Дневник с твоей мелодией

***

Что же значит любить кого-то? Это понятие настолько размытое и индивидуальное, что даже самый влюбчивый человек не сможет ответить. Любовь может быть нежной, мягкой и пахнуть мятой с жевачкой бабл-гам, но ведь бывает и так, когда любовь любит, но по-своему. Это что-то из оперы: «Настолько люблю, что ненавижу». Можно поменять слагамые местами, но смысл не изменится. Такая считается ненормальной в обществе, но это всё ещё любовь. Немного своеобразная и болезненная, но люди всё равно продолжают наслаждаться ей или зависеть от неё. У такой любви свои правила, свои знаки внимания и своя нежность. Нежность заключается в гильотине в соседней комнате, а знаки внимания в петле внутри шкафа. Но что поделать, если ты настолько любишь, что наступаешь себе на горло. Больно, очень больно, и нечем дышать, — оттого хочется жить. Готов даже полюбить. Главное, что ты начинаешь ценить жизнь, даже если она с немного — то есть с очень ненормальной — любовью. Любовь Хенджина тоже ненормальная, но она мягкая и чувственная. Он не предпочитает наступать на горло любимому, чтобы тот под тяжелое кряхтение влюбился в него. Он скорее наступит на горло тому, кто хоть пальцем посмеет тронуть его сокровище, его любимого вора, который бессовестно украл его сердце. Но что ж поделаешь, он готов промолчать о содеяном. Во имя прекрасного — во имя любви. Хван стал ценить любовь в последнее время, ведь он знает, какого это: сходить с ума от недостатка воздуха, и какого чувствовать чужой ботинок у шеи. Нельзя сказать, что его первые отношения были ужасны, но, если честно, они такими и были. А парень всё продолжает верить, что его любили, а не губили. Любой комплемент с уст его бывшего парня звучал как попытка оскорбить, унизить. Пожалуй, Хенджин не замечал этого, но чувствовал, как сильно ранят слова. С тех пор он стал понимать как много они значат. Они могут сильно ранить или помочь человеку почувствовать себя выше белых облаков. Такая закономерность. Раньше для него словосочетание «ненавижу тебя», которое постоянно обрушивалось на слабые плечи холодным ливнем, приравнивалось к «люблю тебя», но не сейчас. Только сейчас, кажется, Хван начал понимать смысл слова, которое состоит из шести букв. Теперь это не просто набор звуков, не ссадины и нервные поглаживания по голове, которые скорее пугали, чем расслабляли. Теперь это явно что-то большее. Что-то теплое и светое; светловолосое.

«I don't want love I can't afford I just want you to love for free» «Мне не нужна любовь, которую я не могу себе позволить, Я хочу, чтбы ты любил просто так» Billie Eilish

