К бывшим не возвращаются?

But you will remember me

Remember me for centuries

      Антон в панике. Он одним движением срывает с шеи галстук-бабочку, а пуговицы на рубашке ни в какую не хотят расстегиваться. Тяжёлое дыхание и сумасшедший пульс выдают с головой его состояние, и он благодарит вселенную, что его никто не заметил на пути до служебной раздевалки ресторана. В рюкзаке Антон дрожащей рукой нашаривает телефон и быстро пишет менеджеру, что его часть выступления на сегодня окончена, потому что он резко ощутил недомогание, головокружение, боль в животе и вообще умирает. В принципе, почти правда. Пальцы, которые ещё несколько минут назад так точно и филигранно нажимали на клавиши рояля, сейчас не могут попасть по нужным буквам на клавиатуре телефона. Тихонько матерясь, с хер знает какой попытки он наконец дописывает сообщение и сразу же отправляет. Он сегодня не сядет за рояль даже под угрозой расстрела, пока в зале находится этот… этот человек.       Антон хочет курить. Но ещё больше он хочет как можно быстрее съебаться отсюда. Он наспех скидывает неудобные туфли и обувает любимые кроссовки. Наплевав на полурасстёгнутую рубашку, он просто натягивает сверху безразмерное худи, накидывает капюшон, и, озираясь по сторонам, словно какой-то воришка, выходит из раздевалки и быстрыми шагами мчится к чёрному выходу. Вдыхая полной грудью прохладный осенний воздух, Антон немного успокаивается и подкуривает такую желанную сейчас сигарету. Хм, получилось с первого раза, руки уже не дрожат, он явно справляется со своими эмоциями лучше, чем несколько лет назад.       Антон боится. Никотин помогает справляться с паникой, а может, и не никотин вовсе, а повторяющийся цикл движений затянуться-вдохнуть-выдохнуть-струсить. Жаль только, что со страхом эта схема не работает — Антон затягивается уже третьей, нервно оглядываясь по сторонам. На самом деле, он борется сейчас с иррациональным желанием бежать, бежать как можно быстрее, куда глаза глядят, лишь бы подальше от этого места. Хорошо хоть, что трезвый рассудок побеждает перепуганного мальчишку внутри, и он просто стоит на одном месте, перекатываясь с пятки на носок, и курит одну за одной.       Антон ждёт. Ждёт, пока сердцебиение окончательно выровняется, а ещё серую мазду, которая должна подъехать через четыре минуты, если мобильное приложение не врёт.       Антон расслабляется. Спокойствие накрывает его только в тот момент, когда он прислоняется головой к стеклу автомобиля, закрывая глаза, а водитель выворачивает на проспект и мчит по ночной Москве в сторону его дома. Антон надеется, что в холодильнике найдется хотя бы парочка бутылок пива, хотя сейчас бы он не отказался от чего-нибудь покрепче. Вообще-то, он не планировал сегодня пить, но сейчас это беспокоит в последнюю очередь, в отличие от неожиданной встречи с бывшим.       Антон выдыхает. Шумно, тяжело, как обычно выдыхают, когда заканчивают работать над чем-то невероятно долгим и трудоёмким. Он улыбается одними лишь уголками губ, когда всё же обнаруживает холодное пиво в холодильнике. Не церемонясь с бокалом, Антон зажигалкой открывает запотевшую бутылку и жадными глотками выпивает сразу половину. Хорошо.       Антон в безопасности. В эмоциональной безопасности, и по сравнению с тем хаосом из тревожных навязчивых мыслей, сейчас в голове был полный штиль. Он уже опытный в этом вопросе, всё, пережитое сегодня, переживалось годами ранее, когда его бросили, не объяснившись. Антон помнит своё состояние, и ничего приятного в этом не было. Он истерил, психовал, пытался отвлечься, пил как последняя тварь, заводил новые знакомства, снова истерил, проклинал судьбу и людей вокруг, ненавидел его, а потом ненавидел себя. Однажды он нашел утешение в музыке, что было весьма неожиданно, потому что фортепиано прочно ассоциировалось с недосыпом, слезами и сотней-другой монотонных прогонов одних и тех же мелодий. А еще ассоциировалось с бывшим, из-за которого он почему-то вновь начал играть, хотя после окончания музыкальной школы поклялся и матери, и самому себе, что больше никогда не сядет за инструмент. Когда они еще только начинали встречаться, Антону невероятно хотелось произвести впечатление, проявить себя. И он делал то, что не любил, но что получалось лучше всего — играл шедевры классической музыки для своего мужчины. И, видя его горящие глаза, его