Терпение - добродетель

      Грима Червеуст медленно расхаживал по своим покоям, поплотнее закутавшись в чёрную бархатную накидку и растирая замерзшие руки. Хотя промозглый холод Медусельда пробирал до самых костей, советник, поглощенный мыслями о прошедшем дне, не торопился разжечь камин.       С тонких губ Гримы не сходила торжествующая усмешка: наконец-то успех! Сегодня, после долгих месяцев, он сумел избавиться от третьего маршала Марки, этой досадной помехи на пути к неограниченной власти, и провернул задуманное весьма изящно.       О, было истинным наслаждением объявить Эомеру о пожизненном изгнании из Рохана и, развернув перед его носом королевский указ, бесстрастно наблюдать, как непонимание и растерянность уступают место бессильной ярости. Вполне достойное наказание для того, кто зарвался настолько, что посмел нанести оскорбление ему – Гриме Червеусту, первому (пусть и негласно) лицу государства.       Крайне опрометчиво давать волю пылкому темпераменту в стенах дворца, где война ведется по иным правилам и требует особого оружия, которым лично он, Грима, владеет в совершенстве. Открыто бросив вызов, Эомер лишь ускорил свой конец и окончательно развязал ему руки. Отныне советник – полновластный хозяин Эдораса, а король – просто послушная марионетка.       Грима ухмыльнулся. Его слово – закон, отданные им приказы уже исполняются без промедления, он, далекий от военной службы человек, держит в страхе и беспрекословном повиновении десятки воинов! Было отчего гордиться собой.       Однако этого недостаточно.       Оставался один человек, который и не думал ему подчиняться, хотя по иронии судьбы именно его покорности Грима жаждал больше всего на свете.       Уже несколько лет юная золотоволосая Дева Рохана была предметом его сладких грез и запретных желаний. Охваченный страстной любовью, советник делал все возможное, стремясь добиться благосклонности, но в ответ на искусные реплики, знаки внимания и подарки получал лишь быстрый настороженный взгляд и ничего не значащие вежливые фразы. Впрочем, с недавних пор даже натянутая учтивость сменилась отстраненной холодностью.       Однако Грима был терпелив, весьма терпелив, и мог бы возразить своим недругам, считавшим его воплощением безнравственности и подлости, что по крайней мере одной добродетелью он обладает в избытке.       Подумав об Эовин, Червеуст остановился и коснулся развернутого на столе пергамента, в очередной раз с трепетом перечитывая знакомые строчки, под которыми красовался оттиск королевской печати. Одновременно с указом, решившим участь Эомера, он сумел подписать у короля и другой, столь же судьбоносный, но гораздо более желанный.       Завтра он скажет ей.       Хотя в отличие от него, Эовин едва ли обрадуется вестям. То, что ему предстояло сообщить, несомненно вызовет бурю эмоций, так что лучше бы им переговорить наедине. Но как? Девочка старательно избегает его: целые дни проводит в городе или на конных прогулках, а во дворце непременно окружает себя свитой служанок, так что единственный способ застать ее одну – это заявиться в самый неожиданный, неподходящий момент.       Например, сейчас.       Обернувшись, Грима посмотрел в окно: солнце почти село и сумерки стремительно окутывали розовато-лиловое небо. Для обычного визита на королевскую половину уже слишком поздно, однако если он не хочет позволить Эовин ускользнуть – самое благоприятное время.       Словно хищника, почуявшего добычу, его вдруг охватило азартное предвкушение. В самом деле, почему не испробовать иную тактику?       Грима наклонился, открыл нижний ящик стола и извлек оттуда связку ключей. Выпрямившись, он небрежно откинул упавшие на лицо спутанные черные волосы, и принялся за поиски. Тщательно перебирая ключи ледяными, плохо слушающимися пальцами, Грима внимательно осматривал каждый из них. В свое время он прекрасно запомнил этот маленький кусочек железа, отпирающий дверь в самые заветные покои Медусельда, и без труда узнал бы его из тысячи.       А вот собственно и он. Аккуратно сняв ключ, Червеуст спрятал его в карман накидки и убрал связку обратно в стол.       Как предусмотрительно он убедил короля изготовить для него дубликаты ключей от всех кладовых и сундуков дворца, дабы лично быть уверенным в сохранности королевского имущества. К слову, в одном из сундуков хранился Хэругрим, и уж советник действительно позаботится о том, чтобы меч оставался там как можно дольше. О ключе в опочивальню принцессы речи, разумеется, не шло, но Грима не был бы собой, если б упустил такую прекрасную возможность.       Бережно свернув лежащий на столе указ, Червеуст чёрной тенью выскользнул из своих покоев и направился в противоположный конец дворца.       Тусклые подсвечники слабо мерцали на деревянных стенах, превосходно скрадывая невысокую, худощавую, слегка сутулую фигуру. Впрочем, в осторожности не было нужды. Теперь, когда Эомер стал изгнанником, а Теотред лежал на смертном одре, никто не задал бы лишних вопросов, интересуясь, что понадобилось советнику здесь в такой час. Да и сам дворец перестали охранять изнутри: несмотря на протесты Эомера, Грима добился утверждения приказа о переброске всей стражи на внешние посты. Опасаться косых взглядов слуг тоже нечего: их ежедневные обязанности закончились. С любой стороны весьма удачный расклад на случай, если Эовин взбредет в голову кричать или звать на помощь.       Грима поморщился, беспрепятственно шагая по безлюдным коридорам. Он терпеть не мог шума, ненужной суеты и кроме того, не собирался причинять юной леди никакого вреда. В глубине души советник все же надеялся, что теперь, без Эомера, ее самоуверенность слегка поубавится, и она более радушно воспримет его общество.       Наконец, последний поворот, и в конце длинного мрачного коридора возникла дверь в ее покои. Но приближаясь к цели, Грима невольно замедлил шаг.       То, что он собрался сделать, показалось ему вдруг совершенным безумием. Еще никогда в отношении Эовин он не осмеливался нарушать правила приличия. И не только потому, что бдительный Эомер зорко следил за каждым движением советника в сторону сестры.       «Не вернуться ли назад», - в замешательстве подумал Грима, останавливаясь. На его бледном худом лице, словно маленькие демоны, плясали тени, отбрасываемые мерцающими огоньками свечей, а учащенный стук сердца, казалось, отчетливо раздавался в этой глухой тишине. Покусывая губы, Червеуст с сомнением посмотрел в обратную сторону.       Воображение услужливо нарисовало картину очередной ночи, полной мучительных грез, и, что еще хуже – пробуждения с чувством жгучего, неудовлетворенного желания обладать той, от которой сейчас его отделяло лишь несколько метров.       И Грима, утерев выступивший ледяной пот, решительно достал из кармана ключ.

