Плейлист

      Планы на выходные строить не приходится. Вариантов-то не так уж и много, и, как уже говорилось, Билд не чувствует особой разницы между буднями и выходными днями — ему всё одно — монотонная и спокойна жизнь на станции. Правда утро субботы начинается не очень хорошо — звонит отец. И лёгкое чувство эйфории, с которым Чакрапан приветствует новый день, испаряется. Внутри всё съёживается, когда он слышит голос родителя, эта до боли знакомая ледяная интонация, осуждающий взгляд…       Здесь Билд уже позабыл о том, как можно поддаться угнетающему чувству от одного лишь взгляда этого человека. Здесь он оказался с изолированности от проблем, которые преследовали его там, в Бангкоке. И вот ему приходится терпеть наставления отца, слушать его и отвечать. Общаться с отцом никак не хочется. Нет ни малейшего желания видеть его, слышать его голос, воспринимать информацию… Иногда, в такие вот моменты, Билд задумывается о том, что ему очень не повезло с семьёй. Хотя его семья — это отец. А от понимания этого чувство одиночества кусается как никогда сильно. Хоть один человек бы в семье был, который сказал бы Билду, что всё хорошо, и он правильно живёт. Да, отец дал ему безбедную жизнь, что удивительно, позволял жить только ради себя, но Чакрапан бы предпочёл жить в бедности, но с простым, человеческим пониманием, с душевными и искренними разговорами.       Отцу не было интересно, как он доехал, как обустроился, как чувствует себя всё это время. Только сегодня, спустя столько дней, он звонит ему по видеосвязи, чтобы испортить сыну настроение. Билд был погружён в игривое и нежное чувство, и он уже был готов мчаться на встречу с Байблом, но теперь сидит и слушает не интересующие его новости, что рассказывает отец. Сквозь зубы, подавленный и очень расстроенный, Билд-таки спрашивает у отца, зачем тот вообще ему позвонил. «Нужна ли причина, чтобы сыну звонить?» — ой, как хочется закончить этот разговор. «Это ради твоего блага сделано. Ты вернёшься настоящим мужчиной!», — Билд с раздражением смотрит на отца, криво усмехаясь. Он отвечает ему без колебаний, смело (чего бояться, когда они за тысячи километров друг от друга): геем был, геем и останусь. Лицо мужчины нужно видеть, конечно. «В моей семье не может быть таких людей. Позже поговорим».       Хах. Билд падает на кровать, кутаясь в плед. Честно говоря, уже не так и больно слышать от отца подобное, да и разочарование, кажется, уже достигло своего предела. Больше уже просто не может быть. Может, лучше было бы, если бы Билд навсегда покинул отчий дом?..       Нет. Этот разговор не стоит того, чтобы так на нём зацикливаться — удивительно, но именно здесь Билд учиться контролировать собственные эмоции и чувства, что так часто берут над ним верх. А сейчас его ждёт Байбл — человек, рядом с которым беспокойно на сердце и так спокойно на душе. Противоречиво ли это? Возможно, но ведь любое противоречие является единой истиной. Поправив комбинезон, Чакрапан быстрым шагом направляется в сторону исследовательской, уже опоздав на завтрак. Хоть настроения и нет, мысли больше не пытают Билда. Может, это смирение?       Затормозив в коридоре, Чакрапан переводит взгляд в холодное окно. Внезапно захотелось погулять, подышать свежим воздухом, отдаться наслаждению от созерцания природных красот. Но здесь это невозможно. Даже если Билд выйдет наружу, то… что он увидит? Кажется, белоснежное покрывало не особо его впечатляет. А на что ещё здесь можно посмотреть? Привыкший к солнцу, к шелестящему океану и тёплому песку, Чакрапан не может в полной мере оценить ту искусную, хрупкую, сбалансированную красоту, которая предстаёт перед его печальными глазами.       Билду хорошо — здесь и сейчас его всё устраивает. Поездка сюда казалась настоящим наказанием, а оказалась подарком. Всё зависит от личного настроя, так ведь? Проблема только в том, что мысли о том, что же будет по возвращению… тянут. Звонок отца пробудил спящее беспокойство, время которого ещё не настало. — Билд…       Понурые плечи вздрагивают, а Чакрапан не спеша поворачивается лицом к Байблу. Тот стоит в своей коронной позе, с уже привычной тёплой улыбкой. Сила, исходящая от этого парня, поразительным образом окутывает заботой и уютом Чакрапана. Ха-а-а-а.       «Это может войти в привычку». — Доброе утро, Байбл, — слабо кивает в ответ Чакрапан, обнимая себя руками. Сейчас бы просто завалиться в постель, укутаться в одеяло и уткнуться носом… в грудь Вичапата. Ах, мечты-мечты. — Ты чего такой потерянный? — усмехается Байбл. — Ещё не отошёл после вчерашнего?       Ой, ну вы только посмотрите. Билд дико ухмыляется, в наигранном неверии округляя глаза. — Да-а-а-а. Сам не знаю, как вообще глаза открыл после целого стакана вина. — Ну-ну, — уже мягко и заботливо. — Не переигрывай. Лучше расскажи, что случилось? — Ничего… — Билд. — Ну что?       Вот же пристал! То слова не дождёшься, то замолчать не может! — Почему ты на меня не смотришь?       Почему-почему, да потому что слишком много давления! Глаза бегают по рукам Байбла, по его одежде, но никак не по лицу. А как можно сопротивляться ответу под пристальным взглядом этих острых глаз? Они видят всё, считывают его состояние полностью. — Может, пойдём? — всё же Билд переводит взгляд на Байбла. Смотрит робко, из-под полуприкрытых ресниц. Ещё вчера он так крепко его обнимал… — Пора работать! — неожиданно даже для себя вскрикивает, хватая Байбла за локоть. И тащит его вперёд, хотя Вичапат, словно специально, путается в собственных ногах. — Ты не умеешь уходить от разговора, — полностью расслаблен, аж раздражает. — Расскажешь мне, что могло случиться за ночь?       А щёки-то горят. Как он умудряется произносить такие простые фразы так, что всё внутри начинает трепетать? — Да ничего не случилось! Просто слегка взгруст… ой! Ты чего?!       Внезапно, ну прямо вообще неожиданно — такое даже не представишь (хотя Билд представлял вещи и поинтереснее), но освободив руку из цепкой хватки Чакрапана, Байбл (нет, ну вы представляете!) заключает Билда в кольцо рук, приподнимая.       Нет, конечно, наверное объятия, что у них были — это что-то более личное и близкое, но… Да тут такое!       У Билда сердце колотиться где-то в районе горла, а самого в жар бросает. Всё это слишком неожиданно. Вичапат же, считай, несёт его! — Пусти! Ха-ха… Ба-а-айбл! — и смешно, и неловко. Да и больновато, если честно. Вичапат им как куклой вертит. — Что такое? — откровенно забавляется Вичапат, неся Билда так, словно тот ничего не весит. А ведь Чакрапан сопротивляется! Брыкается, там… — Я сам могу идти! — пытается он повернуться к Байблу, но тот его чуть подкидывает в воздухе, и Чакрапан испуганно взвизгивает. — Дурак, блин!.. — Пока не скажешь мне, что испортило тебе настроение, — останавливается Байбл возле двери, всё-таки опуская Билда на ноги, но из своего цепкого захвата не выпускает. Позволяет Чакрапану повернуться лицом к себе, задористо и очень лучисто улыбаясь ему. — Не отпущу тебя.       Вдохнув, на секунду прикрыв глаза, Билд блаженно улыбается. Кто мог знать, что между ними будет происходить нечто подобное? — Я просто с отцом сегодня разговаривал. Только и всего… — самому не верится, но рядом с Байблом не чувствуется дискомфорт. У этого парня на самом деле уникальная способность заслонять собой от всех невзгод и переживаний.       Улыбка с лица Вичапата спадает, а он со всей серьёзностью смотрит на Билда. Он же в курсе нюансов их взаимоотношений. — Ты в порядке?       Билд удивлённо вздрагивает. Чего-то как-то всё серьёзно стало. Значит, пока Билд рядом с Байблом расслабляется, Вичапат рядом с ним наоборот загружается? Чего он вдруг вообще так взволнованно смотрит на него.       Сердце в нежном трепете замирает.       Эти глаза смотрели со злостью и неприязнью — при первой встрече, теперь эти острые, грациозные глаза смотрят с заботой и нежностью. От понимания голова кругом. — Да. Думаю, что да…       Момент молчания, за тем внимательный, изучающий взгляд. И только после короткий кивок. Неужели Байбл настолько о нём переживает? — Байбл, — Билд насильно отстраняется от Вичапата, устало выдыхая, — всё нормально. Мы не ругались. И он не сказал мне ничего из того, что я уже не слышал, — говорит чётко и уверенно. Именно так Билду стоит и самого себя убеждать, вместо того, чтобы впадать в панику. — Кстати, — не выдерживает он повисшего молчания и изучающего взгляда, нервно прикладывая свой пропуск к двери, — что у тебя в твоей лаборатории? Я там ни разу не был. Можно посмотреть?       