***

Телефон громко зазвенел на всю квартиру, сопровождая неприятные гудки вибрацией у уха. Все же знают как Феликс любит поспать с утреца, так почему звонят так рано. Вялая рука потянулась к тумочке у кровати, чтобы ответить. Телефон продолжал чудовищно звенеть, пока пальцы старались нащупать его без помощи глаз. — Феликс слушает, — невнятно проговорил он одними только губами. — Феликс Ли, не хочешь сегодня прогулять работу и пойти со мной в парк? — взволнованно спрашивал голос. — У меня сегодня работа, какой парк… то есть, как это прогулять. Меня оштрафуют, — говорил парень, стараясь поднять голову с подушки. — Я отмажу тебя, иди собирайся. — А ты кто? — наконец уточнил светловолосый, потирая глаза. — Совсем что ли память отшибло за ночь? Хван Хенджин, если тебе это о чем-то говорит, — громко цокнул тот и блондина осенило. — Хенджин! — радостно воскликнул он. — В парк говоришь? Я согласен! — улыбнулся светловолосый и слегка прикусил губу, чтобы скрыть вою радость, но это плохо выходило. — Я заеду за тобой, — больше утверждал чем спрашивал старший. — Да, — через улыбку ответил парень, накручивая завиток на палец у затылка. — Ты уже собираешься? — спросил Хенджин, хихикая над интонацией Ли. — Да, — так же заигрывающе ответил он. — Ты ходишь в туалет с открытой дверью? — пошутил Хван, продолжая посмеиваться над своим утренним заспанным солнышком. — Да… ой, — с уже красными щеками из-за бархатного голоса ответил Ли, но затем он понял, что сказал. — Эй! — Ну ты даешь, конечно. Не ожидал от тебя, Феликс, — хихикал Хван, говоря серьезным голосом. — Хенджин, отстань! — надул губы Ли. — Я и не приставал, малыш, — сказал тот, изображая низкий голос Ли, а затем звонко засмеялся. — Я кладу трубку! — обиженно сказал младший и сбросил звонок, кинув телефон на кровать. Но долго злиться не выходило, поэтому он снова залился румянцем и глупо улыбнулся, начиная собираться. Когда они ехали в машине, то не задавали лишних вопросов. Только руки иногда касались, вернее, блондин касался чужих, намеренно выводя парня из себя, ведь тяжело вести машину, когда твою руку щекочат подушечками пальцев, проводя по тонким костяшкам. Но надо признать — щекотка была приятной. Они отправились в парк Йондынпхогу. Это место славилось своей романтичностью и красивыми видами. Деревянные беседки в стиле времени Чосон только дополнали атмосферу. Сам парк со стороны выглядит очень гармонично, создавая ощущение спокойствия, засчет своей стилизации и аккуатных растений в летнее время. Но, честно говоря, если Хван и появлялся здесь, то только весной. Однако стабильно каждый год: чтобы узреть волшебное цветение, когда жизнь среди растений только начинает зарождаться. Большое количество зелени только начинает появляться, а некоторые ранние цветы начинают распускаться. Эта картина вызывает не меньший восторг, как и то, что он едет туда сейчас с Феликсом. Различные деревья обогащали воздух кислородом, а фонари придавали волшебство месту, не давая погаснуть во тьме. Но больше всего парк сиял влюбленными парами. Разных возростов и статусов. Кто-то только начал встречаться, кто-то уже поженился и завел детей, а кто-то уже прошел все эти жизненные этапы и теперь наслаждается спокойной жизнью в бесспокойном городе. Хенджин подготовился, взяв с собой небольшую плетенную корзинку, в которой лежало покрывало для посиделок, различные бутерброды и остальные вкусности, которые он подготовил для любимого. У него был с собой даже плед, если кому-то вдруг станет холодно. И, конечно, он только один, чтобы парни согревались не только от ткани, но и от уюта под ним, который они создадут своими теплыми обнимашками. Юноши устало улялгись на мягкий плед, который Хенджин заботливо принес и растелил на зеленой траве. Они лежали животами к верху и замечали, как медленно плыли облака, словно время на них не действует. Они живут сами по себе. Остаться там, наверное, — это мечта Хвана. Не главная, но всё же. Где-то далеко и высоко в пушистых мечтах — почему бы и нет. Птички трещали, пели и порхали крыльями, создавая уют и спокойствие в округе. Захотелось даже закрыть глаза и вздремнуть, пока солнце согревает кости, обтянутые кожей. Казалось, словно оно светило сквозь парней, подсвечивая все недостатки и человеческие недуги. Нельзя было назвать это проблемой — это просто было. Все подсвеченные окрашивались в яркие цвета и смешивались с палитрой. Ведь если у человека есть недостатки, это значит только одно — он живой. И пусть