Otaku

This is the end I feel like loosing myself YOARI - TRUE

Чонгуку частенько приходилось бывать на Итэвоне в силу того, что отец водил его по различным заведениям, приобщая к той или иной кухне, а этот район славился ее международным изобилием. И хотя в обычное время он и избегал его из-за того самого иностранного сегмента (его вовсе не отталкивали иностранцы, но вот любопытным туристам предпочитал не показываться лишний раз на глаза), сегодняшний день выдался одним из таких, когда противишься не поддаться, а наоборот, выказать то самое нежелание и лишить себя удивительных впечатлений. Странно это все. Все время вступающий в полемику с Чимином, убеждающий себя, что они по разные стороны баррикад, которые ни при каких обстоятельствах не пересекутся, иначе произойдет вселенская катастрофа, Чонгук слишком часто позволял тому решать за себя. Возможно, формулировка и была слишком категоричной, – омега лишь соглашался, ведь решимости хватало и без чьей-либо указки. На подъезде к тому самому месту Чонгук все больше задавался бесчисленными вопросами, куда именно они держат путь, а альфа тем временем бесстыдно отмалчивался, меняя фокус внимания на самые настоящие безделушки. Будь то плотное движение в Сеуле или написанные им песни, которыми он не делился еще пока что ни с кем. Погода в городе царила поистине сухая, – вовсе не жаркая, вполне себе свежая, – но лето все стремительнее наступало на пятки, завладевая температурой и уровнем влаги. Поэтому каково было удивление Чонгука, когда прямо над его головой расстелился самый настоящий занавес дождя, размеренными каплями ласкающий пышные волосы и оставляющий за собой серые пятна на белом хлопке его рубашки. Где-то вдалеке у входа виднелось одинокое ведерко с прозрачными зонтами, но Чимин их нарочито не замечал. Кажется, ему нравилось ловить губами и ресницами ниспадающие капли, поэтому он с улыбкой вздернул голову им навстречу – он не врал, когда убеждал, что любит дождь, и никакие атрибуты, чтобы скрыться от него ему не нужны. И как бы ни хотелось прерывать альфу от столь увлекательного занятия, они находились сейчас под ударом оказаться насквозь промокшими. – Чимин, пошли скорее, – голос омеги заставил вмиг опомниться и, схватив того за руку, помчаться сквозь бамбуковую листву по каменным плитам, по бокам окутанных водянистыми скоплениями, прямиком до высоких стеклянных дверей. Внутри кафе бесновались черные и серые оттенки, подобно непогоде, вдоль и поперек затягивающей небо темными красками. При этом здесь все равно было очень светло: оконные рамы во всю стену позволяли лучам с легкостью просочиться, и повсюду пестрели экраны с прогнозом погоды. И когда Чимин пропустил парня чуть глубже, ближе к стенду с едой, то Чонгук понял, что от погоды здесь не только вывески, но и десерты носили соответствующие названия. Они выглядели подобно тучам прямо на тарелке, с различными начинками, а круассаны с яйцом внутри отдаленно напоминали маленькие солнышки – разнообразие цветов, использованных для украшения выпечки, слегка разбавляло атмосферу наряду с настольными лампами. По рядам, словно в университетской аудитории, располагались диваны, а перед ними – плоские вытянутые столы. Где-то в уголке виднелись полки с виниловыми проигрывателями и пухлыми книгами в тон. А между столиками – небольшие пространства, засаженные ярко-зелеными растениями с каменистой огранкой. И все же, помимо искусственного ливня, визитной карточкой заведения был именно звук. Тот самый расслабляющий, почти