Любить нельзя отпустить

Миссия проходила обычно. В ранние часы матово-лиловые лучи пробивались в окно и пятнами ложились на дощатый пол номера. Ближе к полудню городок блестел под сине-зелёным светом. В это время охотники покидали гостиницу и в сопровождении хранителей отправлялись к каменному мосту. За ним брало начало Теневое Болото. Обугленная земля догорала, полосы пламени с треском тянулись к нетронутым деревьям и не спешили потухать. Демоны кишели повсюду. Скучающе бороздили холмы и рылись в обломках разрушенных зданий, поднимали бесформенные головы к небу и высовывали языки, впитывая запахи. И хотя все поражённые территории отныне принадлежали Владыке Бездны, демоны редко уходили далеко от Земель Отчаяния. Этот случай был исключением. Огромный разлом пролегал между Теневым Болотом и Мерцающими топями. Именно он сдерживал огненных демонов от места, где жили леонины. По легенде, когда тёмные эльфы отреклись от Лунной Богини, земля разверзлась и отделила юг Азрии от всего континента. Лунный Храм был защищён. Священные Леса обрели покой. Людей же появившийся провал ввёл в ужас. И среди народов Монии, Речной и Северной Долины пошло поверье, что на всех существующих континентах образовались разломы. Пройдут столетия, и Король Бездны пробудится. Из трещин хлынет лава и алая вода, и, заполонив всё живое, из самых глубин земли в их мир придут Алиса и Тамуз — повелители кровавых и огненных демонов. Из огня и крови сотворится Великая Демоническая армия, и не будет конца полчищам монстров. Свет падёт перед Тьмой, мир на Землях Рассвета погаснет, подобно костру в глубокой ночи... Алукард считал это небылицей и даже разрешал себе смеяться с этого. Всем известно, что демоны вышли наружу из Разлома Бездны. Появление громадного провала ни что иное, как совпадение. Нет сомнений — это обычная трещина в земле, источник которой сама природа. Несмотря на это, эльфам запрещалось подходить близко к провалу. Особенно запрещалось пересекать мост. Нарушившего правило называли отступником, грязью, которая не смеет поклоняться Богине и возвращаться в Лунных Храм. Алукард раздосадованно цыкнул. Неужели король эльфов презирает охотников на демонов? Поэтому не захотел встречать их лично? Мечник озлобленно рубил мечом встававших на пути врагов, но так и не находил ответа. Дымившиеся тела испускали предсмертный рёв и бездыханно валились к ногам. Каждый убитый демон — золотая монетка в чьём-то кармане. А они продолжат выполнять грязную работу, лишь бы Мония процветала и славилась своими сильными воинами. Мечник вонзил меч в землю и поднял руки над головой. Задумался. Сколько же лет их одаривают, прикрывая своё пренебрежение? А они, как дети, наивно думают, что их уважают. Взглядом поискав Грейнджера, он довольно улыбнулся, мгновенно позабыв о размышлениях. Стрелок сгорбленно сидел на валуне и играл на скрипке незамысловатую мелодию. Алукард узнал её с первых нот. Эту сонату Грейнджер исполнял после жестокой схватки, отдавая честь убитым врагам. Он не жалел демонов, но, как заметил мечник, корил себя за взятое в руки оружие. Музыка исцеляла его измученный разум. Битва выматывала. Как физически, так и морально. И хотя все до единого твердят, что сильный боец не жалеет своего врага, для Алукарда это казалось неправильным. Убивая без сожаления, ты сам рано или поздно станешь монстром. «Наверняка этого Грейнджер и боится». Но какое верхушкам дело до своих пешек? Пятый день с начала миссии подходил к концу. У ворот, ведущих в пригород, их поджидал поджарый эльф. Приблизившись к Алукарду, гонец передал два конверта, низко поклонился и исчез в высоком папоротнике. Тёмно-зелёный штамп давал понять — письмо от самого Его Величества Эстеса. На втором была печать Монии. Его мечник незаметно спрятал в карман. Алукард небрежно вскрыл первый конверт и скользнул взглядом по аккуратно выведенным словам. По указу короля миссия продлилась на шесть дней, и в знак извинения по окончании задания они получат на пять мешков с золотом больше. Он передал