К бывшим не возвращаются?

      And if you go, I wanna go with you

And if you die, I wanna die with you

Take your hand and walk away

      Мягкий жёлтый свет, разливающийся по скверу от фонарей, придаёт их прогулке атмосферу уюта и неспешности. На часах далеко за полночь, но в моменте время не имеет значения, тем более что разговор льётся сам по себе, не позволяя думать о том, что нужно куда-то зачем-то спешить. Вокруг ни души, и единственными звуками, кажется, на километры вокруг являются лишь шум изредка проезжающих машин и шелест пожелтевших листьев, качающихся на ветру. После недели затяжных дождей осень дарит им непривычно тёплые для этой поры года деньки, освещаемые ласковым солнцем, и такие же мягкие ночи, поэтому просто прогуливаться в сквере удивительно приятно.       Ужин удался. Итальянская кухня не могла оставить Антона равнодушным, как, впрочем, и Арсения, что сидел напротив и практически не сводил с него глаз. Он много шутил и улыбался, а Антон временами залипал на него, пытаясь не пропустить ни слова. Атмосфера за столом была весёлой и расслабленной, будто они близкие друзья, и Антон подумал, что это разительно отличается от их предыдущей встречи в ресторане. Возможно, она тоже прошла бы так удачно, если бы кто-то не пытался строить из себя обиженную сученьку. Не то чтобы Антон жалеет о своем поведении, но был бы он чуточку сдержаннее… Кто знает, чем бы закончился тот вечер, но явно не поездкой в травмпункт.       После ужина Арс предложил прогуляться по скверу, и Антон не мог не согласиться, тем более что заканчивать этот вечер не хотелось. К тому же они медленно идут в сторону его дома, и это невольно заставляет задуматься, что весь вечер выглядит как самое настоящее свидание, и сейчас галантный джентльмен провожает свою пассию домой. И Антон соврал бы, если бы сказал, что ему неприятно ощущать себя таковым.       Сейчас он чувствует себя почти счастливым. В голове нет места для прокручивания всех переживаний. Почему-то присутствие Арсения рядом выбивает из мозга все тревожные мысли. Совершенно не хочется думать о романтических чувствах к Арсу и то, что ему жутко не хватало его смеха и очаровательных ямочек на щеках. Определённо, он скучал не просто по дружескому общению с кем бы то ни было, он скучал по Арсению. И эта мысль воспринимается так легко и даже правильно, поэтому думать о гипотетических последствиях совершенно не хочется. Решаем проблемы по мере поступления.       — ... представляешь, и говорит он мне, что, мол, плачу тебе три тыщи и мы идём вместе в кабинку туалета, — Арсений сам ржёт, вспоминая о давних событиях в парижском гей-клубе.       — Да ладно! Вот так просто? А ты?.. — не договаривая вопрос, Антон делает неопределённый жест рукой.       — Ну во-первых, мне кажется, что всё это, — он показательно проводит руками вдоль груди, — просто бесценно и явно не для туалета в не самом приличном гей-клубе, где можно подцепить хламидии просто проходя мимо. Но, признаюсь, в тот момент это потешило моё самолюбие.       — О, ещё бы! Вы, Арсень Сергеич, просто вне конкуренции, если мы говорим о самолюбии. Зеркальной болезнью не страдаете? — весёлым голосом спрашивает Антон, заглядывая Арсу в глаза.       — Ох, голубчик, я таких хворей и не припоминаю даже. Напомните-ка? — он подхватывает игру, и его удивлённое лицо выглядит очень натурально. Ну вылитый актёр.       — Ну как же вы могли запамятовать. Еще дедушка Фрейд писал, что это навязчивое желание общаться со своим отражением. Чаще всего сопровождаемое сексуальным возбуждением и, соответственно, эрекцией, — это уже можно считать беззастенчивым флиртом или ещё нет? Чёрт, ну кто его тянул за язык? Да и в крови нет ни грамма алкоголя, чтобы этим можно было оправдывать подобные провокации.       Арсений, кажется, и сам не ожидает такого ответа, что даже прекращает идти. Антон останавливается в шаге от него и заинтересованно смотрит, ожидая ответа. Сказанного не вернуть, и на удивление, он не испытывает смущения.       — Антон Андреич, вам ли не знать, от чего у меня бывает эрекция, — говорит он с ухмылкой и сокращает расстояние между ними. Теперь их положение очень похоже на то, что не так давно было в коридоре, только тогда стены не позволяли отодвинуться, а сейчас пространства предостаточно, но почему-то не хочется этим пользоваться.       Арсений смотрит с вызовом. Твой ход, Антон. Во рту пересыхает.       — Ты же понимаешь, что по всем законам жанра мы сейчас должны засосаться под этим фонарём? — вопрос риторический, и Антон не уверен, что задаёт его Арсу, а не самому себе.       — А ещё по тем же законам в последний момент нам обязательно что-то помешает, — Арс говорит это шёпотом, приближаясь так близко, что Антон может почувствовать его дыхание.       Антон лишь хмыкает и ничего не говорит, замирая в нерешительности. Дежавю. Снова губы Арса буквально в считанных сантиметрах от него и снова он в последний момент зависает, не решаясь сократить это расстояние до нуля. В глазах Арсения будто черти пляшут, ну или это просто так отражается жёлтый свет фонаря. Шум листьев усиливается, ветер спутывает волосы, и не успевает он сам поправить чёлку, как пальцы Арса вплетаются в его кудри, заправляя за ухо, а сам он не отводит от него взгляд. Этот жест кажется таким нежным и настолько личным, что перехватывает дыхание, и это становится последней каплей.       Его губы нерешительно касаются губ напротив, будто спрашивая разрешения. Пара невероятно долгих секунд и Антон чувствует, что Арс приоткрывает рот, отвечая на поцелуй. Проводит кончиком языка по нижней губе и Антон внутри ликует, подаваясь телом ещё ближе. Арс обнимает его, притягивая к себе, но в этом жесте не чувствуется жадного напора, лишь желание касаться. Восхитительно. Антон бессовестно плавится от одного не самого страстного поцелуя, но сейчас это кажется самым нужным и правильным. А когда Арсений начинает посасывать его язык, хочется закричать от восторга. И пусть весь мир остановится, если Арс его целует вот так, до слабости в коленках.       Антон теряет счёт времени, не понимая, как долго они целуются посреди сквера, но это сейчас совершенно неважно. Горячие влажные губы целуют так крышесносно, что при мысли о том, что ещё эти губы могут сделать с его телом, Антон несдержанно стонет. Арс притягивает его ещё ближе, его рука сжимает ткань на толстовке, и Антон успевает пожалеть, что уже осень и на нём слишком много одежды.       Холодные капли, что неожиданно ударяются о лоб, отрезвляют, как будто напоминая, что вообще-то они в общественном месте. Антон отстраняется и смотрит в ночное небо, затянутое тучами, ощущая всё больше капель на своем лице. Дождь усиливается, и всё происходящее кажется каким-то нереальным.       — Я же говорил… — бормочет Арс.       — А?       — Что нам что-то помешает, — он усмехается. — Ну, или как герои ромкомов, мы можем продолжить сосаться под дождём.       — Ещё чего, — Антон натягивает на голову капюшон. — Бежим?       — Куда?       — До дома. От сквера ещё два перекрестка и мы спасены.       — Может, вернёмся? До машины вроде ближе…       Антон прикидывает в голове, что до ресторана, на парковке которого осталась машина Арса, всё же и правда ближе. Но ведь это скучно, поэтому он решает убедить Арсения в обратном.       — Да какое ближе, погнали, а то я уже весь мокрый, — он надевает рюкзак на оба плеча и разворачивается, улыбаясь. — Кто последний, тот лох.       Какое ребячество. Антон и правда бежит, перепрыгивая через лужи, дождь льёт как из ведра, но по сравнению с удовольствием и духом соперничества, не приносит никаких неудобств. Кроме промокших ног, но это мелочи. Антон замедляется буквально на секунду, чтобы обернуться и понять, как далеко отстал Арс, но тот обгоняет его, хлопнув по плечу, хотя бежать ему в своих ботинках явно не так удобно, как Антону в кроссовках. Возмутительно. Собравшись с силами, Антон прибавляет в скорости и таки нагоняет Арса за перекрёстком, показав ему язык. Хотя дождь льёт так, что вряд ли тот сумел рассмотреть этот жест. Небо разрывается громовыми раскатами, на короткие мгновения освещая улицы молниями, и это подстёгивает бежать ещё быстрее.       