О морской деве и лесном духе

Ужин у Меткайины проходит так же, как и у Оматикайя — всем племенем. Разница только в том, что там, дома, ели они обычно лесную дичь, а здесь — рыбу и прочих океанских тварей. Нетейама, впрочем, все устраивает. — Ну и лицо у тебя было, — Ло’ак вдруг довольно улыбается, жуя какие-то голубые ягоды, — могучий воин. Вспоминает сегодняшнее погружение, не иначе. Нетейам набирает воздух, чтобы парировать, но не успевает: — Не хуже, чем у тебя. — Аотейя склабится, наклоняясь к нему, нарочито трепетно касаясь его плеч, и говорит с терпким придыханием — Путь воды не имеет начала и конца, Ло’ак, успокой свое сердце… Ее ладонь ползет по мальчишечьей груди к животу, а смех из стиснутых губ выбивается тихим кряхтением. — Твое сердце не успокоилось, Ло’ак, — шепчет так приторно томно, что скулы сводит. И Ло’ак обиженно отворачивается, кидая в нее несколько ягод, а Аотейя смеется, по-дружески трепля его по голове. Нетейам улыбается, с ленивым интересом наблюдая за шуточной перепалкой, но держится наготове, если придется вдруг разнимать драку. — Не обижайся, — Аотейя оправдывается, хотя в голосе не чувствуется ни капли вины, — я же все понимаю. Ло’ак будто бы смягчается, но виду не подает, хотя предательская улыбка расцветает на поджатых губах. — Сама-то, — награждает ее усмешкой, и всматривается, насупившись, в яркую пляску костра. — А что я? — она теряется, оглядываясь на Нетейама в поиске поддержки. Ло’ак смеряет взглядом сначала ее, потом брата, и многозначительно пожимает плечами. — Ничего, — и отворачивается к костру, с сочным хрустом раскусывая тонкую голубую кожицу ягоды. Аотейя отмахивается. — Глянь, какой серьезный, — прыскает, обращаясь уже к Нетейаму, и сладко потягивается. Ло’ак ворчит что-то неразборчивое в ответ. — Не слушай его, — Аотейя исподтишка бросает в его спину пыльную ягоду, — он просто завидует. Нетейам по-взрослому устало качает головой, когда в Аотейю летит ответный снаряд, и ужин медленно превращается в поле боя. Голубые ягоды едва не свистят над головами, и несколько из них явно пролетают мимо цели, врезаясь в спины невинно ужинающих На’ви, а эти двое извиваются юркими ящерицами, уворачиваясь от атак друг друга, полностью поглощенные сражением. И Нетейам готов закрыть на это глаза на какое-то время, потому как зрелище разворачивается стоящее, но, когда под удар попадает и он сам, озорная благосклонность сменяется нудною праведностью. Он потирает лоб и серьезно прокашливается. Бойцы хохочут как дети малые, с нешуточным остервенением швыряясь этими ягодами, и на них уже посматривают косо, так что… — Хватит, — Нетейам мягко перехватывает ее запястье, и приготовленная к атаке ягодная картечь сыплется сквозь пальцы, — с едой не играют. К тому же… Аотейя бесцеремонно затыкает его, свободной рукой прижимая к губам ягоду, и Нетейам напрочь забывает, что хотел сказать. Ло’ак восторженно хлопает в ладоши и демонстрирует поднятый вверх большой палец: — Отлично сработано, — и на этом их война заканчивается перемирием, потому как Аотейя посылает младшему дружелюбный оскал, а сжатая пальцами Нетейама рука копирует этот непривычный человеческий жест, знаменем победы вздымая большой палец. Нетейам укоризненно морщит нос и отклоняет голову назад, но Аотейя не сдается, злосчастную ягоду почти вдавливая в его губы. И это выглядит странно и слишком интимно, поэтому он решает пойти у нее на поводу, чтобы не привлекать лишнего внимания. — Вот так, молодец, — она одобрительно кивает, — только нотации не читай, пожалуйста. И руку отпусти. На этом, Нетейам надеется, нарушения мира и порядка заканчиваются, но его зоркий взгляд все равно следит за Аотейей и Ло’аком. На всякий случай. Он переключает внимание на свой ужин, запуская пальцы в ароматную поджаренную рыбину, и принимается чистить ее так, как привык, но острые кости впиваются в кожу то и дело, и процесс идет медленно и уродливо — только рыбу травмирует. — Ты все неправильно делаешь, — Аотейя почти стонет, словно ей и видеть его старания больно, — морская рыба — это не речная. Логично — думает Нетейам, вопросительно переводя взгляд с рыбины на Аотейю, а та только вздыхает. — Смотри, сначала вырываешь позвоночник, а потом… — и она демонстрирует на собственном ужине. И Нетейам вроде все понимает, но на практике у него получается не слишком хорошо, будто бы