Танцы на крыше

Аслан поздоровался с охранником и впустил Харуна и Ярен на территорию, отделенную от улицы высоким решетчатым забором и рядом пушистых подстриженных туй. Озан вызвался сгонять в ближайший магазин за кебабами и «кое-чем к столу». Они прошли по мощеной дорожке в тихий дворик, с трех сторон окруженный небольшими многоквартирными  домами, четвертая же сторона выходила на апельсиновый сад, раскинувшийся у подножия горы. Вечерело, вдоль дорожек зажигались фонари, над которыми немедленно закружились прозрачные мотыльки. Харун и Аслан пошли разжигать мангал, а Ярен осталась гулять во дворе. Привыкшая жить в каменных стенах, она удивлялась, что здесь столько зелени – по углам росли сосны и араукарии, вдоль домов – причудливо выстриженные хвойные кустарники и алоэ, вокруг беседки был разбит розарий и клумба с лавандой. И везде, везде трава. Она украдкой сняла сапожок и аккуратно ступила на газон – мягкая, коротенькая травка ласково обняла ее босую ступню. Это было ни на что не похоже – она и не знала, что в их краях можно вырастить такую нежную траву, не колючие, цепляющиеся, соленые растения горных равнин. Сняла второй сапог и босиком пошла к бассейну. На зиму почти все владельцы заносили свое имущество под навес или к себе на балконы, и сейчас возле бассейна стояли лишь несколько уныло сложенных зонтиков и пара шезлонгов. Ярен села на чей-то шезлонг и вытянула ноги. Перед ней тихо плескалась вода, подсвеченная огнями вдоль бортиков, по поверхности кое-где плавали сосновые иглы. Ей подумалось, что этот вечер она будет вспоминать всю свою жизнь – безопасную, уютную тишину, потрескивание мангала, негромкие голоса мужа и Аслана чуть поодаль, эту мягкую траву и сияние огней в бассейне, и чувство необычайного спокойствия и умиротворения. Время застыло, тихо плещась, как вода перед ней. Опускались сумерки, такие бархатные и таинственные, что, казалось, их можно черпать ложкой или укутываться ими, как покрывалом. Казалось странным, что здесь живет, по всей видимости, немало народу – в окнах зажигались огни, слышались чьи-то голоса и шарканье ног, всякие мелкие шорохи и шелест; но ничто не нарушало спокойствия. Зимние апельсины неестественно ярко пестрели в саду, постепенно наполняющемся ночными тенями. Еще вчера утром она была домашней девочкой, примерной дочерью Шадоглу – или пытающейся казаться примерной. Да, когда-то она пыталась убежать с Фыратом, но это была глупая, ребяческая выходка. Поэтому Фырат так сопротивлялся – а она обижалась, что он не хочет снова плясать под ее дудку. Ведь она не собиралась ничего менять в своей жизни тогда. Разве могла она представить хотя бы неделю назад, что осознанно, «по собственной воле и без принуждения» решится уйти за Харуном в неизвестность, прочь из тесного, но привычно очерченного круга? Позавчера она была невестой, чинно разносящей кофе родичам и жениху, вчера билась в слезах в холодном вонючем сарае, чувствуя себя выброшенной за борт, как испорченный груз. А сегодня она жена Харуна Бакырджиоглу, Ярен Бакырджиоглу, сознательно и добровольно сказавшая «Evet!» в присутствии свидетелей. И теперь сидит в этом незнакомом месте с этими незнакомыми людьми, друзьями ее мужа, и не чувствует себя странно, неловко либо стесненно. «Мир таков, какой он есть внутри нас», - вспомнила она цитату из какой-то книги. Тогда эта фраза показалась ей бессмыслицей, и только теперь ей открылся ее истинный смысл. «Меня всегда тянуло посмотреть мир, других людей, не похожих на мидьятцев – да я и сама никогда не была похожа на мидьятцев, - думала она. – Я никогда не видела смысла в том, чтобы прятаться дома и не знакомиться, не разговаривать с мужчинами, не участвовать в веселых мероприятиях, не обсуждать сложные, неудобные и даже интимные темы. Оказывается, мне всегда хотелось, чтобы моя жизнь была такой, как сейчас, только прежде я этого не понимала».  Ее далекая пра-пра-прабабушка… ушла ли она за пра-пра-прадедушкой так же сознательно, понимая, что ей нет и не нужно другой судьбы? - …Братцы, все готово, - Озан, как всегда, появился как вихрь, - давайте-ка переместимся в беседку. Я сейчас принесу кое-что из квартиры, а вы пока распаковывайтесь. … Ярен, не ходи босиком, трава мокрая и холодная.   В деревянной беседке, обшитой тонкими решетчатыми прямоугольниками и увитой диким виноградом, было уютно и тепло – Аслан притащил и поставил на стол маленькую жаровню, насыпал углей, и теперь от нее распространялся приятный жар живого огня. Озан принес тарелки, бокалы и приборы, и стол быстро заполнился нарезанными овощами, сыром, лабне, лепешками и фруктами. Ярен взяла зубочистки, банку оливок и виноград, порезала кубиками сыр и наделала симпатичных маленьких канапе. Харун порылся в пакете с покупками, который Озан сложил под стол, и извлек две бутылки вина. Озан пошел жарить кебабы – он считался в этом деле большим мастером, - и вскоре по двору ситэ разлился сочный дух жареной баранины. - Пока я собиралась в нашем номере, то подумала, что ни у кого не будет такой свадьбы, как у нас с Харуном, - Ярен с удовольствием огляделась вокруг. – Ну, правда, если все было бы, как полагается, то нас бы окружала куча незнакомой родни, на меня бы навешали кучу золота, как на елку – каких-нибудь жутких старомодных украшений, которые я никуда бы не смогла надеть. И половина той родни заставила бы нас целовать им руки – хорошо, если бы они сочли нужным их до этого вымыть. - Она всегда была такая язва? – поинтересовался Аслан у Харуна. – Или от тебя набралась? - Да брось, братишка, куда мне до Ярен, - Харун обнял жену за плечи, - и горе тому, кто попадется ей на язычок. По крайней мере, мне в свое время хватило. - Ах, бедная невинная овечка! – Ярен смерила его взглядом и ущипнула за бок. – Вы только послушайте его! - Да вы друг друга стоите, - хмыкнул Аслан и подумал, что с другой девушкой, сколько угодной красивой и милой, но менее дерзкой и острой на язык, Харун бы быстро заскучал. – Вот, Харун, твоей жене здесь нравится. А ты упирался и не хотел ехать.  – Каково это, жить бок о бок с такой кучей незнакомых людей? – спросила Ярен. - Да я почти всех их знаю, - ответил Аслан. – Но в целом, предпочитаю собственный дом. Просто сейчас это немного… несвоевременно. – Он стащил оливку со стола. – В Солт-Лейк-Сити, штат Юта, у меня был коттедж рядом с университетским медицинским городком, на первом этаже я оборудовал библиотеку и кабинет для приема пациентов – просторный, комфортный, со звукоизоляцией и коврами на полу. Я сделал его таким, чтобы людям проще было расслабиться, почувствовать себя как в доме, и не просто в доме, а там, где тебя ждут и рады тебе. Не то, что приходится арендовать здесь, - он фыркнул. На лице Аслана, пустившего в воспоминания о доме, Ярен увидела то же выражение, что и у Харуна однажды, в пустоши, когда он говорил о Калифорнии и об океане, что снится ему ночами... - Ты, как и Харун, скучаешь по Америке, - вырвалось у нее. Аслан бросил быстрый взгляд на друга. - Вот как? Мне он говорил обратное. Харун шумно вздохнул. Надо завязывать с этой идиотской конспирацией, до добра оно не доведет. Ярен своим искренним любопытством выдала его с потрохами: он всегда старался держать себя так, чтобы Аслан не думал, будто стащил друга с насиженного места. - Конечно, я скучаю, - сказал он наконец. – Я прожил в США больше пятнадцати лет, разве я могу просто взять и сделать вид, что всего этого никогда не было? - Просто зашибись, - саркастически заметил Аслан, - как много нового о тебе узнаешь. - Аслан, слушай-ка... - Почему мне кажется, что вы знаете друг друга намного дольше, чем я думаю? Харун и Аслан замолчали так же резко, как и вспылили. Харун, сидевший рядом с женой и имевший более выгодную диспозицию, чем Аслан, сидевший напротив них, выразительно посмотрел на друга поверх головы Ярен. «Вперед, выкручивайся теперь, - сказал он одними глазами. – Нечего было лезть в бутылку». - Ярен, - Аслан прокашлялся, - мы должны тебе кое в чем признаться. - Понимаешь, - Аслан почесал кончик носа, - мы с Харуном немножко разыграли вас с Ханде тогда в «Крыше». Мы действительно знакомы уже много лет. Еще с университета. Я как-то приехал из своей хмурой, холодной Юты погреть бока на пляжах Калифорнии, там мы с Харуном и познакомились. Харун за спиной Ярен изогнул бровь: «Ну, ты и враль!» - Но зачем? – Ярен недоуменно посмотрела сначала на Аслана, потом на мужа. - Не знаю, что на нас нашло, дорогая, - Харун