Тратя твоё время

Томми зевнул, откинув голову назад, потягиваясь. Холодок пробежал по его щекам, но он пока не мог заставить себя вернуться. Комендантский час ещё не наступил, так что Сэму пока не о чем беспокоиться. Возможно, ещё час, и он отправит сообщение Таббо, оповещая, что будет дома вовремя, дабы попасть на сервер с ним и Ранбу. Рука Томми дергается, и его карандаш скользит по бумаге. Он вздохнул, раздраженно стирая его, пытаясь не задеть рисунок. Солнце садилось, и Томми терял его свет. Прямо сейчас ранние сумерки окрасили небо в мягкие, красивые оттенки оранжевого и красного. Честно говоря, Томми наслаждался светом, поэтому новая тень, блокирующая его, определенно не была приятна. Томми смотрит на это затмение, хмурясь — Ты загораживаешь мне свет. Уилбур Сут ухмыляется над ним. — Я и есть свет. Томми фыркает, видя, как его дыхание рассеивается в воздухе. — Ты сука. — А ты замерзаешь. — Уилбур нерешительно закатывает глаза, ставя пенопластовый стаканчик рядом с альбомом Томми. — Я принес тебе это. Он хмурит брови, уставившись на чашку. — Я не пью кофе. — Это горячий шоколад — издевается Уилбур. — Я не настолько глуп, чтобы давать тебе кофеин. — Нет, ты просто глупый — невозмутимо отвечает Томми. — И ты загораживаешь мне свет. Садись. Уилбур соглашается, располагаясь напротив Томми. Он тихо напевает и, игнорируя протест мальчика, пододвигает альбом к себе. — Ты не рисуешь. Томми издает обиженный звук. — Кто сказал, что я этого не делаю? — Я. Это дерьмово. Томми бьет его по руке. — Пошел ты! Уилбур смеется, потирая руку. Это была мелодичная вещь, смех Уилбура. Уилбур, казалось, всегда создавал музыку, даже когда не пытался. Томми думает, что может слушать это часами. — Хотя серьезно — говорит Уилбур между смешками. — Ты не рисуешь. Томми, однако, не станет терпеть то, как Уилбур оскорбляет его художественные способности. Корова, которую он в настоящее время рисовал, была очаровательна, по его самому скромному мнению. — Знаешь, ты полный мудак — говорит Томми. — Неужели это так сложно для тебя — поддерживать… — Томми — Уилбур перебивает, и его голос звучит серьезно — что не имеет смысла, почему Уилбур так обороняется от этого? Томми морщит лицо. — Да? — Ты не рисуешь. Заходящее солнце придает каштановым кудрям Уилбура медовый оттенок. Оно подходит ему больше, чем освещение метро. Это холодное напоминание о том, что Томми никогда не видел Уилбура на солнце. Он привык видеть, как лицо Уилбура отражает флуоресцентные лампы метро, а иногда лунный свет в ясную ночь, но никогда ни солнце. Томми пристально смотрит. Уилбур Сут смотрит на него в ответ, и его глаза не того цвета. Они слишком светлые. Томми вспоминает глаза Уилбура как теплый шоколад — не орех. — Ты не… — Я не рисую. — Пластинка ломается, и Томми срывает её с проигрывателя. Уилбур все равно так не говорил, это не совпадает, пока нет. Просто немного полировки, и его запись будет отличной.