послание Грейнджеру. Прочитанное его не обрадовало — тонкие губы скривились и он что-то раздражённо пробурчал. Но хмурое лицо стрелка быстро разгладилось, будто он и не сердился. Грейнджер по привычке подавлял раздражение. — Ничего не поделаешь. Мы должны повиноваться приказам… А сейчас я спешу. Увидимся позже. Вернув письмо, Грейнджер неторопливо зашагал прочь и вскоре слился с толпой. Двое хранителей последовали за ним. Ушёл. Вот так — спонтанно и без лишних эмоций. Алукард долго стоял на месте и смотрел вслед уходящему. Сердце тревожно покалывало. Спустя время мечник двинулся дальше. До отеля оставалось недолго — два высоких здания вырисовывались над людной площадью и тонули за разноцветными крышами выставленных лавок и магазинов. Для горожан это была редкостная удача — из Долины Кадиа наконец прибыл торговый корабль с заморскими товарами. Алукарда же невиданные фрукты и роскошные одеяния не интересовали. Всем необходимым он закупался у местных лавочников. Ещё два эльфа держались при нём и шли позади. Присутствие чужих глаз раздражало. Осторожно оглянувшись, Алукард облегчённо вздохнул — хранители увлеклись разговором и заметно отстали. Встав у ближайшей стены, мечник потянулся к карману. Волнение холодком пробежало по коже. Что-то подсказывало, что дела плохи… И его опасения подтвердились. Бездна атаковала Монию по всей границе и планирует захватить горы Лантис. По распоряжению Сильваны все миссии должны преждевременно закончиться или приостановиться, а охотники вернуться в город Просвещения. Алукард усмехнулся. Он предполагал, что это произойдёт. Без ордена Мония — пустое место. Положив конверт во внутренний карман, мечник, сдерживая улыбку, направился к гостинице. Новость так взбодрила его, что былые проблемы показались мелочью. Ни трудные отношения с Грейнджером, ни наглость эльфийского короля, ни назревающая война с Бездной: ничто не тревожило его. Не важно, отдал приказ Тигрил или Сильвана, да хоть все верхушки, правящие Землями Рассвета. Никто не помешает ему.

***

Алукард покачивался на табурете, нервно перебирал пальцы и исподлобья наблюдал за Грейнджером. Стрелок не удостаивал его вниманием. Бережно чистил пистолеты и проверял припасы, в перерывах смотрел в раскрытое окно и сонно моргал. Последний день миссии закончился. С утра они отправятся в путь и всё будет потеряно. Алукард не находил себе места от тревоги, вставал, шагал по шершавому ковру. На ходу щупал сюртук, справа, ниже груди, где запрятано письмо. Облегчённо вздыхал. И по новой садился и задумчиво хмурился. Отвлекаясь от мыслей, Алукард переводил взгляд на песочные часы. Механизм повернул их один раз, и с того раза половина песка скоротечно отсыпалась вниз. А значит, напряжённое молчание длилось уже больше часа. Город спал. Свет луны пробирался сквозь листву деревьев-гигантов и падал на землю редкими тёмно-синими отсветами. Без них лес тонул в мерцающем мраке. Грейнджер ничего не знает. Но скоро правда выйдет наружу. Как тогда они оба поступят? Алукард не решался заговорить с напарником. Боялся оговориться раньше времени и выдать свои помыслы. Мечник коснулся лба ладонью. От беспокойства на разгорячённой коже выступила влага. Возненавидит ли его Грейнджер? Возможно. Неожиданно Алукард безумно улыбнулся. Ненависть, любовь. Эти слова казались частью его существования и одновременно были далеки от него. «Нельзя вечно метаться между двумя крайностями». Так когда-то сказал Грейнджер. В конце концов, придётся сделать выбор. Наплевать на чувства других и пересилить самого себя. Пусть при этом он всё потеряет. Это неважно. Пускай Грейнджер ненавидит его до конца жизни, пускай желает убить от ненависти. Это не имело значения — он сделал свой выбор. Ха… Да империя не стоила того, чтобы выбирать между ней и чем-то другим. Алукард обернул корпус. Неуверенной поступью направился к соседней кровати. В эту ночь он поставит на кон всё. Обитый кожей чемоданчик захлопнулся. Грейнджер поместил его подле низенькой тумбы и следом закрыл окно. В