Танцы на крыше

Ночью у мыслей есть особенность срываться с поводка и гулять на свободе.

Стивен Кинг

Ночное кафе действительно оказалось под большим платаном, укрывавшим всю площадку естественной крышей. В этот час Харун и Ярен были единственными посетителями, и Ярен то и дело косилась на парня-официанта, разглядывавшего их со своего места. — Мне не нравится, как этот тип смотрит на меня, — сообщила она Харуну. — Если он наплетет что-то моим родителям завтра, мне не жить. Это маленький город, а не Стамбул и не Нью-Йорк! — Не наплетет, — отмахнулся Харун. — Это мой приятель, сплетни о тебе — последнее, что его интересует. «Еще лучше! — подумала она про себя. — У тебя теперь компромата на меня столько, что мне за всю жизнь не забыть. Вот хитрец, уже и приятелей себе здесь завел…» Сначала Ярен из вредности не хотела ничего заказывать, но потом поняла — за последние сутки ее мозг работал столько, что срочно нуждался в поощрении. Харун смотрел, как она уплетает кадаифи, и веселился про себя. Сам он ограничился чаем. — Может, тебе еще один заказать? — И ты даже не спросишь, не стошнит ли меня от такого количества сладкого? — ехидно спросила Ярен. — Неужели я настолько предсказуем? — расхохотался Харун. — Нет. Ешь столько, сколько в тебя влезет… любительница пахлавы! Ярен вспомнила его скромную благопристойную физиономию, с которой он заливал ее отцу про кондитерскую и пахлаву с орехами, и прыснула сама. — Тогда еще один… нет, парочку! — Омер, еще два кадаифи, — Харун позвал парня за стойкой. Ярен вытерла рот салфеткой и расстегнула пальто. Ей стало жарко от чая и сладкого, а еще от странного ощущения вседозволенности. «По крайней мере, он не занудствует, как домашние, что она растолстеет, прыщи пойдут, и прочая ерунда», — подумалось ей. Она весь день изворачивалась, притворялась, врала напропалую, и все ее усилия пошли прахом. Харун, которого она тоже хотела обмануть, разыграл с ней шутку, граничащую с жестокостью. И теперь она чувствовала себя, как человек, который проиграл все, и ему нечего и не за что бояться. Мысль о предстоящих вопросах приятно щекотала ей нервы. Хочет услышать от нее правду — он ее услышит, она тоже умеет быть дерзкой и прямолинейной. Посмотрим, кто еще пожалеет о том, что все это затеял. А еще сама ситуация — она одна в три часа ночи с мужчиной, которого почти не знает, сидит в этом ночном кафе и просит его заказать еще сладостей! И ее совсем не мучает совесть и мысли о приличиях. Даже наоборот. Она открыто приняла его вызов и наслаждалась своей новой ролью. То, что она пару часов назад едва не сбежала с Фыратом, было не в счет. Фырат — добропорядочный, мягкий, с ним она всегда чувствовала себя хозяйкой положения. А присутствие Харуна, даже когда он молча попивал свой чай, будоражило ее воображение. — Все, я больше не могу, — она отодвинула тарелку с недоеденным кадаифи. — Ты хотел у меня что-то спросить? Я слушаю, — она откинулась в плетеном кресле, закинула ногу на ногу и улыбнулась, глядя ему прямо в глаза. — Дамы вперед, — Харун сделал жест рукой, призывая ее спрашивать первой, и тоже улыбнулся. И почему он все время умудряется обойти ее! После обильной трапезы мозг отказывался ей повиноваться. В любое другое время она нашла бы для Харуна сотню острых вопросов, но сейчас ей хотелось только поинтересоваться, зачем он носит эти дурацкие желтые очки, и посмотреть на его реакцию. Она встряхнулась. Нет, она не даст ему снова превратить все в фарс. — Давай начнем с главного. Зачем я тебе? Почему бы тебе не найти девушку, которая врежется в тебя по самые уши и радостно выскочит замуж? Ты умный, симпатичный, судя по всему богатый… — Ого! Ярен, мне нужно было просто накормить тебя сладким, чтобы ты рассыпала мне столько комплиментов? Опять!.. Она серьезно надеялась, что с ним можно нормально поговорить? — Я сейчас осыплю тебя такими комплиментами, что у тебя уши в трубочку