*******

Томми ненавидит пляж. Если бы ему пришлось поставить его в топ самых нелюбимых мест, он был бы абсолютно первым, обогнав его среднюю школу примерно на два очка. То место было адом, но пляж чувствовался как ад, и Томми решил, что это хуже Жарко, и, несмотря на попытки покрыть себя лосьоном от загара, он может предсказать предстоящий солнечный ожог, который получит от этой прогулки. Томми подумывает об изучении колдовства только для того, чтобы он мог проклясть грядущие поколения семьи Таббо за то, что тот притащил его сюда. Томми может слышать, как Таббо пытался заставить Ранбу надеть спасательный жилет; но споры были тем, на что он хотел бы научиться не обращать внимания. И если бы не его лень и нынешнее удобство, Томми бы встал и накинул уродливую оранжевую штуку на плечи Ранбу. Сэм ушел за мороженым с кузеном Ранбу и его друзьями, Томми знает, что они нескоро вернутся из-за очереди. В его лицо летит песок, и он изо всех сил пытается проклясть нападавшего сквозь пыль во рту. «Грёбанный… придурок!» Томми схватил горсть песка и бросил его в своего преследователя. Уилбур легко уклоняется от этого, на его лице застыла довольная ухмылка. — Тебя никогда не учили, что нельзя спать на пляже? Щеки Томми горят. — Кто-нибудь когда-нибудь учил тебя, что бросать песок в людей чертовски грубо? Уилбур был самодовольным, и Томми сопротивлялся тому, чтобы убрать это глупое выражение с его лица. — Я спасал тебя от смерти от обезвоживания. — Мне не нужно, чтобы ты, чёрт возьми, спасал меня. — Почему-то я в этом сомневаюсь — напевает Уилбур. — Отвали, да пошел ты. — Прошипел Томми. — Иди побеспокой Таббо или что-то в этом роде — говорит Томми, откидываясь на руки и закрывая глаза. Если сожмёт их достаточно сильно, возможно, Уилбур уйдет. — Ты не можешь продолжать это делать. Томми стонет. — Я просто даю глазам отдохнуть, ты, сука. — Томми. Томми приоткрывает один глаз, пристально глядя на Уилбура через него. — Если это так много значит для тебя, биг дабс, я… — Ты понимаешь, что это не то, о чем я говорю. Глаза Томми теперь были широко открыты, блеск сменился хмурым взглядом. — Я абсолютно не понимаю, о чем ты говоришь. — Понимаешь. Томми качает головой, чувствуя, как в его груди вспыхивают разочарование и гнев. — Я действительно не знаю. — Ты знаешь, что это неправда. Выражение лица Уилбура пустое, и Томми не может остановить самостоятельно растущую ярость. — Оставь меня в покое, хорошо? — Томми хмурится, приподнимаясь. — Ты тот, кто продолжает приходить сюда. — А ты тот, кто продолжает все портить. Это даже не могло бы продолжаться так же долго, как в первый раз, но Томми подумал, что это его вина. Была середина октября — и даже на пляжах Брайтона не очень приятно находиться в это время года, воздух должен быть прохладным, а не обжигающим. Томми должен замерзать, а не гореть. — Томми… — Пошёл ты.