невесомый и тихий звук дождя, что приковывал к себе все внимание и завладевал телом. Чонгук, сам насквозь пропитанный дождевым ароматом, расцвел в его океане по-новому нежно и ярко. Запах Чимина тоже менялся в унисон: омега не мог не чувствовать, как мята легкими дуновениями смешивалась с дождем, передавая то, как быстро стучало сердце, и как все более жгучим оттенком наливался аромат. – Так вот почему ты не хотел, чтобы я принимал подавители? – их запахи переплетались не впервые, но только сейчас Чонгук позволял этому случиться, самостоятельно раскрывая свой. – Они бы погубили сразу обоих, – именно это и ощутил омега: запах Чимина существовал в гармонии с его. – Я часто прихожу сюда, когда мне не хватает этого. А в сезон дождей почти не появляюсь дома. – Так может все дело в запахе? – Дело в тебе, – и, возможно, в той самой истинности, о которой так уверенно заявлял, но не будет упоминать снова – Чонгук не готов. – Запах – лишь дополнительное преимущество. Пойдем заказывать. Омега выбрал чизкейк с шоколадно-кокосовой начинкой и мятный латте, получив от Отаку удивленную улыбку на такой смелый шаг, а сам альфа предпочел круассан с крепким кофе. И стоило Чонгуку потянуться за кошельком, его одернули строгим: – Кто позвал на свидание, тот и платит. Какое еще нахрен свидание? – Я позволил тебе слишком много, да? – спросил Чонгук, откидываясь на подушки позади себя, когда они заняли место. – Какое еще к черту свидание? – Расслабься, – альфа усмехнулся. – Давай притворимся хотя бы на один день. Все равно он закончится так же, как у типичной парочки. – А тебе откуда знать, ты же ни с кем не встречаешься. – И откуда такая уверенность? Думаешь, Тэхен знает все о моей личной жизни? – Мне незачем спрашивать у Тэхена. Я и без того знаю, полигамия тебе только снится. – И чем же ты лучше меня? О твоих похождениях наслышан весь универ. – А я не говорю, что лучше, но все же… Чимину даже не пришлось его прерывать – омеге было нечего добавить, поэтому жест оказался даже спасительным: альфа притянул его за затылок к себе и поцеловал. Ошарашенный таким жестом прямиком в людном месте, Чонгук сначала препирался, недовольно мыча и отталкивая руками, но Отаку раззадоривался только больше, нависая над ним все усерднее. В конечном счете у них и правда все шло по тому самому давно исписанному ромкомами сценарию: они целовались, уже обоюдно, а в мыслях омеги пытливо клубилось только желание трансформировать небольшую прелюдию в нечто более насыщенное и оголенное. Он уже даже не воевал с этой мыслью: Чимин чертовски его возбуждал. – Ваш заказ, – отпрянуть друг от друга все же пришлось за неловким взглядом официантки и такой же обескураженной улыбкой Чонгука, за которой он припрятал весь стыд. А вот Чимин, судя по всему, подобных эмоций отродясь был лишен: довольно улыбался, облизывая губы и прикладываясь к ним подушечками пальцев. И стоило им снова оказаться в одиночку, Чонгук первым делом сделал именно то, о чем думал все это время, – схватился за пах Чимина, прикрытый толстым слоем джинсы, и в грубой манере сжал все, до чего дотягивался. Альфа надломлено застонал, прикрывая глаза от скопившихся в них искр неприятных ощущений. – Больно? Я тебе член откушу, правда. Чимин усмехался сквозь скривленную гримасу боли: – Твоя забота обо мне такая приятная. – Придурок, – выплюнул Чонгук, обращая все свое внимание на оставленные на столике вкусности – пряный аромат так приятно ласкал нос, даже несмотря на уплетенный впопыхах ранее