Терпение - добродетель

      Вскоре Грима уже шагал к Золотому Чертогу, сопровождаемый верной свитой. Леденящий душу страх уступил место горячему чувству благодарности и неимоверной любви к леди Рохана, теперь по всем законам ставшей его женой.       «Моя благородная Эовин!» - думал Червеуст, - «Если доведется остаться в живых, я сделаю тебя счастливейшей женщиной на свете».       Однако надежда на столь благополучный исход растаяла, стоило ему увидеть, сколько воинов собрались перед главными дверьми Медусельда. Выражение мрачной решимости застыло на их безмолвных, суровых лицах, и, хотя взгляд каждого обратился к Гриме, никто не удостоил его приветственным словом.       В гробовой тишине, нарушаемой лишь негромким ржанием коней да шелестом флагов, неистово развевавшихся на холодном ветру, Грима поднялся по каменным ступеням.       Вопреки обыкновению постовые не шелохнулись, чтобы распахнуть перед ним двери. Грима ничуть не изменился в лице, словно грубая неучтивость его вовсе не беспокоит. Однако сердце в очередной раз предательски кольнуло, и незаметно для остальных, он на секунду прикрыл глаза, делая глубокий вдох, прежде чем сам взялся за холодные металлические ручки.       Золотой Чертог, пристанище сосредоточенности и тишины, показался до странности чужим. Гриму внезапно охватила жгучая ревность, ведь он привык быть здесь единственным хозяином. Много недель никто не смел войти сюда без его дозволения, а теперь всюду, куда хватало глаз, толпились люди, большую часть из которых он едва ли знал.       Воины, знать, дворцовая челядь – все собрались посмотреть на развязку самого хитроумного в роханской истории захвата высшей власти, что провернул королевский советник.       При его появлении возбужденный гул голосов смолк, и воцарилась та же давящая, мертвая тишина, что и снаружи. Головы всех, как по мановению руки, повернулись к Червеусту и его свите, которая, подобно Гриме одетая в темное, замерла на пороге по обе стороны от своего хозяина.       Цепким взглядом Грима скользнул по лицам, без труда считывая прятавшиеся за любопытством сомнение и страх. Как никак, его все еще побаивались.       Вот и незваные гости, вся четверка: маг, человек, эльф и гном. Предусмотрительно в арьергарде, у одной из колонн, а напротив них, прямо у подножия трона, Эомер, сын Эомунда, собственной персоной. Расправил плечи, сверлит взглядом, полным презрения. Когда рядом верное тебе войско, легко почувствовать себя уверенно, не так ли?       Провожаемый десятками глаз, Грима вместе с верной охраной неспешно двинулся вперед под звук собственных шагов, гулко раздававшихся в звенящей тишине.       Он приветственно кивнул путникам, мельком взглянул на Эомера, затем неторопливо поднялся на постамент и, встав рядом с троном, в первую очередь обратился к Белому магу.       - Итак…чем мы обязаны чести вновь видеть тебя, Митрандир? Могу ли надеяться, что ты и твои друзья явились к нам в этот темный час с добрыми вестями?       Голос Гримы по обыкновению звучал мягко, но взгляд ледяных глаз пронизывал насквозь.        - Времена действительно мрачные, мастер Червеуст, - ответил Гэндальф, - и добрые вести ныне редки. Особенно в роханских землях, разоряемых войной.       - Войной? – недоуменно поднял брови Грима, - О какой войне ты говоришь, Митрандир? Границы королевства незыблемы и неприкосновенны.       - Какая ложь! – воскликнул Эомер, - Орки свободно рыщут по нашим землям, безнаказанно истребляют людей и выжигают деревни!       Грима слегка наклонил голову.       - Мне об этом ничего не известно, - ровно ответил он, обратив внимание, как побагровело лицо маршала при этих словах.       - Известно тебе или нет, - сказал странник, и Грима перевел пристальный взгляд на него, - война уже началась. Рохан должен собрать армию и защитить свои земли, пока не поздно.       - Благодарю за ценный совет, Арагорн, сын Араторна, - ответил Червеуст, - однако великое королевство Рохан – суверенное государство, и решения, в особенности те, что касаются безопасности, принимает самостоятельно.       - Самостоятельно или единолично тобой? – резко спросил Эомер.       - Это одно и то же, - спокойно ответил Грима - Я обладаю куда большими правами на трон в Золотом Чертоге, чем ты, третий маршал Марки.       - Ах ты…       - Эомер! – Арагорн предостерегающе шагнул вперед, однако воин сумел сдержать себя.       - Осторожнее, Эомер, сын Эомунда, - мягко произнес Грима, переплетая пальцы в замок - не забывай, что ты изгнан из Рохана и всех его владений. Само твое присутствие здесь карается смертной казнью. Однако из уважения к супруге, я тебя не трону.       Эомер открыл было рот, чтобы возразить, но внезапно застыл, уставившись на перстень, который Грима демонстративно поправлял на безымянном пальце.       - Что? – выдавил он, поднимая глаза на Гриму. Глядя в его потрясенное лицо, Червеуст, несмотря на шаткость своего положения, иронично улыбнулся. Честное слово, стоило пожертвовать здравым смыслом ради одной этой минуты. Он, чье войско состоит из четверых, пригвоздил к месту человека, обладавшего огромной армией и законным правом на трон. Воистину, правильно подобранные слова иногда являются самым действенным оружием.       - Леди Эовин сокрушалась, что ты не мог присутствовать, - вкрадчиво продолжил он, - на брачной церемонии. Которая, к слову, состоялась всего несколько часов назад в присутствии моих свидетелей, - Грима махнул рукой в сторону свиты, - так что…       - Не может этого быть – перебил Эомер. Стиснув зубы, он отрицательно покачал головой - ты мог заставить ее поставить подпись, но брак недействителен, если только…       И вдруг страшная догадка озарила его: «несколько часов»! За несколько часов он мог успеть ее…       С нескрываемым ужасом Эомер снова посмотрел на Гриму, и в подтверждение худших опасений, тот коротко кивнул.       Эта последняя капля переполнила чашу терпения.       С криком, полным яростной злобы, Эомер бросился вперед. Ничто больше не имело значения, кроме дикого желания убить мерзавца, осквернившего честь сестры. Но один из воинов Гримы молниеносно преградил ему путь.       Заслонив хозяина, Ратвальд обнажил меч.       - Отойди! – рявкнул Эомер.       Воин не сдвинулся с места, и тогда маршал достал из ножен свой клинок.       - Последний раз говорю – отойди, - угрожающе произнес Эомер, - или умрешь вместе с ним.       - Мой господин – благородный и великий человек, - спокойно ответил Ратвальд, - я почту за честь отдать за него мою жизнь.       Эомер криво улыбнулся:        - Да будет так.       И мечи скрестились с оглушительным звоном.       Маршал значительно превосходил в мастерстве, однако горячность нрава и гнев делали его уязвимым в отличие от противника, сохранявшего поразительное хладнокровие: – время, проведенное подле Гримы не прошло бесследно. Ратвальд метко отражал сыпавшиеся один за другим смертоносные удары, крепко держа оборону и словно не намереваясь переходить в наступление. И вдруг, не успел никто толком понять, что произошло, Эомер резко вскрикнул и пошатнулся, на миг опустив меч. На правом предплечье показалась кровь.       Кто-то другой на месте Червеуста может и обрадовался бы. Но именно в этот миг Грима понял, что дело безнадежно проиграно.       Едва завидев, что их господин ранен, верные Эомеру воины с ревом бросились вперед, повинуясь зову чести или голосу мужской природы, жаждущей участия в драке.       - Назад! – крикнул Грима своим людям и они, уже сделавшие было шаг вперед, покорно замерли на месте, - Ратвальд, назад!       Но воин его не слышал или не захотел услышать. Теперь он сражался сразу с тремя противниками, кружась, уворачиваясь и нанося ответные удары, не обращая внимания на собственную кровь.       - Довольно! – Грима отвернулся, не в силах больше выносить это зрелище, когда чей-то меч со свистом рассек воздух там, где полсекунды назад была голова Ратвальда - Митрандир, останови это безумие!       Но Гэндальф и сам уже выступил вперед, высоко поднимая свой посох. Он произнес несколько слов на эльфийском наречии, и Золотой Чертог залило пронзительно белое сияние. Неожиданная яркая вспышка света ослепила сражающихся, и они замерли на месте, опуская оружие. Ратвальд, едва стоя на ногах, измученно прислонился к ближайшей колонне.       - Война у самых ворот, а вы бьетесь между собой! – гневно воскликнул Гэндальф, - Только облегчите нашим врагам задачу! У Сарумана и без того достаточно помощников.       Вызванное магией замешательство пропало. Взгляды вновь обратились к Червеусту, так и стоявшему подле трона.       Хотя все внутри скрутило от ужаса, он не шелохнулся, понимая бессмысленность сопротивления и гадая, что именно с ним собираются сделать. Голос малодушия шепнул, что есть еще время принять спасительный яд. Он по-прежнему был надежно спрятан в перстне, вид которого привел Эомера в такое негодование.       Сам Эомер, теперь совершенно свободно, поднялся навстречу Гриме. Жажда немедленной расправы над советником слегка поутихла, и спокойствие, которое сам Грима не мог описать иначе, чем паралич от страха, сын Эомунда принял за неожиданное проявление мужества.       - Что же нам с тобой делать? – задумчиво спросил он, подходя совсем близко. - За свои деяния ты заслуживаешь смертной казни, советник, и знаешь это.       - Прежде он должен предстать перед судом, - раздался женский голос.       Грима и Эомер одновременно посмотрели в сторону, увидев, как воины расступаются, пропуская вперед Эовин. Червеуст почувствовал прилив гордости: принцесса прекрасно владела собой, играя заранее обговоренную роль.       - Он стал моим мужем поневоле, однако теперь его защищают наши законы, - продолжила она - Самозванец и хитрец, он с легкостью обходил их ради своей корыстной цели, но ты как истинный король Рохана не допустишь попрания священных устоев. Будь же мудр и справедлив, брат мой.       Эомер слегка нахмурился, обдумывая сказанное. Нельзя было отрицать правоту этих слов, хотя осведомленность сестры в вопросах законодательства кажется странной.       Тем временем Арагорн, бросив мимолетный взгляд на Эовин и Червеуста, мгновенно ощутил пугающую силу взаимопонимания между этими двумя людьми. Они не сказали друг другу ни слова, и едва ли обменялись взглядами, но связь между ними была настолько осязаема, что казалось невероятным, как никто, даже Эомер, этого не замечает. Странник с интересом вгляделся в принцессу. Определенно, девушка не напоминает жертву насилия. Ее волосы аккуратно уложены, темно-зеленое платье с золотым шитьем выглядит роскошным и нетронутым, а в серых глазах ни следа горьких слез.       - Хорошо, - наконец сказал Эомер, - через три дня будет над ним суд. А до тех пор – в темницу. Его сподвижников тоже. Само собой, в разные камеры.       Не взглянув больше на Гриму, он спустился вниз, попутно махнув рукой, и несколько его воинов поднялись по ступеням. Червеуст не сопротивлялся, когда его крепко схватили за руки, и легким кивком головы призвал свиту последовать его примеру.       Ничто не дрогнуло в лице Эовин, когда Гриму провели мимо. Впрочем, Червеуст и сам не взглянул на нее, его холодные голубые глаза лишь скользнули на прощанье по деревянным стенам Золотого Чертога.       