*******

Уилбур бренчит, напевая мелодию, которую Томми не узнает. Должно быть, это одна из его песен, по крайней мере, та, которой он ещё не поделился с Томми. Ему потребовалось немало времени, чтобы убедить Уилбура сыграть перед ним, и ещё больше времени, чтобы заставить его согласиться играть собственные песни. Томми делает вид, что увлёкся комиксом, лишь наполовину обращая внимание на красочные панели. Он пытается прочитать жирные печатные слова, но они расплываются, когда Томми сосредотачивается на Уилбуре. Уилбур останавливается, и эйфория рассеивается. Томми поднимает взгляд, на его лице появляется замешательство. — Почему ты остановился? — Я думаю, тебе стоит поиграть. Томми выгибает бровь. — Разве это не ты, сейчас этим занимаешься, большой человек? Уилбур нерешительно закатывает глаза, наклоняясь вперед на своей гитаре. — Я имел в виду, тебе следует. Томми отмахивается от него. — Нет, нет, это твое дело — это музыкальное дерьмо. Я не могу взять твой бренд вот так, это было бы грубо. — Разве у тебя нет пианино? Томми пожимает плечами. — Я в этом довольно плох. Так и есть, Томми не мог вспомнить, когда в последний раз он как следует вытаскивал его из своего шкафа. Он даже не был полностью уверен, что оно все ещё будет работать — оно звучало бы ужасно рядом с осторожной игрой Уилбура. Уилбур игриво улыбается. — Да ладно тебе, Томми. Солнышко, спой со мной дуэтом! При любых других обстоятельствах Томми растаял бы от прозвища; но прямо сейчас он был полон решимости не делать этого. Он не желал уступать настойчивости Уилбура. — Абсолютно нет. — Ну, теперь я не буду играть. Томми ненавидел его, этого абсолютного взрослого ребенка. — Ты ведешь себя как ребенок! — Томми побледнел. — А ты и есть ребенок. Томми застонал, запустив пальцы в волосы. — Просто продолжай играть, хорошо? — Нет. — Уилбур был трудным просто по умолчанию, Томми знал, что ему нравится спорить, но это просто раздражает. — Почему, черт возьми, нет? — Потребовал Томми. — Потому что я хочу, чтобы ты сыграл. — Возражает Уилбур. — Ну, мы не всегда получаем то, что хотим, Уилбур. Он усмехается. — Ты определенно не тот, кто будет читать мне лекции по этому поводу. Глаза Томми сужаются. — Ну и какого хрена это значит, Уилбур? — Ты знаешь. В комнате похолодало. Температура упала, соответствуя настроению Томми. — Остановись. — Нет, пока ты не этого сделаешь. — Я снова перезапущу. — Ты знаешь, что это плохая идея. -… Да. — Признается Томми. — Я знаю. Томми устал, он так устал. Он просто хочет Уилбура и… — Ты никогда раньше не играл мне музыку — говорит Томми, чувствуя, как у него сжимается горло. — Ты так и не дошёл. — Я бы сделал. Я знаю. — И ты не называешь меня солнышком. — Не называю. — Ты мертв. — Да. — И это не реально. — Мне жаль. — Нет, это не так — говорит Томми, чувствуя себя побежденным. — Ты даже не он.