До спасительного козырька у подъезда Антон добирается первым, но буквально через пару секунд залетает Арсений. Они оба промокли до нитки и сейчас тяжело дышат, только Антон ещё и привалившись к стене дома. Надо бросать курить, а то выносливость ни к чёрту. Мокрая ткань толстовки неприятно холодит разгорячённую бегом кожу, а порыв ветра пускает мурашки по коже. Нужно поскорее в тепло и скинуть с себя промокшие шмотки.       — Молодец, хорошо бегаешь, — Арс успел перевести дыхание. — И что дальше?       — Погнали греться, — Антон уже роется в рюкзаке в поисках ключей.       — Слушай, может я это… я такси себе вызову. Тем более, со своей задачей я справился — до дома довёл.       Антон лишь закатывает глаза.       — Не придумывай. Ты весь мокрый, какое такси? Заболеть хочешь? Хорош ломаться как первокурсница.       Арсений мнётся. Видно, что ему холодно, учитывая, что он обнимает сам себя, пританцовывая, в надежде что это поможет согреться. Мокрые волосы налипли на лоб и от идеальной укладки не осталось и следа, но сейчас он выглядит таким трогательным, что Антон хочет лишь замотать его в плед как гусеничку и отогревать в своих объятиях.       — Ну?       — Чур я первый в душ, — наконец соглашается Арс и проскакивает в подъездную дверь, придерживаемую Антоном.

* * *

      Мысль о том, что прямо сейчас за стенкой, в его ванной, находится совершенно голый Арсений, будоражит сознание. Антон тяжело выдыхает, стягивая с себя мокрую толстовку и умывается в кухонной раковине в надежде хоть немного совладать с собственными мыслями. На автопилоте ставит на плиту чайник и достаёт две чашки. Какой-то сюрреализм.       Что он вообще делает? И зачем? Ну ладно, догонялки под дождём — это было весело, но сейчас дело принимает неожиданный оборот. Антон не может отделаться от мысли, куда именно их может завести этот вечер. А самое неожиданное — эта перспектива не пугает от слова совсем. Наоборот, интригует и даже возбуждает.       Наверняка, далеко не последнюю роль в данном желании имеют его собственные чувства к Арсу. С каждым днём Антон чувствует, как всё больше привязывается к Арсению, и сегодня он осознал, как же сильно ему не хватало их общения. Да, в прошлый раз он практически выгнал Арса из своей квартиры, испугавшись самого себя и реакции своего тела, но сегодня он не чувствует того внутреннего протеста. Тем более, что Арс тогда был весьма отзывчив и всем своим видом показал, что Антон по-прежнему его возбуждает.       Насколько херово трахаться с человеком, к которому у тебя чувства и ты всеми силами пытаешься их не показывать? Причём больше интересует не моральная сторона вопроса, а как бы ненароком не закопать себя в эту яму ещё глубже. Молчать — лучшая стратегия, потому что так безопаснее. Нет никакого желания вновь наступать на грабли из прошлого и окунаться с головой в эти недоотношения. Кто знает, возможно Арсу это в принципе не интересно и не нужно, а обманывать самого себя и возлагать мнимые надежды на возможность возобновления давних романтических отношений слишком рискованно.       Арсений ведёт себя так, что совершенно непонятны его мотивы. Если он хочет только секса, зачем тогда проявлял такую заботу, апельсины возил и никак не намекал на что-то большее. Если ему интересен Антон не только как любовник, но и Арс имеет намерения на отношения, то почему он сразу даёт заднюю, как только что-то идёт не по его плану. И всеми способами избегает разговора, который должен был состояться ещё давным давно. Хотя уже и у самого Антона нет никакого желания вести подобные беседы.       