Волчьи ночи

      На рассвете, после бурных приготовлений, юниц отправили спать, чтобы у тех остались силы на грядущее празднество. Сёстры постарше, которые не принимали участие, отправились украшать зал вместе с гулями и почётными Папами, которые отвечали за приношение жертвы.       Анита и Ванда уснули сразу же после того, как переступили порог комнаты, не потрудившись снять с себя тонкие чёрные тряпицы и умыться. Ева с Лидией не пренебрегли переодеванием в простые бязевые ночнушки, что за месяцы активного и неаккуратного ношения успели прохудиться в некоторых местах, и на скорую руку справились с гигиеной.       До чего приятно укладываться в чистую хрустящую постель! Прохладное и пушистое одеяло одновременно бодрило, благодаря своей температуре, и убаюкивало, ненавязчиво придавливая своим весом к кровати. Ткань простыней была гладкой и слегка шуршала, стоило изменить Лидии положение гудящих от усталости ног и рук.              — Спокойной ночи, Ева! — Тихо прошептала Лидия, боясь нечаянно расстроить стройное сопение уснувших мегер.              — Скорее уж утра, милая! — Судя по голосу, Ева улыбалась. — Мне кажется, или мы не закрыли дверь?              Стоило только этой фразе сорваться с губ девушки, как рассветная нега, сотканная дыханием спящих и сонных дриад, была прервана громким звуком падения. Ева моментально вскочила и в секунды оказалась на месте преступления. Анита и Ванда лишь недовольно вздохнули и синхронно перевернулись на другой бок.       Худощавый длинный чёрный кот с крупным белым пятнышком на носу и такими же кипенно-белыми «носочками» на передних лапах, опрокинул с алтаря Лидии медную чашу с вином и спокойно лакал жидкость с пола.              — Ах ты маленький, тебе такое нельзя!              Ева, влюблённая во все живое (особенно в котов), и не думала отчитывать негодяя, взяла его на руки и успокоила недовольный мяв нежным поглаживаем за круглым ушком. Лидия поднялась и, стараясь не наступить на лужицу, присоединилась к ласке кота, разомлевшего от теплоты девичьего тела и силы тонких пальцев.              — И откуда ты только взялся, разбойник? — Лидия щёлкнула его по носу. — Какой мурлыка! Ева, давай оставим его до рассвета, чтобы он не попался никому на глаза?              Ночной гость довольно щурился, громко тарахтел откуда-то из своего маленького кошачьего горла и мял пышный бюст ласкательницы, прихватывая ткань ночнушки короткими коготками. Кажется, он был абсолютно не против сложившейся перспективы.              — А он не голодный?       Выражая протест, животное гулко хрипло мяукнуло.       — Кажется, не очень.              Лидия отправилась в кровать одна, а Ева ещё несколько минут умиленным шёпотом баюкала кота, прижимая как можно ближе к себе.              — Давай пожелаем Лидии, чтобы ей приснился Секондо, хм?              Брюнетка тихо рассмеялась в подушку и поблагодарила.       Не сумевшая уснуть из-за шумной побудки, Ванда сверкнула в темноте глазами и ухмыльнулась.

***

      День встретил девушек исчезнувшим котом и кучей мелкой работы — отнеси, принеси обратно, снова отнеси. На удивление, для февральского дня погода радовала обитателей аббатства солнцем и тёплым сухим ветром — вероятно, кто-то из Духовенства владел чарами погоды, подготавливая территорию антицеркви для проведения Луперкалий.       И правда, к вечеру голые тощие ветки были украшены почками и не яркими листочками на слабых тонких черенках. Примо с большим удовольствием смотрел из окон хищной стрельчатой формы на то, как оживают пышные кусты розы и жасмина.       К ночи стало совсем тепло, и обитатели аббатства высыпались на улицу посмотреть на синее бархатное небо, усеянное мириадами сияющих звёзд, словно богиня Селена раскинула свои широкие юбки на потеху восхищенной публике.       Лидия и Ева, к сожалению, не смогли присоединиться к Братьям и Сёстрам Греха, будучи крайне увлечёнными своими причёсками и одеяниями. По словам компетентной подруги, в ночь парования надо надеть своё лучшее платье, украсить волосы большим количеством блестящих бусин, отдавая дань Луне, что будет безмолвной покровительницей женщин в дни празднества. Из красивых платьев у Лидии было только одно — достаточно короткое, с высоким кружевным воротничком–стойкой. Ева была не в восторге от наряда, поэтому отыгралась на теле подруги — яркая малиновая помада и татуировки хной. Роспись украшала тыльные стороны ладоней хаотичными узорами, а щиколотки и голени были усеяны цветами и мелкими точками.              — Волнуешься? — Рыжеволосая девушка подвела подругу к небольшому зеркальцу над камином и слегка разобрала её длинную толстую косу.       — Немного, потому что…              Договорить девушке не дала стремительно вошедшая в комнату Ванда, звенящая забавными золотыми серёжками из трёх округлых шарнирных сегментов.              — Ооо, Лидия, выглядишь просто прекрасно! — Она зло оскалилась в отражении. — Ева, не оставишь нас на пару минут? Хочу поделиться с нашей дорогой колдуньей небольшим секретом.              Девушки напряглись. Из уст Ванды в отношении Лидии за год не прозвучало ни одного хорошего слова — либо оскорбления, либо относительно нейтральная оценка внешности. Чаще всего, она вела себя по-детски и подначивала брюнетку, стараясь уколоть как можно больнее. Еве не верилось, что сейчас Ванда изменит себе и не опустится до ссоры.              — Ева, иди, я догоню тебя.              Девушка недоверчиво нахмурила брови и посмотрела в глаза подруге «Ты уверена?»       Лидия кивнула.              На пороге комнаты Ева и Ванда обменялись взглядами — недоверчивым и блестящим зловонной желчью.       Блондинка медленно приближалась к замершей у камина девушке, будто бы растягивающая удовольствие перед трапезой змеица.              — Приснился Секондо?              В момент острой дрожи Лидия поняла, что Ева была услышана на рассвете, и почувствовала, как холодные цепкие пальцы впиваются в еë предплечья, не давая отстраниться и забирая все силы из ладоней.              — Я вот, что хочу тебе сказать, милая, — острый подбородок блондинки опустился на мягкий изгиб плеча нежеланной собеседницы, — ты красивая. Высокая, стройная, а этот капризный изгиб бровей! Шея и плечи повторяют очертание винных бутылок, что стоят у Секондо на узких подоконниках окон с лунными стёклами, расписанными солнцем, луной и звёздами. Но ты не увидишь эту чудесную роспись. И я постараюсь сделать так, что бы больше ни одна женщина в аббатстве этого не увидела.              — На сколько я знаю, — Лидия тряхнула плечом и с удовольствием пронаблюдала за тем, как клацнули зубы блондинки, — ночи Луперкалий проводят на свежем воздухе. Не обязательно для этого подниматься в чьи-то покои.              Ванда хмыкнула и схватила брюнетку за основание косы, неласково потянув рывком, чтобы разъярённой кошкой прошипеть ей на ухо:              — Уже как пять месяцев я его единственная женщина. Я узнаю его по запаху, по щербинке в волчьей маске. И если ты задумаешь ворожить, то здесь тебе больше жизни не будет. Лично Сестра Император выкинет тебя отсюда как зарвавшуюся шавку.              Лидия почувствовала, как глаза начинает щипать непрошенными слезами обиды и ярости — так происходило всегда, стоило кому-нибудь лишь слегка на неё прикрикнуть или пожурить в агрессивной манере. Она сжала зубы и освободила косу от цепкого захвата.              — Любовь не поддаётся ворожбе. И я честная ведьма, поэтому никогда не стану подчинять чужую волю супротив её желаниям.              Лидия обогнула Ванду по широкой дуге, стараясь ретироваться как можно скорее. Двигаясь по узкому коридору на звук грохочущих как горная речка барабанов, девушка позволила себе отдать пару слезинок колкой темноте. Это была не обида, просто чистая девичья ярость: «Опять выбрали не меня. Снова без шансов».       Правильно бабка ей говорила, что все ворожки несчастные. Потому что всё, чем ты можешь отплатить щедрому дарителю, отцу и мужу своему, Дьяволу — верностью.       К звуку барабанов присоединились колокольчики, скрипка и танцующие струны баглама. Нарастающий характер мелодии означал, что с выставлением праздничных блюд на круглый большой стол с золотой пентаграммой сёстры уже почти закончили, а стало быть, скоро зазвучит рог, и колдуны займут свои места. Лидия поспешила и нагнала Еву на узкой усыпанной гравием дорожке, что вела к саду, в котором Сестра Император решила провести ночь парования в этом году.       В воздухе пахло огнём и перетёртой смесью лесных ягод, укрытой пушистым дрожжевым тестом.              — Всё в порядке? — Ева взяла ладонь подруги в свою, делясь теплом.       — Да, в полном!              