Полет цапли и тэнгу

Утро выдалось на удивление спокойным и в отношении домашних и погоды в целом. Уж что заставило их вечно недовольную Электро Архонта сменить настрой Акка не ведает, да и зачем, ведь сегодня, она встретится с ней. Кудзе Сара. Ах, одно имя заставляет Аяку дрожать, растекается теплом от сердца вместе с кровью к подрагивающим рукам, сжимающим изящный веер пальцами, растекаясь по лицу первым цветом сакуры. А когда юная госпожа Камисато вспоминает, как выглядит генерал армии Сёгуна в храме Наруками, любовно, да так, что Аяке завидно становится, объятая ворохом лепестков, которые облаком укрывали дерево лишь для того момента, чтобы коснуться светлой, едва-едва загорелой кожи шелковой. Да, такое сравнение подходит лучше всего, ведь ткань эта редка на островах, её привозят небольшими партиями из Ли Юэ, а сейчас, обладать одеждой из этого материала знак невиданного почета. А Кудзе Сара вся обтянута нежным полотном, таким желанным, таким манящим, преступление скрывать такое сокровище, но и показывать каждому нельзя! А генерал и есть сокровище, Аяка уверена, иначе почему у неё такие глаза... Юная госпожа даже слов подобрать не может, она песни готова исполнять им беспрерывно, в стихах воспевать желает этот взор, да смотреть, смотреть в них вечность. Они невероятные, янтарь в оправе из золота, ирисы желтые у Сёгуна во дворце, солнце, столь редко снисходящее на них. Печально, что и самой Аяке приходится бороться, сражаться безжалостно, чтобы ухватить хоть лучик столь желаемого взора, пусть презирающего, мельком брошенного, но, Архонты, Аяке и этого хватает, чтобы воспарить душою к небесам! И сегодня, задорно прощаясь с братом, Аяка не смеет скрывать радости от дружелюбно настроенных слуг и стражи. Она приветствует Тому, что уже с раннего утра начал инспекцию в поместье, придирчиво вытирая каждую пылинку, тот бодро кивает, с улыбкой интересуясь, что же так порадовало его госпожу. Та лишь смеется и отговаривается, что приснился хороший сон, и ведь почти не врёт! Вчерашний день был словно грёза, ведь провела она его с той самой тэнгу, что так бесстыдно, хитро и продумано занимает всё её естество, но самое главное произошло тогда, когда генерал, узнавшая о том, что комиссия Ясиро позаботилась о празднике для армии, на радостях пожала ей руку. Аяка не знает, как она тогда смогла удержаться на ногах, как смогла не рвануться да не прильнуть к горячим, она хорошо это прочувствовала, перчаткам, разрумянившейся щекой, или сорвать эту ненужную, такую ненавистную в тот момент ткань, чтобы ощутить чуть загрубевшие от вечной стрельбы подушечки на коже своей. Юная госпожа Камисато вздохнула, прикрываясь веером и как бы невзначай поправляя волосы. Она нервничала, едва не дрожала, вспоминая как ночью тихо, чтобы даже пролетающий мимо лепесток сакуры, шаловливый ветерок не услышали её, не разнесли слова по всему миру, прокатывала на языке такое любимое имя, бережно, аккуратно сжимая старый, но до сих пор тщательно лееямый подарок. Аяка стыдливо, глупо улыбаясь, представляла сцены из романов, которые читала, якобы для того, чтобы быть в курсе интересов народа, представляя себя и Кудзе Сару на месте героев. Вот генерал, глава армии, великая воительница возвращается после победного похода и встречается взглядами с ней, прогуливающейся на площади где идет шествие армии. Или Аяка молодая студентка академии Сумеру встречается с новым профессором, буйной, неукротимой, всегда в вызывающей одежде, Сарой. Эта книга была одной из любимой в обширной коллекции молодой наследницы, на все вопросы о том, что делает легкий, и несколько устаревший роман среди свитков об этикете и управоении поместьем, отвечавшей, что она любит эту книгу за детальное описание таинственной академии, в которой ей так хочется однажды повидать. Все ведутся на чуть мечтательное оправдание молодой девушки, понимающе улыбаясь в ответ, и только стены в её комнате и футон знают, как она со смущением, отчаянно краснея, но не переставая читать проходит сквозь, на грани приличия, но пикантные сцены. Дворец Сёгуна, куда прибыла Аяка, как всегда внушал непомерное уважение каждому смотрящему на него, даже самые высокопоставленные аристократы в пике своего могущества ощущали себя ничтожно, осознавая как выглядят, когда недосягаемая, величественная Сёгун взирает на них с вершин своей резиденции. Даже много раз посетив это место, молодая госпожа Камисато никак не может привыкнуть к этому гнетащему, заставляющему трепетать чувству, которое внушает это монументальное строение. Собрание, ради которого прибыла Аяка оказалось столь буднично, аж до приторности, на зубах скрипящей, что прошло мимо девушки, кажется, она отвечала что-то вежливое встреченным, как всегда лебезящим чиновникам, но ничего выдающегося не случилось. Так, основные дела комиссии сделаны, да и мелкие тоже, торжеств в ближайшее время не ожидается, а на остальные у нас давно заготовлены планы, да и Тома в случае непредвиденных обстоятельств со всем справится. Сегодня даже братик решил устроить