свернутся! Я серьезно спрашиваю! Предположим, с банкротством я погорячилась — ты же дал отцу двадцать миллионов, чтобы старуха Азизе не вышвырнула нас из совета директоров. Так что, судя по всему, денег у тебя больше, чем у всего клана Шадоглу, и ни наш бизнес, ни мое приданное тебя не интересуют. Я было подумала, что ты из еще одной чокнутой семейки, которой насолил дед, отец, дядя или еще какой-то наш родственник, но… ты даже не пытаешься сделать так, чтобы я в тебя влюбилась. И здесь мое воображение заканчивается. — Вариант, что ты просто нравишься мне, не катит? — Слишком просто, чтобы быть правдой. — Тем не менее, самый простой ответ чаще всего и есть верный, — он пожал плечами. — Ты про лезвие Оккама слышала что-нибудь? — Нет. Но если бы даже и слышала… Харун, я тебе не нравлюсь. С человеком, который нравится, так не обращаются. — Все люди разные и ведут себя по–разному. — Угу, а некоторые еще и психи. Нет, сегодня ты наглядно показал мне, что твои психопатические наклонности — такая же маска, как та, которую ты надеваешь перед моей родней! Она сказала это наугад, веря в свои слова лишь наполовину. Он — как чемодан с тройным, нет, четверным дном, ты открываешь новый тайник, думаешь, что докопалась до сути… а он снова тебя удивляет, шокирует, мучает неизвестностью. — Хорошая попытка, — взгляд его стал чуть более серьезным. — Надеюсь, ты не собираешься проверять свою теорию прямо сейчас? — Будешь снова пугать меня? — Судя по тому, как ты подобралась и скрестила руки, ты уже напугана. Напугала сама себя. Ярен с досадой обнаружила, что действительно вжалась в кресло и обхватила себя за плечи. Она попыталась принять более расслабленную позу и вернуть разговор в нужное ей русло. — Ты все-таки не ответил на мой вопрос. Зачем хочешь жениться? — Не понимаю, чем тебе не нравится мой ответ. Я ведь то же самое могу тебе сказать — ты красивая, умная, из хорошей семьи, почему ты не можешь просто нравиться мне? — И поэтому ты изводишь меня каждый раз? Унижаешь, насмехаешься, говоришь колкости? Харун, даже я знаю, с теми, кто нравится, так себя не ведут. Она не хотела говорить именно эти слова, но сказав, почему-то почувствовала себя свободней. А ночью и правда проще разговаривать. Почему бы и не сказать все так, как есть? Он в конце концов уедет из Мидьята, потому что она никогда не выйдет за него замуж. И, как это говорят, — разговор останется между ними. — Почему «даже ты»? Что с тобой не так? А он внимательный. Выцепил самую суть. — Я мало кому нравлюсь. Собственно, почти никому. — Может, ты общаешься не с теми людьми? — Я общаюсь только со своей родней. — Это-то и плохо. Ты взрослая женщина, а сидишь дома, как ребенок дошкольного возраста. — Но… — разговор снова сворачивал не туда, но у нее уже не хватало воли вернуть его на место. Так на ситуацию она не смотрела никогда, ей всегда казалось, что так и дОлжно — крутиться в семейном кругу. — Ты же сам видел, какие у нас дома порядки, - сказала она наконец. — И что? Повторюсь, ты взрослая женщина и вправе решать, кем тебе быть в этой жизни. Ярен растерянно уставилась на недоеденный кадаифи у себя в тарелке. Не обязательно быть хорошей в глазах главы дома, делать все, чтобы заслужить его поощрение? Сколько она себя помнила, все слушались деда, все его даже самые противоречивые и обидные поступки считались правильными, не подлежащими осуждению. Своим здравым умом она частенько понимала, что дед творит несусветную дичь, но в нее настолько глубоко вдолбили, что младшие, особенно девочки, должны слушаться и быть хорошими, что все ее сопротивление выливалось лишь в мелкие тайные пакости и сомнительные проделки. Которые больше вредили ей самой. Она перебирала в уме события собственной жизни, глядя на них под новым углом, и не замечала, что Харун нервно теребит часы под столом. Он должен был убеждать эту изобретательную сумасбродку, что у нее нет