простосердечно улыбнулся. - Честно говоря, когда ты повела меня знакомиться со своими новыми друзьями, я меньше всего думал, что увижу этого балбеса. И дальше все случилось само собой. «И кто теперь из нас враль?» - Аслан слегка прищурился. Впрочем, в этом была доля правды – Ярен тогда действительно застала Харуна врасплох. - И если бы я не спросила, вы бы и дальше продолжали меня дурачить? – Ярен обиженно посмотрела на Харуна. - Конечно, нет, - вставил Аслан, торопясь выручить друга. – Мы еще в мэрии хотели все сказать, но было немного не до этого. - Все так и есть, - Харун невинно пожал плечами, но Ярен заметила, что вид у него был несколько виноватый, что совсем на него не походило. - …Вы без меня тут еще не все выпили? – Озан сунул в голову в беседку. – Что, совсем ничего не пили? - Озан, заползай, - Харун подумал, что приход Озана пришелся весьма кстати. – Да заползай, твоя баранина никуда не убежит. Теперь не убежит. Аслан откупорил одну из бутылок и разлил вино по бокалам. Хотел было поставить бутылку обратно на стол, но маленький уголек из жаровни вдруг выстрелил снопом искр. Аслан резко отдернул руку – и облил вином белую отглаженную рубашку Харуна. - Ну да, какая же свадьба, да без драки? – Харун критически оглядел лиловые пятна, расползавшиеся по рубашке. – Аслан, старина, из-за тебя я и полдня не проходил красивым. Ярен, прости, - он развел руками, - не удается тебе сделать из меня денди. - Поднимись наверх и возьми любую из моих рубашек, - Аслан протянул ему ключи.  – Ярен, прости, я не специально. Можешь облить вином меня. - Ага, давайте теперь обливать вином друг друга, - вставил Озан. – Отличное развлечение! Можно потом еще в бассейн сигануть. У соседей будет бесплатное шоу. - Асланище просто завидует, что я сегодня красавчик, - Харун выхватил у Аслана ключи и пошел к дому. - Аслан, почему ты уехал из Америки? – спросила Ярен. Аслан внимательно посмотрел ей в глаза, не торопясь с ответом. Его самого не слишком мучила совесть из-за того, что приходилось врать всем вокруг, включая Ханде – он считал, что это необходимая и оправданная предосторожность. Но он живо представил себе, как будет мучиться Харун, если Ярен продолжит с невинным видом задавать ему все эти неудобные вопросы. - А что Харун тебе сказал? - Он сказал, - в памяти Ярен явственно всплыло взволнованное лицо Харуна, рассказывавшего о родине так, будто не он видел все это каждый день – так, что уже перестаешь это замечать. - Харун никогда не забудет свою Калифорнию, - медленно произнесла она, - но он счастлив, что вернулся. Ей показалось, или Аслан действительно вздохнул с облегчением? - Я вернулся… по разным причинам, - продолжал Аслан, заметно расслабившись, - можно считать, что меня потянули назад мои корни. И еще… - он задумался, - в США находятся ведущие мировые вузы, выпускающие лучших психологов, в американском обществе вообще стыдно не иметь своего специалиста, если ты считаешь себя серьезным, ответственным человеком. А у нас, в Турции, даже в крупных современных городах многие люди до сих пор не всегда понимают, зачем идти к психологу. И мне хотелось… - И из-за этого ты сидишь здесь, в Мардине? – перебил его Озан. - …Нет, дружище, не отмахивайся. Я дожарю кебабы, вернусь и все-таки задам тебе этот вопрос. Озан убежал обратно к мангалу, в это время вернулся Харун. Рубашка Аслана была ему не совсем впору, но в целом выглядела вполне аккуратно. - Что обсуждаете? – он сел рядом с Ярен и потрепал ее по плечам. - Обсуждаем вашу Америку, - ответила она и поправила ему галстук. – Что каждый из вас оставил там частичку себя. - Не бровь, а в глаз, - констатировал Аслан. - Раз уж вы хотите об этом поговорить… - начал Харун. – Я часто задавал себе вопрос, кто я? Хочется верить, что я никогда не переставал быть турком, но, – вам двоим я могу это сказать, - я и американец, это просто реальность, от которой никуда не деться. И многим вещам здесь, дома, мне приходится заново учиться. - Чему именно? – спросила Ярен. – Ну, я не имею в виду разные дурацкие правила здесь, в наших маленьких городках. - Понимаешь, - Харун задумчиво потер подбородок, - там, на западе, люди считают, что они знают, как правильно жить, о чем мечтать, к чему стремиться. А в Калифорнии все это возведено в превосходную степень, что, впрочем, логично для штата, создавшего Голливуд и Кремниевую долину. The sun may rise in the East at least it’s settled in a final location. И я долгое время тоже верил в это. Это такое приятное заблуждение – думать, что у тебя есть рецепт лучшей жизни. Возвращение на родину меня в какой-то степени от него исцелило. - А работаю с людьми и понимаю, что все, что я знал и наработал за 10 лет практики – полная туфта здесь, дома, - вставил Аслан. – …Ну, ладно, с «полной туфтой» я погорячился, конечно, но меня неимоверно раздражает, когда я обнаруживаю, что многие методы, которые отлично работали с людьми в Штатах, не подходят для моих соотечественников. Чувствую себя школьником, провалившим экзамен. - Я тебе уже говорил, что ты слишком много требуешь от себя, - заметил Харун. – Хочешь быть самым умным и злишься, когда не выходит. - Ох, и кто же мне это говорит? Харун Бакырджиоглу, серьезно? – Аслан смерил его взглядом. – Ярен, это он у вас в Мидьяте греет пузо и дрыхнет до обеда, а в свое время в США он работал столько, что заработал язву желудка и даже из больницы рвался что-то там решать. Так что следи за его рационом. - Братишка, и кто, позволь спросить, тебя тянет за язык? Дорогая, не слушай его, не надо следить за моим рационом, пожалуйста. Турецкие блюда такие вкусные, я ноги протяну, если ты вздумаешь кормить меня всякой диетической ерундой. Ярен потешалась, слушая их перепалку, и одновременно думала, что так многого не знает о Харуне. - Не буду кормить тебя диетической ерундой, - она взяла его руку, - иначе на диетической ерунде мы вместе протянем ноги. Но все-таки хорошо, что Аслан сказал мне об этом. - Как хорошо, когда твоя жена тоже любит вкусно поесть – с голоду мы не помрем, - улыбнулся Харун. – О, вот, кстати, о вкусной еде!.. Озан ввалился в беседку с веером зажаренных кебабов и бухнул их в тарелку. - Все, давайте есть. Этот психопат, - он кивнул на Аслана, - разбудил меня и сказал, что я немедленно еду быть свидетелем на твоей, Харун, свадьбе, и чтобы никаких возражений. Честно, я подумал, он спятил. Он даже не дал мне позавтракать, у меня с утра ни крошки во рту не было! - Да ладно тебе гнать, - возмутился Аслан. – Я видел, как Джемре кормила тебя пирожными. - Ах, да. И правда. Джемре – славная девушка. - И он еще смеет жаловаться! – Аслан завернул кебаб в лепешку. – Пока мы с Харуном решали жизненно важные вопросы, этот бабник жрал пирожные на чужой свадьбе. Это я еще не спросил, что ты делал всю ночь, что я разбудил тебя в 15 часов утра! - Дежурил в больнице. Я психиатр, ко мне на прием не ходят такие цыпочки, как к тебе пару дней назад. Я видел, заходила в твой кабинет такая… - Парни, - Харун предостерегающе постучал пальцем по столу, - может, хватит, а? Я, кажется, обещал отрезать вам языки. - Тогда и сам себе язык отрежь, - парировал Озан. – А то тебя послушать, так у тебя нимб над головой, ни больше ни меньше. Смотри, будешь таким нудным, жена выставит тебя из дома. Правда, Ярен? - Неправда, - Ярен взяла мужа под руку, и все трое рассмеялись. - Вы зря прикалываетесь и думаете, что я ничего не знаю про Харуна, - Ярен многозначительно улыбнулась. – Я прекрасно знаю, что никакого нимба у него нет, да и хватит с меня нимбов. Слишком много их было в Мидьяте, и ни к чему хорошему это не привело. Она сказала это вполне искренне, но реакция мужчин ее удивила. Харун посмотрел на жену с нежностью, смешанной с восхищением. Озан присвистнул и поднял большой палец кверху. Аслан смерил взглядом Ярен, затем друга, и поинтересовался, обращаясь к нему: - Вот так. И какого, простите, хрена, ты дрессировал нас все это время? Ярен вопросительно посмотрела на мужа. Харун пожал плечами и ответил: - Я честно предупредил Ярен, что вы такие же засранцы, как и я. Но она все еще считает, что вы приличные люди, мне не чета. Так что утритесь, - он со снисходительной улыбкой посмотрел на друзей, и все трое расхохотались. Озан, вытирая слезы, обратился к Ярен: - Расскажи честно, что он с тобой сделал, что даже мы кажемся тебе приличными людьми? Расскажи, мне можно, я психиатр. - Это кто еще с кем что сделал, - проворчал