завтрак. – И как тебя люди терпят? – Я невероятно привлекательный, – непринужденно пожал плечами, отпивая ароматный американо из керамической кружки. – Невероятно долбанутый, – Чонгук последовал его примеру – мята сладкими крупицами осела на языке. – Идеальный для тебя, выходит, – он наглядно облизал пенку с губ, в сексуальном жесте прикусывая их зубами. – Найду кого получше, не беспокойся. – Давай ешь, зайчонок. Чимин по-хозяйски сжал его бедро, тем самым отвлекая от глупых мыслей, которым сам не придавал никакого смысла. Пускай омеге и нравилось постоянно препираться с ним – альфа стойко принимал подобный образ общения, не удерживаясь при этом от ответных комментариев, чем и раздражал Чонгука. Но и тот, кажется, со всем свыкся, вовремя замолкая, – еда и впрямь выглядела аппетитнее изматывающих споров. Однако, в процессе наслаждения сладким ланчем Чонгука не покидали довольно горькие мысли о том, что рядом с Чимином он начинал себя вести именно так, как в прошлом постыдился бы. И если раньше их общение скорее походило на противостояние двух сильных по духу альф, то теперь он чувствовал себя самой настоящей омегой, которая повиновалась воле более сильной стороны. А еще по-детски впадала в истерики и огрызалась, тем самым выказывая напускную строптивость. Настоящий Чонгук вел себя совсем не так. Или он просто еще до конца не знал истинного себя? Подобные мысли не отпускали его вплоть до конца их импровизированного свидания, коим омега бы ни за что его не обозвал, но в иронии мог бы поддержать в этом Чимина. Поэтому, уже попрощавшись с персоналом и угораздив попасться под очередной шквал моросящего дождя, скрыться от которого в полной мере удалось уже в салоне авто, Чонгук начинал постепенно выкладывать переживания на «стол». – Чимин, – спрашивать его было глупо, но зато возрастал шанс получить честный ответ. – Думаешь, я слабый? Отаку потерянно взглянул на него, хмуря брови и чуть наклоняя голову в заинтересованности. – С чего ты это взял? – Раньше мне казалось, я могу тебя подавить тем, что не поддаюсь. А теперь…подавляют меня. Чимин без раздумий взял его за руку в успокаивающем жесте, а затем провел ладонью по щеке, оставляя ее на том же самом месте: его пальцы едва щекотали короткие волосы на затылке, мимолетно прикасаясь к шее. И омега привыкал к каждому прикосновению, будто именно так и должно было быть. – Никто не собирается лишить тебя воли. Это всего лишь природа. Почему бы не позволить себе быть чуть слабее? – Я знаю, что никогда не буду альфой. И это вовсе не то, чего я хочу. Но и быть слабым для меня как удавка. – Но ты не слабый, Чонгук. Просто это нормально, если ты позволяешь альфе чуточку больше, когда он действует во благо тебе. И в каждом слове он на сто процентов искренен и аккуратен. Чонгук чувствовал себя маленьким ребенком, которому старшие разъясняли простые истины, и это его вовсе не смущало. – И почему тебе так легко это удается? Находить успокаивающие слова, я имею в виду. – У меня младший брат омега, с которыми мы живем вдали от родителей. Поверь, это не хреново так заставляет повзрослеть. – А мне порой кажется, это он думает, что является твоим отцом. Или мамой, – они почти что в унисон начали смеяться. Выкроить Тэхена из их разговоров, подобно вырвать частичку души – он навсегда останется связующей нитью. – Так и есть. Но за это я его и люблю. Порой мне тоже нужно как следует вправить мозги. – Это точно. – Завались. – Нет ты. Звонкий смех грозился вырваться далеко за пределы машины.