***

      Оставшись наконец одна, Эовин закрыла дверь на замок и обессиленно опустилась в кресло. Она чувствовала себя совершенно измотанной. Вынужденная изображать отвращение к мужу и отвечать на неудобные вопросы брата, в действительности она всеми помыслами была там, в глубоких промозглых подземельях Медусельда. Выставили ли возле камер охрану? Как незаметно раздобыть еду? Когда лучше совершить вылазку? Что солгать, если вдруг ее застанут там?       Единственное, о чем Эовин не волновалась, были ключи. Предполагая подобный расклад, Грима заранее отдал ей свою драгоценную связку и показал, какие ключи могут пригодиться.       Подложив голову на подлокотник и поджав под себя ноги, Эовин, глядя на дрожащий в камине огонь, погрузилась в раздумья и незаметно для самой себя задремала. Сколько раз она сидела на ковре возле этого самого кресла, пока ладони Гримы перебирали ее волосы, и слушала его завораживающий глубокий голос. Ах, сейчас она отдала бы все на свете, лишь бы вернуть эти моменты, как оказалось, настоящего, тихого счастья! Если бы только Грима был здесь, если бы ему ничто не угрожало …       Неожиданный стук в дверь заставил вздрогнуть. Принцесса резко выпрямилась, сонливость, как рукой сняло.       Она поднялась, оправила платье и поспешно отперла замок.       - Миледи, господин Эомер зовет Вас спуститься к ужину.       - Сейчас иду, - ответила она, и уже приготовилась закрыть дверь, как вдруг на нее снизошло озарение:       - Подожди! – остановила она служанку, - принеси мне из кладовой хлеба, сушенных фруктов, воды и вина. Я хочу завтра пораньше отправиться на прогулку.       Молодые женщины обменялись понимающими взглядами. Обе прекрасно знали, что ни о какой прогулке речи не идет. Перестилая госпоже постель, служанка не могла не заметить, что леди часто проводит ночи не в одиночестве. И компанию ей явно составлял черноволосый мужчина, который сейчас особенно нуждался в пище и воде, замерзая внизу в темнице.       - Я оставлю все в Ваших покоях, моя госпожа.       Эовин признательно кивнула.              Спустя несколько часов, уложив в сумку все, что на ее взгляд могло пригодиться, Эовин на цыпочках вышла в коридор, осторожно прикрыв за собой дверь. Благодаря тому, что Грима показал ей тайные проходы, она хоть и медленно, но уверенно направилась к тому, что вел прямиком в темницы, благо он, как и два других, располагался на королевской половине Медусельда.       Высокая свеча медленно плавилась, капая воском на увесистый подсвечник. Эовин переложила его в другую руку, но не рискнула идти быстрее. Мимо покоев брата она прокралась, чуть дыша, опасаясь, что звук шагов привлечет ненужное внимание.       Благополучно дойдя до комнат короля, которые все еще пустовали после смерти Теодена, Эовин подняла руку и ощупала висевший на одной из стен канделябр. Пальцы нашли потайной рычаг и потянули за него.       К великому облегчению, стена отъехала в сторону практически бесшумно. Эовин заглянула внутрь и поежилась: кромешная тьма с запахом затхлой сырости совершенно не побуждала идти вперед.       Но делать нечего. Поправив сумку, норовившую соскользнуть с плеча, Эовин повыше подняла подсвечник и бесстрашно шагнула в образовавшийся проём.       Коридор имел довольно-таки крутой уклон вниз, и Эовин возблагодарила удобство брюк, спасавших ее от опасности запнуться, как если бы она была в платье. К тому же, пару раз заслышав писк и шорохи, принцесса еще больше ускорила шаг, абсолютно не желая встречи с хвостатыми обитателями подземелий.       Становилось холоднее. Пальцы, державшие подсвечник, стали совсем ледяными, а ведь она еще двигалась! Каково же узникам, чье пространство ограничено лишь несколькими метрами! Думая о них, и в особенности о Гриме, Эовин упорно продолжала идти вперед. Тепло дрожащего огонька свечи хоть немного, но помогало прогнать собственный страх.       Наконец, когда принцесса уже потеряла счет времени, впереди забрезжил тусклый желтоватый свет. Подойдя ближе, Эовин уперлась в покрытую плесенью деревянную стену, сквозь которую проникали слабые лучи от освещавших темницу канделябров. Преодолевая отвращение, девушка приникла к щели между деревянными досками и попыталась разглядеть, что происходит снаружи.       