*******

Сознание упало на Томми, как снег; мягко, медленно и холодно. Ему было так холодно. Томми вздрогнул, и теперь проснувшаяся часть его мозга, крепко сжимая, плотнее укутала его в колючее одеяло. У него болела шея, но он знал, что тело, к которому он прислонился, принадлежало Сэму, поэтому Томми не смел пошевелиться. Сэм не храпел, и мальчик понимал, что он не спит. Воспоминания о прошлой ночи нахлынули на Томми, как водопад позора. Что он собирается сказать Сэму? Что такого он может придумать, что имело бы смысл? Что Уилбур был… Уилбур был… Уилбур был мертв. Томми знал это. Томми знал это, но это не остановило ужасное чувство, когда рыдание ползло по его груди к горлу, как паук, пытающийся задушить его. Он обхватил его горло лапами и сжал. Рыдание было грубым, и это было больно. — Мне… мне жаль — Томми поперхнулся, потому что знал, что Сэм не спит, он возится с Томми, который снова срывается, как только просыпается, а у Сэма занятия, он не должен быть здесь… — Ты в порядке — заверил Сэм. — Все в порядке. Томми покачал головой. Это не так. Это не так. — Он мертв. — Кто? Кто он, Томми? Его друг. Его наставник. Его воля. Его драйв. Его брат. И Томми рыдает сильнее, потому что он не может ответить так. Он не мог сказать Сэму. Он не скажет Сэму. Стыд наполняет его, потому что Сэм был его братом, и, возможно, ему следовало сначала пойти к нему, прежде чем отправиться в метро. Ему было стыдно, потому что Уилбур заполнял место, которое не нуждалось в заполнении. Ответ вертелся у Томми на языке, как горячий пепел. Это был отвратительный вкус, но он не мог заставить себя выплюнуть его. Сэм, похоже, уловил сигнал, потому что больше не спрашивал. — Как думаешь, сможешь что-нибудь съесть? — Сэм прошептал ему на ухо, и Томми напрягся. — Разве… разве ты не должен пойти на занятия? — Томми прохрипел, садясь. Он потер глаза рукавом куртки, всепоглощающая печаль по поводу Уилбура превратилась в растущую панику за Сэма. Его взгляд остановился на электронных часах, которые стояли на кухонной столешнице. Десять восемнадцать моргнуло в ответ. Дерьмо, дерьмо, дерьмо. — Тебе нужно идти. — Сердце Томми колотится, кровь приливает к ушам. Первое занятие Сэма началось час назад. — Тебе нужно успеть на гребаный автобус… дерьмо! Тебе нужно… Сэм усадил его обратно на диван. Он сделал это мягко, совсем не торопливо, как следовало бы. — Я уже отправил эмейл своим профессорам, хорошо? — Сказал Сэм. — Я не собирался оставлять тебя в таком состоянии. «О», — это всё, что сказал Томми, всё, что он мог сказать. Он представил, как просыпается без Сэма. Открывает свои глаза на пустую квартиру, как он делал бесчисленное количество раз до этого. Сэм поцеловал его в лоб, откидывая волосы в сторону. — Я приготовлю блинчики. — Ты дерьмовый повар. — Томми фыркнул, вытирая лицо рукавом. Ему нужно переодеться. — Я самый лучший повар — утверждает Сэм. — Это совсем не так. — Томми отрезал, пытаясь звучать с юмором. Тон был не совсем таким, в лучшем случае нерешительным. Это была попытка. Сэм улыбнулся. — Значит, ты не хочешь блинчиков? — Нет, нет — быстро ответил Томми. — Пожалуйста, продолжай. Только умоляю тебя! Постарайся не включить нашу пожарную сигнализацию. Сэм усмехнулся. — Наша пожарная сигнализация даже не работает. Томми совсем с этим не согласился, вспоминая, как Сэм сжег макароны. Он не доверял ему находиться в пределах десяти футов от открытого огня, не говоря уже о плите, но… Томми не станет спорить, если он уже старается изо всех сил. Томми оторвался от дивана, когда Сэм оставил его, отправляясь на кухню. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы заставить себя открыть дверь. Его монитор отключился сам по себе, стул повернут не в ту сторону, а его кровать все ещё была застелена со вчерашнего дня. Значок короны лежал на его столе лицевой стороной вниз. Томми потянулся за ним, рука скользнула по его обороту. Он должен быть на его куртке, он должен был надеть его, когда выходил из Мастер на все руки возвращаясь вместе с Уилбуром, он должен был показать его… Он этого не сделал. Он не смог. Томми отдернул руку, как будто это было раскаленное железо. — Томми? — Сэм позвал, отводя его взгляд от булавки. — Буду через секунду! — У него пересохло во рту, и ответ был вынужденным — Томми отвлекся на задачу переодеться, прежде чем его настигнет ползучий срыв, сменив куртку на какую-то толстовку, которую он украл у Таббо несколько месяцев назад. Блины подгорели, как и предсказывал Томми, и ему пришлось обмазать их маслом и сиропом, чтобы придать им хотя бы приличный вкус. — Насчет прошлой ночи… Томми проткнул свои блинчики вилкой. — Я не хочу об этом говорить. — Всё в порядке — уверяет Сэм, и растущий блеск Томми затихает, прежде чем он сможет направиться на него. — Я буду здесь, когда… или если… ты захочешь, хорошо? Томми кивает, переводя взгляд обратно на испорченные блины. — Я знаю. Он знает, он знает. Теперь он знает, что если он поговорит с Сэмом, он выслушает, и Томми этого хочет. Его рот закрыт, и он позволяет Сэму рассказать историю о проекте, над которым работал Понк. Сэм ведет разговор, получая небольшие сигналы от Томми о том, что он действительно слушает. Сэм заслуживает знать. Это был бы разговор, который у него был бы с Уилбуром. Он пошел бы к Уилбуру со своей дилеммой, и Уилбур заметил бы, что что-то не так, и вытащил бы из него ответ — и Томми сказал бы ему, а Уилбур пустился бы в длинную тираду, которая заканчивается его словами; «Он не будет сердиться на тебя, если ты скажешь ему, что планировал покончить с собой». Уилбур, конечно, был бы прав, потому что Сэм не рассердился бы. Он бы волновался. Томми выбрасывает этот воображаемый разговор с Уилбуром из головы, потому что Уилбура не было рядом, чтобы помочь ему пройти через это.

