вкуснее лишь малина

Мог ли Чонгук и в правду ощутить себя настолько счастливым после того, как долгие годы страдал и изводил себя? Мог. И оказывается ещё как. Он разнежен, внутри отвратительно поскуливает волк, будто дворовая собака, увидевшая наконец-то своего спасителя, а горячее тело рядом только усугубляет ситуацию, заставляя ту самую дворовую собаку внутри него обливаться слюнями и вилять хвостом, будто веником подметая пыльную лужайку. Чувство какое-то особенно отвратительно-приятное. Тэхён лежит на его плече, не думая о том, что уже практически всё его тело в песке и травинках, языком лижет его шею, будто Чонгук недостаточно пропитан запахом сладкой малины, а ногой водит по его бедру. Непринуждённо, и, о боже, совершенно по-детски, будто не он так мучительно глубоко и страстно стонал полчаса назад в реке, что сейчас успокаивает отзвуком своего мерного течения под полной луной. Чёрт возьми, Чонгук совершенно забыл о том, что именно сегодня полная луна – пора раз в году, когда влюблённая пара может навеки соединить свои души и стать одним целым раз и навсегда. — Чонгук-и, — и, чёрт возми, игривый тон Тэхёна, задевающего стопой его только вернувшийся в спокойное состояние член, не делает ситуацию лучше. — А когда мы сделаем это ещё раз? Чонгук, что до этого рассматривал мериаду звёзд на густом чёрном небе, поворачивает голову в его сторону, встречаясь с до ужаса опасным блеском янтарных глаз, и аккуратно кладёт ладонь омеге на талию. Гладит мягкую кожу, смахивая с неё высохший песок, наслаждается теплом... — Ты невыносим, — только шепчет он. И правда же невыносим. Чонгук до сих пор не понимает, как ему хватило нервной системы дожить до двадцати пяти рядом с противным Ким Тэхёном. Возможно, это волчье благословение. А может, они просто предназначены друг другу. В первое Чонгуку всегда верилось больше. Сейчас он, сам себе противореча, сетует на второе. Тэхён рядом с ним невинен. Всегда был. Он не мог думать иначе. А вот мохнатой заднице внутри него абсолютно пофигу, чего он там не мог. Волк уже раскинул лапы в разные стороны и довольно урчит. — Ну, Чонгук. Не начинай сейчас даже. Мы с тобой уже всё решили. — Это ты со мной всё решил, я с тобой ничего не решал. — То есть, — он обиженно дует губы, шагая пальцами по обнажённой груди альфы. Ну ребёнок, не иначе. Чонгуку даже самую малость становится стыдно, — то, что я люблю тебя, ничего не значит? Вот просто. Без прелюдий. Без подготовки. Немного наивно и всё с теми же выпяченными губами. Чонгук его вот готовил к самому ответственному моменту в его жизни, потому что понимал, что девственный волчонок может ощутить боль, а вот Чонгука готовить никто не собирался. Бревном по голове. Или по морде. Как в детстве, когда он кружился вокруг взрослых альф, таскающих сырьё для постройки новой бани. И тот удар, наверное, не сравнится ни с чем. Думал он, пока не услышал это именно сейчас. — А ты меня любишь, что ли? — спрашивает он с какой-то глупой и неуместной улыбкой, спускаясь ладонью с талии на поясницу. Тэхён льнёт к нему ближе, вновь (не)случайно, Чонгук вот уверен, задевая стопой его член, и на ухо натурально урчит, задевая языком мочку: — Я с четырнадцати лет от тебя без ума. Может, это даже случилось раньше, я не знаю. Не задумывался, — он игриво скребёт ногтями по его груди, царапая соски, и совсем не по-детски притирается своим членом к его бедру. Как будто играючи. А Чонгук не играючи собирается получить инфаркт. Сколько, оказывается, соблазна скрывалось в этом на вид маленьком омеге... — Но знаешь, что я понял точно? Это когда к тебе начали липнуть эти страшные, гадкие омеги, я начал тебя ревновать. Сильно, Чонгук. — И никакого уменьшительно-ласкательного суффикса, что означало только одно: Тэхён злился. По-настоящему. — Я даже тогда уже представить себе не мог, что на моё место может найтись кто-то, кто не я. — Так ты, оказывается, собственник? — хмыкает альфа, не веря своим ушам. Он правда считал, что Тэхён тогда шутил насчёт замужества, потому что и представить себе не мог, что на тот момент подросток