Танцы на крыше

Воздух был свеж, и так приятно

Пахло весной и дикой мятой,

Солнце сияло, ты был рядом,

Что еще надо - да ничего!

Зря ты не веришь, ой, напрасно,

Что невозможно потрогать счастье.

Тяжесть ладони на запястье -

Вот оно, вот оно.

Марко Поло, "Дикая мята"

Ярен сидела на кровати и вертела в руках телефон. Харун оставил ее в номере приводить себя в порядок и отдыхать, а сам уже с полтора часа как уехал – покупать ей одежду и добывать ее документы из особняка. На сей раз она даже не стала спрашивать, как именно он собрался это делать. После того, как он добыл ее саму из забытой горной деревушки, она решила, что уж добыть ее документы – для него плевое дело. Она уже несколько раз нажимала разблокировку экрана и заходила в меню контактов, но каждый раз ее большой палец зависал над номером Харуна. Перед тем, как залезть в душ и стремясь очиститься от грязи и вони, среди которых прошли ее последние сутки, она просто сняла с себя всю одежду, засунула ее в мусорный пакет и завязала его узлом. При мысли о том, чтобы постирать хоть что-то из этого, ее начинало мутить – ей даже смотреть на эти вещи было противно, и не только из-за запаха и грязи: все это напоминало ей о ее кошмарном заточении. Но после того, как в своем рвении она избавилась от одежды, ей пришлось осознать, что появилась одна деликатная проблема. «Поздравляю, Ярен Шадоглу, - иронически думала она, - с утра ты была без денег и без телефона, теперь ты осталась даже без трусов. Просто браво! В жизни не думала, что попаду в такой переплет!» «Но что теперь делать? – размышляла она дальше. – Не могу же я просить Харуна покупать мне белье. Но и без белья я ходить не могу. Ладно, - она решительно разблокировала экран – в который уже раз, - пусть думает, что хочет. Ты сейчас похожа на Рейян с ее глупой застенчивостью, - фыркнула она, обращаясь к самой себе, - подумаешь, попросить жениха купить тебе белье. А если он начнет свои похабные шуточки»… - тут она слегка зависла, потому что не знала, что ей делать, если Харун начнет свои похабные шуточки. Но Харун внезапно облегчил ей задачу – она все сидела с телефоном в руке, как тот завибрировал, и на экране высветился номер Харуна. - …Ярен, загляни, пожалуйста, в шкаф и посмотри, что с моими белыми рубашками. Кажется, все неглаженные. Она встала и открыла шкаф – ну, да, конечно, после стиральной машины все как из известного места. - Хорошо, я поглажу тебе рубашку. Здесь где-то можно раздобыть утюг? - Спасибо, радость моя. Позвони Чилек на рецепцию и попроси, она принесет. У тебя все хорошо? Тогда я поехал дальше… - Харун, постой. - Да? Ярен беспомощно сморщила лоб и прижала трубку к уху. Как бы сказать ему поаккуратнее… - Ярен? Ты тут? - Да. Мне… нужно кое-что, ты не мог бы купить? - Разумеется. Что тебе купить? - Мне нужно… одну вещь, …вернее, несколько… Она услышала, как Харун шумно вздохнул в трубку, теряя терпение. - Ярен, что ты там мнешься? У нас мало времени: сейчас мой друг позвонит из Мардина и скажет, чтобы мы ехали, а у меня еще нет твоих документов. Что тебе нужно? Колготки? Прокладки? Таблетки от месячных? Ярен икнула и подпрыгнула на кровати. В ее понимании мужчины даже знать не должны, что у женщины бывает такая вещь, как месячные. Ну, ладно, хотя бы делать вид, что не знают. Азат, даром что брат ей, ни разу в жизни ни о чем таком не обмолвился, начисто игнорируя этот жизненный факт… Но от грубоватой прямолинейности Харуна ей внезапно стало легче. Она не могла не признать - если бы он вслед за ней начал конфузиться, то она сгорела бы от неловкости прямо здесь. Теперь же она просто ответила ему со всей возможной прямотой: - Не нужно мне никаких таблеток. Мне нужно белье. Я всю свою одежду выкинула в мусорку. Да, и колготки мне тоже нужны. - Ого, - пробормотал Харун. – Звучит интригующе. - Найди магазины Penti или Pudra, просто спроси у консультанта… - Ярен, не надо меня инструктировать, я