О морской деве и лесном духе

Лесным крайне интересно посмотреть на местное Древо Душ — это видно по любопытным взглядам и навостренным кончикам ушей, пока они стройною колонной во главе с Циреей плывут на илу в большую бухту, где из-под воды сияет мягкий свет. — Не смей, — Аотейя едко шипит, щурясь на Ло’ака, и Нетейам, подавшись вперед, замечает в руках младшего камень, — я тебе голову оторву. — Сначала я, — предупреждающе взмахивает хвостом, и Ло’ак раздраженно цыкает. — Больно надо. И он, побежденный, но не сломленный, отрывается от их маленькой компании, нагоняя Цирею. — Жаловаться пошел? — Аотейя ухмыляется, провожая взглядом гордо выпрямленную спину. — Обязательно, — Ло’ак оборачивается и бросает-таки свой камень. Снова тихий «плюх», и снова снаряд вхолостую идет ко дну, только обрызгав ее лодыжку. Аотейя заходится приглушенным хихиканьем. Нетейам только качает головой: в конце-то концов, давно уже не дети, а иногда словно переклинивает. Впрочем, в случае Ло’ака, «иногда» — мягко сказано. — А как у вас выглядит Древо Душ? — Аотейя вдруг оказывается совсем рядом. — Оно стоит на земле, — посмеивается, не зная, как именно воссоздать в ее голове величественный облик Древа. — Шутник, тоже мне, — всплескивает руками в притворном, но вялом достаточно удивлении, — никогда бы не догадалась. И Аотейя уходит под воду. Иногда Нетейаму кажется, что судьба намеренно вставляет палки в колеса, не давая ему спокойно прожить ни единого дня. Сначала прибытие Небесных Людей на Пандору и переезд в чужие края, потом — трудная история с обещаниями, львиными ягодами и нарушениями запретов, — хотя тут, пожалуй, он сам виноват, — а теперь это. Если б он только знал, что случится с Кири, когда она установит связь с местным Древом Душ, то не отпускал бы от себя ни на секунду, не дал бы даже близко подойти к этому месту. Но он не знал, как и все остальные, — да и откуда им было знать, — а потому сейчас они здесь. Аотейя сидит рядом, молчаливая, и рука ее успокаивающе сжимает его плечо. Она не так близка с Кири, как с ним или Ло’аком, а значит, пришла, чтобы поддержать, хотя быть здесь ей нежелательно. И Нетейам не преминул бы сказать об этом, да только мысли его целиком и полностью находятся в маруи, где копошатся люди с их техникой и плачет тихо мать. Она с отстраненным любопытством рассматривает эту странную черную штуку, на которой прибыли люди, вслушивается в непонятную колкую речь, боковым зрением наблюдает за маленькими людьми в масках и знаменитым Джейком Салли, и все это интересно донельзя, но спросить о чем-либо она не решается, да и не так важно это сейчас. — Все будет хорошо, — только давит слабое ободрение, пытаясь улыбнуться. Нетейам благодарно кивает, угрюмо всматриваясь в полутень маруи. Разумеется, он винит себя. В этом, в конце концов, заключается его собственная суперспособность — гиперответственность, возложенная на него, как на старшего брата, им же самим. — Конечно, — Ло’ак неуверенно подтверждает, кладя свою пятипалую ладонь на его плечо с другой стороны, — там ведь ученые. Ну… Норм больше по языкам, но Макс… Эти имена Аотейе не говорят ровным счетом ничего, но она все равно мотает яростно головой, точно соглашаясь с каждым словом. — Вот увидишь, все будет хорошо, — повторяет, переглядываясь с Ло’аком, и тот согласно кивает. И они снова сидят молча, и рука ее спускается от его плеча к ладони, стискивая холодные пальцы. Краем глаза Аотейя ловит скользящий взгляд Джейка Салли, но все это не имеет никакого значения, ровным счетом никакого. А потом мать выгоняет людей прочь, и они спешно собирают свои провода, черные коробки и светящиеся доски, погружают их в свою странную штуку, и она с громким ревом отрывается от земли, поднимая клубы пыли и песка. Аотейя пугается, не слыша ничего в оглушающем рыке человеческого черного зверя, и Нетейам на несколько всего лишь секунд накрывает ее ладонь своей. Только на несколько секунд, чтобы жест этот не выглядел как что-то из ряда вон, но был выражением немой поддержки. — Это конвертоплан, — Ло’ак пытается перекричать шум мотора, — как банши, только железный. На том и порешили. Когда из маруи доносится полный отчаянной радости крик, Нетейам подрывается с места стрелою, а Ло’ак — за ним, и Аотейя, взглянув им с улыбкой вслед, поднимается и идет прочь. Больше ей нечего делать здесь — только под ногами путаться. Отец ловит его за плечо перед ужином, и по крепкой хватке Нетейам может с точностью сказать: что-то не так. Ло’ак оборачивается, уносимый толпой На’ви к костру, и на вопросительный взгляд отвечает лишь напуганным отрицательным кивком, что бы это ни значило. — Что такое? — спрашивает, не осмеливаясь поднять полностью голову, но даже так видит, как напряженно ходят желваки на отцовской челюсти. — Я