О морской деве и лесном духе

— Идем-идем, — Ло’ак настойчиво тянет ее за руку в неизвестном направлении, а Аотейя больше даже не сопротивляется. — Ты хоть объясни, куда? — задает этот вопрос, кажется, в сотый раз, уже не рассчитывая получить ответ. Ло’ак только таинственно улыбается, а у нее от этой улыбки что-то обрывается в груди, потому что еще ни разу она не значила ничего хорошего. Выходит, — думает, — они либо идут кидать камни в Ротксо, либо…что-нибудь еще, не менее невероятное. Зависит от того, какая муха укусила Ло’ака сегодня. — Я не для того тебя искал с самого утра, чтобы так сразу все выдать. Аотейя спотыкается. То есть ее еще и искали целенаправленно? Становится неумолимо интереснее. Нельзя сказать, что ей совсем не хочется узнать, что заставило младшего Салли сиять вычищенными монетками, — как те, что на украшениях женщин На’ви, — но вот почему-то ей кажется, что после этого она получит хороший подзатыльник от старших. — В общем, мы кое-что сделали и хотим показать тебе, — он все-таки не выдерживает, выпаливая эту подсказку, но легче не становится совсем. — «Мы» — это кто? Она не понимает совершенно ничего. Ло’ак буквально утащил ее из собственного маруи, не сказав ни единого слова, и провел за руку почти по всей деревне, точно упирающееся животное. На все вопросы отвечал либо расплывчато, либо вообще никак, и цель его вторжения в ее спокойное утро оставалась покрытой туманною тайной ровно до сего момента. — Я и Нетейам. Ну, раз Нетейам в этом замешан, то вряд ли это что-то безрассудное и глупое, верно? Аотейя облегченно выдыхает, но… — Правда, если кто-нибудь узнает, то нам всем оторвут головы. Она удрученно возводит взгляд к чистому небу, точно обращаясь к самой матери-Эйве. Еще ни одна хорошая идея не начиналась с подобной фразы, и вряд ли эта станет исключением. Ло’ак затаскивает ее в их маруи, — которую выделили семейству по доброте душевной тсахик и Оло’эйктан, — и Аотейя видит Нетейама, стоящего спиной к ним и держащего что-то в руках. — Ну как? — Ло’ак подходит к брату, заглядывая через плечо, а Аотейя стоит у входа, не зная, уйти прямо сейчас или все-таки подождать. — Не идеально, но сойдет, — Нетейам удовлетворенно кивает, — работает, по крайней мере. Нам повезло, что этот — Норма. У него какая-то особая страсть засорять рабочие инструменты своим мусором, тебе ли не знать. Кто работает, во имя Эйвы? Какой мусор? Аотейя с напряженным любопытством смотрит на их спины, и нехорошее предчувствие подползает комом к горлу. Она переминается с ноги на ногу, разрываемая надвое болезненным интересом и опасливой осторожностью, когда про нее вдруг вспоминают. — Пришла, — Нетейам поворачивается к ней, коротко улыбаясь. — Упиралась, как лютоконь, — Ло’ак недовольно качает головой, — как будто на смерть шла. — А ты не сказал ей?.. — старший удивленно моргает, а Аотейя только сейчас замечает странную штуковину у него в руках. — Не хотел портить сюрприз. Она подходит ближе, с прищуром рассматривая диковинку: тонкая досточка из чего-то прозрачного, только и всего. Хочется не то смеяться, не то злиться. Она успела представить самые разные варианты, — один другого хуже и интереснее, — но такого не ожидала совершенно. — Вы хотели показать мне вот это? — указывает пальцем на странный предмет, а братья переглядываются, и на лицах их цветут ухмылки. Нетейам жестом зовет ее ближе, и Аотейя неуверенно делает несколько шагов к нему. Что-то в его взгляде говорит, что ситуация критически пахнет подвохом, но любопытство пересиливает. — Закрой глаза, — его хвост в радостном предвкушении маячит за спиной, и подозрение только усиливается. Аотейя медлит. Находясь в окружении двух явно сговорившихся На’ви и одного неизвестного ей предмета, последнее, что хочется сделать — лишить себя зрения. Поэтому она недоверчиво переводит взгляд с Ло’ака на Нетейама — задержавшись на последнем — и обратно. Нетейам отдает диковину брату и медленно, точно к напуганному зверьку, подходит к ней. Улыбается так сладко-сладко, точно мед на разлился на губах, да только в глазах демоны пляшут ритуальные танцы, и Аотейя ни разу еще не видела такого выражения на его лице. Хочется инстинктивно отступить назад, но она почему-то остается на месте. Пропади пропадом это ее наивное доверие. Он заходит за ее спину и ладонями безбожно закрывает глаза. Аотейя, лишившись единственного, что помогало сохранять контроль над ситуацией, пытается отодвинуть его руки от лица, но не получается ровным счетом ничего. Смешок Ло’ака спокойствия не