бежевом свете настольной лампы он стянул с себя верхнюю одежду и лёг, устало вздохнув. Алукард стиснул зубы, промычал что-то неразборчивое, схожее со стоном. Его ли вина, что это мягко очерченное тело, покрытое бинтами, так возбуждает? Будоражит мысли, раздаётся громким стуком в груди. Манит к себе, как вора к чужому богатству. Встав впритык к кровати, мечник опёрся коленом на край и перекинул ногу через тело, прижав стрелка. Грейнджер возмущённо выругался, но с опаской подметил сбитое дыхание Алукарда. Как зверь, загнавший жертву в тупик, его горящий взгляд жадно скользил по бледной коже. — Алукард?! Грейнджер толкнул Алукарда в грудь, но тот не двинулся с места. Действия напарника раззадоривали его. Сдёрнутые бинты неопрятно свисали, и он облизнулся при виде оголённого живота и груди. Словно под дурманом, не замечает, как лёгким движением руки сковывает шею и нависает сверху. Грейнджер под ним прерывисто дышит, сдавливает руку ладонями, желая освободиться. Красные глаза сверкают негодованием. Алукард долгие годы был уверен, что Грейнджер для него, как открытая книга. Но сейчас истинные эмоции стрелка оставались тайной. Алукард ослабил хватку и взмахом оттолкнул руки стрелка. Губы искривились в печальной улыбке. — Ты ведь снова убежишь. Как и всегда, — Грейнджер пристыженно поджал губы и отвернулся. — Хватит, Алукард. Перестань! Алукард хмыкнул. Раздвинув ноги стрелка, опускается к груди, медленно поднимается к шее. Проводя языком вдоль, кусает. Грейнджер вздрагивает и шипит от боли. Здесь его кожа мягкая и приятная на ощупь. Очень чувствительная к касаниям. Стрелок ругается, пытаясь оттолкнуть. И чем больше он упирается, тем сильнее это нравится мечнику. — Займись со мной сексом. Всего раз, — дыхание опалило грудь Грейнджера. Острые пальцы впились в бока, вырывая стон. Грейнджер томно дышит, сжимая простынь в ладонях. Он не может поддаться искушению. Он не должен идти против принципов, на которых строил всю свою жизнь. Но как быть, если мысли горят от желания ощутить Алукарда внутри? Он так скучал по этому чувству. — Алукард… Всё кончено. Не заставляй меня начинать всё сначала. Пожалуйста… Налитые нежным румянцем щёки поблескивают. Грейнджер растерянно моргает и закрывает глаза руками. Он не должен плакать. Не должен жить прошлым. И всё же он хотел бы вернуть время, когда они оба были невинны и свободны от забот. — Грейнджер, послушай… Я всё продумал… — Алукард закусывает губы, чувствуя, как стучит сердце от растерянности, — чёрт… Не уходи, прошу тебя… Я знаю, что ты уйдёшь. Я прав? Не бросай меня. Давай сделаем это… Я обо всём позабочусь. Невыносимо. Сказанное обжигает, как поставленное разогретой сталью клеймо. Грейнджер чувствует в этих словах грусть и разочарование. Ему трудно поверить, что он и есть причина этой давней тоски. Мысли путаются. О чём Алукард хочет позаботиться? Что он придумал? Алукард отодвигает запястья Грейнджера. Целует. Как раньше — безропотно и заботливо, но непривычно уверенно и чувственно. Правая рука касается скулы и сжимает подбородок, другая вырисовывает линии на оголённом бедре. На миг у Грейнджера перехватывает дыхание. И этот миг прекрасен — в нём нет ничего, что мешало им ранее. И всё же он должен сдаться, чтобы не сгореть дотла. Грейнджер неуверенно приобнимает мечника за плечи, втягивая в глубокий поцелуй. Кусает губы и ласкает языком. Жарко. Мокро. Тесно. Ему некомфортно от этих чувств, но разделять их с Алукардом — апогей блаженства. Сбросив сюртук, Алукард снимает рубаху. Тянется к крепко обтягивающему ремню и закидывает голову от нетерпения. Венки на руках переливаются и подрагивают от беспорядочных действий, широкая грудь вздувается под тяжёлыми вздохами. Стрелок лежит под ним — доступный и послушный. Его рот тихонько приоткрывается и втягивает взбудораженный воздух. Тонкие, порозовевшие от поцелуев губы двигаются в такт, вынуждая Алукарда забыть об осторожности. Затвердевший член Грейнджера бугром упирается в нижнее бельё и жалобно дёргается. Покончив с ремнём, Алукард