даже если его недостаток — его странность, у блондина всегда есть ответ на это: странность человека — его великая особенность. Все люди умрут и каждый оставит частичку себя в этом пусть и жестоком, но мире. Эта планета наполнена тврчеством, которые оставили после себя художники и остальная нечесть, но ей не хватает небольшой детали, до которой никто еще не догадался. Никто, кроме Хван Хенджина. Речь идет о простых человеческих чувствах, которые все так утаивают: горечь, обида, радость, любовь, различные переживания. Все они многое значат для планеты, но почему никто так и не догадался до этого? Творчество тоже должно вызывать какие-то чувства, иначе это не будет иметь смысла. — Что я могу рассказать тебе? Что тебе интересно узнать? — спросил Феликс, лежа спиной на теплом покрывале и разглядывая птиц, которые летали восьмеркой. — Как ты не поймешь, мне всё интересно о тебе. Рассказывай всё, — спокойно ответил Хенджин прикрывая глаза. — Тогда я расскажу про своё детство, — сказал тот повернув голову в сторону любимого лица и, увидев, что он улыбается продолжил, — На самом деле мне нечего рассказать, ведь моя семья была обыкновенной. Всё детство папа старался отдавать меня в разные виды спорта, но выходило у меня с этим делом очень плохо, — сказал Феликс, выдохнув. Затем он вспомнил, как на бейсболе он постоянно стоял с битой в руках. Он был баттером, и всегда мяч летел в тренера. Где бы мужчина не стоял — мяч притягивался к его голове магнитом. Мальчику несомненно было смешно, но не его отцу, которому снова сказали, что его сын безнадежен. — Еще я люблю готовить иногда. — Да, я знаю, Феликс, — усмехнулся Хенджин. — Да, точно, — ответил блондин и его щеки снова окрасились в розовый. — Как проходило твое детство? — Ух, оно было скучным, — сказал Хван и положил руки под голову, ухмыляясь воспоминаниям. — Знаешь мультфильм «Смейка Аддамс»? — получив в ответ лёгкий кивок головой, он продолжил. — Так вот, моя семья такая же, но намного мрачнее и совсем не веселая. Я жил в угрюмом сером доме, где было слышно только прекрасное пение ворон и видны были только красивые тучи, с которых вот-вот пойдет дождь, — с сарказмом говорил он. — Всё детство меня заставляли завтракать, обедать и ужинать с семьей за общим длинным столом. Он меня пугал на самом деле, особенно когда я садился на его край, а родители на другой. Между нами словно километр был. — Звучит грустно. — Не уверен. Возможно благодаря таким условиям, я стал тем, кем являюсь сейчас. Всё к лучшему, что случается с нами, — Хёнджин улыбнулся и сделал короткую паузу. — Ты так мило краснеешь, когда я смотрю на тебя. — Ну хватит. Знаешь же, что я стесняюсь, — хихкал Ли, легко толкнув парня в плечо. — Просто мне всё ещё не очень комфортно. Ну, знаешь, я не привык к подобным посиделкам. Да и к тебе ещё не привык. То мне хотелось придушить тебя, то обнять, а сейчас хочется поцеловать, — тараторил светловолосый. — Короче, я запутался, Хён, — притормозил младший. — Я понимаю тебя, я тоже пережил это. Но это длилось не больше десяти минут, потом мне стало всё ясно. — Быстро ты. Для меня всё было сложнее: странно и неожиданно для себя самого, — сказал Феликс и его рука потянулись к чужой, которая лежала прямо у его мизинца. — Но я рад тому, что случилось, — мизинец задел чужой палец, еле заметно обхватывая, таким образом без слов выразив все чувства. — Феликс, почему ты вдруг полюбил меня? — спонтанно спросил Хван, показывая всем своим видом, что этот вопрос действительно волновал его долгое время. — Не вдруг. У меня давно было это ощущение. Мне даже кажется, что оно появилось с нашей первой встречи, — задумчиво говорил блондин. — Затем ты поцеловал меня и я стал много думать об этом случае, мне это надоело и я пошел гулять, чтобы проветрить голову, потому что мыслей было очень много и они не кончались. Потом пришел Сынмин поддержать меня и заодно помог расставить всё по полочкам. И вдруг, я случайно увидел тебя на улице. Тогда я точно понял, что хочу поцеловать этого до чертиков притягивающего парня, — сказал Ли и остановился, вглядываясь в карие глаза. — Я сходил с ума из-за тебя. — Поверь, я тоже. Было больно, когда ты отверг меня, но еще больнее, когда хотел остаться друзьями. Это была бы пытка. — Всё в прошлом, Хенджин. — Да, но наш первый поцелуй я в прошлом не оставлю, уж извини. Ты предлагал мне, но я не согласен, — сказал тот, вспоминая, как Феликс сбежал из его квартиры. Оба парня посмеялись с той ситуации.

