Танцы на крыше

- Ярен, дочка, ты сегодня совсем заспалась! Хандан постучала в дверь и, не дождавшись ответа, вошла в комнату к дочери. - Ярен! Да вы посмотрите на нее – спит и спит! Ярен пробормотала что-то нечленораздельное и спрятала голову под одеяло. - Вставай, дочка, вставай! – Хандан потянула с нее одеяло. – Уже почти полде… а это еще что? Она схватила руку Ярен, мирно покоившуюся на подушке. Ярен недовольно приподняла голову …и сон мигом слетел с нее. Мать разглядывала ее правую руку, не веря своим глазам. Кольцо! Она так и уснула с кольцом на пальце! - Что это, я спрашиваю? – Ярен попыталась выдернуть руку, но мать не пустила. – Отвечай сейчас же! - Мама, да из-за чего весь сыр-бор? – Ярен старалась придать своему лицу невозмутимое выражение. – Ты чего? Это мое кольцо, сто лет лежит у меня в шкатулке… - Да у тебя стыда нет! – Хандан прожгла дочь взглядом. – Врешь и не запинаешься! Кольцо вот с такущим бриллиантом, да чтоб я не знала про такие украшения в твоей шкатулке? За дуру меня держишь, да? Она за плечо вытащила дочь из кровати и встряхнула. - Ты что, тайком встречалась с Харуном? Когда он тебе это подарил, говори! Кровь прилила Ярен к щекам. Разве не они так хотели, чтобы она вышла за Харуна замуж? И им было плевать, что она не знала и не любила его. А теперь, когда она поняла, что он нужен ей, когда почувствовала себя счастливой рядом с ним, мать попрекает ее, что она виделась с ним? И она вынуждена стоять тут и изворачиваться, делая вид, уверяя, что это просто кольцо и к Харуну оно не имеет никакого отношения… Она решительно выпрямилась. Некуда отступать. - Да! Да, я встречалась с Харуном. Тайком. Это его подарок. - Да как ты посмела? – Хандан открыла рот. – Джи… - Стой, мама! Погоди звать отца. Сначала ты выслушаешь меня. Хандан набрала воздуху в грудь, но Ярен снова ее опередила. - Скажи мне, разве не вы так восхищались этим парнем, так хотели, чтобы я вышла за него? И что же случилось? Когда я решила сама выяснить у него, что произошло, узнать, предавал ли он меня на самом деле, ты орешь на меня, как будто я совершила преступление? - И… что он тебе сказал? – осторожно спросила Хандан. - Сказал, что любит меня. Меня, и больше никого! Мама, - она подошла и посмотрела матери в глаза, - ты считаешь, мне было мало Мирана? Мне было мало того, что со мной случилось? Никто не пожалел меня тогда, и сейчас тебе тоже не жаль? Хандан смотрела растерянно и с сочувствием, которое в последнее время все реже испытывала по отношению к дочери. - Ярен, милая, мне очень жаль, - она протянула руку к ее щеке, но Ярен зло увернулась. – Мне Харун очень нравился, я была в шоке от того, что услышала… - А что ты слышала? Бредни Рейян? Так и знай, - крикнула она, - если вы разлучите меня с любимым, я… я что-нибудь сделаю! – она схватила со стола нож для бумаги и угрожающе выдвинула лезвие. - Ярен, девочка, перестань сейчас же!! – Хандан бросилась отнимать у нее нож. – Брось, тебе говорю! А-ай, Джи… - Мама! Ты обещала не звать отца, пока мы не поговорим! - Да это разве разговор? …Ярен, доченька, положи это …вот так, сюда. Деточка, я не знала, что ты его так любишь… - А ты вообще ничего не знаешь, мама, - загадочно сообщила Ярен. - Что это значит? Ты что такое говоришь? - Говорю то, что есть. Если вздумаешь выдать меня замуж за другого, он обнаружит непоправимый изъян в своей невесте в первую брачную ночь. - Что? Да когда вы успели?! Хандан схватилась за волосы и упала в кресло. - Твой отец… не должен знать. Ты… да вы… Я считала тебя такой… ты же совсем дитя! Ай, - она вскрикнула так, будто ее укусила оса, - Ярен, дочка, да ты подумала, что от этого дети бывают? - Вполне возможно, - пожала плечами Ярен. – Может быть, я уже беременна. Тем более, что у нас это было не один раз. - Дай мне воды, - слабым голосом пробормотала Хандан. Ярен налила матери воды в стакан и подала. Хандан пригубила, поставила стакан на стол и встала. – Да ты дуришь меня! Ярен улыбнулась. - Пока что – да. Но если ты ничего не предпримешь, чтобы мы снова стали женихом и невестой – клянусь, я это сделаю, и забеременею, и опозорю вас всех, и можешь посадить меня хоть на сто замков – они меня не удержат! - Так, - Хандан встряхнулась. – Ну-ка, садись, - она села на кровать и указала Ярен место рядом с собой. – Ты голову потеряла совсем. Он тебе хоть сто раз может сказать, что любит тебя, но что это за история была в Стамбуле, а? Ну вот. Почему они с Харуном не разработали план? Ну, почему он такой беспечный, почему? - Это недоразумение, - Ярен всхлипнула и принялась размазывать слезы по лицу. В этот момент мозг ее лихорадочно работал. Просто «недоразумением» им не отделаться, нужен какой-то сильный аргумент. Быстро, пока мать вспомнила, что все-таки любит ее и что Харун все это время был «милым сыночком». – Да вы же даже не дали ему объясниться, слова сказать не дали. Это все Миран! Та девушка – однокурсница Мирана, она приставала к нему. И Миран просто хотел отделаться от нее перед Рейян, которая, конечно же, начала ревновать. И спихнул все на Харуна. А вы поверили Мирану. Мирану! Который хотел убить дядю, который отобрал Рейян у Азата! - Ярен, но ведь Рейян сказала… - Рейян повторяет все, что скажет Миран. Своего мнения у нее нет. А Миран за что-то терпеть не может Харуна. Впрочем, Миран вообще никого не любит, кроме своей Рейян. Если Миран завтра скажет, что Харун объявлен в международный розыск, а Азат бьет его сестру Элиф – вы тоже поверите? Хандан сидела слегка растерянная и совершенно сбитая с толку. «Уфф, - Ярен почувствовала, что ее аж затошнило от нервного возбуждения. – Как удачно удалось все спихнуть на Мирана. Он и так здесь персона нон грата, не убудет, если на нем повиснет еще один грешок. Да и он тоже виноват, - со всей женской непоследовательностью размышляла она. – Если бы он не был таким упертым бараном, Харуну не нужно было бы писать эти дурацкие записки и подставляться. …И все-таки, кто же за всем этим стоит?» - А кольцо Харун привез мне из Стамбула, - Ярен понятия не имела, где Харун купил ей это кольцо, но какая разница. – Хотел порадовать меня, увидеть на моем лице улыбку. Сказал, что это символ нашей любви, такой же большой и чистой, как этот бриллиант, - у нее аж зубы свело от собственной вдохновенной ванили. - Он же знать не знал, что его тут так встретят, - она всхлипнула. - Ну, предположим, - Хандан постучала пальцами по кровати. – Ладно, хватит мне тут петь в уши. Ты мне лучше вот что скажи, - она пристально вгляделась в дочь, - он был с тобой нежен? Тебе было хорошо с ним? - Мама! – теперь пришел черед Ярен смешаться и опешить. - А чего ты так смутилась? То хорохоришься, что у вас уже все было, то вдруг – «мама, да ты что, да как можно», - передразнила ее Хандан. – Ты уж определись, дорогая моя, раз начала играть в эти игры. Я прекрасно вижу, что вы не только за ручку держались, иначе бы ты сроду такое не выдумала. Ярен опустила взгляд на собственные пальцы, подрагивавшие от волнения. Раньше мать не проявляла перед ней своего откровенного цинизма в том, что касалось отношений между мужчиной и женщиной. Да, в