Байбл закрывает за ними дверь, накидывает халат и только после отвечает тихое и бесящее: — Нет.       Возмущённо Билд смотрит на Байбла, который предпочитает полностью игнорировать испепеляющий взгляд. Стоит этому парню зайти сюда, он становится другим человеком. Хотя Чакрапан не может отрицать того, что он — Билд, является тем, ради кого Байбл переступает через собственные границы и правила. — Что значит «нет»? — вновь начинает атаку Билд, хвостом следуя за Вичапатом. — Я хочу узнать, — и пытается обойти вставшего на входе Байбла, — что ты там прячешь! — лбом он с силой бьётся о чужую спину, раздражённо скрещивая руки на груди. — Какой любопытный, — тихо посмеивается Вичапат, поворачиваясь полубоком. — Я не могу пустить тебя в лабораторию, потому что там очень серьёзные изучения. Можно сказать, что секретные.       Поверил бы ему Билд, если бы Байбл так игриво бровями не скидывал. Покивал-покивал, и снова пытается протиснуться внутрь, под поражённые смешки Байбла. — Какой непослушный, — вновь он подхватывает Билда, относя его подальше от двери в лабораторию. — Посиди, поиграйся в телефон, — и насильно усаживает его на своё (ну ничего себе) кресло. Билд только собирается вновь вступить в схватку с Байблом, как тот, словно точно зная о слабостях Чакрапана, приподнимает его лицо за подбородок. — Сейчас я закончу там кое с чем, и мы с тобой поговорим.       Надув губы, Билд цепко хватается за ладонь Байбла, сжимая её своими пальцами. Подобные действия уже не кажутся чем-то особо наглым. Лишь сильнее кружится голова — настолько приятно осознавать близость, в которой они оба стремятся друг к другу. — С чем ты там закончишь, Байбл? Я могу помочь?..       Умилённо улыбается в ответ Вичапат. Сам перехватывает ладонь Билда, ласково потирая её пальцами. — Просто жди меня тут, — он не давит, не грозится и не пытается сломить. А всё внимание Чакрапана на их руках. Ладонь у Байбла больше, и в ней так правильно выглядит его небольшая, щупленькая ручка.       Недовольный отказом, но в целом удовлетворённый происходящим, Чакрапан коротко кивает в знак согласия. Уголки губ дёргаются вверх — Билд вновь тает под взглядом Байбла, он вновь теряет связь с реальностью от этих прикосновений. Но как бы Билд не хотел продолжения, Байбл всё же оставляет его, но дверь в лабораторию полностью не закрывает. И эта незначительная деталь приятно греет.       Откинувшись на спинку кресла, прижав ноги к груди, Билд лениво утыкается в смартфон. Ох, и кто мог бы подумать, что Чакрапан почти что перестанет зависеть от социальных сетей. Раньше казалось невозможным даже сутки так провести, а теперь… Теперь Билду и не хочется ничего загружать, ничего лайкать. Даже сейчас он без особого интереса просматривает фото и видео, что выложили его знакомые и друзья, просматривает видеоролики, которые сам уже давно не снимал. Единственное, что вызывает более или менее интерес, так это блог, записи в котором читают тысячи человек. Сейчас, пока и вспомнил, и время есть, Билд открывает чистый лист, пытаясь сформулировать свои мысли. И даже похихикивает над самим собой, что, мол, вот совсем писать разучился. Но пишет. Коротко описывает быт, в котором уже обустроился, делится впечатлениями, говорит, что нашёл здесь хороших друзей… Вернее одного. Ну а насчёт потенциального возлюбленного молчит. Как и по поводу работы. Здесь он полностью понимает Вичапата. Трепаться направо и налево об исследованиях и опытах, проводимых на южном полюсе, запрещено. Он это даже в контракте прочитал, который подписывал перед приездом сюда.       