«매일 그대를 행복하게만 해주고 싶은데»

«Я хочу делать тебя счастливой каждый день»

Stray Kids (I.N)

Снова посмотрев на птиц и полежав немного, Феликс продолжил заваливать парня вопросами. Глупыми и не очень. — Хенджин, ты так хорошо танцуешь, почему не пошел в айдолы? — Не моё это. Все эти вечные тренеровки и концерты — не для меня. Только как хобби, разве что. Да и память у меня плохая, а там много всего запоминать надо, так что тут я в пролете. — Но ведь ты такой талантливый! Тебя бы с руками и ногами разобрали! — говорил блондин поднявшись на локтях. — Тебе нужно написать какую-нибудь песню и придумать к ней танец! Ты не можешь сидеть в офисе, ты там стухнешь как яйца на жаре, — уговаривал тот. — Даже не начинай. Ничего я не подхожу, лучше не думай об этом. — Глупости. Ты глупый, тебе надо идти в танцоры, а ты сидишь и фигней занимаешься, ей богу! — говорил светловолосый с серьезным лицом, но Хенджин не выдержал и рассмеялся, хватая того за щеки ладошками и притягивая к себе на неприличное расстояние. — Я люблю тебя, Феликс Ли, — сказал тот практически шепотом, но блондин всё услышал, каждую буковку. Хенджин любил выкидывать что-то неожиданное, а еще больше любил делать то, от чего у младшего трепещет сердце: очень близко подходить, но не целовать, говорить много комплиметов, но в нужный момент, когда Ли этого больше всего желает, но не говорит об этом. Хван смочил сухие губы и отпустил парня, позволяя лечь рядышком, ведь больше всего он любил, когда Феликс ластился — от этого трепетало его сердце. — А вот у меня хорошая память. Я первый все танцы запоминаю, — хвастался тот. — М, правда? Ты у меня такой талантливый, — мурчал Хенджин в макушку Ли. — У меня довольно плохая память, к сожалению. — Зато ты понимаешь математику, — хихикал блондин. — Вот видишь, мы дополняем друг друга, — сказал Хван и задумался, создавая небольшую паузу. — Мы как лимон и сладкий сироп в коктейле. Как острый соус и курочка. Как я и ты, понимаешь? Несмешиваемая смесь на первый взгляд. — Что это значит? Что это у нас за такая несмешиваемся смесь и где это она не смешивается? Ну-ка поподробнее, — возмущался Ли. — Очевидно же, я секси, а ты милашка. — Чего это вдруг! Вообще-то всё наоборот, и это очень даже смешивается, — продолжал Феликс, прожигая парня глазами. — Хорошо, Ликси, разрешаю поменять нас ролями. — Ты так сказал, словно на самом деле так не было. — А вот и не было. — А вот и было, — спорили юноши, сдерживая смех.

«You know me better than I do, Can't seem to keep nothing from you, How you touch my soul from the outside, Permeate my ego and my pride» «Ты знаешь меня, лучше чем я сама, Кажется, что я не могу ничего от тебя утаить, Ты дотрагиваешься до моей души снаружи И проникаешь в мои эго и гордость» Ariana Grande