Харун. – Моя дорогая тогда еще невеста, - он поцеловал ее в макушку, пахнущую цветами, - следила за мной по всему Мидьяту в надежде узнать обо мне какую-нибудь гадость. Я еле ноги унес. - Что? – возмутилась она. – Да ты совершенно запутал меня тогда! В родном городе! Да еще и… - она запнулась, вспомнив, как он вышел из ванной чуть ли не нагишом, когда она подглядывала за ним в замочную скважину. - Кхм, да, - Озан толкнул Аслана в бок, - мне кажется, скучно им не будет. Как думаешь? - Ты еще расскажи, как порвал ей юбку в «Крыше», - ехидно напомнил Аслан. - Ханде тебе рассказала? – Ярен укоризненно посмотрела на него. - Конечно. Харун наплел Ханде, что ты сама ее порвала, но я-то понял, что без моего братишки тут не обошлось. - You asshole buddy! – Харун отвесил другу пинка под столом. – Помнится, ты тогда очень напрашивался на нашу с Ярен свадьбу? Надеюсь, ты доволен? Прости, что не успели выслать приглашение. - Fuck, - выругался Аслан и рассмеялся. – Ладно, уделал, один-ноль. В следующий раз надо быть осторожней в своих желаниях. – Он внезапно помрачнел: - мне еще как-то объяснять Ханде, почему я сижу сейчас на вашей свадьбе без нее. Она очень хотела. Харун увидел, как на лице друга появилось едва ли не испуганное выражение, и добродушно усмехнулся: это казалось невероятным, но Аслан, холодный логик и материалист, считавший себя знатоком человеческой психики и потому не боявшийся никого, до смешного робел перед гневом своей маленькой Ханде. - Так что же ты так и не позвонил ей? – спросила Ярен. – Мне кажется, она вполне успела бы приехать из Батмана – не на церемонию, так сюда, сейчас. - Она не в Батмане, - вздохнул Аслан. – Она в своих дурацких полях ищет нефть, и со связью там все очень плохо. - Дружище, да успокойся, - Харун похлопал его по плечу. – Я скажу, что все западло устроил я. - Как будто это поможет. - И я скажу, - Ярен деликатно подавила улыбку, глядя в его несчастное лицо. – В общем-то, - она задумалась, - все западло ведь вышло из-за меня. - А вот здесь я бы поспорил, - вставил Харун. – Я, конечно, не доктор психологических наук, как некоторые, но что-то подсказывает мне, что, не случись этой истории с письмом, у вас с дедом все равно произошел бы какой-нибудь конфликт, коллапс, sort of wacky clash. Потому что все к этому шло. Знаешь, меня вчера так и подмывало спросить у Азата, а вы точно с ним родные? Ты, дорогая, как будто вообще не в Мидьяте выросла. Это как пытаться запихнуть себя в тесные штаны – они все рано или поздно треснут в самый неподходящий момент. Ярен посмотрела с нескрываемым удивлением сначала на него, а потом обвела глазами остальных. Она столько лет мучилась от того, что чувствовала себя непонятой, чужой, будто она разговаривает с родными сквозь толщу воды. А ведь она действительно «кукушкино яйцо» - не такая, как родные, те люди, среди которых она росла.  Иначе как объяснить, что рядом с этими дерзкими парнями, от которых она бы должна бежать, очертя голову, если следовать привитым с детства правилам, - как объяснить, что рядом с ними ей легче дышать и совсем не хочется сбежать от них, а, напротив, остаться? И они смотрят на нее так, будто она – подарок Небес, а не наказанье за грехи… - Ярен, я не так хорошо тебя знаю, - Аслан развел руками, - но братишка прав. Харун плохо на тебя повлиял – ты стала сама собой и сбросила все, что показалось тебе ненужным. Так что, боюсь, вы бы в любом случае не досидели тихо-мирно до вашей свадьбы на террасе у Шадоглу. Ни ты, ни Харун. Она хотела было поспорить, но вспомнила, как Харун возразил ее деду, когда тот принялся рассуждать о былых временах и изнеженности молодого поколения. И как Харун спросил ее тогда, когда она пыталась уговорить его закрыть рот: «Хочешь, чтобы я продолжал строить из себя дурака, дорогая?» Они могли притворяться по отдельности ради собственных целей, но вместе, рядом друг с другом, это претило обоим. - Слушайте, да вы интересно живете, - Озан весело оглядел всех троих. – Что еще у вас там было? - Ну, - Харун потер подбородок, - как-то в начале нашего знакомства я увез Ярен в ночное кафе, на часах было три, - он тактично умолчал, где и при каких обстоятельствах нашел Ярен в ту ночь. – Если бы кто-то узнал, мне бы отрезали голову и вывесили на главной площади Мидьята в назидание остальным парням. Но Ярен меня не выдала. - Как будто у меня была возможность тебя выдать, - пробурчала она так, чтобы слышал только он. - Короче, они спелись уже давно. Но зачем-то морочили нам головы, - резюмировал Аслан. – И давайте-ка уже выпьем… ну, вот хотя бы за это и выпьем. Все подняли бокалы и чокнулись. - И налетайте на мясо. Теперь главное, чтобы сюда не сбежался весь ситэ. А то как-то раз мы пожарили с Озаном кебабы… - Я бы точно сбежался на такой запах, - Харун вгрызся в свой кебаб. - …Радость моя, сначала еда, - он аккуратно забрал у Ярен из рук бокал, глядя, как она разом выдула чуть не половину. Ярен метнула в него сердитый взгляд: он все никак не может забыть, как ее укачало тогда после коктейлей. Аслан посмотрел на нее, потом на друга, и ухмыльнулся: - Ярен, да он просто волнуется, что ты хватишь лишнего, и ему не достанется десерта. - Да чтоб тебя… - начал Харун. - Один-один, - победно улыбаясь, ответил Аслан.   - Что-то все это мне напоминает, - Аслан задумчиво откусил свой кебаб. – Классный вечер после изрядных приключений… Харун, братишка, помнишь, как мы искали обручальное кольцо Сердара и зависли в горах на всю ночь? - О-о, - Харун заулыбался, - это была целая история. Мы втроем – я, Аслан и Сердар, мой одногруппник, на каникулах решили подзаработать и немного покататься на природе – это было после… четвертого семестра, да? Надо сказать, что природа в Калифорнии просто потрясающая, и я не только про океан и побережье. Короче, мы скинулись и купили микроавтобус, получили лицензию, перебрались поближе к Фриско и стали возить туристов в Йосемитский заповедник. Потрясающее место: скалы, водопады, озера, леса из гигантских секвой. Да я сейчас покажу вам. Харун порылся в телефоне и открыл фото. Остальные склонились над маленьким экраном, рассматривая монументальные скалы, чистые озера, в которых отражались кучерявые облака, неправдоподобно огромные деревья и троих мальчишек на переднем плане. Ярен увеличила изображение, разглядывая сосредоточенного, внимательного Аслана, Сердара, чей серьезный вид не вязался с его долговязой мальчишеской фигурой, и Харуна. Ярен еще чуть увеличила экран – Харун стоял в середине между своими друзьями, такой же лохматый, как сейчас, загоревший под жарким калифорнийским солнцем, в клетчатой рубашке с закатанными до локтя рукавами, и с задиристым выражением на лице, словно приглашающим померяться с ним силами. - Совместим приятное с полезным, думали мы, - продолжил Харун, когда все насмотрелись на фотографии. – Но не тут-то было. Мы чуть не бросили всю затею, но уж очень не хотелось сдаваться, едва начав. - Честно, не знаю, как мы все это выдержали, - вставил Аслан. – Думали, что будем возить людей и рассказывать им всякую всячину про заповедник, там действительно есть, что рассказать и на что посмотреть. А на деле… Я тогда очень сильно усомнился в своих психотерапевтических способностях. - А что было? – поинтересовалась Ярен. - Ярен, ну ты же наверняка бывала когда-нибудь на экскурсии. Тебе никогда не было жалко гида? - Я бывала, когда училась в школе. Нас с классом возили по всяким историческим окрестностям. Но я мало, что помню, мы там больше дурачились и сходили с ума. - О, дети – это отдельная тема, - Харун рассмеялся. – Вот видишь, дорогая, все сходится, практика показала, что гид по своей сути, это нечто среднее между нянькой, администратором и штатным психологом. И где-то там, на дне этого коктейля затерялся балабол… в смысле, лектор, рассказывающий всякие интересные штуки. По дороге из Фриско в Йосемити и обратно мы постоянно разруливали то, что кому-то нужно поесть, попить, покурить, в туалет, кого-то укачивает, кому-то мешает кондиционер… Кто-то начинает возмущаться, почему посреди леса нет туалета, а когда вы, наконец, добираетесь, до этого несчастного туалета, одни начинают возмущаться, почему в него километровая очередь, а другие начинают ныть, что им нужно ждать тех, кто в этой очереди стоит. И ты не можешь их послать и заткнуть так, как тебе хочется. …Вот ты смеешься, а нам с Асланом было совсем не смешно, - Харун сделал несчастное лицо, но тут же сам