Плейлист

      Тихо посапывая, закутавшись в воздушное одеяло, Билд крепко-крепко прижимает к себе большого зайца, уткнувшись носом тому в шею. Вчерашний день полон эмоциональных и душевных потрясений, так что вымотанный организм с лихвой стремится наверстать необходимый ему сон. Мы уже говорили о том, что жизнь, порой, покруче американских горок? Этот случай — лучшее доказательство. Как и очередное потрясение, вызывающее восхищение и страх одновременно: как всего за одну секунду может перевернуться весь мир, всё настроение человека, как всего за один момент утихает боль, уступая место успокоению и счастью. Это и правда поразительно.       Ещё никогда приветствие не звучало столь желанно и умиротворяюще. Буря, терзающая чувствительную душу Билда, утихла за считанные секунды, а тяжёлые слёзы, что душили своей горечью, неожиданно стали столь легки, сколь и приятны. Кажется, даже самые безумные мечты имеют способность осуществляться.       Медленно, едва разомкнув опухшие от долгих слёз глаза, Билд переворачивается на другой бок, недовольно хмурясь, разминая затёкшую руку. Отлежал, и не удивительно — несколько часов в одной позе провёл. Но стоит ресницам вспорхнуть, в первых попытках согнать сон, а взгляду сфокусироваться, пусть ещё и не очень точно, уголки искусанных губ дёргаются в тёплой улыбке. Ах, Чакрапану так к лицу широкая и счастливая улыбка! Не один раз Байбл шептал ему это на ухо, пока они были на базе, следом оставляя сладкий укус на хрящике. И как сейчас не состоявшемуся ассистенту хочется дарить ту самую улыбку лишь одному человеку, тому, кто лежит рядом с ним, на его — Билда, постели, на тёплом материке, в городе, что наполняют сотни тысяч людей. Это даже как-то сюрреалистично.       Хах.       Не мог себе представить Чакрапан, что когда-нибудь (тем более так скоро) они с Вичапатом будут вместе, уже без страха подхватить воспаление лёгких или утопления в одном из арктических озёр. Ха-ха-ха, до чего же приятные воспоминания.       Тонкие пальцы бережно скользят по щеке спящего человека, плавно опускаясь на шею. Как же приятно ощущать чужое тепло, чувствовать, что ты буквально касаешься жизни любимого человека. Странные, пожалуй, мысли посещают голову Чакрапана, но что он может сделать с этим? Счастье сейчас маленькими вспышками бенгальских огней то вспыхивают, то снова затухают в каждой клеточке его тела, но затухают лишь для того, чтобы вспыхнуть с новой силой. — Выспался?..       Голос Байбла слегка осипший, но всё такой же мягкий и любящий. От этого прекрасного звучания дрожь пробегается по коже. А что удивительно для Билда — дышать легче. Вещи вроде бы не связанные, но ведь правда! — Угу, — чуть слышно отвечает Чакрапан, двигаясь ближе к Вичапату. — А ты?..       Байбл, так и не открыв глаза, скользит рукой по тонкой талии Билда, притягивая того ещё ближе к себе. И только после того, как его губ, что расплылись в счастливой улыбке, касается тёплое дыхание Чакрапана, он отвечает: — Я давно так хорошо не спал…       Снова комната погружается в тишину, но вовсе не ощущается неловкости или какого-то напряжения, напротив, ещё вчера казавшаяся чужой квартира, вновь приобрела мягкость атмосферы, вновь тепло и уют пронизывают её, бережно согревая и укутывая. Особенные чувства можно испытать только дома, только там ты чувствуешь себя в безопасности, только там незримый и неосязаемый комфорт так чувственно заключает тебя в объятия. — Я всё ещё не верю, что ты здесь, — тихо посмеивается Билд, закидывая ногу на Вичапата. Удовольствие струится через него, а радость от их встречи грозится потопить в себе всю душу. — А я не верю, что человек может столько плакать… ай!       