***

      «Не оставляй меня с ним!» - безмолвно кричала Эовин вслед брату, покидавшему город вместе с верными ему воинами.       Ей пришлось призвать на помощь все самообладание, чтобы выдержать это тягостное прощание, но затем, отказавшись от ужина, Эовин поспешно закрылась в своих покоях, где наконец смогла дать волю слезам.       Еще никогда в жизни она не чувствовала себя настолько беззащитной и одинокой. Рядом не осталось ни одного близкого человека, кто хорошо знал ее и любил, кому она могла бы доверять.       Эовин плакала, охваченная страхом за жизнь изгнанного брата, от бессилия спасти умирающего кузена и дядю, чей разум слабел с каждым днем. И, конечно, принцесса плакала от ужаса, который внушало ей будущее.       Находясь под защитой Эомера, она относительно легко могла избегать его – Гриму Червеуста, мрачного советника с землистым лицом в обрамлении длинных черных волос, вот уже который год пристально следящего за ней ястребиным взором.       Со стороны никто не смел бы упрекнуть советника в неподобающем поведении, напротив, он являл собой воплощение учтивости и такта, однако, несмотря на обходительные манеры, Эовин прекрасно видела истину в его ледяных глазах. В свои двадцать лет она была достаточно сведущей, чтобы понимать значение этих прямых, смелых, долгих взглядов, полных страстного вожделения. Ни один человек никогда не осмеливался смотреть на нее так. Но Грима всегда был исключением из всех правил.       При звуке его мягких бесшумных шагов и глубокого голоса ее сердце предательски екало в груди. Случайное мимолетное прикосновение бросало в дрожь. Эовин знала: этот человек привык добиваться своего, а она несомненно относится к числу его заветных целей.       Будет честно сказать, что такая преданная одержимость в глубине души льстила ей. В иные ночи Эовин нравилось представлять Гриму, униженно склонившимся у ее ног и отчаянно умолявшим о снисхождении, которого он никогда не получит. Тогда она чувствовала могущество и силу, чувствовала, что смогла обрести власть над ним, но…ровно до момента следующей встречи в действительности. Один взгляд Гримы в ее сторону, и Эовин вновь чувствовала себя беспомощной пташкой, вокруг которой смыкаются стены золотой клетки. Она поспешно отводила глаза, со стыдом и страхом молясь, чтобы советник, чья проницательность была поистине сверхъестественна, не догадался о ее тайных помыслах.       Раньше Эовин удивляло, что этот хрупкий человек, чьи руки не держали ничего тяжелее кипы книг или свитков, приводит в трепет даже крепких рослых мужчин. Его приказы, всегда отдававшиеся негромким спокойным тоном, никогда не оспаривались, независимо от того, к кому они были обращены: простолюдину, воину или даже знати.       Но, став старше, она поняла: умелому и тонкому царедворцу, Червеусту нет нужды повышать голос. Занимая высокое положение в королевстве, надежно защищенный спинкой королевского трона, Червеуст беспрепятственно может вершить чужие судьбы и, искусно дергая за верные ниточки, добивается от людей нужных ему действий.       Многие, в том числе из ее окружения, откровенно ненавидели советника, стремящегося сосредоточить в своих руках как можно больше власти, но никто не решился бы открыто выступить против него, памятуя о расправе, учиненной им не столь давно одному из представителей роханской аристократии.       А дело было так.       Опасаясь растущего влияния Гримы на короля, знать судорожно искала способы устранения советника. Оговор или мятеж едва достигли бы цели, поэтому в полной верности вековым традициям самым действенным представлялось убийство. Исполнить задуманное взялся молодой дворянин Леоф, сын Леона, благородный роханский рыцарь.       Эовин не знала, был ли у заговорщиков подготовленный план или события развивались спонтанно, однако в решающий момент удача оказалась не на их стороне. Верная охрана, тщательно отобранная самим Червеустом, услышала крик своего господина и вовремя подоспела на помощь.       Эовин как раз находилась в тронном зале, когда туда стремительно прошествовал Грима, прижимая к шее окровавленный платок. Длинная черная мантия зловеще развевалась за его спиной. За Червеустом, словно верные псы, следовали четверо мужчин, двое из которых крепко держали неудавшегося убийцу. Но Леоф и не пытался сопротивляться. Он прекрасно знал, чем рисковал, и потому спокойно шел на королевский суд, готовый принять смерть с гордо поднятой головой.       Но, как оказалось, это было бы слишком просто.       - Я думаю, государь, - вкрадчиво начал Червеуст, когда Теоден спросил советника, должен ли дворянин отправиться на казнь или бичевание станет достаточной сатисфакцией, - что нет необходимости ни в том, ни в другом.       Эовин, равно как и все присутствовавшие, изумленно воззрилась на него. Откуда вдруг такое великодушие?       - Да, - неторопливо продолжал Грима – преступник не станет совершать преступления, не смирившись заранее с последствиями, ждущими его в случае неуспеха. А значит…       Червеуст сделал паузу. Его тонкие губы растянулись в нехорошей улыбке, а льдисто-голубые глаза буквально впились в красивое мужественное лицо Леофа.       - А значит будет более действенно, если не он, а его семья разделит всю тяжесть совершенного поступка и подвергнется публичной казни. Закон не запрещает этого, и хотя подобная практика не применялась со времен Фолка, мой государь, нынешние суровые времена обязывают нас вернуться к жестким мерам.       