обитатели морей в сто раз костлявее, чем те, каких он ловил в лесных ручьях. — Ладно, — она вздыхает, отставляя свою деревянную миску в сторону, — давай сюда. Нетейам протягивает ей свою истерзанную рыбину, и Аотейя спорым движением вырывает ей позвоночник. Разделяет тушку на части и с видом профессионала вытаскивает прозрачные косточки из белого ароматного мяса. — На, — отдает ему первый кусок, слабо улыбаясь, — иначе сегодня останешься голодным. Нетейам благодарно кивает, но есть не торопится, наблюдая за ее ловкими пальцами и внимательным взглядом. — Тейя, — Аонунг словно вырастает из-под земли за их спинами, — почему ты с этими, а не со своим кланом? Нетейаму впору застонать. Сначала ягоды, теперь это… Интересно, будет в жизни его хоть несколько секунд покоя? Аотейя отдает ему очередной кусок рыбы и отвечает, не оборачиваясь: — Я учу их. И я просила не называть меня так. Впрочем, учит она только Нетейама, потому как Ло’ак держится особняком, лишь посматривая на них иногда. — Чему учишь? Есть? — Аонунг усмехается. Она бросает на него раздраженный взгляд и мимо ушей пропускает язву. Переключается на оставшуюся рыбину, чтобы с тихим хрустом оторвать ей голову. Нетейам неловко отворачивается, прижимая уши, и сосредоточенно жует. В самом деле, какой позор. — Вести себя прилично и не задавать глупые вопросы. Хочешь, тебя тоже научу? — Ну-ну. — Нетейам, ты все понял? — спрашивает нарочито громко, ласково касаясь его плеча. Аонунг хмыкает, примирительно поднимая ладони, и уходит прочь, лишь напоследок с легкою насмешкой посмотрев на Нетейама. — Не держи на него зла, — Аотейя гладит его плечо, — он неплохой. Просто иногда…переклинивает. — Меня бы тоже переклинило, если бы… — Ло’ак вдруг подает голос, но фразу не продолжает и ответа не получает. Ужин у Меткайины проходит так же, как у Оматикайя — шумно и с песнями. Нетейам чувствует светлую печаль, слыша чужие песни и шепот моря вместо шелеста листвы и ночного стрекота, тоскует по запаху древнего леса и свежести горного воздуха. Он всматривается в пляшущие языки пламени, вспоминая дом, и хмурится. Все-таки здесь, как ни крути, они всегда будут чужаками. Оно и верно: не место лесным обитателям в море, как не место Небесным Людям средь народа На’ви. Быть может, не стоило останавливать ягодное сражение? Тогда и тоска не настигла бы так скоро и жестоко. — Ты чего? — Аотейя спрашивает с набитым ртом, собирая рыбьи кости в кучу. Нетейам словно просыпается. Смотрит на нее непонимающе. Моргает. Берет себя в руки и отмахивается. — Все хорошо, — и даже тянет вверх уголки губ. Она вздыхает, скептически склоняя голову набок. — Оно и видно. На тебя без слез не взглянешь. Нетейам неоднозначно пожимает плечами. Нечего сваливать на нее этот тоскливый груз — в конце концов, в няньки Аотейя не нанималась, да и он — далеко не ребенок, с проблемами своими должен справляться сам. — Ты, конечно, как знаешь, — она встает и отряхивает ноги от липучего песка, — но если не хочешь сидеть и киснуть, то поднимайся и идем. — Куда? Аотейя загадочно щурится, жестом зовя его с собой. — Покажу тебе кое-что. Не хочу, чтобы твое унылое лицо мешало занятиям — все настроение убьешь. У Нетейама такое чувство, что его сейчас разорвет на части. Голос отца в голове настойчиво требует, чтобы он отказался и быстрее ушел восвояси, потому что Аотейя — главное для него табу, на нее и смотреть нельзя — не то, что идти с ней куда-то. И это правильно, но вот его собственный голос жалобно просит последовать за ней. — Ну не съем же я тебя, — она фыркает, видя его терзания. Нетейам медленно поднимается, все еще не слишком уверенный в правильности своего решения. Следует за ней сквозь беспорядочные группы ужинающих На’ви, стараясь не наступать на вьющиеся по притоптанной земле хвосты, и затылком чует прожигающий взгляд. Аонунг, не иначе. Впрочем, он ничего не замышляет, так что и бояться нечего, правда? Ло’ак насмешливо присвистывает ему вслед. Песок приятно шелестит под ногами, ласковый бриз путается в волосах, и ночная свежесть моря прочищает голову лучше прохладной ключевой воды. Нетейам идет на несколько шагов позади Аотейи, то возводя взгляд к звездному небу, то глядя по сторонам, то рассматривая ее силуэт, и ему хочется спросить, куда именно идут они, но слова почему-то растворяются в этой ленной пелене, окутывающей все тело. Аотейя приводит