Самая крутая девочка на районе

      Мири десять, когда она впервые начинает переживать, что у её пап нет секса.       Она знает, что, в теории, это совершенно не её дело. Это даже не связано с её желанием когда-нибудь заиметь младшую сестрёнку: Мири уже взрослая и знает, что секс не для этого. А ещё она знает, что это мерзкое действие очень важно для выражения любви и желания взрослых людей. Папа Рей объяснял, что сексом можно заняться только с человеком, которого очень-очень любишь.       (Папа Казуки тогда сбежал, помахав рукой на прощанье; Мири так и не поняла, почему).       Значит ли это, что её папы не любят друг друга?       …нет, что, если они просто действительно хорошо прячут от неё свою физическую близость? Мири действительно не хочет видеть доказательства вживую.       Она засовывает ложку хлопьев в рот и наблюдает, как папа Казуки с потным лицом пытается оттолкнуть ногой окровавленный пистолет.       Нет. Если бы у них был бы секс, Мири бы знала.       Значит ли это, что они скоро разойдутся? Они… бросят Мири? С кем она останется? С папой Казуки, чтобы не умереть с голоду, или с папой Реем, чтобы не умереть от гиперопеки?       Она чувствует, как её подбородок начинает дрожать.       — Мири-чан? Что случилось? Что-то болит? — папа Казуки тут же наклоняется к ней и пытается высмотреть какую-то несуществующую рану, что расстраивает только больше. Зачем заботиться о ней, если они всё равно её бросят?       — Вы разойдётесь? — спрашивает она прямо, потому что всегда надо говорить напрямую о чём-то, что расстраивает.       — Что? Э?.. Почему? — папа Казуки всегда теряется, когда не хочет говорить правду. Это ведь… По щекам текут слёзы.       — Потому что вы не любите друг друга! И папа Рей уйдёт к другому, кто сможет с ним иметь физическую близость, опять начнёт курить и есть одни чипсы, а ты окажешься в коробке на улице, облапошенным женщинами из казино…       К их чести, они действительно пытаются разобраться в её бреднях. Даже Мири понимает, что это маловероятный вариант, но её мозг продолжает создавать два предложения, пока рот говорит ещё предыдущее, и…       — Ты считаешь, что я не люблю Рея?       — Физическая близость?       Мири последний раз всхлипывает и выдаёт:       — У вас совсем нет секса!       Папа Казуки бледнеет. Папа Рей замирает. Это всё, что надо увидеть Мири, чтобы разрыдаться окончательно и убежать в свою комнату наверх.       — Это твоя вина! Ты с этим и разбирайся! — голос папы Казуки слишком громкий, чтобы Мири не слышала, и эта злость в воздухе вызывает только больший приступ слёз. Она даже не хочет так плакать, но простая мысль, что её папы не любят друг друга, причиняет ей настолько сильную боль, что невозможно вдохнуть.       Она слышит переругивание, но не может разобрать слов, и в итоге по лестнице поднимается кто-то один. В дверь стучат и ждут ответа — папа Рей.       — Входи.       Папа Рей входит почти беззвучно, то ли боясь нового потока слёз, то ли просто по привычке. Он может не бояться, потому что предыдущий поток не кончается.       — Мири, — он просто обращается к ней, присаживаясь рядом, и Мири уже готова оторвать ладони от глаз и внимательно слушать. — Мы тебя не оставим. Даже если мы когда-то разойдёмся, это не значит, что мы перестанем быть твоими папами.       Это должно её успокаивать, но каким-то образом это не то, что она хочет слышать. Её подбородок начинает дрожать с новой силой, и Мири утыкается взглядом в пол.       — Но мы не собираемся расходиться.       Ах, это немного лучше.       — Возможно, я упустил детали в нашем предыдущем разговоре. Для каждого человека и для каждой пары физическая близость разная. Даже у каждого человека разное отношение к сексу. И у всех разные потребности. Каким-то парам он вообще не нужен, и это не значит, что они не любят друг друга. Просто кто-то из них или они оба немного другие. Мы ведь с Казуки тоже… не совсем обычные, — его голос хриплый к последнему предложению; нечасто можно так долго заставить папу Рея говорить.       Но все слова имеют смысл. В конце концов, они оба её папы, а не папа и мама. И это тоже что-то, что для других необычно.       — Это всё звучит слишком сложно. — Мири шмыгает носом и пытается глубоко вдохнуть. Мышцы меж рёбер всё ещё непроизвольно сокращаются, но она хотя бы дышит.       — Хм, не думаю. Ты просто делаешь то, что хочешь, и не делаешь то, что не хочешь. Поскольку это справедливо для обоих людей, в итоге все счастливы. И, — внезапно он улыбается, а папа Рей почти никогда не улыбается, так что это клёво и страшно одновременно, когда он треплет её по голове, — не волнуйся о нас с Казуки. Мы трахаемся после заданий, когда адреналин слишком высокий.       Сначала Мири не понимает, а потом как понимает и орёт во всё глотку:       — Нет! Я передумала! Слишком много информации! Я не хотела знать!       Папа Рей почти смеётся, так что Мири в итоге смеётся в ответ.       (Несколько недель спустя она застаёт руки папы Казуки в штанах папы Рея, рот одного на шее другого; она не вопит, а тихо закрывает дверь, вопя про себя. Мири хочет стереть этот образ из памяти, но какая-то маленькая её часть встаёт на место с твёрдой уверенностью, что да, её папы любят друг друга.)