В мастерской, полвторого

Когда они одеваются в прихожей, Хэнк чувствует знакомый запах моря. Так пахла куртка Игоря, когда ее принесла Оксана. Так сейчас пахнет верхняя одежда отца. — Че встал? — Киса замечает его ступор. — Пошли. Опоздаем к твоей любимой училке. — Кислов дело говорит, — раздается голос отца, и Хэнк оборачивается. — Заболел, наверное. Он все еще в гражданском, что странно. — Ты почему не в форме, пап? — В гараж заехать надо, — голос спокойный, но глаза ледяные. Расспросы лучше закончить. Киса, конечно, не чувствует подвоха, тащит Хэнка за руку и машет на прощанье. — До свидания, Константин Анатольевич! Спасибо, что приютили. *** То, что до Кисы дошло, кто их сдал, Хэнку понятно еще до того, как отец с Бабичем уходят. Понятно по тому, как Киса смотрит на них обоих. С плохо скрытым отвращением. А потом Киса спрашивает его словами через рот. — Это ты нас своему папаше слил? Хэнк много раз прокручивал, что мог бы на это сказать. Но сейчас, когда Киса это произносит, выходит только неубедительное блеяние. Он даже не сопротивляется, когда Киса его бьет. Позволяет приложить себя об стену, позволяет разбить губу и нос. Наверное, он заслужил это все. И за предательство клуба. И за убийство. — Про любовь еще что-то мне пиздел, сука! — орет Киса, пока Мел его оттаскивает. Он сразу затихает, понимая, что сказал. Хэнк смотрит на Мела, словно через туман, и кивает из последних сил. Можно сказать, что уже. Хуже о нем Киса уже не будет думать. — Все нормально, Кис, я знаю. Киса молчит несколько секунд, и Хэнк бессознательно закрывает лицо руками, словно ему может достаться еще. — Ты и про это распиздел, да? — он говорит неожиданно тихо. Почти шепчет. — Че дальше? Мои фотки в «приморскую сплетницу» сольешь? Хэнк чувствует, что краснеет. У него есть Кисины фотки, запрятанные в папки телефона, разной степени порнушности. Киса слал их по своей инициативе — Хэнк вот стеснялся отвечать тем же. Максимум — отправлял фотки пресса, да и то, так, чтобы «черную весну» было не видно. Киса в шутку называл его трусливым. Но больше этого всего не будет, как и пьяных Кисиных аудио, где он заплетающимся языком шепчет, как хочет Хэнку отсосать. И поцелуев в подъезде, пока кто-то спускается вниз и может их застать в любой момент. И всего остального, что куда важнее их ебли по углам, не будет. — Я сам догадался, Кис, он не виноват, — говорит Мел, все еще держа Кису за плечо. — В этом не виноват. — Да похуй уже, — Киса отбрасывает его руку и пинает стол. Хэнк чувствует странное дежавю. — Ну хоть папашу своего порадовал, — плюет Киса перед тем, как уйти. — Пусть и пидарас сын, зато хоть ментеныш настоящий. Кажется, что эти слова ранят больнее, чем все остальное. Киса громко хлопает дверью, а Мел подходит ближе, но не пытается что-либо сделать. Просто смотрит. — Ну давай, — не выдерживает Хэнк. — Добей меня. — Не хочу. Зачем? — Куртка всплыла, — он не надеется, что его поймут. Или простят. — Нас бы всех посадили. — Это тебе отец сказал? Сказать на это нечего, и Мел кивает сам себе. Хэнк остается в мастерской один. *** Проходит минут 10, когда он слышит шаги. Он надеется, что это Киса — пришел добить его, чтобы дело было с концом. Но это всего лишь его отец. Без Бабича. — Зачем вернулся? — Друзей твоих видел. Бывших, кажется. Это Кислов сделал? Он помогает подняться. У Бори очень болит голова, а ноги как будто не держат. Киса бил от всей души. — Неважно. Их разборки никого не касаются. — Важно, — отец пытается осмотреть раны, но он уворачивается. — Я этого хуесоса сам на том дне похороню. Или за мефедрон закрою, как обещал. Хэнк решает не сообщать, что хуесосы они оба. Мало ли, какие там у отца иллюзии. — Ничего ты ему не сделаешь. У него не тот вид, чтобы угрожать. Требовать. Скорее тут стоит просить, но он надеется, что отец не станет упираться. — Борь… — он качает головой и смотрит с плохо скрываемым сожалением. — Даже после этого? Боря улыбается без всякой радости. Можно подумать, это их первая драка. Просто сегодня он не сопротивлялся. — Не надо, пап. Это между нами двумя и только. Ты же не лез в мои разборки раньше. Наверное, отец очень скучает по этим счастливым временам, когда у сына не было парня. — Ладно, — он кивает на дверь. — Пошли, обработаю тебе раны и в больницу. Хэнк совсем не хочет в больницу. Хочет лечь в постель и не просыпаться. Тем более, там придется отвечать на вопросы. Придумывать легенду. Но, судя по виду отца, на этот счет с ним лучше не спорить.