Разбеглость сердца со страхами

С каждой новой статьей повышался градус отвращения, грязь, написанная моим пером переходила все границы приличия. Иначе я не могла позволить себе выразиться. Да и не было необходимости: никто, кроме меня, не читал написанное. За редким исключением. — Вы предупредили меня об ограничении времени, месье Лашанс, постараюсь уложится. — Теодора, все ещё пребывая под гнетущим впечатлением, поспешила обсудить следующий материал, но сделать это не позволяла нарастающая тяжесть мыслей: " И вот опять в ноздри бьёт запах, не сравнимый ни с каким другим. Это едкое воспоминание въелось в память так сильно, что, боюсь, до конца дней моих будет преследовать. Стоит закрыть глаза, как сразу бросается его лицо - бледное, измученное, а глаза, насколько я смогла их разглядеть, умоляющие. Среди миллион самых разных, почти единственный, на сто процентов узнаваемый. Запах смерти, источник которого - бедный, держащийся на одном дыхании человек. Как бы тяжело не было это говорить, вряд-ли доживший до утра. " День с самого утра не задался. Словно все истошно кричало о неизбежности горя. Спина болела из-за сна на неудобном матрасе, а в шею отдавала слишком ноющая боль. Вспоминая положение Джона, галантно уступившего мне место, становится легче. Не представляю, как он после ночи на твердом, скрипучем диване себя чувствовал. В этом доме было страшно даже в зеркало смотреть. Все ещё не пыльное, оно напоминало о прошлых владельцах. До дрожи костей гнетущая обстановка. Направляясь к зеркалу, я столкнулась с очень неприятным ощущением в ноге - заноза резко вонзилась в ступню. Острая боль на мгновенье выбила из колеи и парализовала. Пришлось вытаскивать маленькую острую веточку. Ненавистное ещё с детства занятие. Пожелав Робертсу доброго утра, я тут же с ним попрощалась: мы договорились встретится около таверны. Направилась домой привести себя в порядок. Зайдя в свою комнату, обратила внимание на лежащий около чернильницы мешочек. Очень маленький, зато приятный для рук: держать бархат было одно удовольствие. Я с удивлением и интересом развязала его, и в руки высыпались украшения. Особо видными они не являлись, в основном, дешёвая бижутерия с простыми ничем не примечательными камнями, на которую хватило денег. На дне лежало самое красивое изумрудное кольцо, подаренное моим братом Джорджем за 5 лет до того, как я оставила семью. Колебалась между тем, надеть его или оставить, все же, не решилась снимать. Даже не смотря на то, что оно, как и тогда, было большим. Размер явно не мой. К такому статному аксессуару захотелось примерять что-то соответствующее. Мой выбор остановился на одном из любимых платьев, элегантном и напоминающем нежный тюльпан. Через чур вычурный наряд не было смысла брать, так как нам предстояло пройти достаточно неплохое расстояние. И вот, я направилась к месту встречи. Ждать Джона не пришлось, он уже стоял там, ища меня. Подметил красоту платья и мы направились в путь. По дороге я заметила спящего на посту немца. Он явно был совсем молодым. Лет 18, скорее всего. Очень жалкое зрелище. У парня вся жизнь впереди, а он так гробит ее. В голове мелькнула мысль разбудить его, переросшая в дискуссию: — Если, точнее когда это заметят, ему не сулит ничего хорошего, — первая обратилась к Джону, которому, казалось, он был безразличен. — Естественно. Вид у солдата был не очень. Кажется, всю ночь не спал, а под утро усталость взяла свое. — Возможно, было бы правильным его разбудить? Джон хмыкнул: — Прошу меня простить, некоторые неблагоразумные идеи лучше не озвучивать. Могу предположить, вы догадываетесь о последствиях. — Если солдат, получив помощь, решит некрасиво поступить. Может, у него есть совесть, вы же этого не исключаете. — Мисс, они установили свою власть, которую вряд-ли лишний раз променяют на уважение со стороны гражданских. Особо их не интересующее, сами посудите. Его доводы звучали аргументировано. Джону удалось возвать меня к разуму. Я обдумала и решила не рисковать. Это явно его дело, создавать себе дополнительные проблемы было бы глупо с моей стороны. Кто знает, что сделали бы немцы, узнав, что кто-то ходит без их разрешения по улицам? Оставшееся время мы шли, не обронив ни слова. Джону приходилось выбирать те места, где не наблюдалось патруля. Потихоньку, мы дошли до окраины Мепера. Приятный аромат только прошедшего дождя окутал меня, но, к сожалению, совсем ненадолго. В голове вновь мелькал уже знакомый до тошноты образ - образ смерти. Я обернулась, и увиденное не привело в восторг. Горло сдавило спазмом. Рвотные позывы учащались, была вынуждена закрыть рот руками. Дышать с каждой секундой становилось все труднее. Джон аккуратно положил руку на мое плечо, и мы так простояли, пока я не заметила мужчину, стоящего под двумя повешенными людьми... — Робертс не пошел со мной, и к счастью не увидел всю заплаканную из-за горя. Рядом с этим человеком всегда стыдно было демонстрировать слабость, мои мысли будто шептали, насколько ничтожны людские проблемы. — Вы не думали, из-за чего так? — уточнил месье Лашанс. — От него всегда шла какая-то неестественная энергетика. Не ощущался простым человеком, отдаленным от общества, было, наверное, что-то большее. Не мне, во всяком случае, судить. И явно не за это. Сделав пару глубоких вдохов я поправила складки на платье. Кто знал, что придется столкнуться лицом к лицу с убийственным пейзажем, смертью, дышащей прямо в шею. Я нехотя пошла в его сторону. Вблизи все было в разы хуже. Видя убитого горем мужчину еле сдерживалась, не могла позволить себе слез. Тяжело было смотреть на его красное, опухшее от слез лицо. Мы поговорили, он поделился со мной всем. Человеку тяжело было носить такую ужасную боль одному, я, понимая это, выслушала и насколько смогла постаралась поддержать. Как сильно после этой истории во мне бушевала ненависть, страх и ощущение несправедливости. Эти люди оказались парой, девушка - сестра мужчины, стоявшего возле меня. Спустя миг он потянулся в карман и достал оттуда фотографию. Они там запечатлены улыбающимися, молодыми и полными надежд. — Свадьба недавно была, какие же на ней они были красивые. Младшая моя, Мари, мастерица на все руки, — тишина, давящая и заставляющая слышать каждую мысль, — была. Платье, например, сама сшила. Неделю назад рассказала, что у них будет ребенок. Их повесили немцы за отказ выселяться из дома. Ждали ребенка, какая улица? Я с зятем смастерил кроватку, а Мари, она, — еле говоря, мужчина вновь достал что-то из кармана. На этот раз, маленькие пинетки. —Знаете, не смогла жить с пожирающим чувством вины от, казалось мне, недостающей миру информации. Публикуя, к сожалению, эту статью в 1921 году я не смогла описать всю боль и поглощающий ужас лучше, чем автор фразы " Продаются детские ботиночки, неношенные." Оказавшись во внезапных, но таких необходимых объятиях Джона, я со всхлипами говорила сама себе: Разбуди того немца, кто дал мне гарантии, что он не убьет никого? Не воспользуется своей властью определять, кто достоин жить, а кто - нет? Пусть лучше его устранят свои же. Сами себя и перебьют, как крысы.