разве не ясно выразился насчет… — и он поджимает губы, машинально щелкая пальцами второй руки. — Аотейи? — Нетейам подсказывает едва слышно, и по строгому взгляду ярко-желтых глаз понимает две вещи. Во-первых, он угадал. А во-вторых…во-вторых, вот он, конец. То, чего он так боялся и то, что с самого начала было отвратительно неотвратимым, но выглядело туманным и далеким. Нетейам редко оказывается в ситуациях, когда действительно виноват только он один, а не просто берет чью-то вину на себя. И, казалось бы, ему не впервой слушать недовольство и злость отца, но именно сейчас он страстно хочет провалиться под землю. — Я…ты хоть понимаешь, почему я это говорил? Плечо ноет под жесткими пальцами, строгий взгляд вдавливает в песок, выгрызает изнутри, и Нетейам вмиг теряет свой облик смелого воина и ответственного старшего брата. — Да, сэр, — старается ответить четко и твердо, потому как поражения надо принимать с гордо поднятой головой, но вот его голова подниматься не хочет. — Почему? — Потому что это усложнит нам жизнь и… — Вот именно, — отец возводит взгляд к небу почти в отчаянии и встряхивает его до стука зубов, — потому что это усложнит нам жизнь! Тогда какого…хрена? Он злится, Нетейам чувствует это. Злится, но, верно, понимает, что в таком вопросе не может он быть гласом правосудия, потому как и сам не без греха. Только поэтому, — исключительно поэтому, — сдерживается, гнев свой выражая дрожью голоса и резким метанием плети-хвоста. Нетейам открывает рот, чтобы сказать хоть что-нибудь, но слова застревают костью поперек горла, и он чувствует себя крошечной песчинкой пред лицом сокрушительной бури. Переминается с ноги на ногу под прожигающим взглядом, пока хвост путается, поджавшись, между бедер, и понимает, что сказать решительно нечего. — Ну? Нетейам наконец находит в себе силы посмотреть отцу в глаза, хотя по ощущениям это труднее, чем выстоять под автоматной очередью. Он смотрит, а во взгляде читается все: то, что он понимает свою вину, что знает, как это глупо, безответственно и эгоистично, что ему невероятно стыдно и до слез жаль, но по-другому не получилось. Молчаливые гляделки продолжаются вечностью четырнадцати секунд, пока отец не выдыхает тяжело, опуская голову, и хватка его не слабеет. — Отец, я… — Молчи, — легендарный Торук Макто выглядит так, будто сейчас расплачется, — просто молчи. И Нетейам молчит, буравя взглядом пальцы своих ног. Думает, что, пожалуй, гнев отца не так уж и справедлив, потому как ничего такого между ним и Аотейей не происходило пока что. По крайней мере, не в том масштабе, какой мог бы действительно навредить. Впрочем, — думает следом, — это простое совпадение. Если бы разговор этот произошел не сегодня, а чуть позже, то… Отец отходит на шаг назад — точно обрушивается — и его пальцы барабанят напряженно по бедру. Нетейам слышит тяжелое дыхание и думает, чего ожидать, но знает, что по голове его точно не погладят. — Вы уже?.. — отец многозначительно вскидывает брови и неловко склоняет голову, и Нетейам спешит выставить руки перед собою. — Нет, нет, — и он даже чувствует себя увереннее, — мы ничего такого… — Ясно. Отец проводит ладонью по лицу, снова шумно вздыхая. — Делай что хочешь, но ты должен решить эту проблему, — и он больше не зол, но, скорее, удручен и взволнован одновременно. — Да, сэр. — Свободен. Песок ложится под ноги мягкой кашей как будто, потому что Нетейам идет, чуть пошатываясь. Справедливости ради, он ожидал, что будет хуже. Думал, что отец будет рвать и метать, что позовет обязательно мать и устроит его публичное эмоциональное уничтожение, и, признаться, это было бы честно, потому что в этот раз Нетейам по тяжести катастрофы обошел даже Ло’ака. — Сильно досталось? — Ло’ак хватает его за руку, стоит Нетейаму сесть рядом с ним у костра. — Вы о чем? — уши Кири любопытно дергаются, но младший только огрызается, отмахиваясь. — Не твое дело. — Ну и пожалуйста, — и она обиженно фыркает, хлестнув хвостом его лодыжку. Нетейам пропускает песок через пальцы, не торопясь с ответом, а Ло’ак, хоть и не наседает, но выглядит так, словно взорвется, если тотчас же не узнает все подробности. — Я думал, будет хуже, — признается после минуты молчания. — И все? Что он сказал? — Сказал: «Делай что хочешь, но ты должен решить эту проблему.» — И? — младший покручивает ладонью в воздухе, как бы заставляя продолжить мысль. — Что ты думаешь? Нетейам сжимает пальцами переносицу и прикрывает глаза. А что он думает? На то, чтобы произнести самую тяжелую фразу в его жизни, уходит три попытки, и Нетейам открывает и закрывает рот, точно рыба. — Думаю, — давит с трудом, наступая себе на глотку, — идти назад уже…поздно? Ло’ак победно вскидывает руки, едва не смеясь, и в глазах его читается своеобразная гордость.