восторг, с которым тот смотрел на Антона, он не мог остановиться. Их любовь была на троих — Антон, Арсений и фортепиано. Тогда в его жизни перманентно присутствовало вдохновение, он садился за инструмент в любую свободную минуту. Через игру Антон проявлял свои эмоции: любовь, чуткость, теплоту. Эта любовь окрыляла, придавала сил, заполняла абсолютно каждую клеточку тела и вдохновляла настолько, что Антон и сам не успел заметить, как начал писать собственную музыку, легкую и романтичную, открытую и честную. Иногда он мог просто закрыть глаза, сосредоточиться на своих чувствах, и пальцы сами начинали играть мелодию. Именно так и звучала та гамма эмоций, которую Антон испытывал. Арсений всегда сидел рядом, смотрел своими невозможными влюблёнными глазами на Антона и всё твердил, что он потрясающе талантлив. Что Арсений готов горы ради него такого свернуть. Что Арсений невероятно счастлив быть вместе с ним. А потом Арсений съебался в свою грёбаную Францию и полностью исчез из его жизни, не сказав ни слова.       Антону больно. Уйдя в собственные размышления, он не замечает, как с силой стиснул в руке крышку от бутылки, которая острыми краями больно впилась в его ладонь. А в душе уже давно не больно. Он отпустил, забыл, свыкся. По крайней мере, он так считал до сегодняшнего вечера. Сейчас же ощущение такое, что старый шрам, который уже почти не виден, вновь кровоточит, а причиной этому стала случайная встреча с виновником этих повреждений.       Антон не понимает, что с ним происходит. Почему его так размазало от буквально мимолётной встречи с человеком из прошлой жизни? Почему он запаниковал, увидев до боли знакомые голубые глаза? Он так долго и настойчиво убеждал себя, что это пройденный этап, прочитанная страница, время лечит, прошла любовь — завяли помидоры, и вообще ему всё равно. По барабану. Похуй. Но тут, как говорится, результат налицо. Сердце опять начинает заходиться от кучи мыслей. Как давно он вернулся? Что он вообще делал в ресторане? Была ли эта встреча действительно случайной? И что, чёрт возьми, он хотел сказать? Столько вопросов, а ответов никто дать не может. Антона начинает тошнить от этих бесполезных рассуждений с налётом паранойи. Он чувствует, что не вывозит сам себя, поэтому сейчас варианта только два — напиться в сопли и, забывшись, лечь спать, или позвонить человеку, который поможет разложить всё по полочкам в его дурной башке. Телефон подсказывает время — 23:48. Что ж, так как две бутылки пива — единственный алкоголь, что был в доме, и это явно не та доза, что поможет достичь поставленной цели, то первый вариант отпадает. Попытавшись собраться с мыслями и сделав пару глубоких вдохов, Антон набирает номер своей персональной «службы спасения Шастуна».       — Привет, Дим, — голос слегка хриплый, но даже не дрожит, это явно победа.       — Дарова, Шаст.       — Ты можешь говорить?..       — Да, ты чего так поздно?       Молчание затягивается, пока Антон пытается сформулироваться.       — Шаст, ты это, не пугай. Что-то случилось? — после всех событий прошлых лет Дима настороженно относится к резким переменам настроения друга.       — Да тут… блять… — шумно выдохнув через нос, Антон собирается с мыслями и озвучивает вслух то, что так желал услышать пять лет назад, — короче, Арс вернулся походу.       — Чего, блять?! Ты откуда знаешь?       — Увидел его сегодня в рестике, где играю.       — А он видел тебя?       — Да. Попытался подойти, сказать что-то хотел, а я съебался быстро, — с каждым предложением Антон говорит всё тише.       Несколько секунд оба друга сидят в тишине, обдумывая сказанные слова.       — И правильно сделал. Ты как вообще? — не в бровь, а в глаз. Антон хуй знает, как он вообще. Никак. В нём две бутылки пива и вагон неопределённости, гружёный страхами и непониманием самого себя.       — Можешь приехать? — с надеждой спрашивает Антон вместо ответа на вопрос.       — Конечно. Считай, что уже у тебя.       — Спасибо, Поз.       — Да ладно тебе, давай.       