чем-то она права, назвался тыквой, полезай в суп, но… было что-то отталкивающее в том, чтобы вот так говорить об этом. Она вспомнила их с Харуном ночные поцелуи, его руки, сжимавшие ее тело, его плохо сдерживаемую страсть... ее собственная первая страсть пока лишь чуть опалила ее, коснулась своим крылом. Это было тайной, прекрасной и сокровенной. Как можно об этом хоть что-то сказать, чтобы это не звучало вульгарно и грубо? Хандан всмотрелась в ее лицо, ставшее мягким и мечтательным (вот уж сто лет не видела свою дочь такой!), в ее глаза, засиявшие тем особенным блеском, который отличает влюбленных. И тихонько вздохнула. Пожалуй, дальше можно не спрашивать. - Ладно. Вот, что я тебе скажу… - …Хандан! Хандан, где ты? Мы с братом не можем найти… - Мама! Я тебя предупредила… - Ярен встрепенулась и схватила мать за рукав. Хандан отцепила ее руку и открыла дверь. - Джихан, ну что ты разорался? Что вы там не можете без меня найти? У меня голова кругом, а ты… - Дочь, да ты что, опять плачешь? – Джихан сунул голову в дверь, и Ярен поспешно закрыла лицо руками и отвернулась. Да, она плачет. Еще как плачет! Краем глаза она видела, что за отцом подошли дядя и Азат. Ну надо же, все семейство пожаловало! - Ярен, у тебя все в порядке? – участливо спросил Азат. - Абсолютно! – заорала Ярен. – У меня все просто зашибись! Кроме одной маленькой мелочи: у меня отобрали жениха. А так все просто блеск! – она пнула кресло. - Выйдите, выйдите все отсюда, - Хандан замахала руками, выпроваживая клан Шадоглу из спальни дочери. – Джихан, мне надо с тобой поговорить. …Нет, Хазар подождет, я сказала – мне надо поговорить… Мать прикрыла за собой дверь, было слышно, как она возбужденно что-то говорит отцу, но слов Ярен разобрать не могла. Взгляд ее снова упал на колечко, вызвавшее такую бурю в доме Шадоглу, и внезапно она почувствовала непривычное спокойствие и уверенность. Она больше не одна против всех. Харун где-то сейчас, но тоже ищет пути, чтобы снова навести мосты между семьями Шадоглу и Бакырджиоглу. Горячая волна разлилась у нее по телу. «Я больше никому не дам испортить себе жизнь, - она вздернула подбородок. – Будет так, как я захочу». Прошла пара довольно нервных часов. Хандан раздала пинков абсолютно всем в доме: Азат с женой укрылись в супружеской спальне, кухарки – у себя в кухне, и даже Ханифе не гремела, как обычно, посудой и не ворчала на все, что попадалось ей под руку. Ярен сидела в своей комнате, даже не пытаясь подслушать, о чем приглушенно ведут разговор мать, отец и дядя, запершись в гостиной. Она сделала все и даже чуть больше, и теперь была почти спокойна. Она убедила маму, а мама отлично знает, как сделать так, чтобы отец ее услышал. Ярен со свойственным ей природным практицизмом прекрасно понимала: отец не всегда соглашается с матерью, но в конечном итоге всегда делает так, как хочет она. Что, впрочем, не отменяло любви родителей друг к другу. Оставшись одна, она написала Харуну обо всем, что произошло, умолчав, правда, об учиненном матери шантаже – не обладая от природы особенной стыдливостью, она могла сколько угодно сочинять такие истории для родных, но все еще стеснялась обсуждать эти вещи с мужчиной. «Если я скажу ему, он наверняка начнет свои похабные шуточки, - думала она, - и я его придушу». Что поделать, настоящего Харуна она знала совсем немного. А он никогда бы не стал вгонять ее в неловкость там, где чувствовал ее слабую сторону. В конце своего сообщения она приписала: «А дальше сочиняй сам. Это было ужасно, меня еще ни разу не вытаскивали из кровати и не припирали к стенке, не дав даже проснуться». Харун ответил ей почти мгновенно: «Понял тебя. У меня была другая идея, но неважно, буду действовать сообразно обстоятельствам. Не волнуйся и иди завтракай». Ярен не стала пренебрегать его советом, спустилась в кухню и позавтракала там, не обращая внимания на косые взгляды Ханифе. Служанки всегда напрягались, когда Ярен приходила на кухню – прежде она не упускала случая ущипнуть их обидным словом. А теперь она молча поедала салат и тыквенный суп, и Мелеке с Ханифе, в конце концов, забыли о ней и перестали с удивлением посматривать на ее мечтательное лицо. Они даже принялись негромко обсуждать какие-то свои дела, когда телефон Ярен громко пискнул на всю кухню. «Такого эффекта я не ожидал. А ты молодец, крошка». Ярен сжала телефон в руке и бросилась наверх. - Харун, что случилось? – зашептала она в трубку. - Ты не поверишь: я позвонил Джихан-бею, поплакался, что никак не могу прийти в себя после его вчерашней отповеди, короче, лежу в обмороке, пью валерьянку и страдаю от кровоточащей раны в сердце, иии… Твой отец сказал, что мы все погорячились, не стоит верить всему, что говорят, и, памятуя о нашем доверительном общении в прошлом, предложил встретиться и поговорить как мужчина с мужчиной. Я не думал, что это будет так просто. …Ярен, что ты такое сделала? Хандан-ханым и вправду поверила, что ты там помираешь и хочешь зарезаться? - Какая разница, что я сделала, главное, что это работает, - уклончиво ответила она. Хорошо иметь умного парня, но иногда он уж слишком умен и проницателен. – И вообще ты рано радуешься, ведь еще ничего не решено! - Считай, что решено. Если папочка готов увидеться со мной, значит, в душе уже поверил всему, что я скажу. «А, пожалуй, он прав», - довольно подумала она. - На чем вы в итоге остановились? - Встречаемся через час в отеле. - И ты уже знаешь, что скажешь? - А что тут выдумывать? Ярен, моя решительная и находчивая радость, ты ведь сама все сочинила, мне остается только причесать твою историю и придать ей чуть более изящный вид. Ярен промолчала. Она не хотела показывать этого, но внутри она вся растаяла от его искренней похвалы. Она упрямо держалась высокого мнения о самой себе, но никто из близких ей людей так давно не признавал за ней хоть каких-то достойных качеств! - Надеюсь, у тебя получится, - неловко ответила она. - Харун, - она помялась, - а ты будешь еще что-нибудь делать… ну… - Делать что? - Ну, писать еще записки или что-то, чтобы помирить… - Ярен! Давай договоримся – по телефону мы это не обсуждаем. В твоем доме полно ушей. - Не волнуйся, я сижу в ванной и включила воду. Харун не выдержал и рассмеялся в трубку. Однако, какая предусмотрительность! - Очень похвально, радость моя, ценю твои мозги. Но все-таки будет лучше, если мы будем обсуждать это только лично. А лучше вообще не обсуждать – это не шутки, и я не хочу тебя в это втягивать. - Но я могла бы помогать… - Нет. - Ах, вот как! То есть, с этой мымрой ты готов сотрудничать и пользоваться ее помощью, а моей – нет? Харун не сразу сообразил, о какой мымре идет речь. - Это что, ревность? - осторожно поинтересовался он. - Не обольщайся, - отрезала Ярен. – Я просто хочу понять, почему ты ставишь ее способности выше моих. - Крошка, я понимаю, что тебе жутко любопытно и я просто потряс твое воображение, но ты пойми одну простую вещь: Дениз плевать, она посторонний человек, ее может увидеть кто угодно, и это ни на что не повлияет, она хоть завтра улетит в Нью-Йорк и все про нее забудут. Но тебе лучше держаться