приобнимает напарника за спину, пока вторая рука бесстыдно давит на орган. Губы стрелка застывают в стоне. Алукард восхищённым взглядом ловит малейшие движения — в его руках холодная натура напарника тает. Только он достоин видеть его таким. Только он, и никто больше. Алукард утробно рычит — ни Клауд, ни Тигрил, ни остальные рыцари — никто не знает настоящего Грейнджера. Не знает, как он нежно стонет, доходя до оргазма; как слёзно умоляет трахать его сильнее; как дрожит всем телом, принимая член любовника. Только ему Грейнджер смог открыться. И осознавать это — великолепно. Алукард стягивает нижнее бельё Грейнджера, касается члена у основания и проводит снизу-вверх. Разрядка приходит быстро. Стрелок вздрагивает всем телом и хрипло стонет. Сочащийся спермой орган припадает на живот, и мечник вновь дотрагивается до него. Грейнджер сладостно вздыхает и выгибает грудь, красные глаза блестят от наслаждения. От одного такого вида Алукард готов кончить. Однако он терпеливо сглатывает, не придавая значения тесноте в брюках. В этот момент его заботит другое. Он знает ключ к неприступному сердцу напарника. Знает, как довести до отчаяния и как сделать хорошо. Так почему Грейнджер постоянно убегает? Почему не хочет быть с ним? — Ха… Ха… Алукард..? Что это?.. Шелест бумаги моментально вывел Алукарда из мыслей. Грейнджер сонно разглядывал помятый конверт, пока не обратил внимание на бордовый штамп. Сомнений быть не могло — печать принадлежала Монийской империи. Грейнджер отогнал заставшие врасплох развратные мысли и сдвинул брови к переносице. Может ли быть, что письмо не относится к ордену, и он зря волнуется? Да и если бы из империи отправили важное извещение, Алукард бы непременно предупредил. Мечник вздёрнул брови. В ту же секунду он всё понял. Прикрыв глаза ладонью, качает головой и расплывается в глупой улыбке. Пленённый очарованием Грейнджера, он совсем забыл о письме. Он не хотел спешить, но теперь путь назад заказан. Начнёт упираться — Грейнджер непременно разузнает о содержимом. Настал момент открыть правду. — Читай. Ослушаться приказа дорого стоит, Алукард знал это. Осквернить свою честь пустяковое дело — нет нужды прилагать усилия, чтобы тебя начали презирать в высшем обществе охотников и рыцарей. Но в этот раз в непослушании замешан и Грейнджер. Мония нуждалась в их помощи. Алукард часто задумывался, правильно ли он поступил, нарушив приказ из-за собственных побуждений? Он был верен империи и ордену, покорно потакал командующим. Но в глубине души давно желал бросить службу и уговорить Грейнджера вместе сбежать. Алукард улыбнулся. Он точно на верном пути. Малиновый румянец украшал щёки Грейнджера, контрастировал с серьёзным взглядом. Спустя мгновение он зажал пожелтевшую бумагу меж пальцев. Глаза быстро пробегали по строкам, соскакивали с одной на другую, пока резко не остановились. Стрелок перевёл отчаянный взор на Алукарда. Улыбка сошла с лица мечника. — Алукард… Ты… — Грейнджер угрожающе сжал ладони. Он привстал на локтях и растерянно схватился за голову. Невыполнение указа от королевы. Для Грейнджера это означало конец. С позором упасть лицом в грязь. Допустить такую наглость, о которой страшно подумать. Стрелок вздохнул и прижал пальцы к переносице. Сохранять хладнокровие казалось невозможным. — Я не буду спрашивать, почему ты скрыл это от меня… Мы отправляемся обратно.. В империю… Прямо сейчас. Грейнджер говорил отрывочно, быстро. Согнув ноги, он повернулся на бок и собирался встать. Алукард скривил губы. Ещё немного и ситуация повторится. Грейнджер уйдёт. Эта мысль пугала и затуманивала рассудок. — На кой чёрт тебе сдалась эта империя?! — рычание прорезало воздух. Алукард навис сверху и повалился на Грейнджера, — хватит, Грейнджер. Хватит убегать… Поездки, миссии… Разве недостаточно? Ты просто трус, раз продолжаешь потакать им! Грейнджер тягостно замычал под весом Алукарда. В тяжести ему с ним не равняться — мечник намного крупнее и сильнее. — Алукард! Отпусти! — Грейнджер задёргал ногами и