В мастерской, полвторого

Хэнк не сомневается, когда встает под дуло пистолета. Во-первых — Киса его не убьет. Во-вторых — даже если убьет, это будет лучше, чем позволить ему убить отца. Лицо Гендоса все еще у стоит у Хэнка перед глазами. И возложить на Кису такую ответственность он не готов. К тому же, если Хэнк сдохнет — никто не назовет его предателем. Но Хэнк остается жив, а Киса отталкивает его, не давая себя обнять. Впрочем, это уже не важно. Они с Хирургом уходят вместе, оставляя их с Мелом наедине. — Ты правильно все сделал, — Мел хлопает его по плечу, стараясь успокоить. — Я должен был тоже… — Нет, не должен, — прерывает Хэнк. — Это моя обязанность. Я и сделал. Ему грустно, что Киса ушел, не поговорив с ним, но то, что Мел знает, делает все чуть легче. — Ну конечно. У вас все нормально? Хэнк пожимает плечами. — Мы с дуэли не виделись толком. Я даже не рассказал ему, что ты знаешь. Может, и не надо. — Щас ему точно не до того, — Мел начинает собирать гарнитур. — Потом расскажешь, если захочешь. Меньше ныкаться придется. Вообще, несправедливо это. — Что несправедливо? Мел смотрит так, словно это очевидно. — Что вам приходится скрывать. Вот и Кудинову пришлось, и что из этого вышло? Хэнк очень хорошо помнит, что. — Кудинов как раз скрывал херово. Мог бы и получше. «И я не стал бы убийцей». Хэнку противно от самого себя, что он думает в таком ключе, но эта мысль еще долго не выходит из головы. *** Он уже готовится идти в комнату, как от Кисы приходит сообщение. «можно у тебя переночевать.» «хочу чтобы они поговорили наедине» «если можно то я в падике» — Пап… Киса у нас переночует? Отец смотрит на него ошарашенно. Словно Киса не ночевал до этого миллион раз. Впрочем, это было «до». — А что, у Вани опять проблемы? — мама реагирует спокойней. Еще бы. Она и не знает. — Да к маме… — Хэнк вспоминает, что отцу может быть это неприятно, но что уж. — У него отец нашелся. Хочет, чтоб они поговорили наедине. — У Кислова отец нашелся? — если не знать его папу, кажется, что тот просто слегка удивлен. — Ага, — Хэнк отпивает чай, стараясь подобрать слова. — Наркоман один. Ходит тут, помнишь, я тебе про него рассказывал? Хирург кличка. — Бедная Лариса, лучше б не находился, — мама убирает тарелки, а Хэнк жалеет, что не придумал лучшей отмазки. — Так что? — Пусть ночует, — отец смотрит на него очень внимательно. — Мне завтра рано вставать. Чтоб ни звука не слышал, понятно? — Не услышишь. — Да что ты, Кость, они обычно тихо сидят. Хэнку хочется исчезнуть под взглядом отца. *** Киса здоровается вежливо, отказывается от ужина и сразу идет в его комнату. Хэнк плотно закрывает дверь. — Константин Анатольевич, наверное, не в восторге был, да? — Киса падает на кровать, упираясь в глазами в потолок. — Сказал не шуметь. Очень выразительно. — А мы и не будем, я не… Короче, если хочешь, подрочу тебе просто. — Не надо, — отвечает Хэнк и ложится рядом, перелезая через Кису. Пружины все равно скрипят, хоть они ничего и не делают. Отец, наверное, закатывает глаза. — Снова не стоит? — Не до того. — Понимаю, — Киса наконец-то на него смотрит. — Я же не зря его к маме привел, да? Хэнк не знает, что на это ответить. Героинового наркомана домой привести — так себе идея, но он все-таки отец, и эту тему лишний раз трогать не хочется. — Я не знаю, Кис. — Плохая, — Киса кивает сам себе. — Они ж виделись раньше. Вряд ли она в