***

1) Как-то Чонгуку пытались отсосать в машине – это оказалось дико неудобно 2) В ближайшую неделю он будет слишком занят, чтобы отвлекаться на других, в том числе и на Чимина 3) Отец уехал из дома на пару дней Все это Чонгук рационально возвел в список причин, по которым не стоило продолжать прощание в салоне, а сделать тот самый безрассудный шаг и позвать Чимина к себе домой. Чонгук. Собирался. Позвать. Альфу. К себе. И не просто альфу, а того самого, которого сам же избегал на протяжении долгого времени. Того самого, на которого жаловался, что тот снова поселился вместе с его лучшим другом. И «позвать к себе» означало «позвать» с тем самым подтекстом, потому что их взаимодействия буквально звенели той самой пошлостью, непрекращающимися касаниями, поцелуями и чем похлеще. И если они еще держали определенные рамки, то после предложения Чонгука угрожающе верещала сирена, что все они совсем скоро рухнут наземь. – Я, наверное, пожалею, – по кое-как сдерживающему ухмылку Чимину сразу становилось понятно, что тот догадался, чем закончится предложение. – А если нет? – вызов не иначе. – Дома никого нет, поэтому, если ты хочешь… – Хочу. – О чем я думал, ну, конечно, – омега начинал нервно посмеиваться. Подождите, нервно? – Не переживай, я же с тобой. – Это меня и беспокоит. – Надеюсь, у тебя есть сменная одежда, иначе мне придется спать голым, – Чонгук на автомате скривил лицо, а у самого щеки кипели от мыслей о том, что Чимин может оказаться абсолютно нагим рядом с ним. – Ой, только не делай такое лицо. Ты любишь мое тело. – Да плевать мне на него. – Проверим прямо здесь? Чимин в самой что ни на есть провокационной манере начал снимать с себя куртку, вовсе не планируя на этом останавливаться. Своей настырностью и отсутствием любого стеснения он как бесил, так и в той же мере восхищал, но на сегодня, пожалуй, достаточно. Чонгук с большим удовольствием как-нибудь справится с этим уже в доме, а сейчас он прервал альфу одной хваткой руки. – Пошли, покажешь все, что хотел, внутри. И Чимин послушно кивнул, но бомбер так и оставил откинутым куда-то на заднее сиденье, – он предельно уверен, что большое количество одежды ему уже сегодня не понадобится.

***

Чонгук не звал к себе гостей почти никогда. Исключением был лучший друг и еще несколько приятелей со старшей школы. И при том жизнь его протекала в самом большом среди них, но таком пустующем доме. Отец омеги не единожды раздумывал переехать с сыном в среднестатистическую для обеспеченных семей квартиру, которая бы с тем же успехом пестрила простором и модернизмом. Но Чонгук прекрасно понимал, что воспоминания о матери вряд ли когда-нибудь претворят идею в жизнь – скорее уж он самостоятельно переедет, когда закончит университет. И все же омега не был лишен привитого базовым воспитанием гостеприимства. Тем более когда на его пороге оказался тот, кто уже не раз пускал в свой дом и кровать, обращая первостепенное внимание на комфорт постоянно захаживающего гостя. Чонгук не спрашивал Чимина, чего бы тому хотелось, а на примере своего родителя разлил в пузатые стаканы виски со льдом – господин Чон считал это знаком расположения к вошедшему и показателем статуса. А еще алкоголь по природе способствовал раскрепощению – Чонгук рассчитывал именно на это. Когда он появился в гостиной вместе с деревянным подносом угощений, Чимин, избегая любых прикосновений к «реликвиям», отстраненно оглядывал убранство комнаты: подвесные люстры, словно лианы драгоценных камней свисали с потолка; размашистый обеденный стол на несколько персон; дубовые комоды со сдержанными витиеватыми узорами. Все это напоминало Чимину о простоте его детской комнаты, где у каждой вещи строго было свое место, в противном случае она