Блядство. Ну почему с ним всегда так сложно? Вообще, идеальным решением было бы прекратить любое общение с ним и похоронить в себе любые чувства к этому человеку в самом зачатке. Ха, тогда не надо было много лет назад ехать к нему после знакомства в клубе. Но история не терпит сослагательного наклонения, а сделанного не вернуть, и совершенно очевидно, что теперешние чувства — не новы, это отголоски той неуёмной любви, что была так давно. И очень хочется, чтобы это было взаимно.       Но Антон реалист. А Арсений вряд ли настолько же сентиментален.       Этот мысленный поток прерывает звук открывающейся двери ванной и выходящий из неё Арсений, на котором лишь полотенце на бедрах. Антон зависает, не в силах оторвать взгляд от разглядывания подтянутого торса, усыпанного родинками. Чёрт, как же он красив. Совсем не изменился, как впрочем и никуда и не исчезло желание пересчитать все родинки губами, опускаясь всё ниже…       — Ты прости, что я в таком виде, — говорит он, заметив тяжёлый взгляд Антона, и ухмыляется. И, сука, ни капли сожаления в голосе. — Можно у тебя попросить сменную одежду?       Свистит кипящий чайник, и Антон наконец находит причину оторвать свой взгляд от Арса.       — Да, да.. сейчас принесу, — сдавленным голосом.       Антон быстрым шагом идёт в спальню, глядя в пол. Блять, блять, блять. Всё же было так хорошо, а тут держите, распишитесь. Арсений горяч до дрожи в коленках, и его хочется до зубного скрежета. Антон слишком давно не трахался. Точно, это всё из-за недотраха. Да будь на месте Арса кто-нибудь другой, хоть немного привлекательный, Антон отреагировал бы так же. Правда же? Только вот почему-то никого другого не хотелось все пять лет, а тут просто Арс из душа вышел и всё, Антон готов просить, чтобы его разложили прямо на кухонном столе. Очень плохая идея.       Он хватает из шкафа первую попавшуюся футболку и шорты, не глядя пихает одежду Арсу в руки и, задевая того плечом, скрывается в ванной. Тут всё ещё много пара и во влажном воздухе застыл запах геля для душа. Чёрт, Арсений ведь теперь пахнет так же. Пахнет им. Сука, да за что?       Антон судорожно стаскивает с себя джинсы вместе с нижним бельём и становится под горячие струи. Вот бы все ненужные мысли утекали из головы точно так же, как и вода в слив ванной. Никаких тревог и никаких сомнений, только безграничная блаженная пустота. И спалось бы легче. Интересно, как долго во снах к нему будет приходить Арсений, готовый исполнить любую его потаённую фантазию? И как скоро он сойдёт от этого с ума, не имея возможности повторить в реальности хотя бы часть из этого?       Да пошло оно всё в жопу, почему, собственно, он должен себе отказывать? Остались ли хоть какие-то причины хранить чёртов целибат, когда рядом мужчина, который сводит с ума одним лишь своим присутствием? Откровенно говоря, причины есть, а именно то, что это Арсений, мать его, Попов, и… И всё. Глупость какая.       Это ведь просто секс. Ни к чему не обязывающий, причём с обеих сторон. Удовлетворение физиологических потребностей, для которого наличие высоких чувств и клятв в вечной любви совсем не обязательно. В конце концов, с этого и начались тогда их отношения. И ничего, если бы после той ночи они больше никогда не встретились, Антон вряд ли бы страдал в муках от неразделённой любви. Потому что чувства появились несколько позже. А сейчас что? Чувства есть, секса нет, хуйня какая-то.       Антон выключает воду и устало трёт ладонями лицо. Блять, он даже в спешке не снял кольца. А ещё не взял для себя сменную одежду. Ну всё, финиш, если это не знак вселенной, то Антон умывает руки. После душа всегда становится легче? Ну да, конечно.       Решение принимается на удивление спокойно и быстро. Не тратя времени на вытирание полотенцем и не давая себе возможности передумать, Антон выходит из ванной и быстрым шагом идёт в гостиную, оставляя мокрые следы на полу.       