восторге, не твой же папаша. Объективно его отец лучше. По всем параметрам, кроме наличия жены, конечно. Хэнк не злится на Ларису, он это еще тогда у машины понял. Только на отца. Но после того, как он их с Кисой мутки принял — предъявлять претензии сложно. — Не мучай себя, — он целует Кису в висок. — Все ты правильно сделал. Киса молчит несколько секунд, и Хэнк уже думает, что на этом их разговор закончен, как он говорит: — Ты, получается, два раза уже в человека стрелял. А я ни одного. — Тебя это, блять, так расстраивает? — Хэнк даже не контролирует голос, настолько его бесят эти слова. — Нихуя в этом нет приятного. — Так ты меня спас типа, да? — Киса тоже включает громкость. — Если так хуево, почему стрелял? — Тише будь, нас отец выставит, — Хэнк отворачивается к стене. Смотреть на обои хочется больше, чем на Кису. — Спи, а. День был пиздец. То, что у них теперь почти каждый день такой, он решает не уточнять. Хэнк боится, что Киса уйдет, по-нормальному или через окно, но через несколько минут он накрывает их обоих одеялом и прижимается, обнимая его со спины. *** Он просыпается и чувствует задницей чужой стояк. А еще руку Кисы у себя в трусах. — Местами решил поменяться? — Не… Не хочу глину месить, — Киса фыркает ему в шею. — Просто мы вчера даже не развлеклись нормально. Он продолжает дрочить, и Хэнку, конечно, охуенно. Киса умеет так, как ему нравится, хотя ему и не нужно особо стараться. — Давай я тебе тоже. Хэнк переворачивается, злясь на скрипящую кровать, и они с Кисой в две руки приспускают друг с друга белье. — Че, голландский штурвал? — смеется Киса, когда они выворачивают руки, стараясь найти удобную позу. Хэнк не уверен, что это реально голландский штурвал, но он не спорит. Вместо этого целует Кису в шею. Он дергается, и кровать снова предательски скрипит. — Бля, щас меня прямо отсюда в ментовку увезут. — Не увезут, не дам. Киса тяжело вздыхает, откидывая голову. Очень красиво, Хэнк бы сфоткал. Он кончает первым, пачкая Кисе футболку. — Похуй, похуй, свою дашь, — шепчет Киса в запале. Хэнк не выдерживает и все-таки ставит ему засос, оттягивая ворот. — Нравится помечать, да? — Очень, — Хэнк ускоряется и не отрываясь смотрит, как Кисина сперма смешивается с его. Он бы ему всю шею разрисовал, но домашние видели Кису, заходящим в его комнату без засосов, а так «радовать» маму и сестру он не хотел. — Сколько времени вообще? — Почти семь, — отвечает Киса, поднимая телефон. — Батя скоро проснется. — Может, он уже, — Киса снимает с себя футболку и кидает под кровать. — У тебя тут дернуться невозможно лишний раз, как ты дрочишь вообще? «В душе», думает Хэнк про себя. *** На завтраке все нормально. Отец смотрит на Кису с обычным уровнем отвращения — не больше, не меньше. Мать накладывает ему яичницу — Киса набрасывается так, словно не ел дня три. — Хорошо спалось? — спрашивает отец, и Хэнк чуть не давится чаем. — Нормально, Константин Анатольевич, — обычно Киса с ним всегда выебывался, но сейчас гонору точно поубавилось. — Ну я рад. По его взгляду непонятно, правда это или нет, но Хэнк точно не хочет этого знать. — Ваня, как у мамы дела? — мать интересуется искренне, но Хэнку хочется провалиться сквозь землю. На отца он старается не смотреть. — Я еще не звонил, — Киса тоже упирает взгляд в тарелку. — Потом позвоню, вдруг спят еще. Мама серьезно кивает, и остаток завтрака они проводят молча.