подальше от этих дел. Миран и мухи не обидит, пока никто не трогает его Рейян – он только орет и размахивает пистолетом. А вот Азизе – опасна. Она никогда не вытащит пушку, чтобы покрасоваться, но если уж она ее вытащила – спасайтесь все. И это не просто красочный оборот речи. Я играю в опасные игры и буду счастлив, если ты не будешь иметь к этому никакого отношения. Да, и если тебя это успокоит – в обозримом будущем к помощи Дениз я прибегать не собираюсь, все мои дела здесь, в Мидьяте. Ярен вздохнула и сунула ногу под струю воды. Если бы он сейчас видел ее, такую красивую, в шелковом халатике, с новеньким педикюром… - А Азизе ведь и впрямь владеет оружием. Насколько я знаю, довольно неплохо. Я всегда удивлялась, кто ее этому обучил в нашем средневековом Мидьяте, где женщине и то нельзя, и это. - Было бы желание, а способ найдется, - ответил Харун. – У нее есть телохранитель и ее правая рука, Махмут, который вроде как не особенно подвержен шовинистическим настроениям. Ну, или делает для своей госпожи исключение. - Если бы не все те гадости, которые Азизе причинила нашей семье, я бы, пожалуй, даже восхищалась ею. Она ведь на всех наплевала и стала делать то, что сочла нужным. Захватила весь бизнес Асланбеев, везде разъезжает, сама встречается с их партнерами, заключает сделки, и никто не фыркает, с ней все считаются, ее уважают. Я часто думала об этом, когда даже на улицу не могла выйти без разрешения… Она вспомнила, как шептались все в доме – громко говорить опасались, чтобы не дошло до ушей Насуха. Азизе появилась на площади в окружении телохранителей и бросила свой платок в лицо главе дома Шадоглу. Тому самому Шадоглу, которого трепетал весь Мидьят. Развернулась и ушла царственной походкой. Все возмущались поступком Азизе Асланбей, а Ярен подумала – вот бы и у нее было столько силы, чтобы делать то, что хочется, а не то, что от нее хотят… - Я еще не все знаю, но боюсь, Азизе стала такой не от хорошей жизни, - вывел ее из задумчивости голос Харуна. Ярен хотела что-то ответить, но Харун прервал ее: - Мне параллельный звонок, - он отнял трубку от уха. – Ярен, этой твой отец. - Ох-х… - она мигом забыла об Азизе. – Харун, в общем… я в тебя верю. Позвони мне потом. - Конечно. Все, отключаюсь. *** - Сынок, я понимаю, твои мотивы были благородны. Но ты понимаешь, что своим благородством бросил тень на репутацию Ярен? Про твою собственную я уже молчу. Джихан не слишком одобрял брак племянницы и поэтому не понимал, зачем Харуну понадобилось тащить голову Мирана из петли, в которую тот, скорее всего, сам залез. Ну, разумеется, сам. Он ведь пошел наверх за какой-то вещью, ну и шел бы себе, зачем нужно было останавливаться и обниматься с чужой девушкой, пусть даже и твоей бывшей однокурсницей. Джихан на своем опыте знал, что жены обязательно появляются в тот момент, когда ты встретил какую-то свою старую подругу, и она решила подержать тебя за руку или погладить по плечу (или ты сам решил это сделать). И тут уже бесполезно объяснять, что вы просто стояли и разговаривали – тебе устроят скандал и три дня не будут с тобой разговаривать. Не потому, что так уж тебя подозревают – просто из вредности. А раз Миран об этом не подумал, вот пусть сам бы и выпутывался. И уж точно Харуну, обрученному с Ярен, не стоило говорить, что эта однокурсница – его девушка, лишь бы юная чета Асланбеев в канун Дня Влюбленных снова не разругалась вдрызг. Ему-то какое дело? Лучше бы подумал, как наладить отношения с их с Хандан вздорной дочерью. - Папа, я все понимаю. Но на тот момент я думал о том, что Рейян пришлось вынести, чтобы наконец обрести свое счастье. Я не мог позволить, чтобы оно так глупо разрушилось из-за нелепой случайности, - Харун сокрушенно уставился на носки своих ботинок. - Брат, ну что ты пристал к парню? – Хазар, которого Хандан предложила взять с собой в качестве группы поддержки, был так счастлив, что хоть кто-то думает о благополучии его дочери, что был готов простить Харуну любые прегрешения. – Ты же видишь, что другого выхода не было? Да и кроме них четверых никто же этого не слышал, репутация Ярен не пострадала. - А зачем тогда твоя дочь молола языком? – напустился на него Джихан. – Такой скандал, и все снова из-за нее! - Брат, я бы сказал, какой скандал был из-за твоей дочери… - начал было Хазар, но тут Харун кашлянул в кулак. – Сынок, это дело прошедшее, не обращай внимания. - Папа, это был не лучший выход, не спорю, - Харун посмотрел на Джихана. – По сути, я сам виноват в том, что Рейян подумала обо мне плохо. - Харун, запомни на будущее, - наставительно сказал Джихан, - ты должен думать прежде всего о своей семье. Это главное. А твоя семья – это Ярен. Харун опустил глаза, в которых слишком явно засветилось торжество победы. «Моя семья – это Ярен? Прекрасно. Папочка, ну так сразу и скажите, что отпустили мне все грехи». Он подумал о том, что все устроилось как нельзя лучше. Сначала Джихан подозрительно отнесся к этой истории – Рейян не жила с Шадоглу и очень редко бывала дома, Харуну просто некогда было проникнуться настолько теплыми родственными чувствами к кузине своей невесты, чтобы очертя голову ринуться спасать ее брак. Но у Харуна в рукаве был беспроигрышный козырь. «Джихан-бей, - он состроил покаянную гримасу, - я понимаю, что все это выглядит подозрительно и неправдоподобно. Но если вы не верите мне, спросите Мирана. Если он мужчина и порядочный человек, он подтвердит мои слова». Харун прекрасно знал, что даже если Джихан решит обратиться к Мирану, тому будет нечего делать, кроме как признать слова Харуна. Про себя он посмеивался, представляя, как разъяриться Миран, обнаружив себя обязанным так раздражающему его человеку. Но Дениз очень удачно, нагло и своевременно разыграла свои домогательства. Все выглядело так, будто Харун действительно выручил Мирана из неприятной ситуации, назвав Дениз своей девушкой. Несколько часов до того Харун перевел ей на счет круглую сумму, которую она у него клянчила, чтобы не брать кредит в банке, и приписал сообщение: «Спасибо, что прикрыла мою задницу». - Но если я женюсь на Ярен, Рейян и Миран тоже станут моей семьей. Миран станет мне братом! – Харун понимал, что его несет, и передернулся от мысли назвать этого неуравновешенного типа своим братом, но остановиться не мог. - А парень прав, - заметил Хазар. - Что-то я запамятовал, когда Миран последний раз грозился тебя убить? – ехидно спросил Джихан. – Вчера или позавчера? - Это не имеет значения, он не виноват, это все Азизе отравила его разум! - Да прекратите вы! – воскликнула Хандан. – Джихан-бей, - обратилась она к мужу уже спокойнее, - давай мы подумаем, что скажем нашей девочке, когда вернемся домой? Пусть ждет своего жениха на чай в ближайшую пятницу? Папа должен как раз вернуться с фермы. Джихан недовольно посмотрел на жену – он не любил быстро сдаваться, - но она ответила ему улыбкой, не терпящей возражений. С другого бока Хазар положил руку ему на плечо. - Ну, хорошо. Харун, будем считать, что это было недоразумением. Но больше такого я не потерплю. «Больше и не придется, второй раз я в ту же ловушку