И всё же Байбл не был бы собой, не пошути он над Билдом. Куда ж без этого? Ведь вчера, когда Чакрапан открыл ему дверь, Байбл увидел перед собой исхудавшего, осунувшегося, без перерыва плачущего парня. И нет бы успокоиться, вытерев слёзы, броситься в объятия возлюбленного — ха-ха, Билд ещё хлеще разразился, отступая назад, пока спиной не упёрся в стену. Именно по ней он устало сполз вниз, именно там Байбл опустился перед ним на колени, крепко прижимая к себе, вновь шепча ту сладкую глупость об улыбке, которая освещает целый мир. — Я просто фильм грустный смотрел… — бурчит в ответ Чакрапан, но улыбается. Знает же, что Байбл не поверит, ведь вчера Билд так отчаянно цеплялся за широкую спину, так безнадёжно всхлипывал ему в плечо, вновь и вновь, как обезумевший, повторяя, что верил, так ждал и надеялся, что Байбл приедет к нему. А ведь сколько драмы было для такого счастливого конца. — И как же называется, — Байбл удобно хватает Билда за бедро, — этот фильм? — и осторожно тянет его на себя, блаженно улыбаясь под тяжестью чужого веса.       Оказывается, это головокружительное чувство, когда любимый человек лежит на тебе, используя твою грудь как подушку. Вроде бы пустяки, но какой силы эмоции вызывают.       Билд, пошире расставив ноги, полностью ложится на Байбла, кончиком носа утыкаясь тому в подбородок. Довольно усмехается, даже не собираясь вдумываться в вопрос Вичапата. Как может называться этот фильм? Тот, который писал он сам, тот, который не получил бы ни одной награды из-за бесконечных ошибок и ляпов, но тот, который был честным, который оказался живым. — Плейлист.       Байбл тихо хмыкает, опуская ладони на чужие ягодицы. Мягко поглаживая их через ткань шорт, он с восторгом ощущает, как начинает копошиться на нём Чакрапан. По сути, они не виделись всего ничего, но как, оказывается, сильно можно скучать по человеку! Это же просто… безумие.       Безумие самой здоровой и истинной любви. — Как ты решился… приехать сюда?.. — этот вопрос Билд не собирался задавать, вот честное слово не хотел! Но слова сами вылетают, и вот он уже напряжённо смотрит в одну точку, в ожидании ответа задерживая дыхание. Бояться-то уже нечего, но Чакрапан боится, боится, ведь столько раз уже достигнутое, уже исполнившееся ускользало от него.       Но Байбл, кажется, забавляется со скованности заданного вопроса. Его не злит, а лишь умиляет неуверенность Билда, ведь Вичапат понимает, теперь, как никто другой, понимает, что за этим стоит. — Я же сразу сказал тебе, что поеду с тобой. Но я видел, в каком ты был состоянии, поэтому решил не давить на тебя.       Узел, что напряжённо стягивался и запутывался все эти долгие и тяжкие дни, вдруг с разящей лёгкостью развязывается, и на душе становится так легко! Он словно делает полный вдох, а бабочки в животе наконец-то вновь обретают свои бескрайние просторы, возвращаясь в свою обитель.       Эти слова… Самые драгоценные слова… Залечивают раны так, будто их и не было никогда. — Я люблю тебя, Байбл, — надломлено шепчет Билд, оставляя влажный поцелуй на скуле Вичапата, — я так тебя люблю…       Пальцы гидролога проворно сжимают упругие ягодицы, надавливая, принуждая Билда оказаться чуть выше, и довольный стон, пожалуй, лучшая награда, но ещё слаще воздушное касание губ, с бесценными словами: — Наша любовь будет вечной…       И слова чертовски приятные, не избежать этого щемящего чувства в сердце, но с тем же они столь наивны и просты, что Билд тихонько смеётся, опаляя приоткрытые уста. — Ты пересмотрел романтических фильмов?       Но уверенности Вичапата можно только позавидовать. — Сколько раз я уже говорил тебе, чтобы ты не спешил с выводами?       