Они продолжали лежать, созерцать и крепко-крепко обниматься. Возможно у них были соревнования: кто обнимет крепче или кто ярче выразит свою любовь, но оба проигрывали, ведь невозможно было совместить оба этих понятия воедино. И то и то по-своему особенно. В перерыве, парни решили перекусить бутербродами, которые Хенджин заботливо сделал дома и принес, чтобы Феликс покушал, когда проголодается. Сам он ел лишь за компанию. Порой Хван мог сравнить свою жизнь с монахами, ведь еды в его рот поступало не больше чем у них, а они, как известно, почти не едят. Неожиданно зазвонил телефон, но Хенджин слишком долго смотрел в глаза Ли и теперь просто не мог отвлечься на звук, пока блондин не предложил ему, наконец, ответить. — Слушаю, — приложил трубку к уху розововолосый, но продолжил смотреть в любимые глаза. — Да, да, у меня все хорошо, мам. Вдруг Хенджин убрал телефон от рта, прикрывая экран второй рукой, и шепотом сказал переживающему Ли: — Это моя мама. Феликс кивнул на это, успокоив нервы. Хван продолжил разговор по телефону: — Чего говоришь? — переспросил тот. — Да, я покушал, — сказал парень и стал слушать, что говорит женщина, перебирая пальцы на руке Ли, рассматривая и поглаживая каждый. — Я? Я ничего не делаю. На пикнике сижу, на облака смотрю, — теперь он стал играться с его кольцами. — Всё как обычно. Сижу со своим парнем… Да, мы недавно вместе. Я сделал нам сендвичи… Да, да… хорошо, пока, — сказал Хван и положил трубку. — Все хорошо? — на всякий случай спросил Ли. — Конечно. Не переживай. Она просто бесспокоиться о моем самочувствии и о моих делах. Точнее бесспокоится иногда, когда вспоминает о моем существовании, — улыбнулся юноша. — Хён, твои родители что ли, ну… знают, что ты… — не договорил Феликс, но Хенджин все понял и тихонько посмеялся, прикрывая рот ладошкой. — Что я гей? Вроде бы знают. Но в целом им плевать на меня. Удивлен, что она в принципе вслушивалась в то, что я сказал ей, — мягко улыбнулся тот. — Ох, это ужасно, — опустил глаза Ли, но чужая рука подняла его потускневший подбородок. — Не думай об этом, Ликси, я уже привык, — сказал он и отпустил лицо напротив. — Это ты еще не видел как проходят наши семейные ужины. Думаю, ты бы заплакал. От скуки, — сказал тот, отвернув голову в сторону и слегка улыбнувшись. Парни вернулись к тому, чем они занимались до разговора Хенджина с его мамой — к лежанию на покрывале. Солнышко ярко светило и ветер вовсе не был холодным, поэтому плед, что взял с собой Хван не пригодился. Листья громко шумели, но этот звук совсем не напрягал, а скорее успокаивал. Вода в пруду переодически издавала звуки всплесков из-за живых рыбок в ней, которых подкармливали дети. Всё, что чувствовал сейчас светловолосый — это лучи солнца на своей молочной коже и легкий ветерок, который не давал голове нагреться. Волосы поблескивали, показывая свое разнообразие в оттенках, но не такое как у юноши под боком. Розовые волосы переливались всевозможными цветами, и речь не о тех, что спрятаны у Феликса за ухом. Где-то у затылка малиновые, по бокам вишневый, челка ближе к персиковому, а на концах нежно розовые, как и натура хозяина. У корней проглядывлся темный оттенок, который Хван скоро снова осветлит и покрасит в цвет, который почему-то всё ещё не состоит в оттенках радуги. И пахнут волосы жвачкой. Той самой розовой, которую все так любили в детстве. Почему ее все так любили? Видимо, было за что. Феликс же любит Хенджина за что-то.

«Cinnamon in my teeth from your kiss» «У меня на зубах корица от твоего поцелуя» Lana Del Rey