прекрасно знаю, где берется белье. Ты мне лучше параметры свои пришли, - сказал он и вкрадчиво добавил, - а то я еще не имел случая ознакомиться… - Еще одно слово, и я тебя придушу! - И останешься без белья? Ярен надулась, как лягушка, собираясь выдать очередную тираду о том, как он невыносим, …но, не выдержав, рассмеялась. Харун может вызвать у нее самые разнообразные эмоции, но с ним точно никогда не упадешь духом. - Смотри, умник, - в тон ему ответила она, – если промахнешься, и мне не понравится то, что ты купил, пеняй на себя. - Уже страшно, какая кара меня тогда ожидает. Ладно, радость моя, пойду покупать тебе самый красивый комплект белья во всем Мидьяте. *** Вернувшись в отель и войдя в номер с пакетами в руках, Харун увидел премилую картинку: Ярен уютно спала в его постели, завернувшись в его банный халат и намотав на мокрые волосы его полотенце. На ее безмятежном лице застыло блаженство, и каждая клеточка сияла, отмытая и отчищенная от каких бы то ни было следов пребывания в сарае. И розовая пятка снова торчала из-под одеяла – в точности так же, как тогда, когда он тайком принес чемодан в ее спальню особняка Шадоглу. Харун мгновенно стал похож на кота, почуявшего мышь. Тихо, как кот, закрыл входную дверь и застыл посреди комнаты с пакетами в руках. Его отглаженная рубашка висела на плечиках на дверце неплотно прикрытого шкафа, на спинке кресла лежали его пиджак и брюки, разглаженные по стрелкам, а сверху красовался галстук, который Ярен, по всей видимости, сочла достойным такого торжественного события. Харун представил, как она деловито роется в его галстуках, и на его лице появилась довольная кошачья ухмылка. Словно почувствовав его внимательный изучающий взгляд, Ярен внезапно приоткрыла один глаз и пробурчала: - Ты чего смотришь на меня, как удав на кролика? Она неуверенно поправила полотенце на голове и сердито посмотрела на него, пряча смущение. Ну вот, она ведь прилегла на пять минут. И уснула! Харун поставил пакеты на пол и хищно глянул на ее пятку. Перехватив его взгляд, она было пискнула и дернула ногой, но Харун успел раньше. Поймал ее за лодыжку и легонько пощекотал. - Вот, теперь я сделал это. Прошлый раз очень хотелось, но я не решился. …Ничего не знаю, дорогая, у тебя очень милые пяточки, - он сел на кровать и положил ее ногу себе на колено. – Как ты? Хоть немного пришла в себя? Ярен приподнялась на локте и подоткнула под себя подушку. Пожалуй, можно не вырываться и не дергаться – ей было приятно, когда он вот так ласково держал ее ногу, а остальное не имело значения. И еще это было так мило, просто и по-домашнему… - Вполне, - она потянулась. – У тебя тут очень уютно, я спала, как младенец. - Я видел, мордочка у тебя была довольная. Больше не хочешь есть? - Харун, - она посмотрела на него с осуждением, - хочешь меня раскормить, чтобы я стала жирной, как барашки Гизем? - Непременно. А знаешь, что делают с жирными барашками? – он снова хищно покосился на ее пятку и пощекотал так, что она взвизгнула, пнула его второй ногой и тут же со стоном схватилась за поясницу. - Ох, Харун, ты женишься на развалине. Я вчера полдня махала лопатой, и надеюсь только, что смогу достоять до конца церемонии и не рассыпаться на части. - Нет, мой жирный барашек, так дело не пойдет, - он сложил с себя ее ногу и скомандовал, - ну-ка, давай мне свою поясницу. Ярен, охая, перевернулась, подставляя ему спину, и тут же завопила на весь номер: - Ай! Ой! …Харун, что ты там трогаешь? Это уже не поясница… - Радость моя, а как ты хочешь, чтобы я избавил тебя от страданий? Мышцы, которые держат твою поясницу, находятся чуть ниже. Ярен хотела что-то возразить, но вместо этого упала лицом в подушку и блаженно закрыла глаза. Прикосновения Харуна и вправду приносили несказанное облегчение. В конце концов, он без пяти минут ее муж, пусть трогает там, что хочет… К тому же, никакого внутреннего протеста оно у нее не