добавляет. — Да не переживай, —Ло’ак широко улыбается, и это слышно, — все нормально. Нетейам ловким движением подсовывает руку на сгиб ее локтей, и Аотейя лишь на секунду вновь видит свет, прежде чем оставшаяся его ладонь закрывает и эту отдушину. — Все хорошо, — Нетейам опускает ее руки, прижимая к телу, и накрепко фиксирует своей, обвивающейся вокруг ее талии. — У-у, — Ло’ак дразняще хихикает, — это надо сфотографировать. Нетейам неприлично близко, прижимающийся к ней сзади, дыхание его щекотит шею, пальцы лежат на талии по-мягкому крепко, и Аотейя понять не может, из-за чего именно в груди копошится что-то теплое и невесомое, точно крылышки шиммифлаев — из-за этой близости или подозрительно непонятных слов. Аотейя доверяет братьям Салли достаточно, чтобы не беспокоиться за собственную жизнь, но вот границы их фантазии ей неизвестны, хотя что-то подсказывает, что таковых нет вовсе. — Только попробуй, — Нетейам подается вперед, но вовремя одергивает себя, — давай быстрее, не тяни. Аотейя слышит приближающиеся шаги Ло’ака и инстинктивно вжимается в грудь Нетейама, точно надеясь пройти сквозь него. Спиной чувствует гулкий быстрый ритм под его кожей, но не успевает даже подумать об этом. Тихий щелчок. Она вздрагивает, и попытка пройти сквозь Нетейама сменяется попыткой отыскать помощь. Руки не сгибаются, накрепко прижатые к телу, и схватиться особенно не за что, потому пальцы ее сами собою впиваются в его бёдра. Нетейам дергается, корпус отводя назад, и утробно выдыхает, а Аотейя чувствует, как напрягается его тело. И она пошутила бы про это обязательно, да только что-то не хочется. Ло’ак молчит несколько секунд, и повисшая тишина взрезывает воздух взмахом кинжала. — Полегче, — Ло’ак откашливается вперемешку со смехом, — я же еще здесь. — Да, — Нетейам, верно, сдавленно улыбается, — полегче, больно ведь. Аотейя смущенно убирает руки. В самом деле, устроила невесть что, будто бы ее жизни действительно что-то угрожает. Что такого могут сделать эти двое? Ло’ак, наконец, торжественно объявляет: — Отпускай. Свет бьет в глаза ярким лучом после кромешной тьмы, и Аотейя щурится, чувствуя полную свободу, и сразу же хочет разойтись недовольным ворчанием, но, стоит ей посмотреть перед собой, как все нравоучительные тирады растворяются в горле. Прямо перед ее лицом — прозрачная досточка в руках Ло’ака, а в ее поверхности она видит улыбающегося Нетейама и… Аотейя отступает назад, врезаясь в его грудь — и фигура в досточке делает то же самое. Аотейя с настороженным любопытством хмурится — и фигура делает то же самое. Аотейя поднимает руку — и фигура повторяет. Она знает, как выглядит, но привыкла видеть свое отражение лишь в ряби волн, пляшущее и кривое, а потому оценку внешности своей оставляла всегда тем, кто имеет удовольствие видеть ее четче, чем смутною тенью в отсвете воды. Тем приятнее понимать сейчас, что ей не врали, когда делали комплименты. До идеала, может, и далеко, но личико крайне приятное. — Это…я? — оборачивается на Нетейама, а тот только кивает. — А где…ноги? И верно, Аотейя в досточке заканчивается на уровне груди, а дальше — ничего. Братья переглядываются, давя смех. Ло’ак нажимает что-то, и движущаяся картинка сменяется статичной. Той, где она красноречиво сжимает бёдра Нетейама. Спелая краска прожигает щеки, и Аотейя отворачивается, заинтересовавшись резко кучкой вещей в углу. — А вот ноги, — Ло’ак ехидно щурится, но, замечая тяжёлый взгляд брата, цыкает, — да ладно тебе, не криви лицо. И он протягивает досточку Нетейаму, в последний раз взглянув на неловкую до ужаса картинку. — Это человеческая штука, — Ло’ак головой указывает на диковинку, — мы заметили, что тебе было интересно. А потом увидели, что ученые забыли этого красавчика в маруи, ну и… Кто бы мог подумать, — расплывается в двусмысленной ухмылочке, — что у Нетейама такие ловкие пальцы. Пришлось повозиться, конечно, пару дней, но это ничего. Аотейя пропускает шутку мимо ушей, с любопытством рассматривая эту досточку, — хотя уверена, что называется она как-нибудь по-другому, — и понимает, что они украли ее у людей. И это глупо, ужасно глупо. Глупее даже, чем кидаться камнями. Ло’ак, верно, видит неодобрение на ее лице, а потому разводит руками: — Не украли, а позаимствовали. Ну, развлекайтесь, — он с прищуром смотрит на брата, вяло машет рукой и с грациозностью лозы проходит мимо них. — А ты?.. — Аотейя недоуменно хмурится. — А это не мое сви… — младший осекается, наткнувшись на предупреждающий взгляд Нетейама, — Кто-то же должен следить, чтобы