рассмеялся, глядя, как она хохочет. – Сердар в основном сидел за рулем и жалел нас, но и ему перепадало. - Так трудно представить вас гидами, - она тряхнула головой, смеясь. - Чего так? – поинтересовался Аслан. – Не представляешь своего миллионера-мужа непритязательным студентом, которому нужны деньги? Ярен покачала головой. Она знала или догадывалась, что Харун обладает солидным состоянием, но сейчас она поймала себя на том, что никогда не воспринимала его лощеным миллионером. Его простые манеры, американская привычка одеваться, ничем не выделяясь из толпы своих многочисленных сограждан, его знакомства с простыми людьми в самых неожиданных местах, - все это разительно отличалось от ее представлений о респектабельности. Словом, дело было не в этом. Скорее, она привыкла, что Харун – хитрец, умница, так легко видящий людей насквозь, и у нее никак не получалось представить, что он вместе с друзьями некогда терялся и искренне страдал от чьих-то нападок и придирок. - Не могу представить, - она ехидно заулыбалась, так что ямочки заиграли на ее щеках, - не могу представить, что мой султан хазретлери не знал, что делать с людьми, а не изводил и не водил за нос всех вокруг. - Ярен, да прекрати, - Харун добродушно улыбнулся. – Если что, с тобой я тоже долгое время не знал, что делать, - теперь можно было признаться в этом. - Так уж и не знал, - фыркнула она. – Настолько не знал, что запугивал меня, насмехался, доводил до истерики! И получал от этого огромное удовольствие! Ты забрался в мою спальню после тех посиделок в ночном кафе! Я тогда решила, что свихнулась на нервной почве, просто не могла поверить, что на свете существуют такие нахалы… - Дорогая, я просто вернул тебе твой чемодан, - Харун улыбнулся еще шире, становясь похожим на кота. – И я не получал никакого удовольствия от того, что приходится вести с тобой постоянные перепалки. Ну, разве что чуть-чуть… - он пригнулся, потому что Ярен схватила салфетку и приняла боевую стойку. – Ты была так очаровательна в гневе, что я просто не мог удержаться… - Ах, очаровательна? Вот как? И ты еще смеешь хвастать этим? – она вскочила и принялась лупить его салфеткой. - Помогите! – завопил Харун, пытаясь прикрыться руками. – Аслан, спаси меня! - Ярен, осторожно. Не прибей его, он тебе еще пригодится, - меланхолично заметил Аслан. - Ну и темперамент, - ухмыльнулся Озан. – Терпи, братишка. Ярен, пусть он сначала доскажет историю, а потом можешь делать с ним, что хочешь. Ярен села обратно на скамейку, уже немного смутившись вспышки своего темперамента. - Слушайте, голубки, о чем вы вообще спорите? – Озан откусил от своего кебаба. – Главное, что вы теперь отлично знаете, что делать друг с другом. Харун, так что там произошло с кольцом? - А, да, - Харун на всякий случай забрал салфетку из рук жены. – В тот день у нас по дороге спустило колесо, и пока мы с Сердаром его меняли, Аслану пришлось пустить в ход все свое обаяние, чтобы оголодавшие любители природы нас не растерзали за эту непредвиденную задержку. Надо уточнить, что Сердар в то время уже был женат, короче, он потерял обручальное кольцо, пока менял колесо. Мы выгрузили туристов во Фриско и хотели уже ехать домой отсыпаться и обтекать после всех «приятностей», но тут Сердар увидел, что кольца нет. В общем, я не буду рассказывать, как он истерил, но мы среди ночи поехали обратно в горы на то самое место, где возились с колесом, и с фонариками искали его кольцо. - Но это же все равно, что искать иголку в стоге сена, - протянула Ярен. – Я как-то потеряла свое кольцо в горах, когда папа вывез нас на пикник. Мы с Рейян и Азатом ползали в траве на четвереньках, все исцарапались, но так ничего и не нашли. - Ярен, ты недооцениваешь своего мужа, - усмехнулся Аслан. – Потому что кольцо нашел именно он. Мы тоже считали, что это гиблая затея, и уже потихоньку думали, что бы сделать с Сердаром, чтобы он дождался утра и просто поехал в ближайший ювелирный. Но Харун нашел это кольцо! Сердар расплакался, и я готов был рыдать вместе с ним. Когда все отсмеялись и воздали должное талантам Харуна, тот продолжил: - Мы прикинули километраж и поняли, что спускаться обратно во Фриско сил у нас попросту нет. Нашли полянку в лесу, развели костер. У нас были с собой какие-то гамбургеры, чипсы и маршмеллоу, воду мы набрали в местном ручье, стекавшем с гор. И вот, когда мы уселись, наконец, вокруг костра… Это невероятно, когда ты понимаешь, что вокруг на много-много миль нет ни души, вокруг чистейшая, нетронутая природа, филины воют так, что кровь стынет в жилах, над головой Млечный путь, …я никогда не видел столько звезд, нигде. Как будто космос совсем рядом над головой. Я понимаю, почему Аслан вспомнил об этом именно сейчас. Тогда мы тоже сидели вот так и думали, что нет ничего важнее того, что происходит с нами вот в этот самый момент. Не завтра, не через год, а именно сейчас, с нами. Какой-то момент истины, - он тепло обвел глазами друзей, небольшую беседку, остановился взглядом на жене и привлек ее к себе. - Да уж, - Аслан потянулся и вытянул под столом длинные ноги, - мы действительно не думали тогда ни о чем; ни о прошлом, ни о будущем. Может, потому, что мы были, по сути, мальчишками. – Он задумался о чем-то своем. – Кто знал, что мы придем туда, куда придем. Знаете, такие моменты запоминаются на всю жизнь и потом поддерживают тебя, когда все идет через известное место. - Да ладно тебе прибедняться, - Озан легонько толкнул его в плечо. – Уж тебе-то жаловаться не на что – если бы ты задался такой целью, то прослыл бы одним из лучших турецких специалистов. Я вообще удивляюсь, что ты забыл в нашей дыре и почему не обосновался в Стамбуле или Анкаре… - Я же говорил, что ненавижу большие города, - отрезал Аслан. - В таком случае, проработай этот момент со своим супервизором. Аллах-Аллах! Если бы я был хоть вполовину таким крутым, я бы ни минуты не торчал… - Озан, братишка, угомонись, - примирительно сказал Харун, перехватив раздраженный взгляд Аслана. – Аслан органически несовместим с мегаполисами и прорвой людей, хоть ты прирежь его. Он и в США сидел в своем крошечном Солт-Лейке и чувствовал себя отлично, а тем, кто хотел попасть к нему на консультацию, приходилось летать из Вашингтона. Харун и Аслан обменялись быстрыми взглядами. Аслан действительно недолюбливал большие города, но, разумеется, торчал в Мардине совсем по другой причине, о которой было известно только им двоим и, отчасти, Махфузу. Он вел жизнь скромного специалиста, работая штатным психотерапевтом в психиатрической клинике Мардина, а также принимая людей частным образом в арендованном кабинете, но шила в мешке не утаишь. Все его регалии в области психотерапии, которыми он оброс за десять лет практики в США, докторская степень, ряд серьезных научных трудов, а, главное, умение установить доверительные терапевтические отношения даже с самыми сложными пациентами, все это буквально выпирало за пределы его кабинета, распространяя о нем славу в тот момент, когда он всеми силами старался ее избежать. И Озан был не единственным, кто задавался вопросами, ради чего специалист такого уровня торчит в маленьком приграничном городке. Но было кое-что, тревожившее Харуна больше, чем вопросы от окружающих людей. Харун как никто другой знал, что Аслан буквально помешан на своей работе. Знал он также, почему Аслан, охотно шедший на компромисс в других вопросах, в свое время уперся и заявил, что поступит только в колледж, так или иначе связанный с психологией и психотерапией. Ибрагим-бей хватался за голову, слушая мальчишку, заботу о котором он взял на себя – он, как и подавляющее большинство его соплеменников, считал психологию блажью, модным европейским поветрием. В конце концов, скрепя сердце, он согласился на Университет Юты, надеясь, что разнообразие медицинских дисциплин в научном городке Солт-Лейк-Сити привлечет внимание Аслана, и он обратит свое внимание на более традиционную и достойную медицинскую отрасль. Но шли годы, Аслан защитил сначала магистерскую, а затем и докторскую степень, открывшую ему путь в науку, читал лекции в университете, в котором сам когда-то был студентом, оброс обширной практикой и стал известен далеко за пределами Юты. И Ибрагим-бей, к тому времени выдавший замуж обеих сестер Харуна, многократно ставший дедом, в своем старинном доме в Урфе радовался успехам воспитанника точно так же, как радовался успехам Харуна. Успехи Харуна были более осязаемы и