Внимание привлекает неожиданно потухший экран по правую сторону от парня. Хотя Чакрапан и не сразу это замечает. Приподнимает глаза, замечая боковым зрением что-то ярко мигающее на мониторе, а затем переводит взгляд на чёрный экран. Этот компьютер никогда не был выключен, никогда не стоял на блокировке — он всегда что-то показывал. Для Билда что-то непонятное, какие-то многослоёвые пульсации, с регулярно меняющимся масштабом. Как сам Чакрапан предполагал, тот на этом экране показывалась какая-то изучаемая зона, видимо, благодаря помещённым в неё датчикам и маячкам. Но если сейчас, впервые при Билде этот экран потух, а на соседнем компьютере всплыло зелёное окно с красными надписями: внимание, сбой системы. Убедитесь в подключение…       Ой-ой-ой! Это точно очень плохо. С неприятным взвизгиванием другой компьютер выдаёт сбой системы, а Билд, испуганный и растерянный, вяло встаёт на ноги. Растерянность сменяется острым приступом паники: бегом Билд подрывается с места, направляясь к Байблу. — Байбл! Байбл, тут что-то… — влетает Чакрапан в лабораторию, испуганно ища глазами Вичапата. За всеми этими приборами он не сразу находит учёного, что-то внимательно рассматривающего в микроскоп. — Я же сказал тебе не заходить, — не отрываясь от своей работы, но очень строго произносит Вичапат. — Да там что-то с твоими компьютерами. Я не знаю…       Натянутая струна — Байбл в эту секунду. От услышанного он моментально выпрямляется, следом подрываясь с места. В его глазах волнами плещутся настоящие страх и паника — такого Байбла Билд ещё не видел. — Что там такое… — себе под нос, мимо Билда, в панике. Тот спешит за ним. Лаборатория ему и даром не сдалась. — Вот же блять! — намного важнее Вичапат и то, в каком он сейчас состоянии. Злость, растерянность, ужас и страх. Грубые и резкие тычки по клавишам делу не помогают. Они оба понимают, что смысла в этом и нет, но… — Байбл, успокойся, пожалуйста… — Успокойся? Успокойся, блять?! — дико орёт Вичапат, яростно смотря на Билда. Тот съёживается от этого тяжёлого взгляда, сжимая руки перед собой. Какими-то тяжёлыми ударами сердце начинает разносить по телу неприятное, жгучее чувство. — Нет… Нет, прости меня… — он нервно потирает переносицу, пытаясь восстановить дыхание. Но получается погано: и руки у него дрожат, и самого Байбла потряхивает. — Что случилось, объясни… — тихо, неуверенно просит Билд. Честно говоря, подходить к Байблу в таком состоянии очень боязно.       Такое ощущение, что Вичапат сейчас заплачет. Он просто машет головой, кусая губы. Весь побелел, капли пота проступают на лбу. — Приборы перестали работать…       Билд коротко кивает, также аккуратно уточняя: — Эти приборы находятся где-то в воде?.. — Да.       И подрывается с места, так быстро, что Билд едва успевает его нагнать. — Стой! Байбл! Куда ты?! Остановись!       Но Вичапат несётся по коридорам, не замедляясь. — Это годы, — истерично бормочет он, влетая в небольшую комнату, где висят готовые зимние одежды, — годы информации, Билд, — одевается он быстро. С такой скоростью можно в пожарники идти. — Прибор точно накрылся, — нервно смотрит он на Чакрапана, также и ухмыляясь, — но флешка в нём…       Так-так-так! Стоп. Это что же, Байбл собирается один выйти на улицу? В неизвестном направлении? Но одному уходить нельзя… — Что ты делаешь? — устало спрашивает Вичапат, увидев, как Билд начинает натягивать на себя зимнюю экипировку. Наверное, в планы гидролога точно не входил поход вместе с неумёхой-ассистентом по мёрзлым землям, так ещё и не пойми на какое расстояние. Но Билд сам всё решает. — Эй! У меня нет времени нянчиться с тобой!       Раздражённо, недовольно, а в глубине души напугано, Билд смотрит на Байбла с равнодушием, молча застёгивая последнюю молнию. Хочет его остановить — пусть попробует! Но Чакрапан пойдёт вместе с ним. Точка. Хотя Байбл и стоит на месте как вкопанный — о, а не он ли только-только бежал сюда, спотыкаясь? Теперь так откровенно тормозит? — Долго стоять будем?       Вичапат о чём-то думает, а затем, раздражённо цыкнув, натягивает плотную маску на нос, поправляя защитные очки. Билд повторяет всё за ним, подходя ближе, и вот теперь он наконец-то обращает внимание на ещё одну массивную дверь, находящуюся сбоку. Это, видимо, что-то вроде запасной! А это то самое место, про которое ему рассказывал Майл. Значит, есть ещё один выход. Но куда он идёт? И, может, стоило сообщить хоть кому-нибудь ещё о том, что он и Байбл выходят на улицу? Нет, Чакрапан не сомневается в компетенции гидролога, но человек есть человек, и перед природными явлениями он откровенно бессилен.       