не попадусь». - Разумеется, папа. Этот урок мне обошелся слишком дорого, чтобы я его забыл. - Ну, вот и славно, - Джихан заметно расслабился, а Хазар улыбнулся Харуну. – Погодите… - телефон зазвонил во внутреннем кармане его пиджака. - О, нет, - он взглянул на экран и побледнел, - Хазар, я совсем забыл про саженцы со всеми этими проблемами… - Это отец? – Хазар вскочил. – Извините нас. Брат, пойдем, я поговорю с ним… Братья, еще раз извинившись, встали из-за стола и ушли на террасу, негромко переговариваясь. Харун расслабленно вздохнул и разом допил свой чай. Поскорей бы Шадоглу уехали к себе, Ярен там, наверное, бегает по потолку, а он даже не может написать ей сообщение, чтобы не выглядеть невежливым перед ее родными. Он посмотрел на будущую тещу, сидевшую напротив него – и рука его остановилась над столом. Хандан поставила свою чашку с чаем, и ласковое, любезное выражение сошло с ее лица. *** Спустя два дня в гостиной Шадоглу было тесно. Харун был снова принят в лоно семьи, и в честь этого вечером вокруг кофейного столика со сладостями собрались все – Джихан с Хандан, Хазар с Зехрой, Азат и Элиф, и даже малышке Гюль разрешили присутствовать, несмотря на поздний час, и теперь она сидела на коленях у Азата и вертелась во все стороны, прислушиваясь к разговорам взрослых. Хандан что-то объясняла Зехре, которая неважно себя чувствовала на шестом месяце беременности, Джихан вполголоса ругался Хазару, что все труднее стало удерживать цены на продажу оливок маслобойным предприятиям, а Азат радовался, что на коленях у него сидит младшая сестренка – ее детский голосок рассеивал напряжение, царившее между супругами, и Элиф впервые за несколько дней улыбнулась, складывая для девочки журавлика из салфетки. Ждали Насуха-агу, буквально полчаса назад приехавшего с фермы с Юсуфом. Харун и Ярен сидели на тахте – ближе, чем это позволялось приличиями, но дальше, чем обоим того бы хотелось. Ярен расправила складки пышной юбки, присобранной у талии широким поясом, завязанным сзади бантом, и поправила туго завитый локон. Харун чувствовал, как до него долетает шлейф ее духов, косметики и того волнующего аромата, который исходит от тела любимого человека, и думал о том, как это тошно – быть примерным женихом и воспитанным мальчиком. - Ты чудесно выглядишь, - шепнул он ей. Ее ресницы чуть дрогнули. - Мы теперь так и будем – сидеть до самой свадьбы на приличном расстоянии друг от друга под присмотром всей родни. - Не будем, - Харун уставился в ее декольте. - Пройдет немного времени, страсти улягутся, и я выпрошу у твоих родителей позволения свозить тебя куда-нибудь. Ее мизинец коснулся его мизинца. - Хорошо еще, что дедушка ни о чем не узнал. - Да уж, дед твой вовремя уехал на ферму. Так понимаю, твои просто решили поберечь его нервы? - Скорее свои, - она едва заметно усмехнулась. – Деду что-то говорят, когда уже совсем нельзя ничего скрыть. Он воспринимает все очень… радикально. - Я все думал, - Харун погладил ее палец, - о тех пещерах, про которые ты мне рассказывала. Ну, в которые вы ездили детьми. Ярен покосилась на мать. - Харун, ничего не выйдет. Понимаешь, я уговорила маму помочь нам, но она теперь с нас глаз не спустит. Не знаю, удастся ли нам хотя бы в кафе выбраться, какие там пещеры. Харун все два дня вертел слова тещи и так, и эдак, и наконец задал так занимавший его вопрос. - Ярен, объясни мне одну вещь: почему Хандан-ханым решила, что я непременно стану тебя соблазнять до свадьбы? Причем сделаю это чуть ли не завтра? Ярен капризно поджала губы. Вот упрямец! Все-то ему надо знать. - Это все, что ты хочешь мне сказать после того, как мы столько времени не виделись? Устраивать мне допрос? Харун подумал о том, что они не виделись всего два дня, но совсем не подумал о том, что время для него и для нее текло совершенно по-разному. Он голову сломал, как бы успеть все необходимые дела за эти два дня, а Ярен безвылазно сидела дома и изнывала от безделья. И скучала по нему. Даже просто выйти из дома и пройтись по городу она не могла – мать пристально следила за каждым ее шагом, а Азат, с которым она могла бы отпроситься, сочувствовал ей, но издалека, и избегал ее общества после того, как она стала причиной его ссоры с Элиф. - Сказать тебе, что мое истерзанное сердце обливалось кровью и рвалось к моей невесте эти два дня? – в глазах Харуна сверкнули озорные искорки. - Да что там, это как два года в разлуке с любимой… - Харун, прекрати это! - Ярен-султан, да на вас не угодишь. Когда я пытаюсь выразить тебе свои нежные чувства, тебе не нравится, когда задаю обычный человеческий вопрос, тебе тоже не нравится. Чувствую, у меня скоро разовьется комплекс неполноценности! - Это последнее, что может с тобой случиться, - фыркнула Ярен. - Хм, почему это? - Потому, что ты наглый и самонадеянный! - И из-за этих качеств ты в меня влюбилась? Харун почувствовал, как острые ноготки Ярен впились в его руку, лежавшую на тахте. Он попробовал аккуратно высвободить кисть, но Ярен безо всякой жалости впилась в него еще сильнее. - Хочешь знать, почему мама согласилась помочь нам? – Она коварно посмотрела на него и шепнула, уже не заботясь ни о приличиях, ни о собственном стеснении: - Я сказала ей, что мы с тобой уже муж и жена. В физическом смысле. - Что?!! Харун непроизвольно дернул рукой, так что Ярен оставила ему на коже четыре красочных полосы. Морщась, потер руку другой рукой и внезапно понял, что сказал это слишком громко – присутствующие перестали переговариваться и уставились на них с Ярен. - О чем вы там шепчетесь? – малышка Гюль с детской непосредственностью прервала всеобщее молчание. – Ярен, Харун, скажите мне тоже! - Мы с Харуном обсуждали, кого позовем на свадьбу, сестричка, - Ярен улыбнулась девочке. - Тогда почему у Харуна такое лицо? - Потому что Ярен предложила позвать мою троюродную тетку, а она драла меня за уши, когда я был таким, как ты, - Харун подмигнул девочке и постарался придать своему лицу беззаботное выражение. - Ярен, ты в своем уме? – Харун снова наклонился к ней, когда все вернулись к своим делам. Он слышал, как Хандан что-то рассказывает Зехре, но не решался взглянуть на нее. – Ты… в какое положение ты меня поставила? Ярен подавилась смешком. - Да что смешного? - Успокойся, - смилостивилась она. – Потом я сказала, что соврала. Но уверила, что это станет правдой, если мама не поможет нам. - Аллах, смилуйся надо мной. – Харун потер переносицу и перевел дух. – И я ведь смотрел ей в глаза и говорил все эти вещи… И все это время она думала, что я затащил тебя в постель! Вернее …не затащил, но собирался. - А что такое? Не ты ли собирался сказать, что провел со мной ночь, если нас бы застукали тогда утром на нашей террасе? Харун посмотрел на нее – внимательно и не без восхищения. - Загнала меня в мою же ловушку? Ну, ничего, я тебе это припомню, вот только отпрошусь у Джихан-бея в пещеры… - Мне уже начинать бояться? – она передернула плечами. – Будешь думать в следующий раз, прежде чем так шутить. Она откусила пахлаву, пряча улыбку. Сам напросился. Кто бы мог подумать, что она когда-нибудь заставит его