попытался ударить локтём, но лишь ухудшал своё жалкое положение. Алукард не слушал. Перевернув стрелка на живот, обхватывает левой рукой за грудь. Пальцы второй коснулись ягодиц и провели по анусу. Грейнджер злостно стиснул зубы и прогнулся в спине, но дыхание Алукарда продолжало щекотать лопатки. — Идиот… Хват.. Нгх! — два пальца с трудом вошли и задвигались внутри. Хватка на груди ослабла. Но не успел Грейнджер двинуться, как тяжёлая ладонь легла на макушку и прижала виском к подушке. Ни крики, ни мольбы не находили отклика в горящем сердце мечника. Тщетно. Собственная беспомощность заставляла Грейнджера злиться и скалиться. Алукард показывал свою власть над ним и не скрывал этого. В этот раз всё было по его правилам. Анус болезненно сжимался. Пальцы двигались вдоль стенок и проталкивались глубже, небрежно задевали чувствительные бугорки. Когда ещё один палец оказался внутри, Алукард толчком вогнал их по все фаланги. Грейнджер вскрикнул. Несколько движений и стало легче. Грейнджер еле слышно выругался, замычал от неприятных ощущений. От бессилия отпускает исцарапанное запястье. Сопротивляться бессмысленно — Алукард всегда доводит начатое до конца. Обе руки мечника тут же переместились на бёдра, предвещая худшее. Резкий толчок вырвал приглушённый стон и тело содрогнулось от боли. Член Алукарда вошёл не полностью, но плотно прилегал к стенкам ануса, заставляя Грейнджера почувствовать горячую плоть. Стрелок кусает край подушки, мысленно утешает себя, сдерживая слёзы. В голове полный беспорядок, мысли и чувства не слушаются его. Зачем он упёрся? Показать, как он предан Монии? Как ценит этих паршивых стариков, заправляющих империей? Грубые толчки; истерзанные бёдра и бока; душное дыхание на шее — Алукард напоминал настоящего зверя. Жадный, ненасытный, дикий. Грейнджер извивается, пытаясь выбраться, но ослаблено вздыхает. Всё напрасно. — Знаешь… Твоя беспомощность сводит меня с ума, — шепчет Алукард, рывками вбиваясь внутрь. Грейнджер засопел. Попытки расслабиться, чтобы легче принимать член, не увенчались успехом. Нутро сжималось, и следовал возмущённый голос; прерывистое дыхание обжигало плечи. Алукард не собирался быть нежнее или останавливаться. Грейнджер и не умолял об этом. Темп сменился — стал быстрее и жёстче. Каждый новый толчок током разливался по телу; будоражил сердце; оставлял влажный след на щеках. Мечник крепко держал за бёдра, обхватил Грейнджера за грудь и вплотную прижался к телу. Рваные стоны резали слух, смешивались с неразборчивым бурчанием и переходили на возбуждённые вздохи. Тихие ругательства Грейнджера испарялись в ткани подушки. За что с ним так? Он никогда не думал, что Алукард мог быть так ужасен и отвратителен. Так жесток к нему. Будто самый близкий человек предал его. Нет. Алукард не способен. Он бы так не поступил. Алукард рывком вынул член и блаженно застонал. Разбухший от венок орган коснулся размотанных бинтов и засочился спермой. Грейнджер с отвращением вздрогнул. Ноги расслабились от долгого напряжение, и стрелок всем телом припал к кровати. Дрожь накрыла с головой. Он бесполезен. Все старания напрасны — верхушки сочтут их предателями за неисполнение распоряжения и изгонят из ордена. Нет, Грейнджер не боялся изгнания. Его пугало то, что его жизнь, награды и цели обесценятся по чужой прихоти. Алукард тяжело дышал от накатившей усталости. Для него произошедшее казалось мимолётным видением, мокрым сном из фантазий. Но мысль, что это было наяву, пугала. Ведь за твёрдой и бесстрашной оболочкой таился хрупкий характер, который стрелок тщательно скрывал. Ещё немного и Алукард окончательно сломал бы его. — Прости... Горькое отвращение к самому себе испепеляло Грейнджера. Где он допустил ошибку? Не считался с чужим мнением и чувствами? Брал на себя слишком много? Следовал исключительно собственным побуждениям и принципам? Что же, чёрт подери, он сделал не так, раз всё привело к этому? Или провинился по всем пунктам, сорвав «куш»? Стрелок сел и прижал ладонь к губам, ощутив вставший