выбора, а вместо этого сунул ей такого козыря в руки… Слышал бы Аслан, сказал бы, что он действительно спятил! — Кажется, пришло мое время задавать тебе вопросы, — сказал он наконец. — А, да, — она кивнула и выдохнула. — Ну, спрашивай. — Где ты научилась стрелять? — Что?! И это все? Она волновалась, ждала, что он полезет к ней в душу… — Ярен, да на тебя не угодишь. Что опять не так? — Серьезно, это самый важный вопрос, который тебя сейчас интересует? — Ну, мне любопытно. — Да никто меня не учил, я понятия не имею, как обращаться с пистолетом. — Тем не менее, ты знаешь, что нужно снять пистолет с предохранителя. Я же видел. — Я не знаю, что такое предохранитель. Знаю только, что нужно потянуть за эту штуку сверху, и тогда можно стрелять. Когда в твоей семье все вечно носятся с пистолетами, чему-нибудь да научишься. Однажды, когда никого не было дома, я решила поучиться, но дед застукал меня и устроил публичную порку. Ей тогда было четырнадцать. Все ушли из дома, даже слуги, а она по какой-то причине осталась. Бродила по этажам, зашла в комнату брата и увидела пистолет, который ему подарили на совершеннолетие. Почему бы не попробовать? Она достала из мусорного пакета пустые лимонадные бутылки, выстроила их на столе внизу и принялась палить. В самый разгар веселья внезапно появились дед с отцом, и что было дальше, она вспоминать не любила. Как оказалось, кто-то из соседей услышал выстрелы и позвонил Насуху-аге. Тот примчался, испугавшись за внучку, и просто не поверил своим глазам, увидев озорную девчачью фигурку с оружием в руке. — Кстати, как ты назвал меня тогда? Бонни…? — Бонни Паркер. — Кто она такая? — Светловолосая красотка, нагонявшая страху на американские банки во времена Великой Депрессии. Не в одиночку, конечно. Ярен закатила глаза. — Тебя все это забавляет, да? — Ярен, слушай, мне казалось, я сделал тебе тогда комплимент. — Комплимент? Да ты, как обычно, издевался надо мной! Потому что я выглядела глупо и смешно. Я была напугана до полусмерти, а ты, оказывается, вовсе не собирался… — Свернуть тебе шею? Нет, не собирался. Но и ты не выглядела глупо. Напротив, я восхищен твоей дерзостью и изобретательностью в попытках отделаться от меня! — он снова рассмеялся. — Ты и правда психопат! Не понимаю, какое ты находишь удовольствие в этих вещах? — Крошка, весь секрет в том, что и ты находишь в этом удовольствие. Только пока боишься себе в этом признаться. Твоя жизнь была похожа на безвкусный рисовый пудинг, а потом появляюсь я, и ты начинаешь играть в суперагента, пудрить головы своим родителям, этому бедному парню, который на побегушках у Асланбеев, проливать на меня горячий чай (было больно, кстати!), в конце концов сбегаешь из дома и хватаешься за пушку. Да у тебя сроду не было таких возможностей себя проявить и, главное, человека, который способен оценить это! — Не сравнивай меня с собой, я не сумасшедшая! Если тебе приглючилось, что я таким образом развлекаюсь с тобой, то это только твои бредовые идеи, а не то, что есть на самом деле! — Не развлекаешься, нет, пока до этого еще далековато. Но это приятно щекочет тебе нервы и вносит разнообразие в твою унылую действительность. И я могу тебе это доказать. — Что ж, с интересом послушаю твои бредни, — сказала она с вызовом. И почему она так злится на него, это же просто очередная чушь в его стиле?.. — То, что ты сейчас здесь. Со мной наедине, в непонятном месте, среди ночи, когда все приличные люди спят, общаешься на весьма острые темы и даже обижаешься, что я не задал тебе более пикантных вопросов. Во всем этом у тебя не было никакой необходимости, ты все сделала по собственному желанию. Ты серьезно думаешь, что я хотел задать тебе какие-то жутко личные вопросы и узнать какую-то жуткую правду о тебе? Хотя кое-что я, несомненно, узнал. — Тогда… зачем? — Заметь, — он усмехнулся, — ты уже второй раз за ночь задаешь мне этот вопрос. Это