бы попросту не выдержала беспорядок в силу габаритов. Тонкие стены, сквозь которые он слышал, как младший брат болтал по громкой связи с лучшим другом, даже если тот обсуждал при этом его самого. И тогда музыка становилась тем самым ресурсом приватности, которой ему так не хватало: надев проводные наушники, подключенные к старому ноутбуку отца, он не слышал уже ничего. Стоило же его любознательным глазам цвета кедра задержаться на семейных фотографиях, то его прошибло тем самым чувством, будто увидел то, чего не должен был, например, припрятанную братом травку или голых девчонок в раздевалке (Чимин сталкивался и с тем и с другим). Совсем еще юный Чонгук светился по-особенному пронзительно, обнимая любимых маму с папой. Хоть и отдаленно, но знакомый с его историей, Чимин ощутил вселенскую грусть и потребность защитить. – Знаешь, почему отец так расстроился, что я не стал альфой? Я вот догадался не сразу. У него ведь столько причин, почему тяжело полноценно любить меня, – бесшумно отставив напитки и закуски на стол, Чонгук взял один в руку, делая щедрый глоток. – Он боится, что я стану таким же безумным, как мать. А за безумством следует смерть. Но даже зная все это, я все равно не в состоянии оправдать его отношение. – Может вам обоим просто нужно время? – Ну не знаю, чем больше лет проходит, тем больше я убеждаюсь, что ничего уже не изменится, – они оба молчали какое-то время, пока Чонгук ловил невидимые огоньки воспоминаний глазами, а Чимин пристроился рядом, хватаясь за свой виски, как за спасательную шлюпку. – Я позвал тебя вовсе не за этим, если что. Как-то случайно вышло. Не люблю говорить о родителях. – Тебе сейчас тяжело к этому привыкнуть, но со мной можешь говорить о чем угодно. И молчать тоже. – Не уверен, что смогу вообще когда-нибудь привыкнуть к тому, что мы правда разговариваем, – отшучиваясь, проговорил он, наблюдая за сосредоточенным на его же взгляде. – Это не так уж и сложно, да? Я довольно интересный собеседник, на самом деле, – и при всем желании Чонгук бы соврал, пытаясь с этим поспорить. – Но молчать мне нравится больше. – Правда? Почему это? – о, он прекрасно знал, почему. – Можно сделать вот так… Чонгук забрал из чужих рук сосуд с подтаявшим в алкоголе льдом и поставил в сторону вместе со своим, чтобы уткнуться в чужие губы своими в горьком и одновременно ледяном поцелуе. Отаку с легкой подачи подхватил его настрой, прикусывая и оттягивая, а затем оставляя скользящие поцелуи вдоль ключиц и открывая себе все больше доступа вместе с движениями расстегивающих пуговицы рук. Он аккуратно спускался все ниже и ниже, пока не достиг пряжки ремня, где и застыла кромка уже раскрытой настежь рубашки. Подтолкнул омегу опуститься плашмя на диван, а сам вознесся над ним, с упоением покрывая мазками языка натянутый ровным слоем живот – тот покрывался невесомыми мурашками от холодящей влажности и возбуждения. – Бокс идет тебе на пользу, да? Такой сильный, но все равно утонченный. Чимин очертил языком эластичную ткань его брюк, под которой скрывался напряженный член. Омега на этот жест громко промычал, невольно вскидывая бедра навстречу. – Чего тебе хочется сегодня? – его пухлые губы блестели от обилия слюны – она сочилась меж десен, готовясь к тому, чтобы поскорее смазать собой налитый член партнера. – Мне плевать, правда. Я уже, кажется, на все согласен, – Чонгук прикрыл глаза в попытках унять галопом скачущее дыхание, а альфа, напротив, глаз не отводил от вырисованных черт пресса и тончайшей талии – парень был слишком идеален, чтобы принадлежать к любому из полов. – Пойдем в душ. Чонгук все таки дерзнул посмотреть на альфу: полностью ослепленный своими фантазиями, он смиренно ждал повиновения. И кто кем управлял на самом