выражались в эквиваленте, понятном бизнесмену Ибрагиму Бакырджиоглу, но, рассказывая о достижениях сына родственникам и соседям, он не забывал добавить, что и к Аслану теперь иной раз летают через весь континент, чтобы пройти лечение у доктора Карахана или получить его консультацию в написании научного труда. Харун знал все это лучше кого-либо другого и с тревогой наблюдал, как друг запер себя в тесных стенах клиники Мардина – для чего? Кто мешал ему продолжать карьеру и параллельно искать семью? Чем дальше, тем больше Харун подозревал, что Аслан так и не смирился с катастрофой, перевернувшей его жизнь девятнадцать лет назад, и за столько лет успешной помощи людям он так и не нашел покоя, и не найдет, пока… А что «пока», Харун и сам не знал. Ему оставалось только поддерживать друга, помогать ему по возможности и гасить неизбежное любопытство людей неглупых и наблюдательных, таких, как Озан и его коллеги. - Да ладно, я молчу, жизнь твоя, дело твое, - отмахнулся Озан, глядя на Аслана. – Почему я заговорил об этом? Когда я учился в Стамбуле, то нередко видел, как иные мэтры в конце концов покрываются корочкой льда: это так трудно, каждый день видеть, как твои пациенты страдают, и продолжать испытывать к ним сострадание, иногда думаешь, что с тебя хватит этого дерьма. И ты, брат, заплесневеешь, если будешь сидеть… Ладно, все, я заткнулся. Я просто хотел сказать, что наша профессия нас испытывает, начиная с самого начала и до пенсии, да и дальше, наверное, тоже. - Ну, меня моя профессия не сильно испытывала поначалу, - сказал Аслан уже более мирно. – Я работал волонтером в детском садике, помогал детишкам не ссориться друг с другом и вытаскивал из ракушки особо стеснительных малышей. Это было чудное время, они меня обожали и плакали, когда я увольнялся. - О-хо-хо, - Озан нервно рассмеялся. – После второго курса я устроился медбратом в психиатрическую клинику и тоже был полон радужных надежд. Помню, как во время очередного ночного дежурства я задремал на лавке и вдруг резко проснулся: надо мной с улыбкой на лице и подушкой в руках склонился один наш больной, здоровый детина, принимавший послания от инопланетян. Потом я узнал, что инопланетяне приказали ему меня ликвидировать, но тогда мне было не до раздумий. Я бежал так, что, наверное, поставил мировой рекорд. В жизни так не бегал ни до, ни после. А дежурный врач хохотал, когда я в холодном поту ворвался к нему в кабинет – он-то был тертым перцем. - Ну, - заговорил Харун, отсмеявшись, - это ходжа сейчас кокетничает, рассказывая, как разнимал малышей, но я-то помню, как он рассказывал мне вещи и пострашнее, когда получил бакалавра и начал практиковаться в клинике. А, ходжам? - Рассказывал, - согласился Аслан. – Но давайте уж не будем об этом, у нас все же свадьба. - А кто сказал, что на свадьбе нужно говорить только о веселом? – неожиданно вмешалась Ярен. Все вопросительно уставились на нее. – Что вы так на меня смотрите? Меня всю жизнь держали в стерильной атмосфере, чтобы, не приведи Аллах, я не услышала чего-то сложного, неудобного, словом, такого, что действительно стоило бы серьезного обсуждения. А мне было интересно. Да, к примеру, мою кузину устраивает, что муж продолжает держать ее в этой стерильности, только вот я убеждена, что женщинам это не на пользу. А вот Харун никогда от меня ничего такого не прятал. - Ну, что-то он от тебя будет прятать все равно, - вставил Аслан. – В этой традиции, где от женщин прячут всю жестокость мира, есть некий смысл… Ярен, не надо ерепениться сразу, послушай меня. Во всем должна быть мера. Если Харун вывалит на тебя все, что ему известно об этом мире, ты просто сломаешься. Главное, чтобы вы умели обсудить друг с другом любые проблемы, не конфузясь и не помирая от скромности. - Ох, Асланище, тебе все время нужно умничать, - поморщился Харун. - В таком случае, не ной, когда тебе в очередной раз понадобятся мои умничанья, - огрызнулся Аслан. - Да прекратите вы, - Ярен взмахнула руками. – Мы только начали интересную тему. Почему трудно оставаться человечным, работая с людьми? Вы ведь и учились для того, чтобы помогать? - Я тоже так думал, когда поступал, - сказал Озан. – Думал, как люди будут выходить от меня счастливые и исцеленные. Думал, как психиатрия будет развиваться семимильными шагами – не без моего участия, конечно. Но, закончив университет, ты сталкиваешься с реальностью, а реальность такова, что мы все еще топчемся где-то в начале пути. Шизофрения, диссоциативные расстройства личности, другие гадкие штуки – все еще не лечатся в более чем половине случаев, особенно здесь, с нашими предрассудками, где пойти к психиатру это едва ли не то же самое, что угодить за решетку. И люди попадают ко мне уже в таком виде, что ты можешь только поддерживать их в более менее вменяемом состоянии,  – Озан вздохнул. - Моя проблема в том, что я не знал, куда и на что я иду, а теперь я не могу все это бросить. Всегда думаешь: если не ты, то кто, особенно здесь, в нашем медвежьем углу. В этом я и отличаюсь от него, - он кивнул на Аслана, - он-то знал, куда и на что идет. - Да что я знал, - пробормотал Аслан. – Я, как и ты, хотел помогать тем, кто оказался на краю. Не просто хотел… я иначе не мог. И только поэтому не свернул с пути. – Он подумал, что они с Харуном шли разными путями, и, пожалуй, только они вдвоем и знали, насколько эти пути не были усыпаны розами. - Ладно, - Харун поднял бокал, прервав задумчивое молчание, - за то, чтобы наши мечты не слишком расходились с реальностью.   Кебабы, овощи и фрукты были почти что съедены, вино выпито, и Озан убрал пустые бутылки под стол. Харун добавил в жаровню еще немного углей, и в маленькой беседке стало совсем тепло. Тепло было у всех и на душе – все пустились вспоминать истории из своей юности, студенчества, первых лет профессионального становления, разные забавные, нелепые и невозможные истории. Из троих друзей каждый уже прошел изрядный и непростой отрезок жизненного пути, приобрел неоценимый опыт, да и Ярен обнаружила, что ей есть, что вспомнить из последних школьных лет. - Лейла, моя лучшая подруга, влюбилась в парня из соседнего класса, но ее родители узнали об этом и даже думать ей о нем запретили – он был из бедной семьи, а ее родные – влиятельные, занимались оливками, это они потом продали рощу деду, когда уехали из Мидьята. Водитель забирал ее сразу после школы домой, и даже учителя следили, чтобы они не разговаривали на переменах, не останавливались вдвоём в коридоре. Они как Ромео и Джульетта, прятались по углам, а мы с Туркай, нашей общей подругой, стояли на стреме. Но это все равно ничем не кончилось: на выпускной они спрятались в какие-то кусты и целовались там, но нас кто-то сдал, ее родители нагрянули так внезапно, что мы даже не успели ничего предпринять. Лейлу отправили учиться в Батман, а позже ее родители сами переехали туда. А мне тогда досталось от деда на орехи, что я прикрывала «распутство». - У Насуха «распутство» прямо любимое слово, я посмотрю, - усмехнулся Харун. – А, может, он сам куролесил по юности, вот и злится? Иногда люди любят перекладывать ответственность за свои несбывшиеся мечты на других, тех, кому удалось хотя бы побороться за свое счастье. - Вот уж не знаю, - протянула Ярен. Она попыталась представить себе деда юным и отдавшимся порывам сердца, и у нее ничего не вышло. – Просто у него был бизнес с родителями Лейлы, и он злился, что я порчу ему его деловые связи. – Она подумала еще немного: - Да нет, не может быть. Он всегда был таким… суховатым, всегда видел брак исключительно в виде сделки. - Но ты ведь не знаешь, каким он был в юности и чем он там занимался? – вставил Аслан. - А что там знать? – Ярен пожала плечами. – Прабабушка нашла ему бабушку, чтобы он на ней женился, и он на ней женился. Нам, детям, конечно, рассказывали, что у них была любовь, но мы с Азатом не раз слышали, как отец говорил матери, что они никогда друг друга не любили. Помню, как-то мы с братом играли под столом в родительской комнате – у этого стола была такая роскошная скатерть до пола, и мы там вечно прятались. А тут зашли родители и начали говорить про такое, что Азат сделал мне знак, чтобы я молчала и не дышала. Я была совсем маленькая, а он сообразил, что будет большой скандал, если старшие поймут, что мы хоть что-то слышали. - И как же вы выбрались? – поинтересовался Харун. - Отец с матерью вышли на балкон, а мы с Азатом ползком добрались до двери и