его к самой окраине деревни, к тому месту, где песок пляжа сталкивается с бедной землей и где растут мягко светящиеся кусты. — Садись, — кивает на редкую голубоватую траву. И Нетейам садится. Поправляет набедренную повязку, устраивается поудобнее и пальцами зарывается в землю за спиной. — Зачем мы здесь? Аотейя расслабленно усаживается рядом и с улыбкой вздыхает. — Это мое любимое место. Здесь тихо, уютно, и звезды очень красивые. Нетейам думает, что звезды, верно, везде одинаково красивы, ведь дело-то не в конкретном месте вовсе, но ему кажется, что он понял ее слова. Здесь, в спокойной тишине, все действительно выглядит и чувствуется иначе. Может, впрочем, правду говорят в народе: главное — не место, а компания. Аотейя ложится, сквозь кроны хилых деревьев рассматривая мигающие сонные звезды, и Нетейам задерживает на ней взгляд на несколько секунд. — Нравится? — спрашивает с тихой гордостью. Это неправильно. Так быть не должно. Ему надо уйти. Он кивает и откидывается на спину, чувствуя приятную усталую боль во всем теле. Отец убьет его, если узнает. Сказано ведь было: лишний раз не смотреть, рядом не дышать, желательно — вообще не разговаривать. — Ты уж прости: не знала, как еще поднять тебе настроение. — Развлечение меня не входит в твои обязанности, — он разводит руками, смущенный отчасти такой заботой. Аотейя закатывает глаза, но он чувствует ее шутливое настроение. — И что, надо было оставить тебя так? Нетейам неоднозначно хмыкает, и они лежат молча. Небосвод испещрен этими крошечными белыми огоньками, словно светящиеся точки на их лицах, и, если подумать, можно сказать, что они — тоже звезды в какой-то степени. Впрочем, если подумать еще немного, то можно прийти к выводу, что думается какой-то несусветный бред. Это неправильно. Так быть не должно. Он должен уйти сейчас же. Но не уходит. — Расскажешь мне о своем доме? — она смотрит с любопытною надеждой, поворачиваясь к нему и подпирая голову ладонью. — Это правда, что вы спите на ветках? Нетейам удивленно морщит лоб, не сдерживая смешок, и Аотейя неловко отводит взгляд, понимая, что ошиблась. — Прости, — чешет затылок, и кончики ушей виновато подергиваются. Он прикусывает губу, чтобы не рассмеяться снова, и думает, о чем именно ей поведать. Впрочем, воспоминания захлестывают с головою, и Нетейам рассказывает все подряд: о Дереве Душ, о парящих горах, о густых лесах, Большой охоте и прочем, прочем, прочем, что только приходит на ум. А Аотейя слушает с таким забавным детским восторгом, не перебивая, но охая иногда, и каждое его слово впитывает с жадностью. Она подползает ближе и переворачивается на спину и, подкладывая руки под голову и взор вновь обращая к небу, представляет все, о чем он говорит. И по робкой улыбке на ее губах Нетейам может сказать, что получается у нее если не правдиво, то впечатляюще точно. Он все рассказывает и рассказывает, и голос снисходит почти на шепот, точно он ведает ей сказку на ночь, а тонкие косички касаются ее лица. Все это слишком интимно и неправильно, и так быть не должно. Но, с другой стороны, ничего такого они не делают, верно? — Ты обязательно должен прокатить меня на этом…банши, — она приподнимается и тыкает его пальцем в грудь, и тон ее не предполагает возражений, — обязательно должен. Не все же мне тебя учить. Нетейам чувствует своеобразную гордость. И что-то еще. Потому что от простой гордости за спиной крылья не вырастают обычно. По крайней мере, у него никогда не вырастали. — Только если научишь ездить на скимвинге. Аотейя согласно кивает, и они снова замолкают, глядя друг на друга. Где-то на подкорках сознания молнией мелькает мысль, что звезды в этом месте совершенно обычные, ничуть не красивее, чем где бы то ни было еще, и нравится ему здесь вовсе не из-за них. — Спасибо, — его голос едва ли громче шепота волн. На лице Аотейи скользит недоумение лишь на секунду, прежде чем она кротко улыбается: — Не за что, Нетейам. Он потягивается, укладывая тяжелую сонную голову на траву и закрывая глаза, и Аотейя следует его примеру, и внезапная мягкая тяжесть на плече заставляет его едва заметно вздрогнуть. — Так мягче, — комментирует, точно оправдываясь. Крупицы звезд и яркие лица далеких планет смотрят сквозь сочную листву, песок шелестит голосом ласкового ветра. Нетейам никогда не сможет вспомнить, в какой именно момент провалился в сон.