Его появление не производит фурор — Арсений полулежит на диване, всё своё внимание отдавая телефону, и, кажется, даже не замечает обнажённого Антона в дверях. На столе стоят две чашки с дымящимся чаем, и это, вместе с расслабленным Арсом на его диване, кажется до щемящего сердца уютным, совершенно не вяжущимся с голым Антоном. Уверенности в собственных действиях поубавляется, но преодолев сиюминутное желание прикрыться, Антон быстро сокращает расстояние до дивана и замирает, когда Арсений всё же переводит взгляд с экрана телефона на него.       Хочется расхохотаться от того, насколько забавно сейчас выглядит Арс. Его телефон приземляется на пол с глухим стуком, а сам он охуевшими глазами бегает по телу Антона. Открывает рот и тут же закрывает его, не найдя слов, чтобы выразить эмоции. Антон улыбается и делает ещё шаг вперёд, ставя колено на диван между ног Арса, а руками опирается на спинку по обеим сторонам от его головы. Их тела не касаются друг друга, но Антон уже слышит судорожный вздох, когда нависает над Арсом. Между ними считанные сантиметры, и эта близость разжигает внутри пожар из желания и интриги. Арсений наконец встречается с ним взглядом, и в его глазах искрит удивление и немой вопрос.       Ну ты же не дурак, Арс, неужели в данной ситуации что-то может быть непонятно? Никто из них не решается задавать вопросы, которые и так не нужны, учитывая их положение. Антон вглядывается в голубые глаза напротив, пытаясь различить эмоции от происходящего, но там лишь сдержанное удивление.       Капля воды, сорвавшаяся с влажных волос Антона, приземляется точно на кончик носа Арсения, и тот вздрагивает, будто выходя из транса, и хрипло произносит:       — Что ты делаешь?       Блять, Арс, серьёзно?       — А ты как думаешь? — Антон пытается придать своему голосу игривые нотки.       — Мы будем общаться только вопросами?       — Тебя это беспокоит? — Антон подыгрывает, сам не понимая зачем, ведь Арс явно пытается увести их беседу в совершенно другое русло.       — Антон… — взгляд его тяжелеет, и Антону становится как-то не по себе. Он не мог всё неправильно понять. Не может быть. — Встань с меня, пожалуйста.       Эти слова как серпом по яйцам. Решимость тает на глазах, и Антон чувствует, как начинают гореть от стыда щеки. Какого хуя? Что-то не так? Разве не этого ты добивался, Арс? Все эти вопросы он задаёт лишь мысленно, но они, видимо, отражаются в его глазах, а Арсений всегда читал его, как открытую книгу. Поэтому когда Арс едва заметно качает головой, Антон отстраняется и садится на диван, закрывая лицо руками. Он преодолевает в себе желание немедленно сбежать, потому что это его дом, и какого чёрта он должен куда-то бежать?       Вторым желанием является накинуть на себя хоть что-то, потому что он чувствует прожигающий взгляд Арсения. И этот взгляд далеко не тот, на который он рассчитывал. Но опять же, какого хрена, если Антон хочет сидеть голым на диване, он будет сидеть голым на диване, и никаких Арсениев он не смущается.       Третьим появляется желание всё-таки спросить, что происходит, и едва Антон успевает открыть рот, Арсений говорит первым:       — Антон, давай поговорим.       — О чём тут говорить? — Антон не сдерживает возмущённое хмыканье. — Мы отлично поужинали, прогулялись, пришли ко мне и после душа как два дебила сидим по разным краям дивана вместо того, чтобы… — он запинается, мысленно матерясь, — чтобы заняться чем-то поинтереснее. Я думал, что наше желание обоюдно, но… Какого хуя, Арс?       — Давай не будем принимать поспешных решений, — и смотрит, будто умоляюще, ёрзая на диване, словно не знает, куда себя деть.       Пиздец, приехали. Это точно не сон? В какой момент самоуверенный и пробивной Арсений, который всегда брал то, что хотел, превратился в человека, который сейчас выглядит как побитая собака и строит из себя неприступную девственницу? Если раньше Антон мог предполагать реакции и слова Арсения на какие-то события, то сейчас это всё выбивает из колеи настолько, что он даже не сразу находит, что сказать.       — Оденься, пожалуйста.       