смешаться… - Салям-ун алейкум! – Насух Шадоглу вошел в гостиную в сопровождении брата Юсуфа, и все встали. - Алейкум салям! Добро пожаловать, отец. – Каждый по очереди поприветствовал главу дома Шадоглу и приложился к его руке. Насух уселся на свое место во главе стола. Ханифе немедленно налила ему чаю, Хандан пододвинула блюдо с лукумом, но мыслями Насух явно был далеко от своей семьи. Одному только Юсуфу известно, что ему стоит каждый раз ездить на эту ферму, да и с делами одно огорчение. Джихан проигнорировал его просьбу заказать новые саженцы (как всегда!), и теперь пришлось покупать их дороже; в апельсиновых деревьях, с которых только собрали урожай, завелись какие-то жучки. Еще и по дороге домой он заехал в отель и стал свидетелем отвратительной, на его взгляд, сцены. - С делами все хорошо, папа? – Хазар заглянул отцу в глаза. - Разумеется. Особенно, когда некоторые… - Насух хотел было снова проехаться по младшему сыну, но вовремя вспомнил, что с ними сидит Харун. Негоже парню слушать все это, он пока что не стал членом семьи. – Впрочем, ладно. Я был в отеле перед тем, как попасть домой. Хотел кое-что обговорить с управляющим. Когда зашел в холл, на рецепции стояла пара и ругалась на моего портье – из-за каких-то каналов, которые не ловит телевизор. Якобы из-за этого они не смогли посмотреть что-то важное. Совсем молодые люди, не удивлюсь, если еще и не расписанные. Я всегда был за то, чтобы гостям доставалось все самое лучшее, в конце концов, у нас сеть отелей высшего класса. Но тут уж я не удержался! Намылил им шеи. И пусть пишут, что хотят, в своих отзывах, мне плевать. Снимают самый дешевый номер, а требуют, чтобы у них были султанские покои! - Папа, я понимаю, что у тебя не было настроения, но зря ты так, - Хазар был, пожалуй, единственным членом семьи, которому иногда позволялось не соглашаться с мнением отца. – Это могли слышать и другие гости. Портье, конечно, не было приятно выслушивать такие вещи, но думаешь, они первые, кто к нему цепляется? - Отец, вы платите ему за это деньги, - вставила Хандан. - Дело не в этом, - ответил Насух. – Я ехал домой и думал, куда катится мир. Люди ничего не хотят терпеть, ни малейшего неудобства. Им подавай абсолютный комфорт! Я помню, как мы жили, когда я был в твоем возрасте, Азат, - он посмотрел на внука. – Мы были Шадоглу, богатыми плантаторами, но у меня была простая деревянная кровать, ситцевые занавески на окнах и одежды в два раза меньше, чем у любого из вас. И мылись мы все в одной ванной внизу, а не то, что у вас – по ванной на каждую комнату, и воды вы тратите, как будто мы живем в Сибири, а не в Анатолии. И никто не жаловался! Он вспомнил маленький домик с низким потолком, грубо сложенной печью, и девушку, орудовавшую возле этой печи. Как она накладывала плов Насуху, сидевшему по-турецки на плетеном коврике, и этот плов был вкуснее всего, что готовил в доме Шадоглу специально обученный повар. Разве о комфорте они думали тогда?.. - Насух-ага, но разве это плохо, что уровень жизни повышается? – голос Харуна вывел его из задумчивости. – Что люди и деревнях теперь могут позволить себе провести водопровод и иметь горячую воду? Я не говорю, что нужно скандалить из-за телевизора, но раз мы можем жить лучше, почему бы не жить лучше? Ярен испуганно взглянула на Харуна, но вид у него был такой же, как и всегда в кругу ее семьи – почтительный и слегка наивный. - Потому что вы циклитесь на том, как бы помягче спать и повкуснее есть, и это делает вас изнеженными, неприспособленными к жизни, - отрезал Насух. – Это ты в Америке всего этого набрался? - Отчасти, - спокойно ответил Харун. - Папа, послушай, – вмешался Джихан. – Мы же не можем искусственно помещать себя и своих детей в условия пятидесятилетней давности, чтобы, как ты говоришь, не вырасти изнеженными? Если мы сейчас не будем пользоваться теми благами, которые нам доступны, - отстанем от жизни, нас назовут дикарями. - Это-то и плохо, - проворчал Насух. – Мы всегда были страной, которая вбирала в себя все самое лучшее, но не шла на поводу у других, не позволяла никому диктовать, как нам жить, одеваться, есть и пить. Мы можем производить автомобили, высокотехнологичное оборудование, нефтепродукты, текстиль, и оставаться самими собой. А то некоторым теперь и в Рамадан до заката потерпеть трудно. А ты соблюдаешь Рамадан? – Насух резко повернулся к Харуну. Вся семья теперь смотрела на Харуна – Джихан и Хандан напряженно, Хазар и Зехра – с нескрываемым сочувствием. У Ярен сердце ушло в пятки – ну, зачем он полез в бутылку, сейчас начнется… Но Харун ответил все так же спокойно, и на мгновение Ярен увидела в его глазах знакомый блеск, дерзкий и хладнокровный: - Нет. Если Насух ждал, что зять начнет краснеть и оправдываться, он этого не дождался. - Насух-ага, я понимаю, о чем вы говорите, и отчасти согласен с вами, - продолжал Харун как ни в чем не бывало. – Но есть большая разница между тем, чтобы осознанно подходить к потреблению, и тем, чтобы искусственно ограничивать себя. К тому же, что вы называете роскошью и изнеженностью? Человечество всегда стремилось обеспечить себе комфорт, просто сейчас это стало возможным, как никогда раньше. Ярен незаметно пнула его ногой. Но тут подал голос Азат: - Дедушка, а я согласен. Если моя жена будет рожать, я хочу, чтобы она родила ребенка в специализированной клинике под присмотром врачей, а не у повивальной бабки. Хазар хотел что-то сказать, но тут раздался звон разбитого стекла – Элиф выронила чашку, облив чаем себя, Азата и Гюль. - Простите, - пролепетала она, - я сейчас уберу. - Я тебе помогу, - Азат спустил Гюль с колен. - Азат, прекрати, - зашептала она. - И не подумаю. - Харун, пожалуйста, не делай так больше, - Ярен воспользовалась паузой и наклонилась к Харуну. – Ты только выпутался из одной проблемы, хочешь угодить в другую? - Хочешь, чтобы я продолжал строить из себя дурака, дорогая? – шепнул он ей в ответ. Ярен взглянула сначала на него, а потом искоса на деда – два упрямца, право слово, они друг друга стоят! Насух, между тем, посмотрел на внука и не без ехидства заметил: - В таком случае, Азат, поторопись со своим младенцем. Вот родишь наследника, и все сразу увидят, и Азизе перестанет доставать меня, что я украл у нее внучку! - Папа, зачем вы так, вы же смущаете девочку, - вполголоса попыталась урезонить его Зехра. - Ха! Девочку! Вот Ярен – девочка, но скоро перестанет ею быть, а эта девочка уже давно не девочка, с тех самых пор, как подписала брачное свидетельство! - Ярен, дочка, свари-ка нам кофе, - Хандан оправила на руке золотой браслет. – Папа, вы ведь еще не пили кофе? А ты, Джихан? Ярен встала и пошла вниз, было слышно, как стучат каблучки ее туфель по каменной лестнице. Харун проводил ее задумчивым взглядом. Хандан давно привыкла дирижировать этим оркестром – вовремя замечать, когда мужчины распалялись настолько, что нужно было охладить их пыл: что-то сказать, что-то уронить, принести кофе, сладости, нарды, сногсшибательную новость. Кофе, впрочем, пусть теперь варит дочь – раз уж она взялась за ум и собралась замуж. А она, Хандан, и так набегалась, в