может испытывать что-то серьёзное. Игрался, раздражал, шутил, донимал круглыми сутками, но не говорил об это с самыми искренними серьёзными намерениями. Он догадывался, конечно... но думать об этом не хотелось Просто было нельзя. Потому что что он, взрослый двадцатиоднолетний мужчина мог на это сказать четырнадцатилетнему ребёнку? Отвали от меня, Тэхён? — Это в крови у каждого волка, мой альфа, — снова рокочет Тэхён крайне соблазнительно, и взбирается на бёдра Чонгука верхом, упираясь ладонями в его грудь. Он уже дышит тяжело, в тех янтарных глазах теперь плещется что-то новое, что Чон до этого не наблюдал в этом маленьком проказнике, и волосы... волосы его под бликом луны отливающие золотом так красиво свисают высохшими кудрями по лицу, что у Чонгука вновь замирает сердце, а волк рычит ему прямо на ухо: «Моё. Мой омега». — Ты же на мои слова о других альфах что сделал? — интересуется он, вскинув бровь. — Молчи! Чонгук сам не понимает, почему так злится. Хотя... всё он прекрасно понимает. И даже тот факт, что омега столько лет грезил лишь им одним, было мало. А если бы вдруг нашёл кого-то своего возраста и посговорчивее? А если бы всё же отстал от него и наконец-то позволил спокойно дышать без своего ярого присутствия? А если бы... Нет. Этот вариант уже был неприемлем. Возможно, Чонгук бы сначала обрадовался. Сильно. А потом бы забил на свою гордость, на свои же какие-то дурацкие правила и пошёл бы отвоёвывать своего омегу назад. Даже если бы ради этого соперника пришлось бы убить. И сейчас, звонко шлёпнув Тэхёна по округлой ягодице, он уже крайне спокоен и счастлив. А стоило только переступить через себя и нелепые принципы. Тэхён из-за шлепка только подаётся вперёд, звучно простонав, и этот очаровательный соблазнительный звук вызывает в альфе новую волну возбуждения. Как он до этого держался, не понятно. Устоять уже, видимо, не получится никогда. — Ты мой, Тэхён, — повторяет настойчиво Чонгук. Кладёт обе руки ему на ягодицы, мнёт их в своих пальцах, раздвигая. Касается одним пальцем вновь влажного входа, просто дразня и получая в ответ ещё один хриплый бархатный стон, от которого всё внутри трепещет. — Мой омега. Мой самый вредный и непослушный любимый волчонок. Тэхён от проникших в него уже двух пальцев запрокидывает голову, снова скребёт кожу на груди альфы ногтями, совершенно не стесняясь своего вида: обнажённого и местами грязного от долгого валяния на песке; а Чонгук смотрит на него снизу вверх голодным взглядом и сходит с ума. Тэхён всегда был невероятно красив. Он никогда этого не отрицал, просто порой рассматривая его в совсем невинном ключе, а сейчас готов сожрать его целиком и полностью. — Ты ведь специально это сделал? — спрашивает он, легко трахая омегу пальцами, отчего тот извивается и продолжает постанывать иногда с тихим урчанием. — Что? — будто не понимает Тэхён. — В полнолуние, так ведь? Чонгук, может, иногда и тупил безбожно, но далеко дураком не был. Он был и не против связать свою душу именно с этим омегой. Против своих инстинктов, своих желаний и чувств тоже не шлось просто потому что, но поддразнить хотелось ужасно. Хотя, кто из них ещё в этом был мастер... — Я... — начинает Тэхён, но его голос вдруг резко срывается, стоит Чонгуку опрокинуть его спиной на песок и одним плавным толчком войти внутрь, поймав губами рваный стон. — Я хотел сделать это ещё в прошлом году, но ты бы снова убежал от меня, сверкая пятками. Пришлось ещё годок походить за тобой хвостом, чтобы у тебя не осталось сомнений в том, что тебе нужен именно я. — Несносный волчонок, — вновь шепчет в его губы Чонгук, завлекая в долгий поцелуй. — Теперь ты навеки мой. Мой и точка. — Вот как замуж меня возьмёшь, тогда и поговорим. А пока ты только меня порочишь, — всё равно находит силы съязвить омега. А после снова стонет, подбирая ближе к себе ноги, чтобы ими обхватить Чонгука за ягодицы и вжать в себя. — Как же ты меня бесишь! — рявкает ему на ухо альфа. Врёт. Врёт и даже не краснеет, потому что своего вредного волчонка он любит. И будет любить, чтобы ни случилось.