Страх за Байбла пересиливает инстинкт самосохранения. Наверное, не сблизься они так, он уже бежал бы к Майлу в кабинет, вместо того чтобы послушно следовать за Вичапатом на улицу.       Кстати, хотел, вроде погулять да на красоты природы посмотреть? Ха-а-а, так получай! Вот чего-чего, а самого настоящего яростного бурана (впервые в жизни, между прочим!) Билд узреть никак не ожидал. Сердце в ужасе прячется в груди, отказываясь воспринимать происходящее за реальность. Ну а Чакрапан, наивная простота, повернул бы назад и успели бы они с Майлом остановить Байбла, но нет. Он осторожно, стараясь не поддаваться яростному порыву ветра, спускается с лестницы на землю, рьяно хватаясь за предплечье Вичапата.       Страшно.       Ветер воет с такой силой, что не кажется безумной возможность оглохнуть. Страх подавляют едва уловимые очертания построек, которые за собой скрывает снежное, беснующееся покрывало. Но Байбл упрямо идёт вперёд, в ему одному известную точку, даже ни разу не вздрогнув от ужаса тёмного воя в первой половине дня. Вечная ночь — колыбель страха. — Байбл…       Честное слово! Он кричит его имя! Так, как только может — не жалея сил! Но голос… он просто утопает в шелесте снежных хлопьев, устроивших свой дьявольский танец. Внутри всё муторно съёживается, пульсирует от растущей паники. Здесь не докричишься… Здесь ты один, даже если рядом с тобой есть кто-то.       Самое время упасть в обморок (поверьте, даже этого будет мало), но Вичапат грубо и резко тянет его к себе, наклоняясь к самому уху. Кричит он тоже очень громко, а слышится едва уловимо (благо вообще слышится): — Я тебя креплю карабином к канату!!! Передвигаешься только держась за него! Ни шага влево или вправо! Только прямо за мной!!!       Чакрапан кивает, а где-то внутри него печёнка прячется в кишках. А они, бедные, не знают, куда податься. Билд всматривается в проём защитных очков Байбла — сейчас ему жизненно необходим тот самый особый зрительный контакт, который возвращает юному ассистенту уверенность и дарует чувство безопасности, но всё, что улавливает Чакрапан это тревогу, растерянность, адреналин и… одержимость.       На самом деле, находись в трезвом сознании Вичапат сейчас, то никогда не повёл бы его за собой. Тем более в беснующийся буран.       Движения Байбла резкие и умелые. Явно опытный… Карабин к поясу Билда, к своему, и вот Чакрапан только пару раз моргает, как Байбл начинает движение. Билд же спешит за ним. Словно спящий вулкан, паника густым потоком магмы заполняет хрупкое тело, а в ушах шумит. Но шум это не от арктической звонкой, звенящей песни — нет. Это шум крови, шум ужаса, что бурлит в ней.       Поворачивать уже поздно. Да и Билд даже не задумывается о том, что он ещё может повернуть назад. Его глаза в смятении округляются, пока он вспоминает знакомые постройки — небольшие амбары, что являются складами для различных предметов. Он помнит, как их ему показывали с безопасной базы. Теперь же он проходит мимо них.       Ледяной мандраж давно пробрался под одежды. С трудом Билд различает фигуру Байбла, с поразительной лёгкостью движущуюся вперёд несмотря на ветер, несмотря на клубы снега, летящие прямо в лицо, несмотря на уплотняющийся под ногами след. Чакрапан только сейчас задумывается о том, какой же здесь минус. Может, эти мурашки и эта жгучая слабость вовсе не от утягивающего его в свои глубины мрака, а от холода? Из головы совсем вылетели смертельные минуса, что обитают в этом районе…       Вот он, настоящий смертоносный танец природы! Красивый, но…       В панике Билд осматривается по сторонам, до одури сжимая в руках канат. Нет ни одной постройки, ни одного маленького амбара — только огромное, бескрайнее полотно, что покрыто толстым слоем снега. Только бесконечное открытое пространство, что заполняется ныне разбушевавшемся бураном — это ледяная страсть, понятная только самому бурану и этой ужасающей ледяной пустыни.       