вызывало. - Харун, давай не будем жениться, а останемся здесь и будем спать, - пробормотала она в подушку. Для полного счастья ей не хватало только хорошего массажа, ее совсем разморило, и при мысли о том, что сейчас нужно вылезать из постели и куда-то ехать, ей захотелось завернуться в одеяло и спрятаться. - Ладно, - неожиданно легко согласился он. Ярен, разомлевшая и сонная, не заподозрила подвоха, пока не услышала стук сбрасываемых кроссовок и не почувствовала, как Харун удобно устраивается рядом с ней. - …Харун, куда ты лезешь? – она попыталась спихнуть его с кровати. –  Да еще и в уличной одежде! - Мне раздеться? Ярен перекатилась на спину и закрыла лицо пятерней. На мгновение она подумала, что мать с отцом упали бы в обморок, увидев ее здесь, лежащую в постели с мужчиной, хватающим ее за ноги, массирующим ей спину и отпускающим сомнительные шуточки… «Чушь!» - она отмахнулась от этих мыслей. И раньше бывало, что она проделывала под носом у родителей всякие маневры, сильно отличавшиеся от того, что в нее пытались вдолбить воспитанием – чего стоили одни ее выходки с Фыратом! Это Рейян всегда отличалась крайней стеснительностью и щепетильностью, по сей день волновалась, как бы не сделать чего-то, не сообразного с приличиями, и краснела от одних намеков на близость с мужчиной. Что ж, видимо, такова была ее натура. Ну а Ярен не свойственна была подобная стыдливость, и сейчас она не чувствовала никаких угрызений совести. Ее чувства к Харуну стали серьезней и глубже, она доверяла ему – быть может, слегка наивным доверием юной девушки, впервые решившейся открыто поступать по своему усмотрению. Но было и то, о чем она не задумывалась и не догадывалась: Харун хорошо знал, где пролегает грань между свободой и пороком, уважал и оберегал ее невинность незаметно для нее самой и никогда не втянул бы ее во что-то, что заставило бы ее стыдиться самой себя. Ярен повернула голову и взглянула в его смеющиеся глаза. - Сними хотя бы куртку. И не вздумай проделывать это, когда мы поженимся! Терпеть не могу, когда приходят в уличных штанах и плюхаются на чистую постель. Азат такой же, я не представляю, как Элиф это терпит. - Слушаюсь, дорогая, - он сбросил куртку на пол и с нарочитым смирением поцеловал Ярен руку, - буду приходить в нашу супружескую постель исключительно в костюме Адама. - Для этого есть пижамы. - Ненавижу пижамы. - В таком случае, спасибо, что у тебя хоть банный халат имеется! - И он тебе безумно идет. Можешь забирать. А может, - он оглядел ее стройную фигурку, завернутую в халат, и усмехнулся, - мне и не стоило ничего покупать? Ты и так великолепно выглядишь! Ярен кокетливо поправила полотенце и невинно осведомилась: - Хочешь, чтобы я вышла за тебя в махровом халате и с банным полотенцем вместо фаты? - Я бы не возражал, но, боюсь, судья упадет в обморок. - Харун, я когда-нибудь поймаю тебя на слове, и ты поймешь, что доигрался со своими шутками, - она протянула руку, запустила пальцы ему в волосы и слегка сжала. - Лови, сколько хочешь. Я полностью в твоем распоряжении. Они лежали, повернувшись лицами друг к другу, за окном ветер трепал деревья, принося запахи цветов абрикоса и миндаля, и сердце Ярен сжалось от сладостной тоски. В глазах Харуна светилось столько пронзительной нежности, и неприкрытой страсти, и готовности принадлежать ей – никто никогда не смотрел на нее так, и она смутно догадывалась, что перед ней распахиваются ворота подлинного счастья, которое не каждому дано испытать. И что это мгновение они пронесут через всю свою жизнь – мгновение первой подлинной близости и понимания, которые не выразить словами, которые приходят внезапно, как весна, растревожившая горные пустоши. Пальцы Ярен, перебиравшие светло-каштановые волосы Харуна, скользнули по его шее, очертили линию скулы, помедлили, найдя пару маленьких, едва заметных веснушек, погладили жесткую бровь и переносицу. Повинуясь ее ласке, Харун