Мягкий и нежный тембр пробирает до костей. Билд даже не думал, что чей-то голос может иметь подобное влияние на человека. Но Байбл для него — целое открытие. Впрочем, как и Билд для Вичапата. — Арктические льды — вечны, и такое чувство, как любовь, зародившееся в ледниках, тоже, непременно, будет вечно…       Внезапно так захотелось запищать от умиления, уткнуться в подушку, и, возможно, станцевать победный танец прямо на постели. Ну как можно быть таким милым? — Хотя я должен признаться, — а вот и знакомые саркастично-ядовитые нотки появляются, у Билда уже уши горят, — что твоё поведение в тот день сильно меня расстроило. Бросил меня, после того, как я полюбил тебя. Не кажется ли тебе это жестоким?       Вспыхнув от смущения и собственной уязвлённости, Чакрапан приподнимается над Байблом, одаривая возмущённым взглядом. — Я же тебе всё объяснил! Как я мог позволить тебе поехать со мной, лишив тебя мечты?.. — Так ты позаботился о моих мечтах, что ли? — добродушно усмехается Вичапат, оголяя белоснежный ряд зубов. Ах, от этой улыбки всегда голова кругом… — Байбл, — на выдохе произносит Билд, вновь укладываясь на возлюбленного, — как ты не понимаешь… — Ты не прав, Билд, — Вичапат крепко обнимает хрупкое тело на себе, смачно целуя парня в щёку, — если бы не понимал, то не приехал бы к тебе… — Ха-ха, и то верно… — Они отказались меня уволить, — внезапно меняет тему Байбл, и голос его становится серьёзным. — Я созванивался с коллегией, со спонсорами — без толку. — Ты решил уволиться?! — только Чакрапан порывается вновь вскочить с Байбла, как тот проворно перехватывает его, ещё крепче прижимая к собственному телу. — Я не уволился… — Но ты хотел?! Боже, нет, Байбл! Ты ведь всегда хотел, ты говорил мне… — Послушай меня, — строго произносит Вичапат, и Чакрапан замолкает, хотя всё ещё недоволен, — работать с образцами с южного полюса можно и в других лабораториях, — очень тихо произносит, видимо, информация конфиденциальная, — там работа шла на прямую, с самим истоком, более чистые материалы. Да и к тому же… Полно мест и исследований, в которых можно стать первооткрывателем, — тихо посмеивается Байбл, но чувствует, что напряжение Билда не спало. — Ну чего ты?.. — Я не хочу, чтобы ты лишался своей мечты из-за меня… — Что же ты заладил с этой мечтой? — начинает смеяться Байбл. — Я хочу быть рядом с тобой, хочу, чтобы ты был в моей жизни, понимаешь это? Просто позволь этому случится… — надеждой наполнен шёпот. — Позволь мне остаться рядом…       Искушение пронзает разум. Как Билд может отказать? Как может хотя бы допустить мысль о том, что он скажет Байблу нет? Его Байблу, тому самому гидрологу с лучшей станции южного полюса, вечно не выспавшийся, лохматый и угрюмый. Это тот самый Байбл, который может уколоть как милый, маленький ёжик, или ужалить как ядовитая змея, но неизменно сохранив свою мягкость, сердечность, чувственность. Этот тот самый Байбл, что из-за важности собственных исследований так невзлюбил Билда, тот самый Байбл, что обижал, ненароком, но тут же стремился помочь, так забавно не умея извиняться, это тот самый Байбл, что шёл на уступки в принципиальных для себя вопросах, что умилялся неопытности собственного ассистента, это тот самый Байбл, что едва сдерживал искушающие его порывы, пока познавал Билда, касаясь его как нечто хрупкое. Это Байбл — гениальный учёный и светило науки, молодое и перспективное дарование, никогда не хотевший отказываться от надежды найти человека, который осветит мрак прагматичной жизни, который согреет внутри и приведёт в умилительный трепет то, что раньше ничего не могло впечатлить.       Это Байбл, и он выбрал любовь. — Останься, Байбл… Останься со мной навсегда.