деле? – Хорошо. Давай ты первый. Я пока поищу для тебя одежду, – голос Чонгука был устрашающе статичен – так он пытался унять вырывающуюся дрожь. Отаку делал с ним невероятные по своей сути вещи: грузно выволакивал наружу все потаенные в рыхлой земле желания и при этом волновал до мурашек по всему телу. Они уже как-то видели друг друга напрочь обнаженными, но почти ничего об этом не могли и вспомнить. А сейчас, при свете ясных лучей, они будут разглядывать, трогать друг друга. И кто знает, как далеко смогут зайти. А Чонгук вовсе не врал, когда голос предательски выдавал его: он согласен на все. Единственная преграда – страх. Ни ненависть, ни принципы, а первобытный страх – он с ним родился, с ним и погибнет. – Как скажешь, стесняшка. Чонгук проводил альфу до своей ванной, доходчиво показав, чем пользоваться, а тот с потонувшей в обожании улыбке рассматривал его взбудораженный вид: всегда такой важный и с иголочки, теперь по-мальчишески неотесанный и потерянный. Чимин понятливо кивал, давая омеге понять, что справится сам, – он услышал его, запирая за собой дверь и вваливаясь впопыхах в гардеробную. Быстро нашел обычную серую футболку и джоггеры, не особо беспокоясь о том, что альфа немного превосходил его в росте. А вот присоединяться к плесканию в ванной уже так не торопился: мельтешил на пороге, будто не его хозяин, а какой-нибудь проходимец. – Чонгук, – раздалось за толщей потоком льющейся воды. – А? – выкрикнул, оборачиваясь на дверь за собой, и тяжело прикрыл глаза в пожирающих мыслях о глупости своего поведения. – Я, кажется, разбил что-то. – Чимин, ты охренел? Омега влетел внутрь в тот же момент, бросая одежду на стиральную машинку. Вместо следов погрома в его поле зрения упала наглая улыбка Чимина, что свысока белоснежной ванны наблюдала сейчас за ним. Насквозь мокрый и…обнаженный. Чонгук нервно сглотнул, поймав глазами венистые руки, аккуратную талию и толстый, твердый член, что так и пускали вспышки импульсов по всему телу. Чимин сейчас казался почти вдвое выше его самого, поэтому пришлось наклониться, чтобы дотянуться до приоткрытого рта омеги и вздернуть подбородок чуть выше. – Давай, зайчонок. Не стоит оттягивать неизбежное. – Ты обманул меня, – почти шепотом, не контролируя дыхание. – Небольшая манипуляция, да. Поцелуемся? – Нет, – искусственное отрицание. – Нет? – искусственная обида. – Моя строптивая омега… Чимин сел почти что на корточки, чтобы открыть себе доступ к бедрам омеги и силой подхватить его, заставляя в прыжке вознестись ввысь – там, где он уже сверху смотрел в чужие очи, цепляясь за влажные плечи, разгоряченные потоком водяного пара. Их головы и тела орошала душевая вода, играя друг с другом в догонялки и быстрыми ручейками стекая по коже. Одежда омеги теряла образцовый вид, наливаясь потом и влагой, что сподвигло слегка прийти в себя и беззвучно попросить опустить вниз. Чимин прислушался, попутно избавляя его от рубашки и брюк и со всем безразличием к судьбе брендовых вещей, раскидываясь ими по комнате. Сполз перед Чонгуком на колени, расторопно снимая боксеры, и, не наблюдая иных преград, вобрал в рот головку члена. Он небрежно посасывал, едва ли заходя чуть дальше, а Чонгук изнывал в глухих стонах и утяжеленном дыхании в ответ на любые прикосновения. Хотелось большего, хотя они и так сделали громадный шаг вперед в один вечер. А Чимин, по-видимому, на иное и не рассчитывал, сверкающий непроглядной уверенностью в действиях, которые хочет подарить. Альфа поднес пальцы к поалевшим от жара губам и тихо приказал: «Возьми их в рот, Чонгук». И омега сделал ровно то, что ему сказали: принялся посасывать чужие пальцы, тщательно вбирая их в себя и щекоткой отдавая кончиком языка – он вторил тому, как Чимин