В зале воцарилась мертвая тишина. Казалось, никто не мог поверить в услышанное. Эовин перевела на Теодена оторопелый взгляд. Это же безумие! Не может быть, чтобы в их время происходило подобное варварство!       Но к ее ужасу король согласно кивнул.       - Да будет так, Грима. Ты – мой верный советник. Тот, кто желает зла тебе, в равной степени восстает против меня. Я не потерплю измены. Особенно той, что замышляется в ближайшем кругу.       - Государь, умоляю! – вскричал смертельно побледневший Леоф - Смилуйтесь!       Король молча покачал головой. Эовин видела в его глазах и жалость, и сочувствие, однако мнительность вкупе со страхом предательства, неустанно подогреваемые Гримой, не дали отступить от принятого решения.       - Кажется, у тебя жена и трое детей? – осведомился Грима, жестом подзывая свою охрану. – Второй дом по левую сторону от дворца. Через час всех на городскую площадь. – отрывисто приказал он стражникам, и мужчины, поклонившись, молча вышли из зала.       - Прошу, пощадите! Это только моя вина! Не трогайте их! – теряя самообладание, Леоф упал на колени. Столько мольбы и отчаяния было в его взгляде, обращенном к советнику, что холодная улыбка Червеуста, застывшая на его непроницаемом лице, была самым чудовищным ответом.       Эовин не нашла в себе сил отправиться на площадь. Как ей рассказывали, под неистовые крики и вопли, жуткие рыдания, переходящие в мольбы и проклятия, Леоф был принужден смотреть, как одного за другим вешают его детей и жену, не знавших даже, в чем они виноваты. Слыша их плач и бессмысленные просьбы о помощи, обращенные к тому, по чьей вине они обречены погибнуть, зрители трусливо отводили взгляды, сожалея, что являются невольными участниками творившегося ужаса. Однако Леоф не мог не смотреть, не мог не слушать. Страже приказали любым способом заставить его держать глаза открытыми.       Когда все кончилось, Грима потребовал развязать преступнику руки и отпустить на свободу, однако это уже не имело никакого смысла: ужас и потрясение свершившегося лишили мужчину рассудка. Спустя несколько дней его нашли мертвого в пустом доме, лежащим в луже собственной крови возле детских кроваток.       Больше никто не осмеливался покушаться на жизнь и положение Червеуста. Ходили слухи, что Гриме известен весь круг заговорщиков, и опасаясь повторить судьбу несчастного Леофа, роханская знать смиренно и покорно отступила в тень.       После того случая Эовин умоляла Эомера быть осторожным и не давать Гриме повода расправиться и с ним тоже. Она была уверена, что королевское происхождение не является больше гарантией неприкосновенности. Однако брат не мог спокойно смотреть, как Червеуст отстраняет от правления законных потомков Эорла, и неоднократно обличал советника в двуличности и коварстве, приводя настолько убедительные доводы и доказательства, что Грима, даже со свойственной ему находчивостью, должен был сильно постараться, чтобы оспорить их.       О, его язык – оружие, почти, если не всегда, не знавшее поражения. Искусный лжец, красноречивый софист, своим чарующим голосом Грима способен убедить в истинности самых невероятных вещей. Скажи Грима, что черное – белое, а белое – черное, и многие охотно уверуют в это, начав утверждать, что так оно и было всегда.       Видимо, чаша его терпения в отношении Эомера оказалась переполненной. По крайней мере, Червеуст ограничился лишь изгнанием. И почему-то Эовин была уверена, что не будь Эомер ее братом, его постигла бы более страшная участь.       Что ж, сейчас она единственная, кто остался живым и здоровым из царствующего дома Эорла, а значит обязана взять себя в руки. Дочь королей не может, словно ребенок, закрыться в комнате и рыдать, жалуясь на несправедливость судьбы, пока за стенами стремительно рушится привычный мир. Она попытается спасти Теодена и Теотреда, чтобы не дать Гриме окончательно уничтожить наследников короны. Ей как женщине путь к трону все равно закрыт.       Эовин решительно вытерла слезы.       Она умылась, наскоро освежилась в уже изрядно остывшей ванной и, переодевшись в ночную сорочку, вернулась в спальню.       - «Я справлюсь», - твердо сказала она самой себе, опускаясь на стул перед зеркалом.       Привычными движениями она расплела волосы и взяла расческу, но не успела поднести ее к волосам, как за дверью послышались хорошо знакомые, мягкие, осторожные шаги.       Эовин тихо ахнула. Едва окрепшее чувство уверенности мгновенно растаяло, а все внутри съежилось от ужаса.       Это он.       Зачем? Что ему от меня нужно? Неужели…?       Эовин безотчетно вцепилась в расческу – единственное оружие, которое оказалось под рукой, и с безумно бьющимся сердцем впилась взглядом в дверную ручку, ожидая, что та вот-вот повернется. Разум твердил десятки способов защиты, но тело в один миг перестало слушаться, отказывая хозяйке даже в такой малости, как подняться на ноги. В данный момент Эовин не смогла бы и закричать, парализованная жутким страхом.       Часом ранее она собственноручно заперла замок, но почему-то была уверена, что такой предусмотрительный и расчетливый человек, как Грима Червеуст, не стал бы тратить время на поздние прогулки по Медусельду, не имея при себе запасного ключа. Конечно, он прекрасно осведомлен о ее привычке запираться, и о том, что эта мера предосторожности принята специально против него.       Спустя несколько минут, показавшихся вечностью, раздался тихий щелчок. Ключ повернулся в замочной скважине, и в подтверждение худших опасений Эовин, дверь медленно приоткрылась.       