были таковы. - Да просто ниндзя, а не дети! Ярен, я смотрю, тебе и в детстве на месте не сиделось, - расхохотался Озан. - О, это ты еще не слышал историю про ужа! – Харун привлек жену к себе и потерся о ее макушку. Озан открыл рот, но Аслан перебил его: - Так что же вы с Азатом услышали? Ярен хотела было ответить, что ничего особо не запомнила – ее в тот момент больше захватила волнующая мысль, что теперь они с Азатом приключаются по-настоящему, но тут Харун ее удивил: - Аслан, прекрати, - он сказал это тихо, но в его голосе прорезались резкие ноты. Какая-то тревожная искра промелькнула в воздухе и исчезла. Ярен непременно обратила бы на это внимание, если бы… этот вечер был так хорош, так переполнен до краев… Озан принялся рассказывать что-то из своего детства, она улыбалась, даже смеялась, - и чувствовала, как нить повествования ускользает от нее. Минувшую ночь она спала несколько часов на земле, греясь между баранами, а ночь до этого провела в тревожных размышлениях, и теперь тепло, вкусная еда, вино, ощущение безопасности и облегчение от того, что она, наконец, сделала в своей жизни сложный, но правильный шаг, определивший ее будущее, сделали свое дело. Мужские голоса слились в одно, и она с удивлением поняла, что снова сидит малышкой за семейным ужином и слушает, как отец спорит с дядей о реформе, проводимой меджлисом… - …нам пора, - услышала она голос Харуна прямо над головой и обнаружила, что спит, уткнувшись ему в плечо. - Крошка, пойдем, не надо спать прямо здесь, - Харун аккуратно взял ее за плечи, и Ярен недовольно разлепила веки, - мы тут разболтались, я не подумал, что у тебя был непростой день. - От занудства Аслана уснешь, - пошутил Озан, - посмотри, братишка, до чего ты довел девушку! - Между прочим, она уснула под твою болтовню, - уточнил Аслан. Харун встал, помог встать Ярен и что-то сказал друзьям. - Ага, а мы еще тут посидим, - отозвался Аслан. Они с Озаном пожелали молодоженам спокойной ночи и деликатно продолжили свою беседу, не глядя, как Харун и Ярен уходят по садовой дорожке к дому. Они обогнули ряд низеньких подстриженных туй, и Харун подхватил Ярен на руки. - Что ты делаешь? – громким шепотом воскликнула она. - Соблюдаю традиции, - как ни в чем не бывало, ответил Харун. – По традиции я должен внести тебя в наш дом на руках. …Ярен, прекрати вырываться, ну, что ты теперь-то брыкаешься? - Это не наш дом! – зашипела она. – И здесь полно глаз! Харун, пусти меня сейчас же… вон, там кто-то курит на балконе и смотрит на нас! - И что? – спросил он, но все-таки поставил ее обратно на дорожку. – Что такого, что кто-то увидит, как я несу на руках свою жену? Ярен не нашлась, что на это ответить, поэтому просто притворилась рассерженной и молча зашла в темный подъезд, мгновенно осветившийся сенсорными лампочками. Она всю жизнь прожила за высокими стенами особняка, где, несмотря на наличие современной техники и прочих удобств, все еще витал дух османского Средневековья, так что многоквартирный дом, узкие коридорчики с кучей дверей, за каждой из которых кто-то незнакомый жил своей жизнью, приглушенные звуки чьего-то телевизора или слишком громкой беседы, все это приводило ее в совершенный восторг. Как в тот раз, когда Харун привез ее в ультрасовременный, дерзкий Батман, и она полной грудью вдыхала атмосферу XXI века, так и сейчас – эти перемены в ее жизни казались слишком, неправдоподобно резкими. Как свежий океанский ветер, сбивающий с ног. Харун достал из кармана брюк ключи и открыл одну из дверей, впуская Ярен внутрь. Щелкнул выключателем, и она обнаружила себя в опрятной, светлой прихожей. По меркам мидьятских особняков квартирка была совсем не большая, но чистая и ухоженная, было заметно, что хозяин любит свое, пусть и временное, жилище. Прихожая плавно переходила в гостиную, совмещенную с кухней, а оттуда две двери вели в спальни, одна из которых принадлежала Аслану, а вторая предназначалась гостям. - Я никогда не ночевала в квартире, - Ярен сняла сапожки и прошла в гостиную, оглядывая шкафы, заставленные книгами, половина из которых была на английском, и диван, на котором валялся ноутбук, очки Аслана и куча листов с его заметками – хозяин покидал свой дом в спешке и не успел убраться. - Можешь представить, что это отель, - добродушно улыбнулся Харун. - Ох, нет, совсем не похоже, - Ярен покачала головой. – В отеле все однообразное, по стандарту, а тут… пожалуй, я бы сказала, что квартира Аслана смахивает на него самого. - Ого, тогда тебе стоило бы посмотреть на его дом в Солт-Лейке. Не дом, а Гарвардская библиотека! А здесь – так, бледная тень, философ в изгнании. Харун не стал рассказывать, что Аслан с большим трудом перетащил из США почти всю свою библиотеку, и теперь она хранилась в старинном доме Бакырджиоглу в Урфе, а сюда он привез только самое необходимое. Ярен еще раз огляделась по сторонам и неуверенно посмотрела на мужа. - Все наши вещи остались в Мидьяте… Мне бы умыться и зубы почистить, - она теперь только почувствовала, что от нее пахнет вином. Харун открыл шкаф и пошарил по полкам. - Держи, - он протянул ей полотенце. – И где-то у ходжи тут был запас зубных щеток… а, вот и они, - он вытащил упаковку и протянул ей. Ярен скрылась в ванной, послышался шум воды и как она мурлычет себе под нос, наводя чистоту. Через некоторое она время она вышла, отряхивая капли воды, попавшие на волосы, и задала так интересующий ее вопрос: - Слушай, я понимаю, что вы с Асланом давно знакомы, но все-таки как получилось, что он настолько тебе доверяет? Что ты роешься у него в шкафах, знаешь, где и что лежит? Даже Азату не позволено залезать ко мне в шкаф, а он, на минутку, мой брат! На мгновение лоб Харуна прорезала вертикальная морщина – нет, от Ярен не выйдет долго скрывать правду, слишком она для этого умна. Но он тут же встряхнулся и шутливо заметил: - Таков твой муж, дорогая – все быстро начинают мне доверять. Ты была единственным исключением. - Но ты даже не пытался расположить меня к себе, - обиженно ответила она. – С самой первой встречи принялся дразнить и злить. - Между прочим, в нашу первую встречу я пытался с тобой пофлиртовать. - Ты пытался меня облапать! - Ярен, помилуй, ты сама влетела мне прямо в руки! - Я не про это! – возмутилась она. – То, что мы столкнулись тогда по дороге в туалет, было глупой случайностью, я не думала, что наткнусь на тебя именно там. Но ты там же и начал ко мне совершенно нахально приставать! И это ты называешь флиртом? Ты всерьез думал, что я дам незнакомому парню себя обнимать? - Ну, попробовать-то можно было. Да, мне пришлось подождать, пока ты сама захочешь, что я тебя обл…обнял. Но не страшно, я не из тех, кто торопится… эй! – он увернулся он брошенного в него полотенца. - Ты просто невыносимо гадкий, даже сейчас, и способен испохабить абсолютно все! Дождешься, будешь ночевать на коврике под дверью! Возмущенно сопя, она развернулась и направилась в спальню. - …Ярен! - Что? – она обернулась. – Хочешь извиниться? - Нет. Просто ты пошла в спальню Аслана. - А где же тогда… – она увидела, что Харун стоит, скрестив руки и прислонившись к двери второй спальни, и совершенно бессовестно улыбается. – Сейчас же пусти меня! Он молча повернул к ней щеку и выразительно постучал по ней указательным пальцем. - Что? Ага, еще и целовать тебя после всего, что ты тут наговорил! Ладно, - она подошла к дивану, подвинула вещи Аслана и плюхнулась на подушки, - я буду спать здесь. Харун, смеясь, подошел и опустился на пол рядом с диваном. - Радость моя, ну, ты сердишься на меня за то, что я с самой первой встречи захотел тебя обнять? - Не подмазывайся, - она вздернула подбородок, но щеки ее порозовели. - Я же говорю чистую правду. - Ах, неужели? С тобой это так редко случается, что это стоит отметить, - она посмотрела на него и ехидно спросила, - и что, если бы я позволила себя обнять, ты бы и целоваться полез? - Конечно. Скажешь, это плохо, что я захотел поцеловать понравившуюся мне девушку? - Тебе дай волю, ты бы и раздел меня прямо там! - А вот это уже твои личные фантазии, - невинно ухмыльнулся он. Ярен вспыхнула было снова, но он положил голову ей на колено, взял ее ладонь и прижал к щеке, - может, перестанем уже препираться? - Я подумаю, - капризно ответила она, но руку не забрала. - Ладно, думай, а я в душ, - он поцеловал ее ладонь и вскочил на ноги. – Это ты у нас вымытая и чистенькая, а я бегал весь день, как горный баран. – Он порылся в шкафу, достал себе полотенце, подошел к двери спальни и толкнул дверь. – Располагайся, радость моя.       