ее-то положении. Она погладила свой живот – вот забавно, ее младшенькая будет совсем не намного старше своих племянников или племянниц. От Азата не дождешься, уж слишком он затянул всю эту историю, и в глубине души Хандан все еще надеялась, что они с Элиф разведутся. А вот эти двое… Она посмотрела на Харуна: сидит весь такой серьезный и делает вид, что ему чрезвычайно интересны разглагольствования главы Шадоглу. Но она хорошо видит, чего ему действительно хочется – как он смотрел на Ярен, выходящую из гостиной, на бант, колыхавшийся над ее попой. Надо устроить так, чтобы их поскорее поженили. Самой ей в свое время пришлось ждать свадьбы почти полгода со дня помолвки, когда ее отец, наконец, решил, что «этот Шадоглу им подходит». Джихан лазил к ней в окошко по ночам, ей удалось неплохо узнать его и увериться, что они действительно подходят друг друга, однако она смогла удержать его в границах разумного. Но у дочери нет мозгов. И когда она успела с ним встретиться? А что, если они действительно решат… Впрочем, не стоит волноваться. Хандан была чрезвычайно довольна собой: она сумела не растеряться (ох, Ярен, чуть не свела ее с ума!), разрешить эту проблему, вернуть дочери выгодного и подходящего жениха и заодно хорошенько начесать Харуну холку. От Ярен нынче всего можно ждать – Хандан до сих пор не могла прийти в себя, что ее дочь вообще может думать о таком! Но дорогой зять теперь связан словом, а на его слово можно положиться, если она хоть что-то понимает в мужчинах. Она еще раз прокрутила в голове разговор, который состоялся у нее с Харуном в отеле. Джихану в тот момент позвонил отец, и они с Хазаром, как малые мальчики, побежали объяснять, почему на плантацию до сих пор не завезли новые саженцы. Насух бушевал по громкой связи, и Хандан, пользуясь моментом, встала и кивнула Харуну. - Ну-ка, иди сюда, дорогой сыночек, - она без особых церемоний схватила Харуна под локоть и потащила в сторону от стола, где они сидели. – Я мужу сказала, что вы с Ярен говорили по телефону …иначе он бы тебе голову открутил. Но я все знаю – и про кольцо, и про то, что вы с моей красавицей тайком встречались. …Да что я тебе говорю – Ярен уже наверняка все передала, так? - Ну, мамочка, если я все еще жив, то, выходит, вы на меня не слишком сердитесь? – в тон ей ответил Харун, игнорируя ее последний вопрос. – И вы, надо думать, понимаете, что мне нужно было прояснить этот вопрос с Ярен прежде, чем разговаривать с вами и Джихан-беем? Харун хорошо понимал, что может запросто схлопотать пощечину за такую наглость. Но он сделал ставку на то, что будущей теще импонируют люди нахальные и напористые – такие, как она сама. - Охх, мало тебя мать в детстве трепала! – Хандан отвесила ему ласковый материнский подзатыльник. – Я-то рада, что вы с дочерью наконец поладили. Однако понимаю, что теперь, если вам будет охота снова увидеться тайком, то ни отец, ни я вам не помеха …не надо, не делай невинные глазки. Ярен хитрая, как кобра, а ты еще хитрее. - Мамочка, я не хотел бы, чтобы вы думали, будто я злоупотребляю вашим доверием. - Вот и не злоупотребляй. Я сделала все, чтобы отец тебе снова поверил, и ты мне теперь кое-чем обязан. Харун внимательно посмотрел на нее. Что-то изменилось: маленькая энергичная Хандан больше не смотрела на него восторженным, ласковым взглядом. Она что-то узнала про него – больше, чем просто факты; что-то, после чего продолжать разыгрывать перед ней наивного пай-мальчика не только глупо, но и опасно. Почему она убедила Джихана поверить ему? Ох, Ярен, он так и знал, она не все ему рассказала… - Я понял и искренне это ценю, - серьезно ответил Харун. – Но вы сами, кажется, не очень-то мне верите? - Ну отчего же? Уверена, твое примирение с Ярен было не из легких. Моя дочь та еще язва, я представляю, что она тебе наговорила – если ты после этого не сбежал, значит, она действительно для тебя ценна. Но смотри, - Хандан прищурилась, - в день свадьбы отец повяжет ей на пояс алую ленту, и чтобы это не было формальностью. Ты понял это? - Можете на меня положиться. - Я надеюсь, - Хандан облегченно вздохнула: слова Харуна прозвучали коротко и твердо, без виляний и изображения оскорбленной невинности. - …А-а, Джихан, ну что там? Вы разобрались? Хазар, почему у тебя такой вид… Она до сих пор не определилась, верит ли объяснениям Харуна. Действительно ли он заботился о чувствах кузины своей невесты, или просто пытается прикрыть свои грешки? В их сегодняшнем разговоре она увидела будущего зятя с иной стороны и окончательно уверилась, что он старше, умнее и дальновиднее, чем пытался им всем показать. Первый раз она задумалась об этом, когда он буквально из кармана вытащил двадцать миллионов, чтобы директорское кресло в компании осталось за Шадоглу. Откуда у мальчишки столько денег? Как он сказал? «Ну, я же еще и бизнесмен». Он вел свой бизнес не в маленьком Мидьяте, где можно было просто положиться на чье-нибудь честное слово, а в большом конкурентном мире, и если его там не сожрали, значит, с ним стоит считаться. Она пыталась намекнуть на это Джихану, но тот только отмахнулся, радуясь, что Азата больше никто не трогает на его новом посту. И сейчас Хандан невольно зауважала будущего зятя за то, что он не побоялся говорить с ней откровенно. Да, он зачем-то ломал перед ними комедию все это время – возможно, потому что с Насухом по-другому не поладить. В глубине души она чувствовала, что Харуну глубоко наплевать на благополучие брака Рейян и Мирана, но теперь она была готова простить ему возможные грешки. Он явно дорожит Ярен, и это главное. И, пожалуй, так лучше, что он оказался таким, каким оказался: теперь Хандан может быть уверена, что будущее Ярен в надежных руках. Если он сумел приручить такую дикую кошку, как ее дочь, значит, он мужчина не только на словах, но и на деле. И она ни минуты не жалеет, что убедила мужа в невиновности Харуна и еще посоветовала взять с собой мягкого и доверчивого Хазара, который всегда действовал на Джихана умиротворяюще. Ярен внесла поднос с кофе. Гостиная мгновенно загудела – аромат кофе настроил всех на миролюбивый лад. Как и подобает, Ярен поставила чашку сначала перед дедом, потом перед старшими членами семьи, затем пришла очередь Харуна и брата с невесткой. - А мне? – пискнула Гюль. Она не очень понимала, о чем говорили взрослые, но видела, что происходит что-то необычное, и совсем расшалилась. - А тебе – твоя бутылочка, - Ярен вытащила из кармана юбки любимую бутылочку сестренки и поцеловала малышку в темечко. - Ах, как хорошо, - Хандан отпила из своей чашки. - Да уж, моя внучка умеет варить кофе, - Насух был чрезвычайно доволен: домашние, в конце концов, позабавили его, злости как не бывало. И кофе, признаться, был действительно хорош. Ярен снова села на тахту и расправила юбку. Харун взял свою чашку и хотел было отпить, но заметил, как Ярен вполглаза наблюдает за ним. Рука его замерла на полпути. Неужели опять всыпала ему соли вместо сахара, как тогда, на помолвке? «Кофе, значит, хорош?» - Харун поднял бровь. «Что, боишься?» - она взмахнула ресницами. Харун потянул носом – какой-то