты попробуй, — садится на мои колени, животом прижимает к спинке. — Тем паче посмотрите что барыня наела, — тискает меня за складку. — Это, это… — в полном замешательстве, не знаю от чего больше. Смотрю на живот, небольшой, но есть. Меня толстой назвали? Может я сплю? Да, наверно, наверно… Я сплю, да, сплю и мы сейчас лежим в кровати. В этот момент в рот попадает ложка. — Вот, ам, раз, теперь два. Расслабься, дорогуша, я, поначалу, считала это маловероятно, но тебе понравиться, — меня поймали в мягкий капкан. Торт этот вкусный такой. Я не хочу! Может рот не открывать? Джина мигом контратаковала свои брюхом. — Тебе же нравиться когда я так тебя прижимаю своим огромным животом, а теперь вообрази себе как два таких шарика вместе сжимаются, заводит не так ли? — ложка летит в рот, удержаться нет сил. Здесь она победила, я послушно стала есть. — Вот, я же говорю понравиться. Торт мне скормили, живот переполнен, Джина встала. — Ну, Рейчел как чувствуешь себя? — хоть мне чертовский нравится это ощущение: я объелась, меня разморило и язык не поворачивается. — Ты вон как хорошо уплетала. Язык вместе с ним проглотила? — садится рядом. Пару минут помолчали. Джина перекинула руку через плечо. — Думаю, стоит ещё кое в чём сознаться: Помнишь утро первого января? Так вот, прости меня сразу, но я тебе тогда наврала. Тем вечером мы прям зажигали. Ты измяла и расцеловал каждую складочку. Потом сверх всего накормила, но не как обычно, а так, что я только катится могла. Так хорошо ты раскрылась после хмеля, — моё лицо исказилось. — И я подумала: «Почему бы тебя так не отблагодарить?» — Токма не говори, что торт был накачан, или ещё почему меня так разморило? — Во, другое дело, только я такого не делала. А то что тебя разморило, так это — обычное явление после такой еды. Дорогуша, я же хочу как лучше тебе было, раз не нравятся ощущения, то извини…Перевозбудилась я. — Нет-нет, подожди, — одёргиваю её. — Чего? — Это… Ну… Давай ещё раз. В морозилке как раз есть ведёрки мороженого. Спустя пару ведёрок мороженого, перерытый буфет и двух банок варенья: Сидит две набитых туши, вокруг куча вскрытых упаковок. Сидим в неглиже, прижались боками. Рука Джины перекинута через плечо и сжимает сверху мою руку. Громко выдохнули. Круглые животы выглядят как у беременных, под завязку набиты, требуют покоя и не дают двинуться. Обе в экстазе от ощущения забитых животов и приятного ветерка, который дует по напряжённому коже. — Ну, что теперь скажешь? — Скажу, что теперь понимаю, почему ты так в это втянулась, — на лице подруги показывается улыбка. — Да… Хорошо отметили. А что теперь будем делать? Животы нам сейчас двинуться не дадут. — А у тебя силы на разговоры остались? Давай просто уснём, — прижимаю её ближе. Она не возражала. Мы поудобнее расположились и уснули надолго.