прикрыл глаза и улыбнулся – беспечно и доверчиво, как улыбаются, щурясь от солнца. И, не выдержав затопившей ее любви и нежности, Ярен потянулась к нему, прильнула к его губам. Тогда, греясь у камина в чужом заброшенном доме, они только нащупывали путь друг к другу, и Ярен впервые узнала, каким ярким может быть мир, согретый ответным сердечным огнем. На темной кухне у Ханифе ее захлестнула бездумная, яростная страсть, желание пробиться, ощутить Харуна кожей, телом, всем своим существом. А сейчас это было и началом, и конечной целью, нитью, невидимо связывающей души, местом, где кончаются страхи, осторожность, сомнения, возможность оглянуться и повернуть вспять. Горная река выносила свои воды в безбрежный рокочущий океан, и уже не разобрать, где ее холодные капли смешались с солеными брызгами. Больше не нужны были слова, все сказанное и несказанное, желание отдать себя, бережно прикоснуться к душе другого воплотились в этом поцелуе. На какое-то время исчезли и маленький отель, и Мидьят с его ушами и глазами, подстерегающими на каждом шагу, и необходимость бежать куда-то – в ушах шумел прибой, или это ветер пел весеннюю песню в горных пустошах. Потом Харун все же нехотя отодвинулся от Ярен и мягко произнес: - Ярен, нам все-таки надо ехать. Ярен зажмурилась, и на какой-то момент ее лицо приобрело страдальческое выражение. Потом все-таки открыла глаза и, неохотно выпуская его из объятий, ответила: - Ладно. Надо, значит, надо. Харун слез с кровати, подошел к шкафу и снял с плечиков свою отглаженную рубашку. - Спасибо, радость моя, мне очень приятно, что ты так позаботилась о моем гардеробе. - Пожалуйста, - Ярен повела плечами слегка смущенно – как всегда, когда ее уличали в заботе, ласке, доброте или еще в чем-то хорошем. – Я пойду, высушу волосы, - сказала она и скользнула в ванную. Она закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной. Харун относился к этим проявлениям семейственности естественно и вел себя естественно, а ее все это страшно взволновало. Когда пришла Чилек с утюгом, Ярен важно сообщила, что ей нужно выгладить одежду жениха, а пока она возилась с рубашкой Харуна и перебирала его галстуки, то прямо-таки раздувалась от гордости, что она заботится о вещах своего почти мужа как взрослая женщина. Теперь она будет с достоинством заходить в мужской отдел и покупать Харуну рубашки и носки, как это делала мать для отца – Джихан любил принарядиться, но одежда у него снашивалась моментально, в отличие от Хазара, который мог годами таскать любимый свитер. Но все ее «достоинство взрослой женщины» мгновенно улетучилось, стоило Харуну поблагодарить ее: она разволновалась, смутилась и сбежала в ванную. И мысль о том, что Харун сейчас за дверью переодевается в их общей спальне, тоже несказанно ее взволновала – это было еще одно интимное проявление семейной жизни, и она никак не могла освоиться с мыслью, что теперь так будет всегда. Впрочем, другие мысли вытеснили все это из ее головы, стоило ей стащить с волос полотенце и взяться за фен. Маленький отельный фен со шнуром, вмонтированным прямо в стену (чтобы не сперли, - подумала она), годился лишь на то, чтобы кое-как высушить волосы, но никак не для укладки. Ни нужных насадок, на брашинга тебе, ни даже заколки, чтобы хоть что-то зафиксировать. Она беспомощно посмотрела в зеркало на свои волосы, в беспорядке свисавшие на плечи, и чуть не заплакала. Она была готова обойтись без пышной свадьбы, без ночи хны и роскошного платья, но выходить замуж замарашкой она не желала. Такое важное событие, а она будет лохматая, бледная и непрезентабельная, потому что косметики у нее тоже нет. Хоть бы помады или тюбик с тональным средством! - Ярен, - Харун аккуратно постучал в дверь, - жду тебя внизу. В пакетах вся твоя одежда. И, пожалуйста, дорогая, постарайся побыстрее. Нам желательно выехать минут через двадцать. Ярен развернулась к двери с намерением высказать