выходной ввиду отсутствия работы, наверняка проведёт время с этим чудным Аратаки Итто, ну или в поместье Кудзе зайдёт, кажется он давно отложил какой-то вопрос с их главой, может сегодня закроет его? В рассуждениях Аяка неспешно брела по одному из бесчисленных коридоров резиденции Электро Архонта. Пространство находилось в легком полумраке, освещаемого лишь изящными массивными фонарями, а стук её маленьких каблучков раздавался тяжелым эхом по ним. Интересно, мельком отметила Аяка, какой же грохот стоит от тех тэнгу-гэта, что носит Кудзе Сара, учитывая её военную походку, стук должен будить половину резиденции по утрам. Грубая хватка на плече и резкий рывок в сторону закончились глухим хлопком двери и последующей тишиной, оборвав размышления девушки. В темноте, едва смягченной слабым желтым светом из светильников в комнате, Аяка едва разглядела удерживающую её высокую фигуру. Незнакомец расставил одну руку с бронёй на локте сбоку от её головы, а другой удерживал за ту самую руку, за которую её втянули внутрь, только почти у самого запястья. Отчетливо выделялась неровно обрезанная чуть наискось прическа, словно наспех отсечекли мечом изящные черты и... Грудь? Значит Аяку схватила незнакомка, со слишком знакомыми чертами лица, одеждой, хоть и не полным комплектом, и привязывающим взор золотом глаз... —Господа Кудзе!?... —Тшшшш, — склоняется Сара к молодой наследнице, мазнув темными, словно ночь опустила свой покров на мир под небесами, щекочущими прядями по лицу, казалось, что каждый волосок буквально пропитан электро элементом, заставляя касанием своим Аяку смущенно вздрагивать от такой невиданной, разве что во снах близости — мы же не хотим, чтобы нас обнаружили, не так ли? Голос Сары кажется Аяке диким горным ручьём, что плавно обтекает любые, даже самые острые выступы, чистейшей влагой омывая камни грубые темные. Так же он про екает ловкой лентой, кажется, прямо в душу, заставляя девушку не то что замолчать, а затаить дыхание. —Значит ночью благородная госпожа предается порочным фантазиям обо мне, — изгиб чужих, но столь манящих губ больше походит на насмешку, когда как голос напоминает паука, ткача умелого сети, куда так доверчиво, наивно и бесповоротно залетает Аяка — а днём смеет так невинно улыбаться при встречах. Не похоже на поведение, достойное благородной леди. —Я, я!... — судородно пытаясь придумать оправдания, не смеет возразить Аяка под испытывающим взором настоящего золота, оплавивщегося солнца что одним своим касанием, мазком по коже обжигает её. —И что самое обидное мне никак не довелось лично поучаствовать... Со стены рядом с головой Аяки ладонь перетекает на шею, игриво проходясь грубыми подушечками по особенно нежной коже. Генерал склоняется, затягивая взором горячим, тёмным прямо в глубь самых смелых фантазий, и даже в них Аяка не мечтает о таком. А чужое дыханием и запах тела обволакивает, манит, заставляет слушать, слушать безотрывно, кровь, дикая, высокая трава, что-то соолоноватое, то ли соль морская, то ли пот стекающий по телу ладному, крепко сложенному во время тренировки... А оно совсем рядом, только придвинься, только притронуться к таким манящим рукам, талии твердый изгиб, к ровным, отточенным словно речная галька реками на протяжении веков, линиям фигуры, в том числе груди большой, плотной, и как только броня удерживает её при беге? —...Как насчёт исправить столь вопиющее недоразумение? — едва слышит окончание Аяка, готовая на все, на все, лишь бы чуть ближе дали придвинуться, ощутить её рядом с собой, да скользить, скользить по хорошо сложенному, но от того не менее соблазнительному телу. Наследница Камисато податливо, словно цветок тянется к теплу светило дневного, льнёт, когда ладонь на шее подталкивает её голову, её губы ближе к другим, рука с запястья соскользнула, талия обхватив, и как же вовремя броня пропала, отмечает мельком Аяка, не задумываясь о странном исчезновении. У неё мысли одни, о том как близки уста чужие, ведь обжигает, жжёт дыхание чужое, как веер из темных, с едва заметным синеватым отливом, укрывает блеснувшие в последний раз, как заходящее на исходе вечера солнце, золотом текучим, очи... А Аяка тонет да утопает в жаре, вот-вот, ещё чуть-чуть до столь лелеямого, хранимого трепетно, так нежно в самых мечтах, до того, как заветное касание случится и... —Госпожа Аяка, пора вставать! — задорно кричит Тома — Ну же, господин Аято, не засыпайте на ходу, ещё успеете отдохнуть, при сегодняшнем ливне никто на улицу не выйдет! Аяка подрывается с футога, садясь на него, с ужасом осознавая, что всё случившееся оказалось сном. Приятным сном... Потрясающим... А еще мгновение и они бы с Сарой... Стоит Томе заглянуть в комнату своей госпожи, как в него со всей силой летит подушка, заставляющая парня несколько пожалеть о том, что он сегодня встал так рано... Но всё же, неужели его госпожу так разозлило раннеее пробуждение, чуть раньше обыденного срока но... —Вот что значит, пунктуальные люди. — пожимает плечами Тома, на всякий случай прикрывая дверь.