Сбросив звонок, Антон бросает телефон на диван и трёт руками лицо. До приезда Димки у него есть минут тридцать, поэтому он решает принять душ, дабы немного расслабиться и собрать себя в кучу, а то вряд ли друг сможет помочь, если Антон не объяснит, с чем, собственно, помогать. На самом деле, Антон до охуевания рад, что у него есть такой друг, как Дима. Они знакомы хуеву тучу лет, ещё со школьных времен, и Позов всегда был тем самым старшим товарищем, почти братом. Он был первым, кому Антон признался в собственной нетрадиционной ориентации, ещё будучи семнадцатилетним подростком. Было страшно, что, возможно, друг не примет его таким и в лучшем случае вмажет ему по лицу, а в худшем — брезгливо скажет, что с пидорами он общаться не намерен. Но, к огромному счастью Антона, его самые пессимистичные догадки не сбылись, и Дима воспринял данную информацию почти безэмоционально, лишь попросил не посвящать его в подробности интимной жизни. Так или иначе, Дима всегда волновался за Шаста, переживал вместе с ним его мимолётные влюблённости, кратковременные романы, нелепые расставания, а ещё Арсения, который, как казалось тогда, сломал Антона. Человеческий мозг склонен стирать из памяти подробности травмирующих событий, оберегая тем самым ментальное здоровье, поэтому Антон плохо помнит, что именно с ним происходило тогда, пять лет назад, когда он окончательно осознал, что Арсений его бросил. Он помнит, что сначала было больно, а Дима был рядом, утешал его. Потом было непонятно, его мысли кружились вокруг того, что могло пойти не так, что он мог сделать такого, чтобы его бросили. Он пытался вспомнить любые намёки, которые он мог пропустить, любые слова, которые могли бы предупредить его о том, что что-то не так. А Дима снова был рядом, не позволяя самобичеванию проявляться ни в каком виде. А затем дурная голова Антона не придумала ничего лучше, чем топить личные переживания в алкоголе, оправдываясь тем, что только так он ничего не чувствует. Дима опять же был рядом, видимо, в надежде, что Антон забухает, протрезвеет и успокоится. Эта его надежда окончательно умерла, когда Поз в очередной раз забирал среди ночи его пьяную тушку из какого-то ноунейм бара. Или когда буквально затаскивал его прямо в одежде в ванну, поливая холодной водой из душа. Или когда ночи проводил не с любимой девушкой, а с другом-конченным-алкашом, дабы тот не захлебнулся в собственных рвотных массах. Тогда чаша Димкиного терпения переполнилась и он однажды просто не приехал. А потом ещё раз, и ещё раз. Собрав остатки своей трезвой личности и осознав, что он теряет единственного друга, да и алкоголь никак не решает проблемы, Антон перестал напиваться вусмерть и, долго извиняясь за своё поведение, смог добиться прощения от Димы.       — Ты, конечно, говнюк редкостный, — сказал тогда Позов, — но я всё равно тебя люблю. И именно потому, что я тебя люблю, я с тобой впредь пить не буду.       — В смысле?       — В прямом, блять. Не хочу больше видеть твою пьяную рожу. Я тебе не мамка, чтобы запрещать что-то, поэтому если хочешь — пей, но мне не звони, я компанию тебе составлять не буду.       Да, Дима умел быть жёстким, когда нужно. И с того дня они так ни разу и не выпили вместе. Даже на общих посиделках, и даже на Новый год. Антону было совестно и стыдно, поэтому он обычно потягивал сок или колу. Дима и алкоголь больше не пересекались в реальности Антона, что, конечно, не мешало ему время от времени пробовать разнообразные сорта пива одинокими вечерами.       После душа всегда легче. Кто знает, с чем это связано, возможно, фраза «смыть этот день» — не просто красивая формулировка. Антону легче, но не так, чтобы прям сильно, сейчас мысли всё ещё в беспорядке, но уже не давят неподъёмным грузом на его сознание. Дверной звонок раздаётся как раз в тот момент, когда Антон вытирает полотенцем влажные волосы.       Дима ставит на стол бутылку виски и лезет в кухонный шкаф за стаканами. Удивленно пялясь на эту картину, Антон проходит на кухню. Мда, раньше у его друга были другие «методы» психологической помощи, а тут, видимо, ситуация из ряда вон выходящая настолько, что Позов притащил бухло.       — Ну чё стоишь? Организуй закусь, колбаску там, сырочек. Шоколадку, в конце концов, — говорит он, разливая в стаканы виски. — Лёд есть?       — Есть… Поз, а в смысле… а как же… — растерянно лепечет Антон.       — Сегодня можно, доктор разрешает, — Дима подозрительно спокоен.       Такому Позову отказывать нельзя, тем более, Антон и сам думал напиться, а тут тебе и алкоголь, и разговоры по душам — двойная терапия. Он достаёт из морозилки лёд, кидает в каждый стакан по два кубика, открывает плитку чёрного шоколада, и всё ещё не веря, что Дима будет с ним пить, делает на пробу маленький глоток обжигающего напитка. Тот лишь усмехается, опрокидывает в себя всю порцию и тянется за бутылкой.       — То есть, чтобы ты перестал обижаться и наконец выпил со мной, нужно было, чтобы мой бывший вернулся в Москву?       — А что? Звучит логично. Из-за этого мудилы мы посрались, из-за него же и решился наш алкогольный вопрос. Баланс во вселенной восстановлен, — Дима отламывает себе кусочек шоколадки и кидает в рот. — Ну, рассказывай, чё произошло?       — Да чё рассказывать… — кусая губы, Антон гипнотизирует взглядом пол, — я запаниковал. Сначала подумал, что у меня совсем уже чепчик съехал, и это глюки. А потом он назвал меня по имени и всё, я испугался…       — Его настолько помотала жизнь за эти… сколько? Пять лет? — Антон кивает. — Так вот, за эти пять лет он лишился всех волос и весь сморщился как изюминка, что ты испугался?       Шаст затравленно смотрит на друга, одним лишь взглядом умоляя перестать отпускать колкости. Наверняка, он просто пытается разрядить обстановку, учитывая, в каком состоянии Антон говорил с ним по телефону и то, что Поз в принципе приехал к нему среди ночи.       — Знаешь, он всё так же ослепительно красив. Но я особо не разглядывал, потому что уёбывал со всех ног.       — Так а испугался-то чего?       — Я не знаю, — Антон делает глоток и морщится от горечи. — Я просто играл, а как закончил, увидел Арса, который таращился на меня. Я охуел. Даже не так, я охуеть, как охуел. Я не представляю, что было на моём лице, но в следующее мгновение я уже бежал в раздевалку.       — Вот уж точно встреча года. Думаешь, случайность?       — Хочу так думать. Сто лет уже по выходным играю в этом ресте, а бывший мне встретился впервые, — задумчиво вертя стакан в пальцах, Антон прокручивает в голове все события этого вечера, и тут он вскакивает со стула. — Блять, Димон, я понял. Он ведь знает эту музыку. Я при нём ещё начинал писать. Неужели помнит…       Дима хмыкает и разливает ещё виски по стаканам. Антон завороженно смотрит, как напиток янтарного цвета наполняет стакан, и не может избавиться от мысли, что Арс помнит. Интересно, это его согревает изнутри односолодовый виски или всё же осознание того, что он не забыт некогда близким человеком?       — Эй, эй, эй, Шаст, отомри, я знаю этот твой взгляд, — Поз щёлкает пальцами перед его глазами, — даже не думай.       — Настолько всё понятно по моему лицу? — произносит он с горечью в голосе, усмехаясь.       — Пиздец как. И, я тебя умоляю, даже не думай. Это просто случайная встреча, она могла произойти когда угодно. Вдруг он вообще вернулся через месяц или через неделю? Москва — город большой, вы могли и не пересекаться всё это время. Пожалуйста, не влезай в это дерьмо, держись от Арсения подальше, ничем хорошим это не закончится, — как-то даже отчаянно тараторит Дима.       — Я… я не знаю, — закрыв глаза, Антон делает сразу несколько глотков и, закусив шоколадкой, продолжает. — Мозгами я осознаю, что ты прав, и надо просто выкинуть это из головы и жить дальше, но блять… Я пока сам не понимаю, что на меня нашло, прости. Я обещаю, что не натворю глупостей.       — Просто вспомни, как он поступил с тобой и в каком эмоциональном состоянии ты был, — удар ниже пояса. Когда Антона отпустило, они ни разу не упоминали и не обсуждали Арсения.       — Давай сменим тему. Как у вас там с Катюхой?       Дима с сомнением продолжает сверлить взглядом Антона, пытаясь в его глазах найти то, из-за чего нужно бить тревогу. Шаст же всеми силами изображает умоляющий взгляд, и Дима сдаётся, нехотя отвечая, что с Катюхой всё отлично.       Они ещё болтают обо всяких мелочах, смеются над дурацкими шутками, и даже успевают обсудить планы на грядущий Димкин отпуск, пока бутылка медленно, но верно пустеет. Пьяненькие, но довольные, они без сил падают спать, чтобы уже через пару часов Поз, недовольно ворча, уехал к себе, а Антон, закрыв за ним дверь, снова уснул, наслаждаясь заслуженным выходным днём. Он окончательно просыпается ближе к обеду, лениво потягиваясь на кровати. В принципе, если не считать легкое недомогание от похмелья, он прекрасно себя чувствует, но всё же минералку надо бы поискать на кухне. Антон берёт в руки телефон, чтобы посмотреть, который час, и видит новое сообщение, присланное полчаса назад.       Неизвестный номер: Привет, это Арс. Поговорим?