знакомый запах дошел до его обоняния. Осторожно пригубил горячую жидкость – и его словно прошиб электрический ток. Кайенский перец! Она сварила ему кофе с перцем! Он не спеша допил жгучий напиток, разлившийся по венам приятным возбуждающим теплом. Однажды его уже угощали чем-то подобным, когда он был в Мексике по работе. Но вкус кофе, сваренного Ярен, был смягчен толикой горького шоколада и кардамоном, и оттого стал более изысканным и менее резким. - И что же? – шепнула Ярен, когда он поставил на стол пустую чашку. – Дедушка прав, его внучка умеет варить кофе? Харун наклонился к ней, ловя мягкий блеск в ее глазах под полуопущенными веками. - Это был изумительный кофе, - он коснулся пальцами ее спины. – Будешь варить мне такой каждое утро. - Да ты взлетишь на воздух, - съязвила Ярен. Но Харун заметил, как она выпрямилась, и легкая дрожь пробежала по ее телу. Она низко опустила голову, боясь, что кто-то заметит ее вспыхнувшие скулы. - Гюль, мне кажется, тебе пора спать, - Зехра заметила, что дочка задремала на коленях у Азата. – Сынок, отнеси ее в ее комнату, я сейчас поднимусь. - Нет, я вовсе даже не сплю, - встрепенулась девочка, - так, прикрыла глазки на минуту. - Гюль! – уже строже сказала мать. - Да полно тебе, Зехра, - неожиданно заступился за малышку дед. – Пусть посидит. – «Когда еще так хорошо соберемся, когда никто не орет, не плачет, не возмущается, не закатывает истерики», - мелькнуло у него в голове. Последнее время в семье установилась нездоровая атмосфера постоянной настороженности, и он как глава семьи чувствовал, что вожжи, которые он надежно держал столько лет, уплывают у него из рук. А сегодня все собрались, как много лет назад, когда Ярен и Азат были маленькими и так же спали на коленях у родителей, и в волосах у Хазара и Джихана не было седины, и никто не боялся смеяться и шутить за столом. А еще раньше… - Ты, Хазар, помнится, так же любил посидеть за столом со взрослыми, и я носил тебя спящего в ту самую комнату, где сейчас живет Гюль. И ты точно так же делал вид, что не спишь, когда я пытался загнать тебя в кровать. Все рассмеялись, представив почтенного Хазар-бея на месте Гюль, а сам Хазар всплеснул руками: - Папа, ну ты бы еще вспомнил, как Джихан отбирал у меня горшок и надевал себе на голову, лишь бы брату не досталось. - Хазар-бей! – Зехра прикрыла рукой смеющееся лицо. - А что? Он, - Хазар указал на брата, - был жуткий собственник. Однажды он объелся слив так, что ему стало плохо, а все почему? Потому что сливы любил я! - Да уж, тот горшок мне тогда пригодился! – сокрушенно покачал головой Джихан под хохот всей семьи. Харун смеялся вместе со всеми. Пожалуй, не такие уж они и сумасшедшие, и кто знает, когда-нибудь он сможет почувствовать их своей родней… - Ох! – Зехра, все это время хохотавшая, как девчонка, схватилась за живот. - Что такое? – Хазар бросился к жене. - Да ничего, смеяться меньше надо, - проворчала Хандан. – Знаешь, что, дорогая, в постель надо не Гюль, а тебе. …Сиди уже, много ты понимаешь, - она отодвинула Хазара в сторону и помогла Зехре подняться. – Я сама ее отведу и уложу. Хандан и Зехра вышли, а остальные продолжали переговариваться, вспоминая приключения из детства, как вдруг Ярен оглушительно чихнула. - Будь здорова, - Харун повернулся к ней. Вместо ответа она снова чихнула, взяла салфетку и громко высморкалась. - Ярен, ты как? – Азат вопросительно посмотрел на нее. - Не обращай внима… а-апчхи! Теперь на нее смотрели все. Ярен чихнула несколько раз подряд, вытерла покрасневший нос и смущенно пояснила: - Простите, аллергия. Весна, растения зацветают. - Ну, так иди и закапай капли в нос, а не чихай на стол, - Насух сердито взмахнул рукой. - Да, дедушка, конечно. Ярен, вставая, незаметно ущипнула Харуна и быстро шепнула: «Спускайся вниз, пока мама у тети». Выходя, она снова выразительно чихнула. - У меня тоже по весне бывает аллергия, - сообщила Элиф. – Ужасно неприятно. - Значит, тебе надо пропить курс витаминов, - Азат посмотрел на жену. Она ответила ему растерянным взглядом – сегодня он неожиданно сказал то, чего она уже отчаялась от него услышать, да еще и при всех, и теперь она не знала, как себя с ним вести. Харун выждал некоторое время и затем картинно полез в карман за автомобильным брелоком и озабоченно взглянул на экран. - Простите, мне нужно спуститься к машине, что-то случилось. Видимо, кто-то не может проехать – я припарковался не в очень хорошем месте. - Поставь машину в гараж и не мучайся, - Азат протянул ему ключи. – Там должно быть место возле моей машины. А то так и будешь бегать, у нас очень узкие улицы. Харун благодарно кивнул – добродушное предложение Азата и его близорукое замечание были очень кстати. Выходя из гостиной, он подумал, что, возможно, они с Ярен напрасно рискуют, когда все только-только наладилось, и следовало бы проявить благоразумие и дождаться более удобного момента побыть вдвоем… Но после того, как кайенский перец проник в его кровь, он не мог думать ни о чем, кроме как стиснуть Ярен где-нибудь на темной лестнице и снова почувствовать вкус ее поцелуев. И забыть обо всем остальном. Хотя бы на несколько минут. Он сбежал вниз, пересек пустой двор. Заглянул под лестницу, за кусты жасмина, разросшиеся в палисаднике, сунул нос в какое-то крошечное помещение, из которого на него чуть не выпала швабра и не ударила его по лбу. Остановился возле темной кухни – и маленькая горячая рука схватила его за запястье. После ярко освещенной гостиной в кухне не было видно абсолютно ничего. Харун на ощупь сгреб Ярен в объятия, запутался в ее банте и дернул рукой, краем сознания надеясь, что ничего не оторвал. Ее руки схватились за лацканы его пиджака, перебрались на плечи, они неловко столкнулись лицами, пытаясь найти губы друг друга. Темнота, близость разоблачения и неутолимое желание насытиться друг другом за эти мгновения, которые были им отведены, сделали их поцелуи беспорядочными, торопливыми и обжигающими. Харун с силой сжал ее сладко изогнувшееся тело, и Ярен вскрикнула или вздохнула, не справляясь с нахлынувшей волной, первобытной энергией жизни, забурлившей в крови… …Свет резко включился, раздался страшный грохот, ошеломленные и дрожащие любовники расцепили объятия, и Харун инстинктивно оттолкнул Ярен себе за спину, готовясь встретить неминуемую атаку. Ханифе с крайне скандализованным выражением лица стояла на пороге, а у ее ног все еще подпрыгивал поднос и валялась горка разбитого фарфора. - Иди-ка наверх, я тут все улажу, - Харун осторожно нащупал Ярен за своей спиной. Она кивнула, легко перепрыгнула гору осколков и, как кошка, скользнула мимо Ханифе. На пороге она обернулась, посмотрела на Харуна – и вдруг хихикнула, прикрыв рот ладошкой. «Что?» - Харун едва заметно кивнул ей. Она снова подавилась смешком и несколько раз провела ладонью возле губ, из чего Харун понял, что она измазала его помадой. Он торопливо вытерся и присел на корточки, сгребая осколки и слушая, как Ярен бежит вверх по лестнице. Ханифе молча присела рядом, держа веник и мусорное ведро. Харун взял у нее веник, загнал осколки в ведро и выразительно