Красивое убранство сада прогнало печали Лидии, и она с любопытством и предвкушением рассматривала вереницу невысоких деревянных стульев. В центре композиции был высокий тёмный столб, от которого тяжёлым полотном тянулись широкие ленты разных цветов — красные, чёрные, белые и синие. Судя по всему, они предназначались для танца. По правую сторону, в тени большого раскидистого вяза, усеянного жёлтыми мелкими огоньками, расположились музыканты — голые по пояс, укрытые с головой волчьими шкурами.       В основании праздничного стола, по левую сторону от композиции, стояла Сестра Император, расслабленно держа в руке длинный мундштук с тлеющим алым огоньком сигареты, и о чём-то беседовала с Нихилом. Казалось, что женщина в прекрасном расположении духа — она слегка улыбалась и мягко покачивала головой.       Позади них, слегка в отдалении, нависала чёрная жирная туча — по-другому и не скажешь. Все мужчины, которые решили принять участие в празднестве, различались лишь ростом — маски волков и чёрные парчовые балахоны, закрывающие целиком руки и ноги до самых пяток, были одинаковыми.              «Да, — подумалось Лидии, — Ванде придётся узнавать Секондо по запаху. Если у них не было никакой договорённости».              Брюнетка попыталась отыскать в пёстрой неоднородной толпе девушек Ванду, но потерпела неудачу — едва что-то можно было разобрать во взволнованном танце тканей. Ей хотелось посмотреть той в глаза и понять — была ли эта самая договорённость, и стоит ли сохранять воодушевление до начала парования.              Размышления прервал звучный и неожиданный, как раскаты летнего грома, рог. Музыка стихла. Лидия почувствовала, как ладонь подруги вздрагивает в её руке.              — Славная добрая традиция праздника Луперкалии в нашем аббатстве сохраняется уже более десяти лет. В первую ночь происходит парование, — Сестра Император обвела изящной ладонью с тянущимся за ней густым дымом далёкое пространство стульев, — и я попрошу занять колдунов свои места.              На секунду у девушки перехватило дыхание — тёмная огромная армада принимала форму того самого дыма у запястий Император, занимая всё пространство сада, касаясь краями накидок оголённых девичьих рук и ног.              — Ведьмы, — Нихил откашлялся, — должны совершить не менее двух кругов ритуального танца, пока будет играть музыка. Возьмите ленты.              Если бы Ева не подтолкнула Лидию, та бы так и осталась стоять на месте, глупо уставившись на крючки и крупные блестящие кольца, которые держали длинные ленты, отражавшие от своих лоснящихся шёлковых боков теплоту костров, горящих по краям сада.       Девушка дрожащими руками обвязала красную ткань вкруг запястья, становясь позади своей подруги и ощущая тяжёлый шар волнения внизу живота, что увеличивался с каждым вступающим инструментом. Смотреть на колдунов было боязно — они сидели так тихо, едва дыша, будто были неживыми. Балахоны, прикрывающие стопы и руки даже в сидячем положении, добавляли их облику что-то потустороннее.              Ева двинулась вперёд с другими девушками, и Лидия сделала неуверенный шаг следом. Она неплохо танцевала, часто практикуя этот процесс для снятия напряжения и блоков. Раскрытия тёмной луны. Но сейчас отчего-то ни одно движение руки, ноги или головы не шло — всё тело замерло, оторванное от сознания. Девушка просто повторила за подругой — левую руку подняла над головой и сделала один оборот по часовой стрелке вокруг себя. Как-то само собой получилось движение небольшой босой стопы — обведя полукруг, нога отдала инерцию туловищу для следующего поворота, который наградил одного из колдунов хлёстким ударом косы по маске, оставляя небольшую тёмную борозду от крупной жемчужной бусины в волосах. Руки Лидии извивались отдельно от тела, похожие на двух маленьких змеек с бледными брюшками. Они рассекали воздух, не заботясь о силе стягивания ленты на тонком запястье. Закрыв глаза, девушка вся отдалась ритму — изящно скользя по примятой жёсткой траве словно по водной глади, медленно поворачивая голову то влево, то вправо. Остановиться её заставила резко прервавшаяся медитативная мелодия и сильный неласковый толчок в спину, заставивший потерять равновесие. Лидия неуклюже рухнула на колени, едва успев выставить перед собой ладони, и почувствовала, как обжигает запястье до искр из глаз соскользнувшая лента.       