Сглатывает Билд, но во рту так сухо… Он не чувствует ног, не ощущает рук, а страх уже полностью завладевает им. Забыв о наставлении Байбла, он останавливается на несколько секунд, в надежде оборачиваясь назад. Ему просто необходим этот спасательный круг в виде очертания их базы, но там уже нету ничего. За вертящимся снегом скрыто всё — просвета нет нигде. И впереди тоже. Байбла тоже не видно, а Чакрапан вымучено, на грани истерики пищит, снова начиная двигаться вперёд. Никуда Вичапат не денется.       «Это будет самая нелепая смерть, ха-ха…»       Истерика подступает, а Билд, прости господи, и правда думает о том, чтобы просто остановиться и… всё? Сколько вообще они прошли? Сто метров или километр? Почему он не видит Байбла, боже… Тут же одна прямая, неужели он смог так далеко уйти за несколько секунд? Или Чакрапан стоял дольше?..       Шок — весь ужас, паника и страхи сгустились в шок. Наконец-то Билд чувствует мерзлоту, вдыхаемую им через маску. Этот холод запредельный, он нечеловеческий, и так болезненно он обжигает лёгкие. Дышать невыносимо больно, в груди словно ледяные глыбы — внезапно кажется невозможным сделать полный вдох. Свист в ужасах устрашающий. В распростёртой пустыни этот шум звучит так одиноко, так страдающее — глупо, совсем, наверное, обезумел, но Билд слабо улыбается: почему-то столько трагедии слышится в этом немом крике. Может, только так тоскующий и одинокий буран может пытаться достучаться до этого места? Может, только в бешеном танце снежинки способны донести до этой пустыни всю боль и страхи? Всю нужду и любовь…       Самое время подумать о клавишах. О мелодии, что рождается в звучании немого крика отчаяния.       Но просто удивительно (только с Билдом может подобное случиться), он резко начинает скользить вниз. Понимание приходит не сразу. Он лишь замирает, растерянно моргает, пока его тело тянет вниз — прямо в тёмную, неизвестную пропасть. Глаза медленно расширяются, отражая в себе самый настоящий кошмар — канат- то тоже уходит вниз, правда чуть дальше, по более безопасной траектории, но Билд-то уже соскользнул! Твою же мать!       Истеричный, нервный смех проглочен бураном, а Чакрапан, не способный чувствовать себя, не в состоянии понять, получается ли у него ухватиться за канат или нет. Инерционно, видимо, стараясь успокоиться или отвлечься от вот-вот случающейся трагедии, подсознание начинает проигрывать ночью прослушанную песню. — Ха… Ха-ха-ха!!!       Это буран смеётся? Или же сам Билд? Или это их единое безумие?

Я хорошо провёл время Да, пришло время получить своё

      А он даже не осознаёт опасность происходящего — просто не может. Он отрезан от реальности происходящего полностью, и едва ли тёмная пропасть, в которую он не падает лишь благодаря единственному карабину, способна донести до него свою смертоносность. Единственное, что понимает Билд, видимо, на интуитивном уровне, что ему нужно доползти до ледяного камня, прямо по вытянутому канату — двигаться только по канату. Вниз падать нельзя. — Ха-ха-ха-ха!!!       «А весело, чёрт подери!» — Ха-ха-ха-ха-ха!!!       Вместо ужаса, вместо страха и скользкого омерзения от происходящего сейчас с ним, есть озорство и веселье. Это же капец как весело — находиться хрен знает где, на ледяных просторах и висеть над пропастью. Умереть не встать — но смешно!

Я стою на краю. Ещё нет, ещё нет — Я не буду оглядываться назад.

      Вроде бы он движется всё ближе к камню, но никак не может перестать смеяться. Опасности вообще не ощущает — только дикое желание смеяться. И лишь одно сожаление, ужасно несуразное в данный момент, но кто мы такие, чтобы судить чужую психику: «Почему я не добавил эту песню ещё вчера? Какая растрата… времени!» — Ой! — задорно хохочу вскрикивает Билд, начиная плавно скользить вниз. Яростно он цепляется пальцами за снег, но лишь замедляет свою неожиданную поездку в тёмную пропасть. Что? Ха-ха-ха! Какого?..       Резво поднимает голову — канат всё дальше. Резкий взгляд на пояс — вот вам и карабин, отцепился зараза.