Нет, ну это контрольный. В голову. Или как иначе объяснить то, что всё ещё не находится слов для возражения, а взгляд Арса всё такой же пронизывающий. И мурашки по коже пробежали совсем не от него, а от холода, не лето всё-таки. Антон молча встаёт и идёт одеваться в спальню, хлопнув дверью. Наконец выдыхает и осознаёт, что совершенно не понимает, что делать дальше. План был хорош, только вот всё пошло по пизде. Чёртов Арсений! Антон малодушно размышляет о том, что остаться в спальне и не выходить примерно никогда — отличная идея, а Арсений рано или поздно уйдёт сам. Не хочется, чтобы он снова смотрел таким взглядом, виноватым и извиняющимся. С чего вообще вдруг такая перемена в настроениях? Всё же было отлично, или Арс действительно рассчитывал, что они тут чай попьют и максимум за ручки подержатся?       Ладно. Пускай. Арсений непредсказуемый до усрачки, а Антон упрямый до пизды. Явно стоят друг друга.       Натянув на себя домашнее, Антон возвращается в зал с твёрдым намерением разобраться, что, собственно, происходит.       — Я весь внимание, — устало говорит он, садясь на диван.       Арсений смотрит на него с нескрываемым облегчением. Неужели тоже думал о том, что Антон может не выйти из спальни?       — Я решил, что нам стоит поговорить. Нормально поговорить, а не… вот это вот всё. Мне надо понимать, что происходит между нами. И, как я сказал, поспешные решения лучше не делать, потому что…       С каждым его словом внутри вскипает возмущение, стремительно превращающееся в раздражение, которое Антон не может держать в себе, иначе просто взорвётся.       — О, тебе ли говорить что-то про поспешные решения! Ах, ну да, ты же не такой, ты всё решаешь всегда са-мо-сто-я-тель-но! — последнее слово он практически кричит, поворачиваясь всем корпусом к Арсу. — «Я решил», «Мне надо», «Я сказал», постоянно я, я и ещё раз я. Ты грёбаный эгоист, который срать хотел на мнение людей вокруг. Пожалел, говоришь? Когда бросил меня? Но такие как ты не жалеют, потому что есть только два мнения — твоё и неправильное. Блять. Ты даже не представляешь последствий своих решений. Ты даже не знаешь, как я…       Антон чувствует, что его несёт не в ту сторону, и на вдохе закрывает рот, с силой сжимая губы. Заткнись, заткнись, заткнись. Наговоришь сейчас того, о чём пожалеешь.       — Как ты что? Чего ты не договариваешь? — Арсений тоже говорит громче обычного, видимо, его задели слова Антона. Тот в свою очередь молчит, отводя взгляд. — И вот так всегда, понимаешь? Каждый раз, когда я хочу поговорить о чём-то действительно важном, ты закрываешься и молчишь, как партизан. Я, блять, не провидец, и я заебался играть в твои игры. Давай уже выясним раз и навсегда, что между нами было и что будет. Чего ты боишься?       Антон лишь хмыкает, складывая руки на груди, и откидывается на спинку дивана. Как всё просто в вашей картине мира, Арсений Сергеевич. Вот так сходу рассказать о том, что тревожит, о собственных чувствах, вряд ли взаимных, ментально обнажиться, и ради чего? Чтобы потом выслушать поток извинений и уверений, что это всё плохая идея? О, Антон и так это прекрасно знает.       Они ведь прекрасно проводили время вместе, всё шло к сексу, который помог бы разгрузиться им обоим, но вместо этого Арсению зачем-то нужно поковыряться в его душевных переживаниях. Чтобы трахнуться не нужно знать, что он чувствовал пять лет назад и чувствует сейчас.       Грустно становится от того, что между ними нет взаимопонимания, остались лишь претензии друг к другу. Оба усердно делали вид, что всё в порядке, они могут общаться и проводить время вместе, только вот в разговорах надо избегать неудобных тем. И вроде бы неплохо всё складывалось. На самом же деле их не связывает сейчас ровным счётом ничего, кроме воспоминаний многолетней давности, и от этой мысли Антону становится почти физически больно. Что-что? Какие-то там чувства к Арсу? Как же он наивен.       