Уши Ли краснели. То ли от стеснения и комплементов, что бордовые губы щекотно шептали ему переодически, то ли от того, как их кто-то гладил. Его движения были плавные и чувствительные, легкие. Блондин плавился, и солнце точно было ни при чем. Он практически засыпал, но его вовремя будил бархатистый голос очередным вопросом или простыми словами, которые не обозначали чего-то определенного. Они просто проскальзывали, чтобы на губах младшего проскользнула улыбка. — Хенни, что это у тебя на шее? — показал пальцем Феликс на провода, в то время как его глаза щурились от ярких лучей. Хенджин не стал отвечать на вопрос, а просто улыбнулся и стал подключать проводные наушники к телефону. Настроив их, он вставил одно к себе в ухо, а второе молча протянул светловолосому. Растянув улыбку в ответ, Феликс взял его и лег обратно на спину. Блондин не знал этого, но Хенджин специально взял проводные наушники, чтобы они могли вместе послушать музыку, которую так любит парень с розовыми волосами. Он сидел, подогнув коленки к себе и смотрел в небо, иногда покачивая головой, а Феликс смотрел на него снизу вверх. Розово-малиновая голова идеально закрывала солнце, поэтому парня больше не слепило и он мог любоваться своей любовью, а также любовью, которая оражалась в карих глазах. — Говорят, что музыка, которую слушает человек, может всё сказать о нем без слов. Мне кажется, это правда, — говорил Хван, но блондин ничего не ответил, потому что он не видел в этом смысла, ведь, по правде, Ли всегда был согласен с парнем по умолчанию. И он это знал. Хенджин переключал иногда музыку на ту, которю хотел слышать, но чаще всего он просто писал в своем блакноте, особо не отвлекаясь. Только если Феликс звал его. Но он старался не мешать Хенджину, так как считал, что тот занят. — Поцелуй меня посреди ячменного поля ночью, на зелёной траве, — подпевал Хенджин. — Подойди ко мне своей головокружительной походкой, надень те самые ботинки, а я надену то платье. Поцелуй меня в мягком свете летних сумерек и выведи на танцплощадку, залитую луной. Пусть по мановению твоей руки зазвучит музыка и запляшут светлячки. Луна искрится серебром — так поцелуй же меня, — продолжал тот, а блондин наслаждался моментом. В одном ухе была музыка, а в другом пение Хвана на фоне шуршания листьев и чужих голосов. Это уже полюбилось Феликсу, но он решил прервать идиллию и спросить, что парень так долго пишет: — Что ты там постянно пишешь? Нельзя столько работать, — промурчал Ли. — Не скажу, — хихикнул Хван. — Тем более я не работаю. Это не моя рабочая тетрадь, — сказал он и цокнул по носу любопытного Феликса. Сначала светловолосый расстроился, но быстро придумав план, как украсть блакнот, он стал хитро улыбаться. Возможно, это его и выдало, потому что тайно забрать тетрадь не получилось. Только его руки дотронулись предмета, Хван моментально соорентировался и повалил юношу на спину. Он улыбнулся так же хитро, словно ждал, когда блондин выкинет что-то подобное и он поймает его с поличным. Хван был не так уж и близко, но их носы практически касались друг друга, так что да, всё же они были близко друг к другу. — Солнце… знаешь, солнце так красиво, но каждый раз так убийственно светит, не давая взглянуть на него. Но я научился делать это через жгучую боль в глазах, — говорил Хван, нависая над Феликсом и смотря на его всё ещё удивленное лицо. — К чему ты это? — спросил тот, пытаясь сбежать, но все было тчетно, ведь чужие руки по бокам не давали сделать этого. Так что он все еще был в плену. — Ты казался таким недосягаемым, но теперь я могу смотреть на тебя даже сквозь жгучее чувство любви.

«내가 아무리 소릴 질러도,

너는 참 예뻤단 걸 모르는 게»

«Как бы я ни кричал,

Ты не понимала, насколько красивой была»

Stray Kids (Hyunjin)

Их глаза смотрели друг на друга, прожигая настощую дыру. И взгляд действительно было не оторвать, ведь они пленили друг друга; пленили своим пламенем, что разжигалось внутри без помощи бензина. — Что это за блакнот? Расскажешь мне? — спросил светловолосый, привставая на локтях. — Да, почему нет. На самом деле это просто мой личный дневник, если его можно так назвать. Я пишу туда свои мысли, эмоции и всю остальную чушь. Короче, что захочу, — легко дотрагивался до волос Феликса Хван, пока говорил. — Я думал, что ты работаешь, когда пишешь в нем, — ластился тот в ответ. — Ликси, ты такой красивый. Твои губы как целовательные бантики, а веснушки, словно нарисованные кисточкой, — продолжал гладить рукой затылок светлой головы Хван. Он зачесывал пальцами локоны назад, приятно щекоча кожу Ли. Феликс не знает откуда, но Хван точно знал, как сильно блондину нравилось, когда парень играет с его волосами, поэтому он молча прикрыл глаза, наслаждаясь теплыми прикосновениями. Наконец светловолосый открыл глаза, взгялнув на Хвана. Затем он обхватил теплую руку своей и медленно опустил вниз, с неохотой убирая от своих прядей. — Ты запачкал меня своей любовью, Хенджин, — сказал Феликс и скрепил их ладони в замок. — Я люблю тебя. — Навсегда. — Пока смерть не разлучит нас. — Нет, звучит плохо. Пока забвение не разделит нас, — улыбнулся Хван, но к сожалению, его глаза не расплывались в той же улыбке. — Навсегда… — сделал паузу юноша. — …И забвение не разлучит нас. — Никогда… — такую же паузу сделал Хван. — …Не забуду тебя, парень, что не́когда сидел в моей голове, а теперь никогдá не выходит из нее, — сказал Хенджин, не отрывая взгляд. — Ты заполнил всё мое сердце.

