К бывшим не возвращаются?

Oh your soul is on fire

Oh your heart is on fire

      Арсений замечает Антона сразу же, как тот заходит в заведение. Хорошо, что зал небольшой и с его места за столиком в дальнем углу видно практически весь ресторанчик. Арсений нарочно приехал на пятнадцать минут раньше, чтобы оценить обстановку и собраться с мыслями. Он всё ещё балансирует между страхом и интересом, и второй побеждает, если он сидит сейчас в этом заведении. Даже Алёна никак не прокомментировала его решение всё же встретиться с Антоном, лишь коротко кивнула и пожелала удачи. Просить совет не было смысла. Но Арсений сам не из робкого десятка, да и язык у него подвешен, поэтому он не мандражирует. Почти.       А вот Антон, похоже, переживает сильнее. Он дёрганно озирается по сторонам, облизывая губы, подходит к хостес, уточняя, видимо, про нужный ему столик, смотрит в сторону Арсения. Лишь на мгновение его брови приподнимаются в удивлении, а потом его лицо как по щелчку превращается в маску спокойствия и беззаботности, когда он уверенной походкой приближается к столику. Арсений зачем-то встаёт, придерживая ладонью галстук, когда Антон подходит и аккуратно садится напротив. Арс дёргается в попытке протянуть руку для рукопожатия, но спотыкается о холод в глазах Антона, который уже успел облокотиться на спинку стула и сложить руки на груди. Поджав губы, Арс опускается на стул и стряхивает несуществующие пылинки с рукава пиджака. Какой дурак, господи.       Предложив Антону встречу на каком-то импульсе и азарте, Арсений явно не сильно хорошо подумал, а что же, собственно, он хочет от человека, с которым не общался последние пять лет. Вернее, Арсений прекрасно знает, чего хочет, но вот как объяснить это Антону, пока совершенно не ясно. Минутная встреча в ресторане заставила Арса испытать слишком жгучее чувство вины, чтобы просто отпустить и забыть. Испуганные глаза Антона тогда проехались по всему живому, что есть в его душе, застряли в мыслях, не желая покидать голову. Знать и видеть — разные вещи. Он знает, что Антону тогда пришлось тяжело, если не сказать хуёво, и именно он стал причиной этого. От этого и колбасит. Возможно, Арсений не понимает в полной мере всю гамму чувств Антона, его отношение к ситуации в целом и к Арсу в частности, но вполне очевидно, что буря поутихла за столько-то времени. И ему тоже было больно в своё время.       Наконец он поднимает взгляд и смотрит прямо в зелёные глаза напротив. Антон всеми силами старается не транслировать хоть какие-то эмоции, но от взора Арсения не скрывается неловкая нервозность, потому что его взгляд бегает, кажется, по всему его телу: к волосам, потом к губам, воротник, галстук, заглядывает Арсу за спину, возвращается к глазам. Арс же так не суетится, хотя ему точно так же не по себе.       Они всё ещё не сказали друг другу ни слова. Сидят, как два дурака, пялят молча друг на друга, не решаясь сделать хоть что-то. Когда Антон изгибает одну бровь в немом вопросе, Арсений не выдерживает и выдаёт истерический смешок, подумав, что они так и весь вечер могли бы просидеть. Содержательный разговор, в общем. Он отводит взгляд и уже открывает рот, чтобы хотя бы поздороваться, как Антон резко прерывает их молчание:       — Если ты сейчас спросишь, как мои дела, я тебе втащу, — можно порезаться о тон его голоса, и Арс, опешив, закрывает рот. Мда, будет сложнее, чем представлялось.       Лучшая защита — это нападение? Этот Антон мало похож на свою версию пятилетней давности. Сидит весь напряжённый, в такой закрытой позе и пытается быть холодно-надменным, но получается так, будто маленького зверька загнали в угол и он хочет казаться больше, чем есть на самом деле, пыхтя и издавая громкие звуки. Несмотря на грубость, Арсений смотрит на него добродушно и слегка приподнимает уголки рта в полуулыбке, пытаясь показать, что его не нужно бояться. Он не опасность.       В этот момент подходит официант и интересуется, готовы ли они сделать заказ. Арсений уже успел посмотреть меню, поэтому быстро диктует свой заказ и внимательно следит за каждым движением Антона. Тот наконец убирает руки с груди и начинает быстро просматривать меню, бегая взглядом по строчкам.       — Мне, пожалуйста, стейк с овощами и бутылку красного полусладкого на ваш выбор.       — Французское подойдёт?       Арсений буквально чувствует, как Антона передёрнуло.       — Любое, я же сказал, с первого раза не расслышали? — раздражённо.       — Прошу простить моего друга, у него сегодня был тяжёлый день, — Арсений вкладывает всю свою учтивость в эти слова, а Антон смотрит на него ненавидящим взглядом. — французское будет в самый раз. Спасибо.       Официант коротко кивает и удаляется.       — Никогда не хами людям, которые взаимодействуют с едой, которую ты будешь есть, — Арсений говорит это максимально мягко, не пытаясь поучать, а лишь начать разговор хоть с чего-то, кроме угроз втащить.       — Спасибо за заботу, — чувствуется, что Антон пытается сдержаться, чтоб не наговорить гадостей вместо благодарности.       — Выдохни. Я тебя не съем.       Антон бросает на него еще один колкий взгляд, но ничего не отвечает, стиснув губы. Но он больше не сидит, закрывшись, и не хочет убить Арсения одним лишь взглядом. Так, максимум — покалечить. Кажется, напряжение между ними немного сбавляется.       Через пару минут официант вновь возвращается к их столику, принеся бутылку вина и два огромных бокала на тонкой ножке. Перед Антоном он ставит его стейк, а перед Арсением греческий салат. Спрашивает, наливать ли напиток сразу, но Антон отказывает и говорит, что сам справится. Официант желает приятного аппетита и уходит. Антон сразу же откупоривает пробку и наливает в свой бокал совсем немного, потом смотрит на Арсения, всё ещё держа бутылку в руке.       — Будешь? — осторожно.       — Нет, я за рулём, — улыбается, — но спасибо за предложение.       — О, понятно… А ужинаешь салатом тоже потому что за рулём?       — Что? — непонимающе тянет Арс, а потом до него доходит и он хмыкает. — Просто не ем тяжёлую пищу на ужин. Пытаюсь поддерживать форму.       — Понятно, — с какими-то нотками огорчения отвечает Антон и принимается разрезать стейк на кусочки. — Ну… О чём ты хотел поговорить?       Арсений предпочёл бы, чтобы у Антона в руках не было колюще-режущих предметов, когда он будет говорить. Конечно, всерьёз он не думает, что Антон настолько безрассуден, чтобы сделать что-то из ряда вон выходящее, просто как-то… спокойнее. Надо зайти издалека, чтоб не сразу вот прям.       — Расскажи… как жизнь вообще? Чем занимаешься?       — Ты серьёзно? — Антон выдает нервный смешок и неверящим взглядом смотрит в глаза Арса. Тот в ответ смотрит уверенно, не находя юмора в собственном вопросе. — Ладно. Живу отлично, тихо, мирно, спокойно. Играю вот, ты, наверное, успел заметить. Слушай, ты и так, наверняка, всё обо мне прошерстил в поисках моего номера телефона, к чему эти вопросы? Соцсети все уже пролистал?       Блять. А ведь и правда он мог бы за эти дни отыскать странички Антона в сетях и хотя бы посмотреть, чем он живёт на данный момент, чем интересуется. Подготовился бы, что ли. Арсений сейчас чувствует себя полным кретином, который от волнения даже не подумал о таком способе узнать что-либо об Антоне. Теперешнем Антоне. Предыдущего он знал от кончиков волос до кончиков пальцев, а сейчас осознаёт, что даже не в курсе о работе, любимом фильме и семейном положении, в конце концов. Как избавиться от ощущения, что это два разных человека? Арсений косится на правую руку Антона, пальцы которой всё ещё сжимают нож, и не найдя на безымянном кольца, не сдержавшись, облегчённо выдыхает. Антон, судя по всему, заметивший направление его взгляда, усмехается:       — Арсений, ты чего? Думаешь, я настолько разочаровался в мужиках после… — нервно сглатывает, — после тебя, что переметнулся в гетеросексуальный лагерь?       — Ну… Однополый брак можно заключить в других странах, — заключает Арсений, отпивая воду.       