Обрыв

      Его руки скользят по позолоченной раме, стоящей на старом деревянном мольберте. Слабый свет попадает своим широким лучом ровно на картину, стоящую в центре его кабинета, оголяя ее перед ним, раскрывая каждую деталь.       — Что-нибудь уже было слышно? — спрашивает он, его голос слегка хриповат после долгого молчания в ожидании, полон вальяжной усталости, разлившейся по комнате. Помещение целиком погружено в туманное дуновение горделивости и тихого превосходства, наполненного его империческим терпением. Он ощущает, как слегка дрожат его ноги после быстрой ходьбы, как закрываются глаза от усталости, но его это не отвлекает.       — Нет, Сириус, — произносит фигура, стоящая в тени. Он не смеет тревожить его даже одним своим близким присутствием в данную секунду.       Руки Джеймса Поттера — его верного, проворного помощника, парня двадцати трех лет, среднего роста и весьма атлетического телосложения, которое позволяет выделывать множество ловких маневров во время своих миссий, аккуратно сложены за спиной. Он стоит около закрытой черной двери, не попадая под свет.       — Замечательно, — произнес Блэк, с удовольствием делая глубокий вдох и медленно выдыхая. Обеими руками, с упоением, он заправляет длинные черные волосы до плеч, черные, словно уголь, за уши. Словно шелк они рассыпаются на плечах, закрытых белоснежной рубашкой.       Он обошел картину вокруг, разрезая тишину в кабинете ударами точеных каблуков его ботинок.       — Глупый, глупый Фабиан. Старик сдает обороты, хотя рука его все еще тверда... — протянул Блэк, позволяя докоснуться пальцами правой руки до поверхности картины — позволяя кончикам пальцев почувствовать шершавость дождливой дороги, засохших деревьев, застывших под слоем лака дуновений ветра. Он еле-еле прикасается к поверхности, чувствуя, как проносится по его спине череда мурашек от упоения.       Очередное удавшееся дело, очередная украденная картина.       Частичка чужой души, чужое время теперь находятся напротив Сириуса Блэка, освещенные ярким светом. Вся остальная комната тонет во тьме, поглощая каждый предмет мебели, Поттера, окна, мир за ними — все уже неважно.       Картина, которой предстояло оказаться завтра на выставке в центре Лондона, билеты на которую были распроданы за считанные дни, теперь стояла у Сириуса Блэка. Скоро ее переместят к другим немногочисленным картинам, которые держались в отдельной комнате.       Его ум — острый и быстрый, — строит невероятные планы и филигранно выполняет их. У него множество имен, образов и огромное состояние в сейфе. Сириусу Блэку, выросшему в роскоши и богатстве, оказалось мало того, что он имел. Ему нужно было большее.       Удовольствие, которое он получал от картин, появлявшихся в его комнате, не было сравнимо ни с чем иным в его жизни.       Реакция мира, которую он получал после совершенного преступления, приносила ему упоение. Он наслаждался своей безымянной славой, словно путник в пустыне, нашедший прозрачный, чистейший родник.       Сладостное наслаждение, с которым ему удавалось обходить систему охраны в лондонских музеях и галереях, накрывало его с головой, опьяняя, словно наркотик по венам текло к самому мозгу.       Сириусу Блэку было всего двадцать шесть, но он был неуловим настолько, что уже пятый год вся творческая элита столицы Англии находится в замешательстве, в постоянном состоянии беспокойства, как только приближались крупные выставки. Для него каждая миссия казалась дуэлью, где он элегантно и красиво уворачивался от чужих уколов и ударов, нанося своей невидимой шпагой чистый, точнейший удар. Он всегда выходил победителем, и каждый раз — совершенно по-разному.       Он вырос, окруженный искусством. Его ненавистный отец, директор центральной лондонской галереи, искусствовед, мечтал, чтобы сын пошел по его стопам. И Сириус пошел, разве что, немного иным способом, о котором никто не знал.       Сириус знал многих современных художников, много с ними общался, знакомился, часто находился в эпицентре событий, и все знали сына Ориона Блэка — некогда студента Художественной Академии, которую он бросил после того, как на третьем году обучения совершил первое в жизни ограбление и понял, что больше не намерен терпеть свою привычную жизнь.       Он всегда был под носом полиции, расхаживал около мест преступлений в музеях, где, считайте, вырос, и никому в голову не приходило, что этот юноша, так трепетно относившийся к искусству, является зачинщиком не одного ограбления.       — Что дальше, Сириус? — спросил Джеймс, ухмыляясь, пока смотрел на то, как преобразился его друг.       Джеймс был одним из первых, кто попал в эту преступную группировку, организованную Сириусом. Джеймс Поттер — чертов адреналиновый наркоман. Всегда им был. И Сириус, знавший Джеймса с одиннадцати лет, еще будучи подростком заметил наклонности своего друга к манипулированию, легкому обману, и желанию риска.       Вместе с Джеймсом Поттером было совершено их первое, мелкое, но настоящее преступление.       Сириус повернул голову в сторону голоса, видя черную фигуру около черной двери.       Тонкая улыбка, оголяющая идеально белые зубы, мягко появилась на его бледном лице. Голубые глаза лихорадочно сверкали, сердце стучало слегка быстрее обычного, но уверенно и сильно.       — Мы пойдем дальше, Джеймс, — сказал он полушёпотом, завороженный своими грезами.       — Ты думаешь, есть кто-то более влиятельный, чем братья Пруэтты или старина Фортескью, отец той самой Алисы? Или хочешь оставить их совсем без картин? — усмехнулся Поттер, вызывая смешок к Сириуса.       — Нет, Джейми. Мы подождем, разумеется, пока шумиха после кражи этой чудной картины Фабиана уляжется, — произнес Сириус, смотря на картину, упиваясь каждым мазком, каждой деталью, — И мы не гонимся за деньгами или признанием, Поттер, ты знаешь это, и пора бы тебе привыкнуть.       Джеймс вышел из тени, позволяя себе взглянуть на картину. Кровь все еще стучала в его висках, гудела, несясь по венам и артериям, он все еще тяжело дышал, глаза бегали от предмета к предмету, но на картине все же сфокусировались.       — Но я намерен идти на большее, Джеймс, — сказал Блэк, — Пора наводить справки о центральной Лондонской Галерее.       — Ты же не хочешь сказать, что... — усмехнулся парень, взлохмачивая свои черные и без того беспорядочные волосы, глядя на друга поверх съехавших на нос очков.       — Да, Джеймс, — с улыбкой сказал Блэк, не отрывая глаз от картины Фабиана Пруэтта, — «Падение» Тома Реддла.       — Это безумие, — произнес Поттер, его дыхание прервалось от неожиданности из-за сказанного, но Сириус не обратил внимания.       — Безумие, — повторил он, — Совершенное безумие.