никто не пришел? Сегодня я, а потом Нетейам будет так добр и окажет мне похожую услугу. Аотейя окидывает Нетейама взглядом с легким оттенком подозрения, но лицо его непроницаемо — только лукавая улыбка теплится в уголках губ. Хвост Ло’ака задевает с тихим шелестом ткань маруи, и они остаются вдвоем. — Садись, — он давит на ее плечи, и Аотейя послушно опускается на пол, устраиваясь между его ног. Ему сказали делать что хочется — вот он и делает. В конце концов, если отец рассчитывал на какой-то другой исход, то ему стоило четче формулировать свои мысли. Впрочем, скорее всего, отец надеялся, что его сын чуточку умнее водорослей на мелководье и что он поймет вложенную в слова идею. Но, как говорится у людей, — Нетейам услышал однажды от Норма, — сгорел сарай — гори и хата. Такая простецкая и безответственная мысль, что ему, как беспрекословному последователю порядка и справедливости, впору лезть на стену. — Я хотел показать тебе кое-что человеческое, — Нетейам держит досточку перед ней, локти уперев в ее колени, — но ты не понимаешь язык, так что… — Покажи, — Аотейя с энтузиазмом кивает, — все равно интересно. На том и порешили. Нетейам производит какие-то странные движения, пальцами касаясь прозрачной поверхности, и картинки меняются, точно по волшебству. Ей достаточно и этого, чтобы восхищённо раскрыть рот, потому как никогда в жизни она еще не видела ничего подобного. — Это…связь? — проводит единственную похожую параллель, но тихий смешок Нетейама подсказывает, что она ошибается. А потом происходит совершенное чудо: поверхность досточки заливается разными красками, и Аотейя видит человеческое лицо, болтающее что-то на непонятном колком языке. Картинка сменяется, и вот уже странные блестящие звери ползут рядами по серым дорогам, мигая красными огнями. — Это машины, — поясняет Нетейам, тыкая пальцем в картинку, — на них передвигаются. А это — самолет. Как банши. И Аотейя не понимает почти ничего, но все равно смотрит завороженно за сменяющимися изображениями человеческой жизни. Нетейам объясняет терпеливо почти каждый «кадр» «фильма» — новые слова, которые она вряд ли когда-нибудь применит. Аотейя не понимает почти ничего, но всматривается жадно в людской быт, подмечая, какое там, на далёкой их планете, все серо-черное, совсем без зелени. И от этого грустно, потому как, верно, люди потеряли связь с Великой своей Матерью. Она смотрит, потихоньку начиная понимать, что картинки эти имеют какой-то сюжет, и интерес распаляется донельзя. Аотейя отклоняется назад, спиной прислоняясь к его груди. Нетейам выглядывает из-за ее плеча, кожу щекоча своими косичками, и этот его слабый запах леса, — удивительно, что не вымылся за все это время, — соли и выжженных волос успокаивает, точно ласковое шуршание листвы перед сном. И они сидят на полу маруи, смотрят этот «фильм», а Нетейам комментирует для нее почти все, что происходит, и это умиляет до приятного тепла в груди. Они так близко, что можно кожей слышать биение сердца и ритм дыхания, но это кажется совершенно нормальным и правильным. Так что, может, так и надо. Фильм явно про любовную драму — Аотейя не понимает ни слова, но видит это по эмоциям, взглядам и жестам, по тому, что в целом происходит. Благо, она не знает, что такое мыльная опера — иначе осыпала бы шуточками и их с Ло’аком, и Норма. Хотя, признаться, у Нетейама появилось еще больше вопросов к вкусовым предпочтениям последнего. Пока он рылся в файлах, молился неустанно, чтобы не набрести случайно на какое-нибудь порно — вот что было бы во сто крат хуже любой мелодрамы. Поэтому, включая фильм с каким-то довольно сопливым названием, он внутренне содрогался, но, к счастью, повезло. — Она говорит, — Нетейам вдруг опускает подбородок на ее плечо, — что любит его. Аотейя удивленно поворачивается к нему: — Быть не может! Она не замечает, — или просто не акцентирует внимание, — что он держит досточку одной лишь рукой, когда вторая обвивает ее талию. — А он говорит, что… — Тревога! — Ло’ак врывается резко, тяжело дыша и упираясь ладонями в колени. — Ма… О. Они быстро подскакивают на ноги, и Аотейя так и не узнает, что же он ответил на признание. — Не хотел вам мешать, — Ло’ак указывает ладонью в сторону пляжа, — но мать с отцом возвращаются. Оставьте…свои игрища на потом. — Увидимся после ужина, — Аотейя улыбается Нетейаму, прежде чем выскользнуть из маруи и раствориться в жарком морском воздухе. Нетейам кивает, провожая ее взглядом, а Ло’ак только ехидно усмехается: — Вот это я понимаю, приятельство.