прямо-таки становится традицией. — И все же ответь, будь так разлюбезен. Раз уж у нас сегодня ночь вопросов и ответов, — вкрадчиво добавила она. — Я хотел увидеть, как ты очертя голову подпишешься на очередную авантюру. Убедиться, что я правильно тебя раскусил. Глядя на твою довольную физиономию, объевшуюся сладостей и готовую на любые приключения, я понял, что не ошибся. Она смотрела на него во все глаза со смесью ужаса, изумления и… невольного восхищения. Он, конечно, психопат, но глупо прятаться от самой себя. Он снова разозлил ее, надавил на какие-то чувствительные места в ее душе, но она не могла не помнить, как пару часов назад наслаждалась своей смелостью и необычностью этой внезапной ситуации. Хотела переиграть Харуна — не потому, что это было жизненно необходимо, а потому, что просто хотела его переиграть. «А глаза у него карие, но светлее, чем у папы», — без всякой связи подумала она. Харун тоже молчал, глядя, как она переваривает его слова. «Да неужели? Первый раз закрыла рот и задумалась, когда кто-то сказал ей правду». — …Харун, слушай, я дико извиняюсь, но в 6.00 приедет Халит сменить меня, и мне надо тут все оставить в идеальном виде. Ничего, я если тут помашу шваброй рядом с вами? Клянусь, воткну наушники, включу музыку и не буду ничего слышать. Официант Омер стоял возле них, чувствуя, что вклинился в какой-то важный момент. Что поделаешь, он бы и дальше сидел за своей стойкой и смотрел в телефоне футбол, но от Халита потом не отвяжешься… — А, да не парься, мы уже поедем, — Харун порылся во внутреннем кармане пальто, извлек бумажник и достал купюру. — Держи. …Да держи, зачем мне твоя сдача. И запомни: ее, — он указал на Ярен, — сегодня тут не было. — Вот этого мог бы и не говорить, — ответил Омер, собирая их тарелки и чашки. Они молча подъехали к дому Шадоглу. Ярен вылезла из машины и неуверенно уставилась на ворота. — Ханифе и Мелеке наверняка уже встали. Если я сейчас заявлюсь вот так… Харун подумал с минуту. — У вас есть какой-нибудь задний двор или еще какой-то вход? — Есть заброшенный дом по соседству, но там замок на двери… — Показывай, куда идти. Ярен подвела его к воротам соседней усадьбы. Ветхая деревянная дверь скособочилась на проржавевших петлях, но все еще держалась. Харун немного повозился с замочной скважиной, и дверь скрипнула. — Легче легкого. Но смазать бы этот замок, однажды он не откроется просто потому, что все детали намертво приржавели друг к другу. — Дальше я дойду одна, — сказала Ярен, видя, что он собрался войти вслед за ней. — Вот еще! Раз уж я вскрыл этот замок, зайду и посмотрю, что у вас тут интересного по соседству. — Только не вздумай ходить к нам этим путем! — Хм, как запасной вариант вполне сойдет. Спасибо, что подсказала идею, любимая. Ярен хлопнула себя рукой по лбу. И кто ее тянул за язык? Зачем она вообще заикнулась про соседнюю усадьбу? Он же ничего не делает просто так, по доброте душевной. Но, как и в случае с кондитерской, особого выбора у нее не было. Они поднялись на верхнюю террасу. Занимался розовый рассвет, и Ярен невольно залюбовалась. Она никогда не бывала здесь в такой ранний час, не наслаждалась полнейшей тишиной, когда никто не бегал по лестницам, не гремел, ни кричал. Она даже забыла, что Харун стоит рядом и смотрит на нее. Скоро, совсем скоро зацветет миндаль, а там и пальто можно будет снять, и они снова начнут завтракать на улице, под солнцем… …Мелеке что-то уронила внизу, послышался ворчливый голос Ханифе, Ярен вздрогнула и очнулась от своих мыслей. Вот это да… Она покосилась на Харуна, ожидая очередное едкое замечание, но он молчал и по лицу его ничего нельзя было прочесть. — Ну, я пошла, — сказала она и добавила: — Спасибо, что помог. Она перелезла через низенький парапет, и вдруг ей в голову пришла неожиданная мысль. — Слушай, когда ты сегодня привез меня домой — не боялся, что родители снова встретят нас на пороге? Мне, в