насаживался на его собственный член, создавая необходимый вакуум и имитируя волны глотками. Воспоминания о проведенном вместе дне его первой течки отрывками наслаивались друг на друга, но Чонгук старался гнать их как можно дальше в попытках сосредоточиться на «здесь и сейчас». На том, как хорошо ощущал он себя в тот момент, когда Чимин гладил его бедра; как сосал ему, не жалея коленей; как его губы спустились дальше, и юркий язык проникнул внутрь него. Альфа трахал его языком, посасывая кожу и вставляя все глубже, будто стараясь тем самым достигнуть простаты. – Черт, Чимин…какого хрена… – будто в бреду изрекал из себя Чонгук, когда альфа пристроился еще глубже, придерживая его ноги вокруг своего лица – омега сомкнул их на затылке, руками врываясь в огненные пряди. Его голова невольно ударялась о керамическую плитку, когда он особенно размашисто выгибался навстречу. – Давай. Я помню, каким громким ты можешь быть. Чимин резко ввел пальцы, тем самым освобождая язык и позволяя тому снова увлечься вязким от смазки членом. Хлюпающие звуки наполовину заглушал душевой ливень, но Чонгук все равно отчетливо слышал, как весь растекался перед альфой. Он сам постепенно становился тем самым дождем, который усиливался с каждым движением пальцев, на которые невольно насаживался самостоятельно; крупных губ, которые с причмокиванием ласкали ствол и яички, и этих бесстыдных вибраций, благодаря удовлетворенному мычанию. И стоило альфе агрессивным движением втиснуть уже три пальца, сразу далеко и глубоко, достигая простаты, Чонгук не удержался и громко кончил с именем на губах. Именем его альфы. – Чимин-Чимин-Чимин… Альфа пришел на его зов, снова возвышаясь и вперившись в его губы своими. Его возбужденный от махинаций по достижению чужого оргазма член пристроился меж бедер омеги. Поцелуи становились все более размашистыми, задевая подбородок и спускаясь на пульсирующую шею. И Чимин ненавязчиво двигался навстречу омеге, не входя внутрь, но все равно создавая те самые вибрации, когда головка слегка касалась прохода. – Ты разрабатывал меня не для того, чтобы сейчас вести себя, как девственник, правда? – конечно же, от него не скрылась определенная неуверенность в движениях. – Стесняшка уже уснула, да? – Да, когда кончила, – Чимин почти смеялся, но требующий разрядки член не позволял расслабиться – улыбка выходила слишком натянутой. – Хочешь, чтобы мы занялись сексом по-настоящему? – Ты весь дрожишь, Отаку, – он вцепился в его трясущиеся руки, которые все еще придерживали омегу на весу. – Если я скажу «нет», то это будет самым что ни на есть издевательством. – Можешь не переживать за меня, я смогу совладать со своим членом и в одиночку. Только не делай лишних решений из жалости, прошу тебя. В жизни есть решения и посерьезнее. Чонгук сталкивался с ними чуть ли не ежедневно. Но прямо сейчас он не в состоянии вспомнить ни единой важной вещицы, которая бы требовала чаши весов. Зато он помнил то, как красиво кончает Чимин. Ощущал, как дрожью обдавало все его тело, потому что они все еще сплетены друг с другом; видел, как метался взгляд и алели губы. Отаку ни на секунду не переставал пошло двигаться, вырабатывая трение, повышая температуру и расщепляя электролиты. И смотрел в серые, словно те самые тучи, глаза со всем вселенским обожанием, что сдерживало и при этом сводило с ума. И Чонгук тоже в нем рассыпался. Он допускал, что Чимин – одно из тех неудавшихся принятых решений. Ругал себя за безудержную и напрочь лишавшую его воли похоть. И все равно поддавался ей. Он будет делать это снова и снова – оправдания давно закончились. И по нещадной иронии они оба знают об этом. «Я, наверное, пожалею» «А если нет» – Сделай это, альфа. Возьми омегу, которого давно хотел.