ему все, что она думает о наведении красоты за двадцать минут, но вместо этого пробурчала: - Хорошо. Он все равно не поймет. Да и нечем ей наводить красоту. Дождавшись, когда за Харуном захлопнется дверь, она вышла из ванной, села перед зеркалом и бессильно уставилась на свое отражение. Ладно, надо посмотреть, что Харун ей купил. С любопытством и некоторым волнением она заглянула в красивый бумажный пакет и вытащила шелковистое платье в пол дивного изумрудного оттенка. Простое и одновременно элегантное, чем-то напоминающее греческий хитон, оно перехватывалось в талии широким поясом и ниспадало по ногам длинными драпирующимися складками. Подойдя к шкафу с зеркальной дверцей, она с интересом приложила к себе платье – и тут же завертелась, улыбаясь с известной долей тщеславия. Она была красива и знала это, а в такие минуты – особенно, и никакое отсутствие косметики и укладки не отменит того, что у нее такая восхитительная фигура, такие изящные гибкие руки, которые будут видны во всей красе в платье без рукавов. И волосы у нее прекрасного оттенка, и глаза сияют мягко, как звезды. Пожалуй, это даже лучше свадебного платья – если бы она выходила замуж, как полагается, ей бы нипочем не позволили надеть что-то по-настоящему модное, современное из того, что она видела на сайтах стамбульских магазинов, что-нибудь легкое, струящееся, из тонкого соблазнительного кружева, приоткрывающего плечи, руки и грудь. Обязательно напялили бы на нее очередное тяжеленное платье из позапрошлого века, в котором ни вздохнуть толком, ни развернуться так, чтобы не снести полкомнаты. А в этом платье ничто не будет скрывать ее красоты и женственности. Ярен оторвалась, наконец, от своего отражения в зеркале, игриво разложила платье на кровати и порхнула к остальным пакетам. В коробке для обуви обнаружились изящные полусапожки с узкой щиколоткой, а в самом большом пакете – светлое пальто до колен. Там же лежали ее колготки и маленький пакетик с логотипом Pudra. Ярен немного помедлила и любопытно вытащила пакетик. Вытряхнула на кровать содержимое пакетика, развернула тонкую папиросную бумагу, …порозовела и заулыбалась до ушей. Она любила красивое белье едва ли не больше, чем красивые кофточки и юбки, и с удовольствием пополняла свой гардероб новыми кружевными комплектами. Но это белье Харун купил с явным намерением увидеть его на ней. Сама бы она вряд ли купила себе эту нежно-розовую дымку с вышитыми на ней черными цветочками и отделанную изящнейшим черным кружевом. Сделала бы выбор в пользу чего-то более повседневного, сдержанного. «Ах, засранец! – она состроила кокетливую рожицу. – Он знал, что покупает. Знал, что я не смогу устоять перед этой красотой». Она отвязала этикетки, прикрепленные к белью ленточками из органзы, срезала этикетку с платья, быстро отпарила утюгом новые вещи и, волнуясь, надела на себя подарок Харуна. Любуясь своим чарующим отражением в зеркале, она вдруг испугалась, что Харун придет ее поторопить – отведенные двадцать минут уже миновали – и торопливо натянула платье. Завязала пояс красивым бантом, расправила складки и закружилась по комнате, с удовольствием ловя собственное отражение, мелькающее в зеркале. Какая она хорошенькая во всем этом! Ее больше не расстраивало отсутствие косметики и невозможность сделать укладку. Хорошенько расчесав волосы расческой Харуна, она заплела французскую косу, перевязала ее ленточкой органзы, …распахнула окно, потянулась, сорвала несколько веточек абрикоса и миндаля и вплела цветы себе в волосы. «Вот, теперь я настоящая невеста! И никакие красотки в кринолинах и тоннах атласа мне и в подметки не годятся. Я буду самой современной и стильной невестой в мэрии». Она еще раз победно глянула на себя в зеркало, накинула пальто, влезла в сапожки и тепло окинула взглядом маленькую комнату, напоенную ароматом цветов. Сюда она вернется уже замужней женщиной. Женой Харуна. Ярен Бакырджиоглу.