общем, грозило бы снова быть запертой в комнате, выслушивать очередную тираду о том, какая я мерзавка, ну и пара новых затрещин, ничего приятного, но в целом я привыкла. А вот ты бы на сей раз точно не отделался пахлавой. Харун пожал плечами. — Зачем заранее придумывать себе сложности? К тому же, жизнь без риска становится ужасно пресной. Сладких снов тебе, крошка. Перед тем, как войти в комнату, она все-таки оглянулась. Харун сидел на парапете и смотрел на солнце, тонкой яркой линией показавшееся над горизонтом. Утренние лучи вызолотили его волосы, да и сам он выглядел совсем не опасным… словом, не таким, как всегда. В комнате сквозь занавески тоже разливалось золото. Ярен бросила в кресло сумку и пальто, какие-то странное чувство не давало ей сосредоточиться. Она походила по комнате. Нет, надо взять себя в руки и хоть немного поспать. Если она будет днем клевать носом, опять кто-нибудь начнет интересоваться, что да как, да почему. Она зашла в ванную и увидела, что на полочке нет зубной щетки. «Чемодан! Остался у Харуна в багажнике…» Включила воду, умылась и взглянула на себя в зеркало. На нее смотрела красивая девушка с умными глазами и спокойным, уверенным выражением лица. «Жизнь без риска становится ужасно пресной», — вспомнила она слова Харуна. Внезапно ее охватила непонятная зависть к нему. «Он свободен, делает, что хочет, и его семья считается с ним. Он сам принимает решения, идет на риски и не боится этого. …А я сижу в четырех стенах и трясусь каждый раз, когда мне нужно сделать хоть что-то самой!» Она снова глянула на себя и расправила плечи. Первый раз за много лет кто-то поговорил с ней о ее жизни с позиции равного, без истерик и слез, и это придало ей уверенности. Как странно, что этим кем-то оказался ее психопат жених… «Я тоже стану свободной и самостоятельной, буду принимать решения и делать это без потных ладошек и трясущихся коленок». Достала из шкафа новую щетку и решительно принялась за зубы. После того, как Ярен исчезла в стенах особняка, Харун некоторое время сидел, любуясь рассветом. Потом спустился, отогнал машину на соседнюю улицу, выключил мотор и попытался привести в порядок спутанные мысли. Он вспомнил одного профессора, с которым они стали коллегами и в некотором роде приятелями, когда Харун окончил Калифорнийский университет и стал работать. Она любили посидеть на террасе его маленького коттеджа в Сан-Диего, выходящей на океан, выпить чего-нибудь и порассуждать о жизни. «Парень, никогда не смешивай работу, чувства и алкоголь. Пусть для всего этого у тебя в жизни будет отдельный слот», — говорил он. «Вот тебе и выпал шанс проверить, так ли он прав», — подумал Харун и потер лицо ладонями. Пока он играл отведенную ему роль строго по сценарию, написанному им и Асланом, все развивалось так, как они и предполагали. Дед Насух доволен хорошей партией для строптивой внучки, родители в восторге от такого милого жениха, невеста… а невесту никто не спрашивал. Харун думал, что она побрыкается для вида, как и все девушки в подобных семьях, но дальше этого дело не зайдет. Его вполне устраивало, что она к нему равнодушна и легко забудет навязанного ей жениха, когда ему придет время свернуть всю эту комедию. Однако Ярен оказалась слабым звеном в этой хитро сплетенной цепочке. Звеном упрямым, цепким и чересчур проницательным. Сначала она стала помехой, которую он сердито кинулся устранять. Потом она удивила его — так, что он не смог достаточно убедительно сыграть свою роль опасного психопата, которого она должна была бояться и не путаться под ногами. А теперь он понял, что больше не сможет не считаться с ней. «В конце концов, Аслан хотел, чтобы я вошел в семью Шадоглу, почему бы не добавить в этот план некоторые изменения, которые не коснуться сути?» — успокаивал он сам себя. Но разум, верный страж всех его действий, подсказывал, что он внесет в план не изменения, а хаос.