Антон лишь закатывает глаза, наконец приступая к поеданию стейка. Наступает тишина, прерываемая лишь редким стуком вилки о тарелку. Говорят, что уровень стресса уменьшается, когда мы едим, потому что это связано с генетической памятью от наших древних предков, ведь они могли позволить себе приём пищи только находясь в безопасности. Времена меняются, рефлексы остаются, и Арсений целиком чувствует это на себе, монотонно прожёвывая салат, и, в целом, ощущая сейчас спокойствие рядом с Антоном, а не натянутое напряжение, когда он только сел за стол. Кто знает, из-за салата ли это, или потому что Антон в принципе добреет, когда перестает испытывать голод, но Арсений рад, что градус их встречи постепенно перестаёт быть морозно-холодным. Может, он даже решится сказать всё, что задумал.       В который раз Арсений прокручивает в голове мысль, что он тут весь такой в костюме, с просроченными по всем фронтам извинениями и сожалениями Антону нахуй не нужён. Но лучше поздно, чем никогда, правда же? Насколько велика вероятность, что Антон согласился на встречу чисто из вежливости? В любом случае Арс невероятно благодарен Антону за эту возможность наконец расставить все точки над “i”, пока муки совести его окончательно не доконали, мешая нормально спать. Насколько эгоистичным является его порыв получить своеобразную индульгенцию от Антона? Арсению хочется верить, что не совершенно и не абсолютно, убеждая себя, что Антону это тоже нужно. Проговорить все проблемы, высказать мысли в лицо, выплеснуть эмоции. Он честно готов выслушать и даже понять. Мимолётную мысль о том, что он однажды уже решил всё за двоих, руководствуясь благими намерениями, и чем это всё закончилось, он предпочитает игнорировать.       Антон откладывает приборы и берёт в правую руку бокал с вином, пропуская тонкую ножку между пальцами и обхватывая ладонью пузатую часть бокала. Арсений прикусывает язык, сдерживаясь от комментария по поводу такого способа держать бокал, особенно с достойным французким вином. Ну оно же нагревается быстрее от тепла руки, что же ты делаешь. Антона же, в свою очередь, это нисколько не смущает, он пристально смотрит на бокал, слегка вращая им, чтобы вино омывало стенки, и, улыбаясь, делает глоток. Жмурится от удовольствия, и Арсений неприкрыто залипает на такого Антона — довольного и наслаждающегося. Такого Антона он хорошо знает.       — Давно вернулся? — Антон пытается придать своему голосу максимально небрежный оттенок, как будто он это спрашивает случайно, невзначай, просто чтобы поддержать беседу, но бегающий взгляд сдаёт его с потрохами. Арсений хмыкает. Плохой из тебя актёр, Антон Шастун.       — Почти месяц назад. А что? — он тоже умеет задавать неудобные вопросы.       — Ничего, — слишком быстрый ответ.       Снова между ними повисло молчание. Арсений замечает, как Антон покусывает губу, продолжая разглядывать вино в бокале. Нервничает, он всегда кусает губы, когда нервничает. Черт. Почему он так переживает? Боится сказать что-то не то? Или услышать? Еще и всеми силами пытается сделать вид, что всё в порядке. Нихуя не в порядке, это заметно сильнее, чем ты думаешь. Желая хоть немного успокоить, Арсений протягивает ладонь и накрывает ею вторую руку Антона, которая лежит на столе. Антон мгновенно дёргается, вырывая руку, отодвигается на стуле и смотрит испуганно-охуевшими глазами то на свою ладонь, то на Арсения. Успокоил, молодец.       — Антон, я…       — Не делай так больше, блять.       — Как скажешь, не дёргайся так, я не кусаюсь, — Арсений поднимает перед собой руки, сдаваясь.       Поджав губы, тот снова молчит, лишь смотрит исподлобья, придвигаясь обратно к столу. А еще почему-то краснеет. Кто знает, из-за выпитого вина ли… Но в целом выглядит мило, Арсению нравится.       Антон налегает на вино. Подливает в свой бокал всё чаще и чаще, явно не заботясь о последствиях в виде скоропостижного опьянения и не глядя в сторону Арсения. Просто методично напивается в максимально сжатые сроки. Арсений никак не комментирует это, отмечая в своей голове лишь то, что похоже диалог придётся вести со слегка пьяненьким Антоном. Или не слегка. Возможно, так даже лучше. Он даже жалеет, что приехал сюда на машине, быть может, алкоголь и в его крови помог бы развязать язык.       — Ну что ж, вино скоро закончится, а ты всё так и не говоришь, зачем позвал. Учти, меня тут держит только оно, — ехидная улыбка появляется на лице Антона, а Арсению кажется, что она ему совершенно не идёт.       — И давно у тебя такие отношения с алкоголем? — Арс всё же не выдерживает. Возможно, Антон пошлёт его нахуй за такие претензии, но это выше его сил. В конце концов, он тоже может включить свою внутреннюю суку. — На моей памяти ты никогда не пил бутылку вина в одно лицо и…       — Ты! — Антон перебивает его резко и тычет указательным пальцем в его сторону. — Перестань делать вид, что ты меня знаешь. В тебе наглости хоть отбавляй, знаешь ли, — он явно хочет добавить что-то еще, но опускает руку на стол, а взгляд в пол, склонив голову.       Да уж, настроение Антона сегодня как гребаные американские горки, и Арсений чувствует, что его тормоза начинают барахлить. Не разбиться бы на поворотах.       — Антон, я беспокоюсь, — Арс неосознанно тянется вновь к руке Антона, но вспоминает его реакцию и останавливает свой порыв, — Чёрт. Очевидно, я не в курсе всего, что происходит в твоей жизни, но тебе действительно нужен алкоголь, чтобы поговорить со мной? Да, между нами произошло… произошёл конфликт, но почему мы не можем всё обсудить, как взрослые люди?       — А ты не догадываешься? Ни одной, блять, мысли в голове? — кажется, от злости Антона поднимается температура воздуха в помещении. Он всё ещё сжимает бокал до побелевших подушечек пальцев, а Арсений себя сейчас чувствует сапёром на минном поле. Какая фраза взорвёт к ебеням это шаткое взаимодействие между ними? Какой проводок нужно перерезать, чтобы остановить этот таймер до неминуемого пиздеца? Ему совершенно не хочется играть в эту игру, поэтому он осторожно смотрит на Антона и одним взглядом, полным спокойствия, пытается сбавить градус их общения. Хотя на самом деле он нифига не спокоен, сердце уже бьётся где-то в районе горла, и он никак не может собрать мысли в кучу, чтобы быстро придумать какой-то адекватный ответ. Который раз за этот вечер молчание затягивается между ними, и Арсений всё же решается.       — Послушай, я тут не поиздеваться пришел. Но я и не экстрасенс, чтобы разгадывать твое поведение, — Антон громко хмыкает, но не отводит от него глаз. — Я… я идиот, который… — твою ж мать, почему так тяжело подбирать слова, он же трезв как стёклышко, — который поступил некрасиво с тобой.       — Некрасиво? В твоей системе координат это так называется? Со всеми своими бывшими поступаешь некрасиво? — у него совершенно не получается прятать горечь в собственном хмельном голосе.       — Не перебивай, пожалуйста, — Антон делает глоток вина, и маленькая капля напитка стекает по его подбородку. Арсений запинается, невольно залипнув. — Хм. Так вот. Антон, я не хотел причинять тебе боль, как раз наоборот, я хотел остаться в твоей памяти приятным воспоминанием, минуя никому не нужные выяснения отношений. Я просчитался, и я виноват. Я должен был сказать всё сразу, но увы… И вообще, скажу честно, мне тоже было хреново, — Арс понимает слишком поздно, что его несёт не в ту сторону, но остановиться уже невозможно, — я хотел позвонить или как-то связаться с тобой, но подумал, что так будет лучше. Сделанного не вернешь, и я… сожалею, правда. Но я рад, что в твоей жизни всё сложилось замечательно и без меня. Если хочешь… эта наша встреча может быть последней, я вряд ли вписываюсь в твою теперешнюю жизнь, я все понимаю, — Арс поднимает глаза на Антона и вновь теряет все мысли, что были в голове, потому что тот смотрит с каким-то немыслимым миксом боли и отчаяния, слегка прищурившись, будто не веря собственным глазам и ушам.       