Судя по негромким голосам, стражников, патрулировавших темницу, было двое. Размеренные шаги свидетельствовали о том, что мужчины прохаживаются взад-вперед по узкому коридору, пытаясь согреться.       - Жуткая холодища! – проворчал один из них, судя по всему, растирая ладони, - зачем мы здесь? Пленники едва ли в состоянии сбежать.       - Да уж, - хмыкнул второй, - над ними хорошо поработали.       Липкий страх неприятно пополз по телу. Эовин застыла, напряженно вслушиваясь. Что значит «хорошо поработали»?       - Змееуст не такая тряпка, – опять послышался голос, - хоть и молчит, гад. Я думал, и пяти минут не продержится. Круто с ним, конечно…       - Ему больше досталось за леди, - глубокомысленно заметил его товарищ, - изнасиловать саму принцессу...       - Она ему жена.       - Законно только сегодня. Он давно уж провернул это дело.       - Быть не может!       - Своими ушами слышал, Гама говорил Эомеру. Мол, он этим почти похвастался, а недавно в коридоре...       Стражник понизил голос, но Эовин разобрала одно слово – «шлюха».       Под резкое ругательство возмущенного воина, Эовин отпрянула от стены, едва не выронив подсвечник. Какой стыд! Какой позор! Она так и знала, что ничем хорошим та идея с потайным ходом не закончится!       Принцесса заставила себя дышать спокойнее – совсем некстати, если вдруг она наделает шума. Постепенно, вспыхнувшая было злость на Гриму прошла, вновь уступив место тревоге. Немыслимо даже вообразить, что сделал Эомер, узнав об этом.       Словно прочитав ее мысли, первый стражник спросил:       - Странно, что Змееуст вообще еще жив.       - Не продержится дольше трех дней, - откликнулся второй, - до суда дотянет, а там ему все равно одна дорога.       - И то правда.       Они замолчали, а Эовин поставила подсвечник на пол и обессиленно прислонилась к сырой стене, закрыв лицо ладонями. Где-то рядом умирал, испытывая сильнейшие страдания, дорогой ей человек, а она вынуждена ждать и бездействовать!       «Уйдите уже куда-нибудь» - молила она, - «Разве нет смены часовых, разве вы сами не сказали, что пленники не смогут сбежать!»       И будто в ответ на ее отчаянные просьбы где-то на лестнице послышался топот сапог и новый голос громко сказал:       - Айда наверх, братцы! Никуда они не денутся. Чего кости понапрасну морозить? Идём, выпьем за короля Эомера!       Дважды просить не пришлось. С одобрительными возгласами воины дружно последовали наверх. Постепенно их голоса и звуки шагов затихли вдалеке. В подземелье воцарилась мертвая тишина.       Убедившись, что никто не возвращается, Эовин потянула за ранее обнаруженный рычаг, и с чуть более громким скрежетом, чем ее двойник наверху, стена отъехала в сторону. Принцесса замерла, прислушиваясь. Все по-прежнему было тихо.       Она ступила в центр этой небольшой продолговатой комнаты, уходившей вглубь рядами камер, наглухо закрытых крепкими дверями. Интуиция подсказывала, что Грима в одной из последних: там, где было особенно холодно и сыро.       Принцесса быстро зашагала, еле сдерживаясь, чтобы не перейти на бег. Оказавшись у нужной двери, она на минуту остановилась, доставая из сумки связку ключей вместе с новой свечой. Эовин зажгла ее огарком прежней, поставила подсвечник на пол и дрожащими руками принялась отпирать замок.       Ключ не подходил.       Эовин попробовала другой. Безрезультатно.       С упорством одержимого она перебрала третий, четвертый, пятый, и наконец, с шестого раза, в замке что-то щелкнуло.       Девушка шумно выдохнула, поднимая глаза к потолку, и с усилием потянула на себя металлическую ручку. С жутким скрипом тяжелая дверь приоткрылась.       Высоко держа перед собой подсвечник, Эовин шагнула внутрь, в непроглядную тьму.       - Грима? – тихонько позвала она.       Не послышалось ни единого звука в ответ. Неужели, она все-таки ошиблась камерой? Отказываясь признавать поражение, Эовин повела вокруг свечой, осматриваясь получше.       И вдруг, едва описав полукруг, ее рука замерла в воздухе, а из уст вырвался полный ужаса вскрик.