Ярен в нерешительности остановилась посреди комнаты для гостей. Расплела волосы, походила туда-сюда и села на краешек кровати, пытаясь разобраться в своих ощущениях. До сегодняшнего утра она думала, что впереди у них с Харуном куча времени, а после того, как она скоропалительно согласилась стать его женой, у нее не было ни минуты подумать о том, что будет, когда они останутся вдвоем за закрытыми дверями спальни. В своих мечтах она рисовала себе роскошный свадебный номер отеля Шадоглу, лепестки роз, рассыпанные по полу, себя в кружевной сорочке и шелковом халатике, их с Харуном пьянящую, головокружительную страсть. Она снова подумала с обидой, что выходит в свою взрослую жизнь без напутствия, без благословления, без должных приготовлений – ей вполне по душе была их импровизированная церемония в мэрии и дружеские посиделки после, но этот момент должен был произойти совсем иначе. «Главное, чтобы вы умели обсудить друг с другом любые проблемы, не конфузясь и не помирая от скромности», - вспомнились ей вдруг слова Аслана. А, собственно, почему бы не сказать Харуну об этом? Кому, как не ему? О том, что все должно было быть не так, что этот момент не должен был застать ее врасплох, а стать долгожданным исполнением желаний, итогом их непростого пути навстречу, их ожидания друг друга. Харун ведь лучше всех ее понимает и уже доказал, что способен говорить с ней о чем угодно, не считаясь с приличиями и набившей оскомину благопристойностью. Неожиданно для себя она широко зевнула. Однако, каково это, на протяжении двух ночей спать урывками, вполглаза. Ей просто необходимо прилечь, пока Харун плещется в душе. Но вбитая с детства привычка не лезть в постель иначе, как в спальной одежде, не позволяла ей забраться под одеяло прямо в платье. Взгляд ее, блуждая по комнате, упал на рубашку Харуна, облитую вином и разложенную на спинке стула – пятна на ней побледнели и подсохли. Она подумала с минуту, затем стащила платье через голову, залезла в рубашку и нырнула под одеяло.     Когда Харун явился из ванной, Ярен видела десятый сон, сладко посапывая в подушку. Он не слишком торопился обратно в спальню, в свою очередь, раздумывая: его, пожалуй, устраивал и такой вариант их первой ночи, но Ярен наверняка представляла себе этот момент иначе… если она вообще что-то себе представляла. Меньше всего он хотел бы, чтобы это произошло без ее полной уверенности в происходящем и в неподходящих для нее условиях, и думал поговорить с ней об этом. Но он никак не предполагал, что вопрос разрешится именно таким незамысловатым способом. Он тихо обошел кровать и улыбнулся, увидев, что она надела его рубашку. Забрался под одеяло, обнял ее – аккуратно, чтобы не разбудить, протянул руку над головой и выключил свет.     *** Харун проснулся от негромкого, размеренного жужжания – прохаживаясь газонокосилкой под окнами, садовник подстригал травку во дворе. По всей видимости, было довольно позднее утро – соседи, завтракая на балконе, стучали приборами и перебрасывались шутками. Но было кое-что новое в его пробуждении – нежное тепло тела Ярен, прижавшейся к его телу. Он открыл глаза и увидел прямо перед собой светлую волну волос, рассыпавшихся по подушке. Ярен свила уютное гнездо в его объятиях, засунула под него ноги и почти целиком ушла под одеяло – в комнате было прохладно. Харун приподнялся на локте, разглядывая, в первый раз видя так близко, какие густые у нее ресницы, бросающие прозрачные тени под глазами, как шелковистые волосы переливаются и ласкают, окутывая, его руку, какая нежная, бархатистая у нее кожа, под которой на виске бьется тонкая голубая жилка. В это время Ярен пошевелилась в кольце его рук. Ярен чувствовала, что Харун уже не спит, но ей совсем не хотелось открывать глаза, хотелось протянуть уютный, золотистый миг на границе сна и бодрствования. Она привыкла спать одна, а лежать в объятиях Харуна оказалось так спокойно и тепло. Некое радостное, нежное чувство переполняло ее, и в ее сонную голову пришла мысль, что она могла бы пролежать так весь день, прижавшись к нему. Она почувствовала, как Харун покрывает поцелуями ее лицо, и потянулась к его губам. Волна желания захлестнула ее мгновенно. Губы Харуна, захватившие в плен ее губы, его запах, тепло его тела, накрывшего ее тело, все слилось в один яркий огненный клубок, прокатившийся по нервам и разлившийся в крови. И как тогда, на темной кухне, она почувствовала, что не справляется со своим телом, наполнившимся первобытной энергией жизни. Руки сами обвились вокруг его шеи, погладили, лаская, его широкие плечи, вцепились ему в затылок. Пальцы Харуна скользнули по ее бедру там, где его не прикрывала рубашка, и напряженная, сладостная дрожь прошлась по ее телу… - …Харун, вставай сейчас же! – Аслан барабанил в дверь так, что рисковал сорвать ее с петель. – Харун, ты спишь? Харун!!! Кровь шумела у Ярен в ушах, она потянула Харуна к себе, поглощенная своим внезапно проснувшимся желанием, вряд ли осмысливая хоть что-то кроме того, что за дверью происходит какая-то невнятная суета. Но Харун уперся лбом в ее лоб и, делая над собой усилие, хрипло прошептал: - Любимая… Ярен, пожалуйста… Что-то случилось, Аслан не стал бы так ломиться… Она открыла глаза – и увидела его глаза прямо над собой, совсем близко. Он слегка сжал ее плечо, – дрожь постепенно уходила из его пальцев, – и успокаивающе погладил. - Погоди, я узнаю, в чем дело. Он выскочил из постели, вышел и прикрыл за собой дверь. - Ты рехнулся? – он смерил взглядом встрепанного друга, до этого явно бежавшего по лестнице бегом. - Харун, прости, я понимаю, что дико не вовремя… но, в общем, Шадоглу в Мардине. Махфуз позвонил мне только что. Он поехал за омывайкой для стекол и на главной площади наткнулся прямо на Насуха и родителей Ярен. - Так… - Харун встряхнулся, сбрасывая с себя остатки приятно пережитых эмоций, и потер подбородок. – Скоро они будут здесь. - Ну, предположим, сюда их никто не пустит – это охраняемая территория. Но тебе стоит быть наготове. Все, Харун, соберись, - Аслан похлопал друга по плечу, - я понимаю, что это отвратительно – вылезать из горячей постельки и бросаться в бой, но… - Заткнись, - шепотом оборвал его Харун и кивнул на дверь, - Ярен же все слышит. - А, ладно, ладно, - таким же шепотом ответил Аслан. – Короче, ты меня понял. Одевайтесь и вылезайте. Я поеду за вами и буду рядом, если Насух с Джиханом вздумают буянить. - Братишка, а ты чего такой зеленый? – Харун присмотрелся к лицу друга. - А, ерунда, - отмахнулся Аслан, - слегка перебрали вчера с ракы. – Он неуклюже усмехнулся и добавил: - Что, не каждый день мой лучший друг женится. - Аслан, тебе нельзя за руль. - Знаю. Махфуз меня повезет. Он скоро будет здесь. …Харун, да прекрати. Выпью таблеточку и через двадцать минут буду как новенький. Харун оставил Аслана приводить себя в порядок и зашел обратно в спальню. Ярен сидела, спустив ноги с кровати, бледная, испуганная, и прижимала к себе одеяло. - Любимая, - он присел на кровать рядом с ней, - ну, чего ты так испугалась… - Харун, - перебила она и схватила его руку, - давай уедем, пожалуйста! - Родная, я понимаю, что это совсем не то, чего тебе сейчас хотелось бы, но придется это сделать. Чем раньше мы объяснимся с твоими родными, тем лучше. Пока не пошли идиотские слухи и сплетни. Он попытался обнять ее, но она вырвалась и воскликнула жалобно и отчаянно: - Плевать я хотела на слухи! Я не поеду! Зачем тебе все это? Уедем в Батман, или в Стамбул, или к тебе в Сан-Диего, только не будем ни с кем встречаться и объяснять тоже ничего не будем! - Ярен, так нельзя. Мы были вынуждены пожениться без ведома твоих родителей, но нельзя вовсе ничего им не говорить. И я хочу, чтобы они узнали от меня, что я честно взял тебя в жены и готов заботиться о тебе, а не слушали выдумки какого-нибудь подонка, который любит совать нос в чужие дела. - Ты рассуждаешь, как Азат! Ты сам говорил, что тебе нет дела до приличий! Какое тебе дело, узнают они или не узнают? Они выставили меня за дверь, как мешок с мусором… Нервы Харуна были слишком взвинчены, чтобы он был в состоянии разбирать причины столь внезапного упрямства. Поэтому он просто взял ее и вместе с одеялом вытащил из постели. - Любимая, не надо бояться, - он поставил ее на ноги, обнял и прижал ее голову к своему плечу. – Говорить с ними буду я, ты просто постоишь рядом. Ты моя жена, больше никто к тебе и пальцем не прикоснется. Ни твой дед, кем бы он себя там не мнил, ни кто-либо еще! - Я не поеду, - упорно повторила она, уткнувшись ему в плечо. - Поедешь, - Харун начинал терять терпение. И время уходит. – Одевайся, - он нашел ее платье и сунул ей в руки. – Ярен, я понимаю, что тебе все это и страшно, и неприятно, но иначе нельзя. Мы можем больше не видеться с ними, если ты не хочешь, но сегодня мы должны с ними встретиться. - Ты не понимаешь… - Я и правда не понимаю, - раздраженно ответил он. – Ярен, - он постарался взять себя в руки, - ты же никогда ничего не боялась рядом со мной. Да ты и сама всегда была храброй, мой маленький храбрый боец. Никто не заберет тебя у меня, пойми. Ну, какой смысл бояться – после всего, что мы с тобой совершили? - Ладно, - она положила одеяло и потеребила ворот рубашки. – Выйди, я не буду переодеваться при тебе. - Вот и молодец, - он поцеловал ее в макушку, - жду тебя. – Он взял свои вещи и вышел, немного успокоенный. Впрочем, если бы он увидел взгляд Ярен, пущенный ему вслед, то понял бы, что ничуть ее не убедил, и она просто решила выиграть время для новой схватки.     