Ком в горле не даёт говорить нормально, поэтому Арсений произносит лишь на выдохе:       — Шаст, послушай…       Дальше всё происходит как в замедленной съёмке. Слышится треск стекла и в следующее мгновение Антон держит в руке не бокал, а груду мокрых осколков, что острыми гранями врезаются в его ладонь и пальцы. Ножка бокала со звоном ударяется сначала о стол, а потом медленно скатывается на пол. Арсений успевает заметить, как по запястью Антона сначала стекают мутновато-бордовые потеки вина, а следом темная кровь. Тяжёлые капли падают на белую скатерть, оставляя алые пятна. Арсений забывает, как дышать, а Антон, кажется, совершенно не понимает, что происходит. Он смотрит на свою руку как завороженный, переворачивает её и окровавленные осколки сыплются на стол, а часть из них так и продолжает торчать из покалеченной ладони. Антон не издает ни звука, даже когда его рука начинает дрожать, а кровь всё так же продолжает пачкать скатерть. Все это успевает произойти секунд за пять, а Арсению кажется, что прошла вечность, которую он ошарашенно смотрел на это всё. Наконец он отмирает, выхватывая из кармана платок, встаёт из-за стола и вплотную подходит к Антону, пытаясь оценить масштаб произошедшего. Господи, ну какой же дурак несдержанный! От напряжения раздавить бокал в собственной руке, невероятно! Арсений вновь замечает этот затравленно-испуганный взгляд в его сторону, когда платок касается руки Антона, впитывая кровь.       — Вставай, — он почему-то говорит шёпотом, — пойдём в туалет, посмотрим, что можно сделать.       Антон безропотно подчиняется и идёт, прижимая платок к тыльной стороне ладони, чтобы хотя бы не ляпать кровью на пол по пути к туалету. Арсений сразу же включает в раковине воду и моет свои руки, пытаясь успокоить дыхание. Потом тянет Антона к раковине, подставляя его поврежденную ладонь под тёплый поток воды. Окровавленный платок падает на кафель, и Арсений думает, что этот шёлк уже ничем не спасти. И на самом деле вообще похуй, таких у него десятки. Антон шипит от боли, а Арсению дико хочется обнять его, поцеловать в макушку и сказать, что это лишь царапина и до свадьбы заживет. Только вот нихера там не царапина, а исполосованная ладонь, из которой всё ещё торчат два крупных осколка, а третий впился в безымянный палец. Чёрт, выглядит хреново.       — Нужно… нужно достать их, — Арсению всё ещё сложно формулировать мысли в слова. — Антон, слышишь? Может быть больно.       — Похуй. Дёргай уже, — Антон старается не смотреть на собственную руку, пытаясь разглядывать потолок.       Как же некстати собственная дрожь в руках. На каком-то адреналине Арсений быстро растирает ладони о бедра в попытке унять дрожь. Выходит, откровенно говоря, так себе, но лучше, чем было, а сделать Антону ещё больнее не хочется совершенно. Он аккуратно обхватывает осколок двумя пальцами, пытаясь не порезаться самому и медленно, насколько это возможно, тянет вверх, извлекая кусок стекла из поврежденной плоти. Болезненный стон срывается изо рта Антона, который уже весь побелел, а из вновь открытой раны течёт кровь, быстро смываемая потоком воды. Арсений повторяет эту манипуляцию ещё два раза, наконец избавляя тело Антона от всех инородных предметов, что причиняют боль. Кажется, Антон сейчас потеряет сознание, настолько тяжело он дышит, привалившись спиной к стене сбоку от раковины, всё ещё держа руку под водой. Сердце тревожно сжимается при виде такого Антона — уставшего и беспомощного, который даже не может сейчас справиться со своими эмоциями. Видимо, шок его отпускает, и он начинает в полной мере чувствовать боль, когда пытается согнуть повреждённые пальцы, наконец решаясь посмотреть на них. Получается плохо, пальцы сгибаются нехотя, очевидно заставляя испытывать не самые приятные ощущения. Антон лишь брезгливо морщится, как будто он смотрит не на собственную ладонь, а на протухший студень.       Арсений не знает, как долго они стоят в туалете, но настойчивый стук в дверь и сопровождающий его возмущённый возглас явно намекают, что времени прошло достаточно. Выключив воду и взглянув ещё раз на руку Антона, он замечает, что кровь всё ещё идёт из порезов, не так обильно, но всё жё не останавливается. Как же сильно он сжимал бокал, чтобы так глубоко вогнать осколки.       — Антон, надо к врачу.       — Нет.       — Это глубокие порезы, они сами по себе не заживут. Надо будет швы накладывать.       — Я сказал нет, — кажется, что он спорит чисто из собственного неуёмного упрямства.       — Антон, — устало, — подумай сам. Это стекло, и я достал только те осколки, которые видел. Возможно, в руке ещё остались мелкие, может помочь только врач. И я бы не хотел, чтобы из-за этого у тебя… Чтобы из-за этого ты не смог играть. Пожалуйста.       Антон смотрит на него со смесью удивления и чего-то ещё, что разобрать невозможно, но взгляд зелёных глаз немного теплеет. Как будто боясь передумать, Антон быстро кивает и отводит взгляд. Стук в дверь повторяется, и, быстро крикнув в сторону двери «секунду», Арсений прикидывает, чем можно временно перевязать руку, пока они домчат до травмпункта. В туалете имеются только бумажные полотенца в держателе возле раковины и туалетная бумага возле унитаза. Мда, ничего подходящего. Думай, Арсений, думай. Ну не рубашку же на себе рвать, в самом деле. Он проводит рукой по груди, уже действительно помышляя о такой участи для своей рубашки, но цепляется за галстук и, не раздумывая, срывает его с шеи. Лазурного цвета ткань, которая так удачно оттеняла цвет его глаз, сейчас ложится на пораненную руку под изумлённый взор Антона.       — Ты чего? Он же стóит, наверное…       — Ерунда, лучше держи руку ровно, — он аккуратно оборачивает ладонь тканью несколько раз, и не туго завязывает под болезненное шипение Антона. На бурые пятна, кое-где проступившие на галстуке, Арсений смотрит без капли сожаления.       Они выходят из туалета через минуту, сталкиваясь в дверях с источником стука — полный низкий мужчина средних лет, который окинул их недобрым взглядом, бросив вдогонку что-то подозрительно похожее на «педики». Возможно, не будь сейчас у Арсения веской причины как можно скорее покинуть ресторан, он бы объяснил этому персонажу, на каком органе он вертел его мнение, но Антон и его состояние всё же в списке приоритетов выше. Арсений тормозит у их столика буквально на несколько секунд, доставая из портмоне на пару купюр больше, чем необходимо, в качестве извинения за разбитый бокал и испорченную скатерть, и спешит на выход.       — Ого, — тянет Антон, падая на пассажирское сидение Кайена, — и с какого момента скромные дизайнеры на таких тачках катаются?       — С того, как получают должность креативного директора, — Арс улыбается, вбивая адрес ближайшего травмпункта в навигаторе. По всей видимости, Антон окончательно пришёл в себя и не испытывает более неконтролируемую злость в его адрес, что не может не радовать. Даже пытается завести разговор. Удивительно.       — О. Ну, поздравляю, — это что, смущение в его голосе?       — Спасибо.       До травмпункта они едут молча, благо, ехать недалеко. Арсений всю дорогу мимолётом поглядывает на Антона, замечая его усталость, как будто все тяготы мира свалились на его худые плечи. Оно и понятно, наверняка тот стрессанул знатно, а его организм ушёл в режим энергосбережения, поэтому к концу поездки Антон уже полулежал, прикрыв глаза, но всё так же аккуратно придерживал повреждённую руку. Припарковавшись у невзрачного двухэтажного здания медпункта, Арсений, боясь потревожить, практически невесомо гладит Антона по плечу, вытаскивая его из полудрёмы, и ловит себя на внезапном желании обнять его, прижав поближе и уткнувшись носом в его шею. Просто чтобы весь мир на минутку замер, позволив ему маленькую слабость — заключить в объятия того, кого теперь не позволено. Сейчас сонный Антон в его машине максимально похож на того Антона, что греет теплом воспоминания об их отношениях, и улыбка сама по себе растягивает его губы. Какое-то необъяснимо щемящее чувство затапливает всё внутри, а сердечко пропускает удар, но Арсений подумает об этом позже. Сильно подумает.       Он порывается пойти вместе с Антоном к врачу, но тот просит перестать быть курочкой-наседкой и подождать в машине, уверяя, что путей к побегу у него нет. Хочется верить, но совершенно не хочется отпускать Антона. Даже к врачу. Кажется, что тот вновь исчезнет, а Арс так и не успел сказать ему всё, что хотел.       