За спиной зазвенели серёжки.       Тишину разрезает громкий возмущённый вдох Сестры Император.              Поднимая злые блестящие глаза, девушка видит, как ухмыляющаяся Ванда усаживается на колени колдуна, напротив которого Лидия завершила свой танец. Она ведёт тоненьким указательным пальчиком вдоль щербинки на маске, проводит языком по верхней губе и шепчет ей одними губами «Дура».       Оставшийся единственным свободным колдун находится слегка поодаль и сглаживает девичье унижение, поднявшись со своего места с раскрытой ладонью. Лидия чувствует, что не может оторвать руки от земли — уже наверняка грязные, и пара горячих капель жгучей обиды стекает по горящим щекам. Пересиливает себя всё равно. Позволяет поднять за ладони и усадить на чужие острые колени боком — не так, как сидят другие ведьмы со своими колдунами, лицом к лицу. Лидия старается не смотреть на Ванду, что сейчас захлебнётся своим бахвальством и затопит её, поэтому обращает взгляд на Сестру Император. К её удивлению, верховная смотрит прямо на неё, слегка нахмурившись. Поджимает нижнюю губу и отводит взгляд, громко произнося:              — Ведьмы, снимите маски с колдунов!              Лидии уже было откровенно всё равно, кто скрывается за маской — очевидно, договорённость была, и Ванда заполучила Секондо как партнёра на эти Луперкалии. Поэтому она цепляется взглядом за то, как тонкие бледные руки скользят по чужой маске и в нетерпении срывают её, припадая в страстном поцелуе к открывшимся губам.       А потом Ванда резко открывает глаза, и сад оглашает пронзительный капризный визг:       — Что за хуйня?!              Блондинка в остром приступе брезгливости вытирает губы и смотрит на одного из гулей свиты Папы третьего. Вроде бы Омегу. Гуль смеётся, помещая широкие ладони к себе на освободившиеся бёдра. Рядом одна из сестёр греха целует другого невысокого гуля с опушкой тонких рыжих волос.       Лидия поворачивается обратно к колдуну — пауза затягивается, её надо прервать. По его маске скользит отрывок тонкого лунного луча, забираясь в тёмную впадину глаза, и освещает белую радужку с узким чёрным зрачком.       Девушка громко вздыхает и в неверии срывает волчье обличие с мужчины, следом стягивая с гладкой головы капюшон плаща.              — Папа…              Ей не могло так повезти.              Она поднимает глаза на луну, и позволяет сорваться ещё одной слезинке.              — Не плачь, sorella, — мужчина стирает слезинку с мягкой бархатистой щеки лёгким движением большого пальца, — ты так красиво танцевала.              Лидия трепещет и находит взглядом Еву, не в состоянии посмотреть на Секондо. Ева улыбается. На щеках её блестит хрусталём тонкая изломанная дорожка. Брюнетка не может идентифицировать колдуна, что достался её соратнице — со спины все брюнеты одинаковые, но когда он оборачивается, Лидия узнаёт в нëм брата Доминика и не может сдержать усмешки. У судьбы особое чувство юмора.              — Что ты там увидела? Или злорадствуешь над той, что тебя унизила?              Секондо пытливо вгляделся в её лицо, склонив голову к плечу на манер любопытствующего добермана. Он берёт её ладони и кладёт себе на плечи. Мягко улыбается. Лидия дрожит.              — Папа, моя подруга… Она проведёт Луперкалии в этом году с тем же человеком, с которым провела в прошлом.              Он поджимает губы, изгибая уголки губ к подбородку, и его лицо украшает тонкая сеточка мимических морщин.              — Большая редкость.       — Думали ли вы не участвовать в этом году, Папа?       — Думал участвовать.              А потом он отводит её к столу, онемевшую и заплаканную, сажая рядом с собой. Сёстры подносят ароматную выпечку, наливают в медные чаши ароматное, алое как кровь, что прольётся в ночь охоты, вино. Лидии кусок в горло не лезет, и она просто смотрит, как напротив неё Папа Третий трёт покрасневший отчего-то кончик носа. Будто по нему кто-то немилосердно щёлкнул. Чуть поодаль, но в зоне видимости девушки, Примо делает щедрый укус от пирожка и кашляет. Тянется за напитком и делает быстрые большие глотки.              — Чёрт бы вас побрал, неужели рецепт изменился и теперь вместо ягод у нас морская соль?!              Сёстры громко хохочут. Благословенный на мужскую силу не разделяет их веселья, всё ещё ощущая немилосердное першение в горле.