Я больше не буду прятаться, Даже если это причинит мне боль

— Схожу с ума, чтобы оставаться в здравом рассудке…       Быть этого всего не может просто. Смех не прекращается, глаза смело и безумно смотрят в темноту, что неспеша поглощает Билда. В какой-то момент он резво порывается, переворачивается на живот, неистово хватаясь за снег — до каната не так уж и далеко, нужно лишь немного постараться! И, возможно, у Чакрапана всё вышло бы — желание жить творит с людьми нереальные вещи, вот только он совсем не учёл силу беснующегося бурана. Этот ветер не сносил его с ног всё это время лишь потому, что тот был плотно прикреплён карабином к канату, но сейчас… Билд остался один на один с творением природы.       Холод, обжигающий мороз, свист, потеря ориентации.       Билд не особо понимает, как и что, всё, что он чувствует, как с большой скоростью срывается вниз, всё ещё пытаясь пальцами ухватиться за снег. Но здесь нет опоры, здесь нет спасения. — Кха! Кха-кха-кха!!! — кашляет сильно, болезненно. Кажется, что бронхи вот-вот выпадут. А вокруг темнота, пока Билд отчаянно цепляется за проклятый снег, стоя на четвереньках.       Что делать-то? Как выбраться? Он пытается осмотреться, но очки все в снегу, как и маска. Дышать тяжело — он, вообще, сделал хоть один нормальный вдох после выхода на улицу? — А теперь освободи меня. Освободи меня, освободи меня, — последние силы он вкладывает в строки песни. Рукой тянется, чтобы отряхнуть снег с очков и маски, но… снова соскальзывает. А, видимо, очередная горка. Ну что, зато покатался! Даже без санок! Но в этот раз катится меньше. И почему-то становится влажно.       Вспешке, уже без хохота, Билд подрывается, смахивая с очков этот вездесущий снег. Изумление и паника — сгорают, словно спички, и лихорадочно Билд пытается заползти обратно, на относительно твёрдую и безопасную почву. Но к собственному ужасу, Чакрапан продолжает скользить вниз, прямо в воду.       Нет-нет-нет! Он готов замёрзнуть до смерти, но утонуть?! Нет! Блять, нет!!!       Лихорадочно он двигает ногами, но кажется, чем яростнее попытка сопротивления, тем скорее наступает момент гибели. Безвыходность ситуации вновь вызывает улыбку, правда, теперь уставшую, обречённую. Где Байбл? Почему он оставил его одного? Неужели эта флешка важнее его жизни?       Он с самого начала был для него никем.       Билд даже сам не думал, что в нём живёт такое рьяное желание к жизни. Но снова он пытается бороться, пытается ухватиться обмёрзшими пальцами хоть за что-то, но медленно, словно специально, в насмешку, он продолжает соскальзывать в арктическое озеро, почти окончательно теряя сознание. Перед глазами всё равно темнота и буря — видно только перед собой чистый, белоснежный снег, как иронично. Свист в ушах звучит глухо, убаюкивающее. Слабость в теле начинает приятно, успокаивающее тепло покалывать.       На секундочку закрыть глаза — пальцы расслабляются.       Ещё одну секунду не открывать их — расслабляется всё тело.       Совсем немного отдохнуть, прежде чем снова начать сражаться — медленное погружение в воду.       Отец хотел, чтобы Антарктида выбила из него геивщину? Хо, она выбила из него жизнь, а геем он так и остался, ведь даже находясь на грани потери сознания, он думает о Байбле — уже не злится на него, а вспоминает тёплые объятия, аромат, исходящий от Вичапата. Бывают ли миражи в Антарктиде? Наверное, раз Билд видит его. Пусть с уже закрытыми глазами, пусть уже полностью дезориентированный, но он погружается в эту тёплую, наполненную нежностью обитель — там только он и Байбл, там Байбл, который бросает всё ради Билда. Там только яркие краски, насыщенные чувства и два верных друг другу человека…       Всего на мгновение он касается грани миража. И об этот сладкий мираж, словно тонкая ледышка, вдребезги разбивается реальность.