«너가 원하는 거라면 어디 은하수 근처라도 다녀오지 뭐,

오버 좀 보태서 못할 게 뭐 있겠어,

사랑이 전부라면 내게 남은 게 뭐 있겠어»

«Если хочешь, то можем посетить все места в Млечном пути,

Может, я преувеличиваю, но готов на всё,

Если любовь — это всё, то у меня не осталось ничего»

Stray Kids (Hyunjin)

Юноши продолжали лежать, переглядываясь, ведь сказанные ими слова были не просто теплым ветром, что дул на них иногда, их слова были серьезны и содержали в себе много чувств и обещаний, которые на деле не дают никаких гарантий на их выполнение. Никто не знал, что будет дальше; что будет с ними через месяц, неделю или день. Ничего не известно, но это не пугает, — это влечет прожить этот день, неделю или месяц, ведь если ценить каждый прожитый момент, то возможно, день покажется месяцем, а неделя годом и так до бессконечности. — Как ты думаешь, вечно — это сильно долго? — вдруг спросил Феликс, но Хван словно ждал такого вопроса. Потому что сам думал о нем. — Достаточно. — Достаточно для чего? — вопросительно взглянул Ли. — Для того, чтобы ненавидеть свою жизнь и начать любить её. Не верить в любовь и начать любить. Блондин задумался над этим вопросом и ответом Хенджина, и понял: его парень слишком умный. Ответ прозвучал такой же, какой крутился в голове светловолосого, такой же какой он и хотел бы услышать из уст Хенджина. А пока Феликс погрузился в свои мысли, Хван не стал мешать ему и решил заняться делом, он решил продолжить ведение своего дневника, однако младший лишь немного задумался, его тело и сознание было с Хенджином. Блондин наблюдал за пишущей рукой старшего. На ней были браслеты и кольца, некоторые из которых поблескивали от уходящего солнца. Красная нить, какие-то разноцветные кубики на леске, плетенные и кожанные брасеты — все они весели на его кисти. — Дашь мне почитать? — улыбнулся Ли, обхватывая локоть Хенджина и прижимаясь к нему головой. — Нет, не дам, — хихикнул Хван. — Почему? — обижено выпучил губы тот. — Много хочешь, — смеялся старший, но когда заметил грустное лицо любимого, поцеловал его в лоб в качестве извинений, — Прости, это личное, Ликси. — Я понимаю, не бери в голову, — продолжал держать в своих ладошках руку Хенджина блондин. — Феликс, не хочешь устроить ночевку завтра у меня? Все будет прилично, обещаю. — Что если я не хочу прилично? — поморщил нос и рассмеялся. — Какой ты похабный, Феликс Ли, — оссуждающе вздохнул Хван, но не смог долго держать смех. — Хотя, знаешь, мне даже нравится, — сказал тот и теперь над ним стал издеваться младший, сопровождая слова громким, заразительным смехом.