посмотрел на нее: - Ханифе, мы ведь друзья, верно? Ханифе встала и выпрямилась во весь свой невысокий рост, ногой отодвинула ведро в сторону. Харун тоже встал, вопросительно глядя на нее. - Столько праздничного фарфора разбила, Хандан-ханым мне полгода будет это вспоминать. - Я скажу Хандан-ханым, что это я сбил тебя с ног, и вина за фарфор на мне. Идет? Ханифе смерила его взглядом. - Харун-бей, ты вроде умный… но это тебе не помогло. - Ханифе? - Ханифе, Ханифе, - раздраженно передразнила она его. – Да, вот сейчас пойду к Хандан-ханым и расскажу, как ты тискал ее дочку в моей кухне. Как же, Ханифе ведь первая ябеда и змея в этом доме! Катись отсюда, - с внезапной злостью воскликнула она и схватила со стола полотенце. Харун ловко увернулся от шлепка полотенцем и выскочил во двор. Ключи Азата звякнули в его кармане, напоминая о том, зачем он спускался вниз. Так, теперь надо действительно быстро отогнать машину в гараж… Если бы Харун не был так поглощен собственными ощущениями, он бы непременно заметил странное, непривычное выражение в лице Ханифе. *** Харун вернулся в гостиную и на мгновение остановился на пороге: Хандан переплетала Гюль косичку, Насух что-то со смехом втолковывал Юсуфу, только Азат, заметив его, с улыбкой кивнул. Харун кивнул в ответ и протянул ему ключи. Ярен сидела на тахте с видом чопорным и неприступным, локоны аккуратно разложены по плечам, широкий волан ровными складками прикрывает плечи и грудь. Как будто не она выскочила пять минут назад из кухни взлохмаченная, разрумянившаяся, в блузке, стянутой с одного плеча, с криво свисающим бантом. Харун незаметно пригладил волосы и поправил пиджак – он как-то не подумал о том, что вид у него такой же взлохмаченный и затисканный. - Я успела раньше мамы, - шепнула Ярен, когда он сел на тахту рядом с ней. Харун посмотрел на ее мягко очерченный профиль, чувственно полураскрытые губы, грудь, поднимавшую и опускавшую волан на блузке. Для стороннего зрителя она, пожалуй, выглядела сдержанно и строго, по крайней мере, она очень старалась так выглядеть со стороны. Но стоило чуть приблизиться к ней, и на него снова нахлынула волна ее женственности, так внезапно распустившей свои лепестки, ее первой страсти, опалившей и так неузнаваемо ее преобразившей. Рядом с ней он и сам чувствовал себя юным - беззаботным, окрыленным, готовым взять любое препятствие – это все дарит юность, еще не узнавшая неудач и горечи поражений, еще не научившаяся практично взвешивать все в уме. Ярен едва слышно вздохнула рядом, и это было лучшим доказательством того, что она пережила все так же остро, как и он сам. На груди у нее была маленькая царапинка, след их минутной страсти. Харуну захотелось дотронуться до нее, прижаться к ней губами. - …Мелеке, ну, чего ты там копаешься? – раздался голос Насуха. - Иду, Насух-ага, иду, - Мелеке внесла поднос с тремя графинами апельсинового сока. - Папа, что это? – воскликнул Хазар. Насух хитро улыбнулся и обвел глазами семейство. - Юсуф собрал остатки урожая, и я решил… - Брат, да что я там собрал, подобрал, что рабочие не доглядели, - перебил его Юсуф. - Брат собрал шесть ящиков апельсинов, - повторил Насух, - и мы решили, что повезем их домой. Продать – не продашь, а семья давно не пила апельсинового сока. ...Не надо визжать, Гюль, моя лапочка, сейчас Мелеке тебе нальет. Теперь, кто захочет, может в любое время сам себе готовить – аппарат стоит на террасе, я завтра всем покажу, как пользоваться. Впрочем, это легче легкого, и младенец разберется… - Отец! – Хандан взвизгнула не хуже Гюль. – Ах, Джихан, налей мне! - Папа, вот это да! Неужели ты действительно купил аппарат? - Дедушка, ну ты даешь! Гостиная потонула в радостном гуле голосов и запахе февральских апельсинов. *** Ярен забежала в спальню и закрыла за собой дверь. Семья закончила распитие апельсинового урожая хорошо за полночь, а потом они с Харуном целовались за воротами, когда вышла его проводить, и теперь ей хотелось незаметно и побыстрее улизнуть к себе в комнату. Она задумчиво развязала бант, стянула юбку, блузку, повесила в шкаф и краем глаза посмотрела на себя в зеркало. Она всегда считала себя красивой, да она такой и была, но сейчас Ярен с удовлетворенной радостью подумала, что теперь ее красота кому-то нужна. Со смешанным чувством удовольствия и стеснения представила, что однажды Харун увидит ее такой, как сейчас. Дотронется до нежной кожи, проведет руками по обольстительным изгибам ее тела. Кровь снова закипела у нее в венах, и она встряхнулась, отгоняя слишком уж откровенные мысли. Достала с полки и натянула домашние штаны и свитер. Было одно дело, над которым она уже размышляла два дня – с того самого момента, когда Харун раскрыл ей тайну своего приезда в Мидьят. Письмо. Запечатленный на бумаге след любви дяди Хазара и Дильшах-ханым. То самое письмо, которое так долго и безуспешно искали, которое так много значило для примирения Мирана Асланбея и Хазара Шадоглу. Которое Ярен в порыве ненависти к Рейян вытащила из пиджака своего дяди, когда тот лежал без сознания в больничной палате. Долгое время Ярен не особо беспокоило, что пропажа письма постоянно и ежеминутно ставит дядю под удар. Что это письмо могло бы если не прекратить, то ослабить неприятности, которые Асланбеи причиняли ее собственной семье. Но теперь письмо жгло ей руки каждую секунду, когда она вспоминала о нем. Она посмотрела на картину, за которой прятала письмо. В этом больше не было никакого смысла. Она подумала о Рейян и с удивлением поняла, что мыслит равнодушно, ей больше не было дела ни до ее радостей, ни до ее огорчений. Ее собственная жизнь наполнилась до краев, и в ней не осталось места для того, чтобы лезть в чужие жизни, беспокоиться о них, думать о них. Но была и другая, более ощутимая причина. Она не хотела мешать Харуну. Да, он отказался от ее помощи, но с каждым днем в ней зрело чувство сопричастности к его жизни, доверие, родившееся в тот миг, когда она перестали прятаться друг от друга за масками сарказма и напускного равнодушия. И сейчас, пряча письмо, она чувствовала, что предает это доверие. Все время с того момента, когда она впервые осознала, что Харун ей нужен, так сильно нужен, она яростно боролась за возможность быть с ним, чувствовать его, быть собой рядом с ним; как человек, нашедший краеугольный камень бытия, жадно, со всей полнотой жизни вцепившийся в него и принявший твердое решение его сохранить. И зачем? Затем, чтобы предать Харуна и потерять его доверие? Харун единственный, кто верит ей. «Я отдам ему письмо, - размышляла она. - Скажу, что нашла». Она с сомнением потерла лоб, представив себе лицо Харуна, его проницательные глаза: «Серьезно? Вот так взяла и нашла?» Нет, это не пойдет. Сказке про «нашла» он не поверит, а говорить ему правду… Не должен он думать, что она такая гадкая и равнодушная к бедам собственной семьи. Она подбросит письмо деду в комнату, а дед уж позаботится, чтобы Миран увидел его и прочитал. А она расправится с этой историей раз и навсегда. Ярен решительно встала с кровати, подошла к стене и сняла картину. И чуть не закричала. Письма не было.