***

      Грима мгновенно почуял страх. Казалось, при желании его можно пощупать руками, настолько он был осязаем. Вполне удачное обстоятельство, ведь с испуганным человеком совладать гораздо проще.       - Добрый вечер, моя леди, - мягко поздоровался Червеуст, входя в покои.       - Что Вы здесь делаете, советник!?       Эовин явно старалась придать голосу надменной твердости, но от Гримы не ускользнул ее полный паники взгляд, которым она проследила за тем, как он повернул в замке ключ, заперев их обоих.       - Я не видел Вас за ужином, моя госпожа, - ответил Грима, убирая ключ обратно в карман, - и счел своим долгом убедиться, что у Вас все хорошо.       - И для этого понадобилось бесцеремонно врываться в мои комнаты? Вы не сочли нужным хотя бы постучать?       - Во-первых, я не ворвался, а вошел, - поправил Грима, - а во-вторых, разве Вы открыли бы дверь, зная, что за порогом я?       Эовин промолчала.       - Вот и я так подумал - кивнул Червеуст.       Он сделал шаг навстречу, и Эовин вздрогнула.       - Со мной, как Вы видите, все в полном порядке, - скрестив дрожащие руки на груди, она смерила незваного гостя гневным взглядом, - поводов для беспокойства нет, так что можете вернуться к себе.       - Не уверен, моя госпожа – участливо отозвался Грима - Разве Вам не страшно? Не одиноко? Разве Вы не плакали с полчаса назад?       Эовин ошарашенно уставилась на него. От него можно скрыть хоть что-то?       - Я понимаю…, - мягко продолжил Грима, медленно сокращая разделявшее их расстояние, - Вы растеряны, не понимаете, что делать. Его Величество болен, кузен умирает, брат уехал, а враг почти у самых ворот. Будущее представляется опасным и мрачным, однако Вы, наследница дома Эорла, готовы мужественно принять любое, самое тяжелое бремя. Не так ли, моя леди?       Грима осторожно опустился на краешек постели, оказываясь с принцессой, все еще сидевшей у зеркала, лицом к лицу.       - Знайте же, что Вы не одна, - тихо сказал он, смотря ей в глаза, - Вы никогда не будете одна до тех пор, пока я жив. Я сумею защитить Вас, моя леди. Я позабочусь о Вас. Я сниму с хрупких плеч эту непосильную ношу. Прошу, доверьтесь мне.       Эовин молчала. Как бы ей хотелось поверить этим словам, этому спокойному, уверенному голосу. Взгляд Гримы выражал настолько глубокое сочувствие, что на долю секунды она даже усомнилась в его неискренности. Однако самообладание вернулось довольно быстро, стоило только вспомнить, кто собственно стал причиной ее одиночества. Нет, ничего, кроме лицемерной лжи, эти ядовитые уста породить не могут.       - Благодарю за участие, советник, - холодно произнесла она, - но повторяю: я в полном порядке. А теперь уходите.       Что-то в лице Гримы неуловимо изменилось.       - Чуть позже, моя леди, - ответил он - мне нужно поговорить с Вами.       - Поговорим завтра.       - Нет, моя госпожа. Здесь и сейчас. Когда нам никто не помешает.       - Какое Вы имеете право мне указывать? – осмелев, воскликнула Эовин. - Какое Вы имеете право находится в моих личных комнатах в позднее время? Вы мне не муж, не брат и не отец.       Она могла поклясться, что голубые глаза Гримы коварно сверкнули. Или это была лишь игра свечей?       - О, я имею право, моя леди, - заверил он, растягивая в усмешке тонкие губы.       Театральным жестом Грима извлек из внутреннего кармана королевский указ и, испытывая невероятное дежавю, вручил его Эовин.       - Что это? – подозрительно спросила она, разворачивая свиток.       Грима не ответил. Принцесса быстро пробежала глазами по тексту, и по мере того, как она читала, негодование и недоверие отчетливо проступали на ее лице. Закончив, она подняла взгляд на Червеуста, все это время пристально наблюдавшего за ней.       - Это…это…- начала она, не в силах подобрать слова от нахлынувшей ярости, - немыслимо! Не может быть!       - Ну почему же, моя леди, - с наигранным удивлением возразил советник, - Вы прекрасно видите подпись Вашего дяди, коей подтверждается, что Вашему покорному слуге…позвольте? – он наклонился ближе, якобы желая взглянуть на текст, но Эовин знала, что он на память цитирует перевернутые строчки: «за многочисленные заслуги перед великим королевством Рохан, за долгую преданную службу, Высочайшей нашей милостью желаем дать в жены принцессу Эовин, дочь Эомунда, почитая такой союз за благо…».       - Ты заставил короля подписать это! – разъяренно вскричала Эовин, сминая пергамент. Адреналин кипел в крови, страха перед советником не осталось и в помине.       - Вовсе нет, - ответил Грима, бесстрастно наблюдая, как драгоценный указ гибнет под ее пальцами - я лишь сказал, что это будет мудрое решение.       - Я сейчас же разорву эту мерзость!       - Пожалуйста, если тебя это успокоит, моя леди. Я не настолько опрометчив, чтобы иметь лишь один экземпляр и отдать его.       - Ублюдок!       Тень фальшивой улыбки мгновенно исчезла с его лица.       - Манеры, моя принцесса. Или Вам преподать урок хорошего поведения?       - Пошел вон отсюда, змей! – Эовин вскочила, пылая гневом, - я никогда не стану твоей женой!       Грима не шелохнулся; лишь ледяные глаза зловеще мерцали на его мертвенно бледном лице.       - Станете, моя леди, - произнес он, и в его голосе отчетливо послышались металлические нотки.       - Для действительности брака нужно и мое согласие! В отличие от тебя, я принадлежу к королевскому роду и я…       - И Вы любите своего дядю, не так ли? – спокойно прервал ее Червеуст.       - Причем здесь это! – огрызнулась Эовин, брезгливо швыряя измятый свиток на пол.       - При том, что я неплохо освоил искусство составления ядов. Одно мое неуловимое движение над кубком Его Величества и…- Грима выразительно приподнял едва заметные брови, - думаю, Вы меня поняли?       Эовин застыла, объятая ужасом. Ее начала бить мелкая дрожь. И она еще могла представлять, как этот человек на коленях умоляет ее о благосклонности?       - Я задал вопрос, моя леди. Вам все понятно?       Она едва нашла в себе силы кивнуть.       - Вот и хорошо.       - Мерзкий предатель, - не удержавшись, презрительно бросила Эовин.       Червеуст изучающе посмотрел на нее, сцепив руки в замок.       - Как знать…- задумчиво произнес он, - Вы, моя леди, слишком молоды. Все происходящее Вы с легкостью называете истинным добром либо истинным злом, хотя на самом деле не существует ни того, ни другого в своем абсолютном смысле. Грань тонка, а порой вовсе незаметна. Даже жестокость и насилие могут быть оправданы, если совершаются во имя благой цели. Возможно, Вы сможете осознать это в будущем. Ну а пока…       Он поднялся на ноги, расстегивая накидку, и этот жест вызвал у Эовин резкий приступ паники.       - Ты намерен…ты хочешь…нет! - девушка отпрянула назад, не в силах даже выговорить вертевшееся на языке слово.       Грима усмехнулся.       - Признаться, это не входило в мои планы, - проговорил он, - ты заметно дрожишь, и я подумал, теплая вещь не помешала бы, но – продолжил он, небрежно бросая накидку на спинку стула, и подходя к Эовин, - раз уж ты сама подумала об этом, пожалуй, мы можем…       - Не приближайся ко мне! – вскрикнула она, инстинктивно хватая под руку первый попавшийся предмет, которым оказалась собственная расческа. Однако Грима легко перехватил ее руки, пресекая возможный удар. Вырвав расческу из тонких пальцев, он скептически взглянул на нее и бросил на ближайшее кресло.       - Если моя леди мечтает о доблестном подвиге на поле брани, ей следует подумать о более действенном оружии, - мягко заметил он, удерживая Эовин за запястья, - но поскольку я тебе не враг, защищаться от меня нет никакой необходимости, даже таким безобидным предметом.       Эовин похолодела от ужаса. Он был близко, слишком близко. Его взгляд пронзал ее насквозь, казалось, только одни глаза, пылающие страстью, и были живы на этом бескровном лице. Она впервые подумала, что недооценивала его силу: несмотря на худощавое телосложение, держал он ее крепко. А еще она пожалела, что не додумалась хотя бы накинуть на плечи шаль в те короткие секунды, что у нее оставались до вторжения незваного гостя: ночная сорочка из тончайшего батиста при желании могла позволить Червеусту увидеть все, что девушке полагается целомудренно скрывать.       - Не трогай меня!       Грима слегка прижал Эовин к стене, невесомо касаясь губами ее щеки:       - Не трогаю.       - Не смей!       - Не смею, - покорно выдохнул он, обхватывая ее лицо ладонями и не позволяя отворачиваться.       - Ты подлый мерзавец! – всхлипнула девушка.       - Да, да… – согласился Грима нежным шепотом, едва ли слушая. Любовно отведя прядь золотистых волос, он осторожно поцеловал ее в висок.       Горячее дыхание опаляло. Упираясь руками в грудь советника, Эовин тщетно пыталась его оттолкнуть, но он продолжал покрывать поцелуями каждую черточку любимого лица, медленно приближаясь к губам.       - Я тебя ненавижу!       - Тшш…       Неторопливый поцелуй, запечатленный на ее губах, поразительно не соответствовал голодному, страстному взгляду, которым Грима прежде одарил ее. Его прикосновение оказалось таким бережным и нежным, что Эовин, вопреки ожиданию, не испытала отвращения.       «Можно кусаться, можно ударить его!» - из последних сил кричало сознание, когда Эовин стиснула слегка сутулые плечи, все еще отталкивая, но уже совсем слабо и неуверенно. В отличие от тела, разум некоторое время пытался сопротивляться, но вскоре и он окончательно уступил ласкающему напору мужских губ. Эовин еле слышно застонала и, закрыв глаза, невольно ответила на поцелуй.       - Моя принцесса, моя маленькая девочка, - прошептал Грима, едва касаясь ее губ, прежде чем вновь прижаться к ним, – вот так…все хорошо…       Его успокаивающий голос и мягкие прикосновения убаюкивали. Голова кружилась от новых ощущений и непривычной близости этого человека, который, как Эовин знала, был старше ее почти на двадцать лет. Она нисколько не доверяла ему, но в то же время не помнила, чтобы кто-то еще со времен далекого детства обнимал ее так заботливо и нежно.       Растерянная и сбитая с толку, Эовин не заметила, что Грима перестал целовать ее и просто держал в своих объятиях так, словно защищал от всего на свете. Он бормотал ей что-то ласковое, поглаживал по волосам и спине, пока она пыталась совладать с нахлынувшими противоречивыми чувствами, уткнувшись в черную ткань его туники и машинально теребя холодную цепь овального украшения, висевшего у него на груди.       - Кажется, мой приход помешал тебе расчесать волосы? – Грима вдруг поцеловал ее в макушку и слегка отстранил от себя.       Эовин не произнесла ни слова, но позволила усадить себя перед зеркалом. Подобрав с кресла брошенную расческу, Грима встал позади нее:       - Мне так давно хотелось это сделать, - тихо произнес он, пропуская сквозь пальцы мягкие пряди, - ты позволишь, моя госпожа?       - Мое «нет» имеет значение?       Тонкие губы Червеуста тронула улыбка:       - Абсолютно никакого.              Медленно и неторопливо Грима проводил гребнем по длинным золотистым локонам. Наблюдая за ним в зеркале, Эовин подумала, что, несмотря на своеобразную внешность, в нем все же есть некая утончённая красота, а эти тонкие губы, как оказалось, умели искусно целовать. Испугавшись своих мыслей, она тут же одернула себя, принуждая не забывать, что он за человек. Однако по мере того, как минута протекала за минутой и ее все больше охватывала приятная истома, Эовин вновь позволила мыслям течь в своем направлении и только лишь сопротивлялась искушению закрыть глаза.       - Я закончил, моя леди, - наконец сказал Грима, откладывая расческу в сторону и любуясь ее отражением.       Их взгляды встретились в зеркале.       - Теперь ты можешь оставить меня? – с робкой надеждой спросила она.       Вместо ответа Грима приобнял ее, будто бы ненароком спустив ткань с белоснежных плеч.       - Не…не надо, - слабо воспротивилась Эовин.       - Тшш…- прервал он, - посмотри…посмотри, как ты прекрасна…       Эовин перевела взгляд на свое отражение. Червеуст оказался прав: она действительно была очень красива. Легкий румянец покрыл ее щеки, губы слегка припухли и заалели от его поцелуев, глаза влажно блестели, волосы золотистыми волнами струились по обнаженным плечам, на которых, Эовин не могла не признать это, его прохладные ладони смотрелись довольно уместно.       Мягкий полумрак от теплого света свечей создавал особую, чувственную обстановку.       Грима боролся с желанием стянуть полупрозрачную ткань еще ниже. Не сводя с Эовин страстного взгляда, он наклонился и прижался губами к точеной шее. К удивлению, принцесса не остановила его, безмолвно наблюдая за ним в зеркале. Осмелев, Грима продолжил, прокладывая дорожку быстрых легких поцелуев ниже, к ее плечам. Его ладони скользнули к груди и вдруг обхватили ее. Он нежно погладил желанное тело сквозь тонкий батист, издавая тихий, почти рычащий стон.       Эовин ахнула вслед за ним и на секунду прикрыла глаза. Его прикосновение было таким приятным. Она давно мечтала о мужчине, изнывая от желания испытать то сладостное удовольствие близости, о котором украдкой говорили служанки. Решительная противница предрассудков, Эовин знала, что, влюбившись, рискнула бы отдаться страсти, даже если избранник совершенно не годится в мужья.       «Но это же Грима!» - отрезвляюще пронеслось в голове. Двуличный подлец, которого она ненавидит. Мерзавец, ставший причиной стольких несчастий. Пусть она обещана ему в жены, но пока он ей никто, он должен немедленно уйти.       Эовин открыла рот, собираясь сказать ему это, как вдруг Червеуст уверенно подхватил ее на руки и, сделав несколько шагов, осторожно усадил на кровать. Руки Эовин тут же взметнулись к плечам, возвращая спущенную им ткань на прежнее место.       Если Червеуст и заметил ее движение, то не подал виду. Опустившись на колени, он снял с Эовин одну туфельку и принялся целовать стройную ножку, медленно поднимая сорочку все выше и выше.       - Нет…- Эовин вцепилась в подол, задержав его почти у самых бедер.       - Моя леди, - прошептал Грима, кладя руки поверх ее ладоней, - не бойся…доверься мне…       - Довериться тебе? – в голосе Эовин опять зазвучало презрение, - Как можно доверять предателю?       По-прежнему стоя на коленях, Грима устремил на нее пронзительный взгляд.       - Мои помыслы и действия всегда направлены во благо Рохана и нашего наро…       - Перестань! Не могу слышать очередную ложь.       Деланно улыбнувшись, Грима поднялся на ноги.       - Как угодно.       Он сел рядом с ней на кровать. Эовин наоборот попыталась подняться, но Грима опередил ее, обхватив за талию и притягивая к себе.       - Опусти меня, змей!       - Моя леди, это неизбежно…- Грима удерживал ее настолько бережно, насколько это было возможно, учитывая ее сопротивление, – я лишь хочу подарить тебе удовольствие…       - Нет, - сквозь зубы процедила Эовин, отталкивая его руки, - Никогда. Меня тошнит от твоих прикосновений, мерзкая, отвратительная, уродливая тварь!       Сумев наконец вывернуться, она со всей силы ударила его. Раздался оглушительный звук звонкой пощечины.       В комнате стало очень тихо.       Грима замер, неверяще уставившись на Эовин. Принцесса дерзко вздернула подбородок, стараясь выдержать напряженный немигающий взгляд его расширенных глаз. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, а затем он молча отпустил ее и слез с кровати.       На краткий миг Эовин показалось, что победа осталась за ней, что сейчас он уйдет, громко хлопнув дверью, но вместо этого Червеуст подошел к массивному гардеробу и, открыв дверцу, начал бесцеремонно рыться в ее вещах.       - Что ты делаешь?! – опешила принцесса от такой наглости, но в следующую секунду потеряла дар речи: Грима повернулся, сжимая в руках ее собственный кожаный ремень.       Он был невероятно разгневан. Глаза его полыхали ледяной яростью, крылья тонкого носа трепетали, дрожащие губы искривились.       - Не посмеешь! – прошептала она, отодвигаясь подальше, насколько позволяли размеры кровати.       - Еще как посмею, - заверил Грима, стремительно сокращая расстояние и с размаху усаживаясь на постель, - видимо мою маленькую леди все же необходимо научить вежливости.       Не дав девушке опомниться, он резко схватил ее и бросил ничком на свои колени, грубо обнажая до самого пояса. Эовин задергалась, рыча в глухой ярости, но Грима замахнулся, не обращая никакого внимания на сыпавшиеся из ее уст ругательства в его адрес. Девушка взвизгнула. Ремень оставил на белой коже яркий красный след.       - Итак, начнем, моя леди, - холодно проговорил советник, - тебе следует запомнить, что такие слова, как «змей», «ублюдок», «тварь» и прочие, им подобные, ни коим образом не могут применяться ко мне с твоей стороны. Это понятно?       - Пошел ты…       Новый хлесткий удар вызвал очередной крик.       - Продолжаем, принцесса. Полагаю, тебе прекрасно известно мое имя, и я бы хотел, чтобы, обращаясь ко мне, ты называла именно его. Впрочем, такие варианты, как «господин советник» или «милорд» тоже вполне допустимы. Это понятно?       Эовин промолчала, стиснув зубы.       - Значит нет. Хорошо.              Его рука не знала усталости, и спустя несколько минут глаза девушки против воли наполнились слезами боли и унижения. Она задергалась сильнее, стараясь вырваться, но Грима безжалостно вдавил ее лицом в кровать, пресекая малейшую возможность сопротивления.       - Ты никогда, поняла, ни-ког-да не посмеешь ударить меня. Ясно?       Эовин по-прежнему не издала ни звука, прилагая к этому все усилия.       Ремень полоснул по коже еще несколько раз.       - Я не слышу ответ. Так и будем молчать?       Очередной увесистый шлепок.       - А может быть тебе это нравится? – осведомился Грима, опять занося руку, - Знаешь, мое терпение безгранично, я могу продолжать урок хоть целую ночь. Тем более, что ты так соблазнительно лежишь на моих коленях…       Он перенес руку на ее разгоряченные ягодицы. Эовин судорожно глотнула воздуха, освобожденная наконец от железного давления на затылок. Грима слегка погладил ее, и вдруг, спустившись ниже, проскользнул сразу двумя пальцами в узкое лоно. Совершенно не ожидая этого, Эовин пронзительно вскрикнула:       - Нет!       - О, смотрите-ка, мы умеем разговаривать – саркастично заметил Грима.       Движение его пальцев начало чередоваться с ударами ремня.       - Так лучше? – спросил советник - Моя воительница предпочитает грубости?       «Мразь», - подумала Эовин, заливаясь краской стыда. Никто никогда в жизни не поднимал на нее руку. Это было больно, унизительно, но в то же время она действительно начала ощущать возбуждение. Оно было совсем не похоже на то, что охватило ее во время поцелуя. Гораздо более острое и сильное, словно где-то в потаенных уголках души зашевелилось и начало вздыматься темное, подсознательное и невероятно развратное желание подчинения мужчине.       До замутненного сознания даже не дошел тот факт, что теперь, когда обе руки Гримы были заняты, она при желании легко смогла бы вырваться.       Но зато об этом подумал Грима.       - Хм…тебе действительно нравится, - с легким удивлением произнес он, смотря на свои влажные пальцы, - так значит моя невинная леди испытывает удовольствие от насилия? Я запомню.       - Отпусти меня, мерзавец!       Глаза Гримы коварно сверкнули.       - Разумеется.       Размеренное чередование боли и удовольствия, глубокий, почти рычащий голос, объясняющий «правила хорошего тона» и задающий вопросы, на которые Эовин неизменно отвечала упорным молчанием – все это отзывалось в ее теле невероятно сильным возбуждением. Казалось, еще немного, и она сама постыдно станет поддаваться ласкающим и карающим рукам.       Словно прочитав ее мысли, Червеуст начал быстрее двигать пальцами, и Эовин к своему ужасу не смогла больше сдерживать стоны.       - Ах, девочка, какие сладкие звуки – иронично промолвил он.       Эовин беспокойно задергалась на его коленях, изо всех сил противостоя искушению насадиться глубже на дразнящие пальцы и унять стремительно разгорающийся между ног пожар. О, хоть бы он скорее отпустил ее или довел свое грязное дело до конца!       Но Грима не собирался делать ни того, ни другого. Почувствовав, что Эовин задрожала и ее дыхание участилось, он внезапно изменил темп. Принцесса коротко, протестующе вскрикнула, но очередным ударом ремня Червеуст заставил ее замолчать.       - Нет, моя леди. Не сейчас. Скажи мне, в чем, по-твоему, заключается суть наказания?       Эовин не ответила, закусив губу от досады и сдерживая слезы. Она была так близка!       - В исправлении поведения, - мягко подсказал Грима, - а я пока что, увы, не вижу улучшений.              Еще не раз Червеуст намеренно отдалял кульминацию ее наслаждения, пока возбуждение не стало болезненным. Тело Эовин исступленно молило о пощаде, а в голове осталась лишь одна мысль: «Только бы это кончилось!»       - Хватит, пожалуйста, хватит! – наконец взмолилась девушка, отчаянно извиваясь под его руками.       - Хм… «пожалуйста» уже неплохо. Но кое-что ты забыла.       - Ай! Грима, прошу тебя!       - Умница – похвалил он. - Совсем несложно называть меня по имени, не правда ли? О чем ты просишь?       - Нет…я не могу…мне стыдно.       - Тебе придется высказать свои пожелания вслух, - проговорил Червеуст, - Впрочем, мы снова можем перерваться, если это поможет тебе найти правильные слова. Я никуда не тороплюсь…       - Нет, нет! – лихорадочно замотала головой Эовин. Еще одной остановки она просто не выдержит!       - Вот как? Тогда я внимательно тебя слушаю.       - Я…я хочу, чтобы ты прикоснулся ко мне…       - Кажется, ты говорила, тебе противны мои прикосновения?       - Нет…ах!       Его пальцы вновь ритмично двигались внутри нее.       - Значит, тебе нравится?       - Да…да…о, да!       - Получается, моя леди солгала, сказав обратное? Какая нехорошая девочка…       Эовин жалобно вскрикнула. Его голос, сорвавшийся на тихое шипение, сводил ее с ума.       - Я больше не могу…умоляю, дотронься до меня…там.       - Там, это где, моя леди?       - О, Эру всемогущий! Пожалуйста, Грима, помоги мне получить удовольствие!       Едва последние слова слетели с ее уст, советник отшвырнул ремень в сторону и перевернул Эовин на спину, поддерживая, чтобы она не упала с его колен. Его вторая ладонь скользнула между ее ног, с уверенным нажимом прикасаясь там, где девушке было нужнее всего.       - Еще, еще! – кусая губы, страстно шептала Эовин, закрыв глаза и неосознанно раздвигая ноги настолько, насколько это было возможно в ее нынешнем положении.       - Давай повторим, милая, - вновь раздался над ней вкрадчивый голос, - Мое имя?       - Грима, - простонала она.       - Громче.       Эовин повторила снова, начиная дрожать всем телом. Червеуст крепче обхватил ее.       - Скажи еще раз, - потребовал он, быстро двигая рукой.       - О, Грима! – выкрикнула она, и в ее голосе отчетливо прозвучала мольба.       - Да, Эовин, да.       Ее собственное имя, впервые произнесенное им так фамильярно и просто, стало последней каплей. Запрокинув голову, она с протяжным стоном выгнулась на его коленях в ярчайшем экстазе, обильно заливая его пальцы и даже одежду своей влагой.       - Восхитительно, - прошептал Грима, завороженно наблюдая за ней, - ты создана для наслаждения, моя леди.       Эовин не ответила, в изнеможении хватаясь за него. Закрыв глаза, она прерывисто дышала, пытаясь прийти в себя. Еще никогда прежде ей не было настолько хорошо. Точно все напряжение безвозвратно ушло и не осталось ничего, кроме легкости, слабости и сладкой истомы. Сейчас даже казалось совсем неважным, кто именно стал причиной столь ошеломительных ощущений.       Грима некоторое время молча наблюдал за ней, а затем бережно приподнял и, усадив на колени, привлек в свои объятия. Эовин покорно разомкнула губы, принимая горячий поцелуй и позволяя Червеусту делать все, что он захочет. Тесно прижатая к нему, она скрестила ноги за его спиной и мгновенно почувствовала силу его возбуждения, однако сейчас это осознание нисколько не испугало ее: она все равно слишком измождена, чтобы сопротивляться.       Завтра ей станет стыдно. Завтра ее замучают угрызения совести. А сейчас больше нет ни сил, ни желания бороться. И потому, когда Грима, не прерывая поцелуя, уложил ее на спину, Эовин безропотно откинулась на подушки, готовая к тому, что должно было произойти.       Однако к ее удивлению советник отстранился.       - Думаю, на сегодня достаточно, - сказал он, поправляя на ней сорочку и протягивая руку к меховым шкурам, - мы достигли определенных успехов в общении, не правда ли?       - Это ничего не меняет, - пробормотала Эовин, бросая на него взгляд из-под полуопущенных ресниц, - Ты лишь доказал, насколько жестокий, хитрый, двуличный…       - Поосторожнее, моя леди, - предупредил Грима, укрывая ее.       -…человек, - поспешно закончила Эовин, покосившись на ремень, лежащий в непосредственной близости от его ладони – но все равно…- продолжила она, устраиваясь в тепле и смотря в его сверкающие голубые глаза, - я тебя не боюсь.       Червеуст отвел от ее лица локон, слегка коснувшись щеки.       - Тебе и не надо. А сейчас – спать.       Грима поднялся и взял со спинки стула свою накидку, закутываясь в длинный черный бархат.       Ее полусонный, но несколько любопытный голос заставил его обернуться:       - А…ты?       Грима несколько секунд пристально смотрел на нее.       - Не все должно быть пережито сразу, - наконец усмехнулся он, доставая ключ, - или ты хочешь, чтобы я остался?       - Конечно нет, я не это имела…       - Знаю - коротко прервал он, - Я умею ждать, моя леди. Возможно, я не столь эгоистичен, как ты думаешь.       Грима погасил последние свечи, и покои погрузились во мрак. Принцесса закрыла глаза, не в силах больше бороться со сном.       Она почувствовала, как его губы невесомо коснулись ее лба.       - Доброй ночи, моя Эовин – прошелестело в темноте, и спустя несколько секунд раздался мягкий стук, возвестивший о том, что дверь за советником закрылась.