в горле вскрик. Нутро горело от боли, ужасно зудело. На груди и животе выступили багровые пятна и царапины. Алукард сидел рядом. Сжав простынь, он виновато сгорбил плечи. — Я виноват, но не ненавидь меня, прошу… — Алукард сглотнул. На мгновение показалось, что он действительно сожалеет и вот-вот пустит слезу, — я хочу уехать из Монии.. Вместе с тобой, Грейнджер. Давай уедем вместе? Голос мечника переменился. Стал серьёзным. Взгляд загорелся решимостью. Грейнджер молчал. Сильная дрожь не отпускала, в воображении тёмно-синими и серыми пятнами всплывало ощущение боли и горечи. Голова пульсировала от противоречий. — Почему, Алукард? Почему?.. Алукард поспешил. Опять совершил глупую ошибку, как и в прошлый раз. Оперевшись руками о кровать, он придвинулся ближе. — Я не должен был делать этого… Это всё чёртова империя. Разве ты не видишь, как они относятся к нам?! Да они не стоят и капли уважения! Лицо Грейнджера скрылось за ладонью. Он должен быть верен империи. Не поддаваться чувствам, как учили в Монастыре. Оставаться холодным и чёрствым. Слова Алукарда звучали правдиво, но то, что он сделал, не давало покоя. — Прости, что сделал тебе больно. Прости… — Алукард печально усмехнулся, — я не достоин прощения… Пусть так. Я не могу смотреть, как ты уходишь от меня. Взволнованный вздох. Чувство вины тяжёлым камнем давило на сердце, не давая вздохнуть полной грудью. Всё окончательно запуталось. Грейнджер не любил сложностей. Если бы он мог, он бы сбежал. Украдкой смотрит на Алукарда. Почему его вид не вызывает злости? Почему они оба ведут себя так, словно ничего не произошло? — Давай сбежим, — настойчивее повторил Алукард. Грейнджер замотал головой. Алукард, вероятно, болен. Он не в себе. Он бы не сказал такое всерьёз. Рыцари Света — надежда Монии. На их плечи возложена главная цель империи и Земель Рассвета — искоренить Тьму навсегда. Нельзя всё так бросить. Нельзя. Почему же Алукард не понимает? — Алукард, одумайся… Как же Тигрил, Клауд.. Фанни… — на имени девушки Грейнджер поморщился, — миссия… Голова закружилась от многочисленных мыслей. Миссия, долг, Бездна… Столько обязательств, от которых невозможно отказаться. Если бы была возможность снять с себя ответственность и обрести свободу. Стать обычным человеком. Но у него есть выбор, так ведь? Грейнджер давно выбрал войну, но не с силами Бездны. Мысленно он воевал с уставами Монии и с самим собой. Вечное противостояние, решающий исход которого никак не наступал из-за чувства долга. — Не волнуйся. Я обо всём позабочусь, — с натянутой уверенностью ответил Алукард. Голос подрагивал. Совесть грызла стрелка и когтями скребла по сердцу. Ослушаться приказа и исчезнуть, ничего не сказав. Как это похоже на него. А ведь от них зависят тысячи жизней. Что, если кто-то умирает и отчаянно ждёт их помощи? На границе с Бесплодными Землями разгорается война, а они спокойно отсиживаются на эльфийских землях. Что будет потом? Несомненно, они заслуживают наказания. Но Тигрил снисходителен. Уговорит Сильвану простить их. Со временем нападки демонов прекратятся, и жизнь продолжится своим чередом. Нескончаемые миссии, чтобы очистить приграничные территории от остатков нежити; военные поездки на границу и в соседние государства; через десяток лет они станут наставниками, ещё лет пять и их назначат командующими. Может быть, они доживут до старости и покинут мир в кругу близких. А может, героически погибнут на поле боя. Так всё и закончится. Это был шанс разорвать цепочку и выбраться из замкнутого круга. Шанс, полный риска, трудностей и опасностей… Грейнджер сжал колени пальцами, от чего на руках выступили вены. Конечно, Алукард сделает всё для него. Он заботился о нём в Монастыре, трепетал от одного разговора или касания, окрылённый любовью. А Грейнджер с радостью принимал все подачки и сбегал, если что-то не устраивало. Ничего не изменилось. — И ты… готов взять ответственность за это? В глазах Грейнджера искрилась надежда. Алукард победоносно улыбнулся. — Я сделаю всё для твоего счастья.