Отчего-то накатывает тоска, такая отчаянная, что хочется выть, но сейчас Антон лишь сдавленно стонет, закрывая лицо руками, и с усилием трёт глаза. Как же он заебался. Сейчас бы завернуться в одеяло и просто лежать, разглядывая темноту. Уже не хочется ни Арсения, ни секса, ни чаю, ничего не хочется, кроме как не думать ни о чём.       Хватит терзать самого себя. Антон большой мальчик, который вполне умеет переживать обречённые на провал влюблённости. И эта — не исключение. Поболит и перестанет. Пора завязывать с этой зависимостью.       — Сыграй мне, — голос Арсения мгновенно вырывает из вихря размышлений и ставит в ступор.       — Что? — недоумённо переспрашивает Антон.       — Сыграй, — он кивает в сторону синтезатора. — Для меня. У тебя всегда получалось гораздо лучше выражать свои чувства через музыку, а не через слова. Если у нас не получается… говорить словами, то поговори со мной с помощью синтезатора. Просто сыграй то, что ты чувствуешь. То, что тебе сейчас приходит в голову.       Антон открывает глаза, поворачиваясь к Арсу, пытаясь разглядеть в глазах напротив причины такой необычной просьбы. Конечно, Арсений и раньше просил его сыграть для него что-то, но та музыка была… не о том, о чём он просит сейчас. Сейчас просьба прозвучала так отчаянно и открыто, будто от этого зависит вся его жизнь. А во взгляде настолько острая надежда, что было бы преступлением отказать.       Хорошо. Пусть будет так. Антон встаёт и, продолжая смотреть Арсу в глаза, начинает снимать кольца. Одно за одним, отбрасывая на диван. Слышится стук металла о пол, но никто не обращает на это внимания, а упавшее кольцо Антон найдёт позже, сейчас он целиком и полностью поглощён синевой глаз, что смотрят так честно и так обезоруживающе, что даже не находится ни одной колкости в ответ. Ладони обнажены, а душа будто нараспашку, Антон садится за синтезатор и думает меньше секунды.       Выбор музыки приходит будто сам по себе, будто действительно именно то, что он переживает и чувствует так остро. Пальцы опускаются на клавиши, и первые ноты звучат тягуче низко, утягивая окончательно Антона в омут тоски, что сейчас заполняет его сознание. Он даже не задумывается, какую клавишу нажимать следующей, словно он всю свою жизнь знает, как играть эту мелодию, ну или действительно это играет его душа, выставляя напоказ всё то, что оберегалось так бережно. И от этого совершенно ничего не протестует внутри, наоборот, становится так спокойно. Так правильно. Слушай мою музыку.       Темп ускоряется, и пальцы выжимают ноты из инструмента всё с большей силой, словно без приложенных усилий синтезатор не сможет звучать так же пронзительно. Пальцы правой руки из раза в раз нажимают одни и те же клавиши, и Антон чувствует, как повреждённый безымянный палец на мгновение перестаёт слушаться и промахивается, ломая складную мелодию. Блять. Только одна фальшивая нота, потому что Антон собирает всю свою концентрацию, сосредотачивая её на непослушном пальце, и сквозь тянущую боль заставляет его двигаться так, как сейчас нужно. А нужно идеально. Каждая нота, каждый аккорд — олицетворение той грусти, что засела внутри и не желает уходить. Слушай, Арсений.       К середине композиции мелодия звучит выше, но это не только не сбавляет печали, но и добавляет к ней надрыва. Секундная пауза, которая необходима, и Антон вступает в следующую часть, играя её бережнее, скорее гладя клавиши. Звучание получается тише, или так только кажется, но он даже задерживает дыхание, не желая, чтобы лишние звуки вообще существовали в этом мире. Накатывает странное отчаяние, будто он играет в последний раз в своей жизни, и больше не будет шанса вот так разговаривать с Арсом через музыку. Он ведь прав, Антону действительно проще сыграть, чем поговорить. И Арс всегда понимал его. Пожалуйста, пойми меня и сейчас.       