В гостиной Аслан с хмурым видом наглаживал свою рубашку. - Что, эстет, не хочешь, чтоб тебя подстрелили помятым после попойки? – саркастично усмехнулся Харун. - Ну, уж по крайней мере, не в одних трусах, - съязвил Аслан в ответ. Харун хмыкнул и принялся натягивать брюки. Хорошо, когда есть друг, на которого можно положиться – всегда, в любой момент. Который из штанов выпрыгнет, но прикроет твою задницу. Он застегнул рубашку и накинул пиджак, как в двери послышался щелчок поворачиваемого ключа, и в квартиру вошел мужчина средних лет с проседью в кудрявых волосах. - А вот и Махфуз, - сказал Аслан, не поворачивая головы. Окинул критическим взглядом отглаженную рубашку и остался доволен проделанной работой. – Ну, пора ехать. Ярен готова? Он достал из ящика стола пистолет и проверил патроны. - Слушай, я не думаю, что это хорошая идея, - заметил Махфуз вместо приветствия. - Разумеется, я не собираюсь дырявить родичей Ярен. Но как аргумент сгодится, если что. - Я не про то. Смотри, себя не продырявь, ты же сейчас и в блюдо для плова не попадешь. Харун усмехнулся, а Аслан молча передернул затвор и, почти не целясь, всадил патрон в кнопку, которой к стене был пришпилен рисунок с изображением головного мозга в разрезе. - Вопрос снят? - Ты плохо знаешь этого засранца, - Харун кивнул на Аслана и хлопнул Махфуза по плечу. – Он будет в канаве пьяный валяться, но попадет в десяточку. Из спальни выскочила Ярен. - Что у вас тут за стрельба? - Да ничего, Аслан валяет дурака, - ответил Харун. – Дорогая, познакомься – это Махфуз, наш с Асланом общий друг. Ярен пожала руку Махфузу, чьи мелкие кудряшки и пронзительные темные глаза кого-то ей дико напомнили, только она никак не могла сообразить, кого именно. - Ярен, у тебя глаза, как у совенка, - Аслан критически оглядел ее. - В чем дело? Боишься? - Ну, естественно она боится, - ответил за жену Харун. Аслан внимательно посмотрел на обоих. Он прекрасно знал, что Харун тоже не настолько бесстрашен, насколько старается себя держать, что он живой человек, которому сейчас предстоит нести ответ за двоих. Вот только у него нет выбора, и еще он не имеет права показать Ярен, что ему тоже страшно.  Выражение лица Аслана не изменилось, но в этот момент мозг его усиленно работал: нельзя отпускать их двоих, когда она в таком состоянии. Страх – худший советчик в ситуации, когда успех зависит от выдержки и умения показать себя сплоченным единством, в дела которого больше никто не смеет мешаться. Довольно уже Ярен наделала глупостей. - Ярен, а чего ты боишься? – Аслан посмотрел в ее круглые глаза. - Асланище, ну не начинай… - скривился Харун. - Подожди, братишка. Ярен, скажи, чего именно ты боишься? Ярен подняла голову, встречаясь с ним взглядом. Аслан смотрел на нее точно так же, как когда-то в «Крыше», когда она впервые познакомилась с ним, – мягко, деликатно и без каких-либо читаемых эмоций. Так можно было бы рассказывать о своих проблемах вычислительной машине, которая просто решает уравнение человеческих страхов и загонов. - Ты ведь боишься не того, что родители заберут тебя, накажут, заставят делать то, чего ты не хочешь, - помог ей Аслан. – Ты не хуже меня знаешь, что теперь с тобой Харун и он этого не допустит. Харун удивленно взглянул на друга. А чего, собственно, еще можно бояться? Если бы у Ярен было больше способностей к абстрактному мышлению, она могла бы вообразить, что кто-то медленно, мягко кладет ее руку на ручку двери, которую она всеми силами пыталась захлопнуть. Раскрыть то, что она упорно запихивала внутрь себя. - Я боюсь… - словно загипнотизированная, начала она, - родители… они отвернутся от меня. Снова скажут, что я плохая… Словно внутри нее прорвалась какая-то невидимая плотина, и слезы неудержимо потекли по лицу. - Да, я знаю, я пошла на это сама, добровольно, и я ни о чем не жалею, я хочу быть с Харуном и я останусь с ним. Но мои родители… Они уже давно считают, что я просто отвратительная дочь. А теперь они точно отрекутся от меня, и я этого просто не вынесу… Лучше мы уедем, и потом, когда-нибудь, приедем к ним и помиримся, может быть, они соскучатся по мне… Мои мама и папа, я люблю их все равно… и Азата… Харун ошарашенно смотрел на жену – он-то ломал голову и удивлялся, почему его храбрая крошка, не спасовавшая ни перед разъяренным дедом, ни перед своей тюремщицей, ни перед голодом и тяжелой работой, …ни перед перспективой сбежать из дома в компании дерзких отмороженных парней и выйти замуж, безоговорочно доверить ему, Харуну, свою жизнь – почему она вдруг испугалась и заартачилась, когда, казалось бы, гнев и угрозы Шадоглу уже ничего не могли изменить. Он было обнял ее, собираясь сказать какие-нибудь успокаивающие слова и мучаясь от одного вида слез, ручьями стекавших у нее из глаз, но Аслан остановил его. - Харун, подожди. Он обратился к Ярен – все так же мягко и чуточку отстраненно. Он уже давно привык к слезам – и женским, и мужским. - Ярен, а почему они должны от тебя отвернуться? Я полагаю, они будут счастливы, - не только потому, что ты вышла замуж за достойного человека, а просто потому, что наконец нашли тебя. Они ведь ищут тебя не для того, чтобы накостылять, а чтобы спасти тебя или увериться, что ты в безопасности. Ярен на мгновение перестала плакать и удивленно взглянула на него. - Но ведь я… - Плохая? Ты к этому привыкла? - Да, плохая, - жалобно всхлипнула она. – Вы с Харуном ничего не понимаете, для них доброе имя Шадоглу важнее, чем мои чувства, мое благополучие, мое счастье…  - Если бы доброе имя Шадоглу было для них важнее твоего счастья, они не стали бы тебя искать. Предпочли бы, чтобы твое имя кануло в Лету, сделали бы вид, что тебя никогда не было и больше уже не будет. Это было бы единственным спасением для доброго имени Шадоглу. Но они, рискуя этим самым именем, расспрашивали о тебе всех – так, что нашли тебя аж здесь, в Мардине. Ярен, они любят тебя, и только в этом причина их нападок. Когда ты находилась под их крылом, они могли быть даже жестоки к тебе: не все умеют спокойно и доходчиво объяснить своему ребенку, что цель их воспитания – счастье этого ребенка. Пусть даже часто они видят это счастье превратно. Но сейчас, когда ты исчезла из их поля зрения, растворилась в большом мире, где в тобой в теории могло произойти что угодно, - сейчас у них единственная цель – найти тебя и увериться, что ты в порядке. И в глубине души им плевать, какая ты и что сделала – лишь бы ты была цела и счастлива. Махфуз невозмутимо протянул Харуну салфетку, и он аккуратно промокнул Ярен глаза, нос и подбородок, где сходились два соленых ручейка. Ярен скользнула в объятия Харуна и прижалась к нему, черпая его мужество и силу. Он бережно, но уверенно прижал ее к себе, успокаивающе поглаживая по затылку. - Харун, это правда? – глухо прошептала она ему в плечо. - Конечно, правда, - ответил он. – Ни один родитель в мире не будет так трястись над своим чадом, если все упирается только в доброе имя семьи. Ты бы слышала, что в свое время наговорил мне отец! Но он любит и любил меня, всегда. И твои родители всегда хотели для тебя самого лучшего, просто видели они это лучшее несколько иначе, чем ты. - Нет ничего страшнее закрытой двери, - сказал Аслан то ли им, то ли себе. – А теперь поезжайте. Я еду следом за вами.