Остаётся только нервно мерять шагами крыльцо перед входом, потому что в машине сидеть сейчас невыносимо тесно. Тревожно за Антона, хоть тот и не показывал, как ему больно, но Арсений не слепой, а порезы действительно глубокие. Он старательно гонит из головы мысли, что, возможно, Антон теперь не сможет играть, ведь осколки могли нанести непоправимые увечья, повредив нервы или сухожилия и лишив тонкие пальцы чувствительности. Господи, он готов выцеловывать каждый палец, лишь бы только снова услышать создаваемую ими музыку. Какое-то беспросветное отчаяние накрывает его напополам со знакомым уже чувством вины, ведь это Арсений виноват в том, что произошло. Не сдержался, не успокоил там, где надо было, не попросил прощения там, где был неправ. Блять.       Когда Антон выходит из травмпункта, прижимая к груди перебинтованную руку, Арсений замечает лёгкую улыбку на его губах и облегчённо выдыхает. Он в два шага преодолевает расстояние между ними, замирая перед Антоном, и вновь душит в себе импульсивное желание притянуть его к себе, заключая в успокаивающие объятия. Хотя, кого из них надо успокаивать — вопрос открытый.       Антон лишь хлопает его по плечу и демонстрирует руку, медленно поворачивая, мол, смотри, всё нормально. Арсений боится задать вопрос, который успел его вымотать за время ожидания, но Антон, кажется, понимает всё без слов и поясняет сам:       — Шесть швов. Раны промыли, врач достал несколько мелких стеклышек, ну, и заштопал меня, — голос его спокоен, как будто ему каждую неделю руку зашивают и всё происходит в порядке вещей. — Через десять дней снимать швы, завтра надо будет поменять повязку, а потом раз в два дня. А, и ещё мазь надо купить заживляющую.       — А пальцы? — хриплым голосом спрашивает Арс. — Всё… в порядке?       — Повреждено сухожилие на безымянном, я им пока не могу шевелить, — сердце Арсения на этих словах падает куда-то в пятки, — но как заживёт, то должно быть всё ок.       — Сильно больно? — Арсений невероятно желает сделать хоть что-нибудь, чтобы Антону стало легче.       — Пока анестезия действует — вообще нет, но она скоро отойдет и тогда заболит, врач предупредил.       Арсений молча кивает, не в состоянии оформить мысли в связные слова, и медленно шагает в сторону машины, надеясь, что Антон идёт следом. Но тот всё так же стоит посреди крыльца, как будто не решаясь сделать шаг в его сторону.       — Ну и чего стоишь? Поехали.       — Куда?       — Домой тебя отвезу, хватит на сегодня приключений, — он устало трёт глаза, мечтая упасть на мягкую кровать.       — Не нужно, я вызову себе такси, — тихо сообщает Антон, беря в левую руку телефон и неловко пытаясь его разблокировать.       Ну вот что за упрямый баран? Арсений закатывает глаза, подходит к нему и объясняет, как маленькому ребенку:       — Не дури. Ты сейчас это такси будешь вечность ждать, а я домчу быстрее ветра. Не боись, я же не маньяк, в лес не увезу. И не сталкер, дежурить под окнами с цветами тоже не буду.       Антон, закусив губу, колеблется пару секунд, но всё же неуверенно кивает и идёт к машине. Арс чувствует удовлетворение за свою маленькую, но победу. Антон вбивает адрес в навигаторе — ехать минут тридцать, если без пробок. Они вновь молчат в дороге, но Арс всё так же поглядывает на Антона, пока тот отрешённо рассматривает в окно вечерние улицы. Сейчас их молчание кажется каким-то правильно-комфортным, не вызывающим неловкости или тревоги. Арсу невольно хочется, чтобы они собрали по пути все московские пробки и посидели в тишине немного подольше. Но увы, к дому Антона они добираются даже быстрее, чем подсказывал навигатор.       Арсений замечает, как Антон мнётся, явно пытаясь что-то сказать, но не решается. Он лишь робко улыбается и уже открывает дверцу, чтобы выйти из машины и преодолеть несколько метров до своего подъезда, но в последний момент, видимо, передумывает и тихонько зовёт его:       — Арс…ений.       — М? — он поднимает взгляд на Антона и вновь тонет в зелени его глаз.       — Спасибо тебе, — и сразу же выскакивает из машины, аккуратно закрыв дверь.       Арсений лишь глупо улыбается, глядя вслед высокой фигуре, за которой закрывается подъездная дверь. Кажется, этой ночью он наконец выспится.