Пальцы вновь разгоняются, бегая по клавишам, а по комнате разносится вся та безнадежность, которой пропитана каждая нота. Антону кажется, что только она и существует, хочется закричать, прекратить это всё, но он продолжает старательно играть. Сердце колотится как сумасшедшее, подражая скорости пальцев, а внутри всё стискивается от боли. Больно от того, что его доверие было предано близким человеком. Больно от того, что близкий человек перестал быть таковым по собственной глупости. Больно от того, что он какого-то чёрта всё равно его любит. Как долго он запрещал себе даже думать об Арсении, подавляя в себе эти эмоции, потому что он должен быть сильнее, и жизнь продолжается.       А сейчас эти воспоминания врываются в его голову сильнейшим штормом, необузданным ураганом, сметая всё на своем пути. Все те убеждения и запреты, выстроенные для самого себя, рушатся словно карточный домик, оставляя вместо себя ничего. Лишь пустоту, место, которое раньше занимал один близкий человек, и который не вернётся обратно.       Осознание этого сейчас настолько отчётливо врезается в мозг, что бьёт под дых. Глаза начинает щипать, и влага, собравшаяся в них, мешает следить за руками. Антон закрывает глаза, понимая, что ему и не нужно смотреть, мелодия продолжает звучать, окончательно разрывая душу в клочья. Он чувствует, как по щекам бегут влажные дорожки, но запрещает себе останавливаться, он должен доиграть до конца. Пусть Арсений тоже знает.       Антону кажется, что он играет уже целую вечность, потому что внутри него происходит целая война.       Последние аккорды он доигрывает в спокойном, медленном темпе, но на самом деле он на грани истерики. Кажется, ещё чуть-чуть и он сорвётся, вновь окажется в нескончаемом потоке боли и отчаяния. Звучит последняя нота, и Антон судорожно выдыхает, приказывая себе прекратить плакать, тем более при Арсении. Не нужно показывать ему такую слабость.       А в следующую секунду его накрывают руки, сжимая сильно, утягивая в тёплые объятия. Арсений жмётся к нему со спины, и Антон, кажется, всем телом чувствует, как у него быстро бьётся сердце. Укладывает голову на плечо и на грани слышимости шепчет «Прости».       И Антон срывается. Одно слово, и он не может сдержать всхлип, а слёзы катятся по щекам с новой силой. Он прижимает руки к лицу, вытирая слезы, но это не помогает, а рыдания рвутся наружу и нет никаких сил их сдерживать. Близость Арса и одновременно понимание того, что он так недостижимо далеко, становится невыносимым. Зачем, зачем ты это делаешь со мной?       Антон вздрагивает, а Арсений, кажется, ещё сильнее обнимает его, и говорит что-то на ухо, что не получается разобрать на слова. Сейчас Антон чувствует лишь теплоту его тела и поглаживания по плечам. Это немного отрезвляет, а еще помогает успокоиться, и наконец сосредоточиться на том, что говорит ему Арс.       — …чёрт, прости меня, умоляю. Я был таким дураком, я принёс тебе столько боли, которой ты не заслуживаешь. Я так хочу забрать себе хоть часть её, чтобы тебе стало легче. Такой человек как ты должен улыбаться и светить, быть солнцем для людей вокруг. Пожалуйста, ты только свети. Я ведь… я люблю тебя, — Арс говорит это так сбивчиво, тяжело дыша, как будто он тоже плачет.       Антон не уверен, что он правильно расслышал последнюю фразу, и он от шока поворачивает голову к Арсу, но тот лишь продолжает говорить, обнимая его с закрытыми глазами.       — Арс…       — Антон, я всё понимаю. Я не имею никакого права это всё говорить тебе и претендовать на что-то. Будь счастлив, пожалуйста. Если ты будешь счастлив, значит буду счастлив и я, даже если это произойдёт не со мной. Прости, прости за всё, — он разрывает объятия и отходит, заламывая руки, а в глазах его отражается вся скорбь этого мира. — Я… мне, наверное, пора…       — Арс…       — М? — он старательно опускает взгляд, пытаясь не показывать всех эмоций, которые и у него наверняка зашкаливают.       Антон медленно подходит к Арсу и осторожно обнимает его, ловя удивлённый выдох.       — Останься. Останься со мной, пожалуйста.