***

Парни хорошо провели время и день уже подходил к концу. Теперь все улыбки и касания сходилии на нет. Слишком уж они были увлечены закатом. Он был слишком красивым; завораживал каждым своим оттенком. Закат обоначал завершение дня и наступление приближающйся ночи. Он был словно точкой в предложнии, которое должно было рано или поздно закончиться. Но это не означает, что не будет следущего и следущего предложения с точкой, которые потом превратятся в настоящий текст, или прекрасный рассказ о всевозможном и невозможном одновременно. В такие моменты начинаешь вспомнинать о том, что имеешь и мечтать о том, что могло бы появиться. Можно потеряться в своем мире, или можно сказать, что этот мир реален. Это твоя реальность, в которой всё как ты бы хотел и то, о чем ты думал и рассуждал. — Феликс, чего бы ты сильно-сильно хотел сейчас? — Я не знаю, — сказал парень, пододвинувшись ближе и положив голову к Хенджину на плечо. — Одна жизнь с тобой — это всё, что я могу пожелать. — Я думал над этим вопросом, пока смотрел на закат, но так и не придумал ответ. — Подумай ещё, — вяло говорил блондин. — Ты прав, но знаешь… я пришел к мысли, что возможно прямо сейчас мне ничего и не надо. Может быть всё самое важное рядом со мной и не имеет смысла искать большее, — говорил Хенджин, пытаясь собрать мысли в кучу. — Я имею в виду, что ты важен для меня и я ценю время проведенное вместе, — закончил парень и громко вдохнул, думая, как продолжить. — Феликс, мне нужно тебе кое-что рассказать… я… — продолжал Хван, но голос предательски дрожал, а слезы скатывались по щекам. Он решился взглянуть на светловолосого, но его глаза уже были прикрыты, а нос посапывал. Это означало только одно — парень снова заснул. —…Я… люблю тебя, — выдохнул старший, сменяя мысль на другую. — Я люблю тебя, Феликс, и я никогда не забуду тебя, что бы не случилось, — тихо всклипывал он, — ты навсегда останешься в моем сердце, в моей очень плохой памяти. Обещаю, что ты будешь жить там, — говорил Хван, продолжая смахивать слезы. — Видимо, сейчас не тот момент, малыш, так что… спи, Ликси и пусть тебе снится то, о чем ты мечтаешь, и пусть это не буду я. Хенджин старался сдержать поток слез, который готов был выйти наружу, но некоторые слезинки все же падали из глаз без разршения. Они сидят на теплом покрывале, которое растеляно на полянке, а на улице уже холодало. Хван стал тяжело дышать, выдыхая горячий воздух, но не выпуская слова. Он не готов будить Феликса, это вне его сил. Он способен лишь крепко обнять его, чтобы светлая голова не простудилась без шапки. Хенджин успел искусать все губы, которые и так страдали от ветра и других погодных условий. Ему не нравилось ощущать кровь на языке, когда он облизывал раны на губах, но по другому не выходило. Сердце Хвана разбито из-за блондина, но это не его вина, все дело в Хенджине, который не может простить себя за многие вещи. Горькие слезы стали литься водопадом, ведь больше он не мог держать их в себе. Грудь больно сжимало, но это лишь одна из многих проблем, которые ему надо пережить. — Что со мной просиходит? — хотел кричать парень, но лишь тихо прошептал, чтобы не разбудить светловолосого. — Неужели это ты на меня так влияешь? — Хенджин продолжал приобнимать Ли, пока тот лежал на его груди, положив подбородок ему на макушку.

«And I'd sing a song, that'd be just ours But i sang 'em all to another heart And I wanna cry I wanna learn to love But all my tears have been used up» «И я бы спел тебе песню, что могла бы стать только нашей, Но я уже спел ее другому сердцу И я хочу плакать и хочу научиться любить, Но все мои слезы уже пролиты» Tom Odell

— Моя голова разрывается от боли. От любви к тебе, — шептал Хван, прикрыв веки. — Я никогда не забуду тебя, что бы не случилось, я обещаю, — на последнем издыхании сказал он. Что происходит с Хенджином? Почему ему так больно? Если бы он только сам знал, но мир на то и жесток, что ты не замечаешь осколков вокруг себя. Тебе кажется, что это просто сахарная вата, но кто же знал, что внутри нее острая иголка, которая не пощадит горло. Она разорвет его и оставит после себя только зашитые крестиком шрамы и сладкий привкус от ваты. Местами соленый от слез. И, кажется, это будет конец…