*******

Томми не говорит Сэму об этом утром за завтраком, и он не говорит Сэму в тот же день позже, когда они смотрят какой-то дерьмовый научно-фантастический фильм, а Томми дремлет. Он не говорит Сэму, когда тот заказывает пиццу на ужин, или до того, как Томми вяло оправдывается тем, что устал и идет в свою комнату. Значок короны все ещё на его столе. Томми не прикасается к нему. Томми так же не спит. Он пытается, отдавая ему должное. Он ворочается, переворачивает подушки и поправляет одеяла, но не может удержать свои глаза закрытыми. Это утомительно и разочаровывающе, но когда его глаза закрыты слишком долго, он видит Уилбура. Он не хочет видеть сны о Уилбуре — разочарование от пробуждения и вспоминания правды было слишком жестоким циклом для Томми, чтобы пройти через него. Томми забыл о своем телефоне в дымке дня. Проверка или даже поиск на самом деле не приходили ему в голову, пока он не оказался в постели, с силой потирая глаза, дабы не заснуть. Его телефон упал под стол, во время истерики. Томми встает, чтобы взять его, щелкая по черному экрану, возвращая его к жизни. 50+ новых сообщений от Tubbo: D 15 пропущенных звонков от Tubbo: D 32 новых сообщения от Ranboob 12 пропущенных звонков от Ranboob Томми немедленно выключил телефон. В тот момент, когда Таббо или Ранбу увидят, что его статус в Discord стал зеленым, начнется новый поток звонков и сообщений, которые он не сможет притвориться, что не видел. Так что Томми вообще не собирается открывать приложение или свой телефон, если уж на то пошло. Его мучает чувство вины за то, что он их игнорирует; чувство вины, которого не было в прошлый раз. Он не хотел их игнорировать — считается ли это игнорированием, если он не делает это нарочно? Конечно, он игнорировал их сейчас. Томми нахмурился. Завтра он придумает для них какое-нибудь дурацкое оправдание вроде того, что Сэм не оплатил счет за интернет — утреннему Томми придётся разбираться с этим.

*******

Утренний Томми не стал разбираться с этим. Наступило утро, а Томми был таким уставшим — Сэм постучал в его дверь около девяти, подкупив завтраком. Он выбрал бекон вместо блинов после неудачи, произошедшей накануне утром. Сегодня Сэм снова остался дома, и Томми чувствует укол вины за желание, чтобы он этого не делал. Часть его хочет, что бы Сэм был здесь, утешал его, наблюдал за ним и уверял, что Томми в порядке. Это приятно, и Томми не хочет отпускать это. Другая его часть хочет закрыться в своей комнате и никогда не выходить. Погрузиться в свой маленький уголок страданий. Чувство вины выжигает Томми изнутри, а горе царапает его до костей. Забыть о мире в темной комнате звучит неплохо. Однако Сэм не позволяет Томми валяться. Он дает Томми пространство, но следит за тем, чтобы он пил, и тащит его поесть. Он позволяет Томми выбрать дерьмовый Диснеевский фильм и позволяет ему уйти, когда близости с ним становится слишком много. Номер Джека Манифолда всё ещё написан у него на руке, и Томми едва вспоминает, забить его в телефон, прежде чем принять душ. Он не думает, что воспользуется им, если даже не может заставить себя поговорить с Таббо или Ранбу, и он ни за что не свяжется с Джеком Манифолдом после этого. Если Томми был смущен и чувствовал себя плохо из-за Сэма, души в нём не чающим, он не думает, что когда-нибудь сможет показать свое лицо перед Мастером на все руки. Что… разочаровывает, понимает Томми. Томми хочет вернуться. Он хочет поболтать с Джеком, выбрать какой-то дурацкий пластиковый значок и показать Уилбуру, но он не может… Уилбур мертв. Но Уилбур не должен пропасть. Уилбур мертв, но Уилбур всё ещё был там. Его разговоры с ним были настоящими. Уилбур появился, и Уилбур ушёл, но он был реален. Томми истощен. Томми не должен погружаться в мысли о Уилбуре, будучи измотанным. В пятницу Сэм должен вернуться на работу. И он, и Томми освобождены от занятий на неделю, но если зарплата Сэма станет меньше, они не смогут заплатить за аренду на следующей неделе. И Томми должен убедить его, что «со мной все будет в порядке». И «Да, Сэм, я возьму трубку, когда ты позвонишь». И Сэм звонит. Сэм звонит ему каждый час, и Томми преуменьшает свою усталость, чтобы он не мчался домой в неистовстве. Да, Сэм, Томми пообедал, и да, Сэм, Томми пил воду, и да, Сэм… Кто-то был у входной двери. Томми ворочается в своей кровати, уставившись на дверь. Он молится, чтобы тот, кто был там, просто пришел к выводу, что дома никого нет. Это был либо владелец здания, либо тот, кто хотел что-то продать, а Томми не хотелось иметь дело с владельцем здания, когда Сэма нет дома, и у него не было денег, чтобы купить барахло, которое они продавали. Томми слышит, как входная дверь открывается со скрипом. О, черт возьми, нет — он немедленно думает. Кто-то входил в квартиру, кто-то, кто не был Сэмом, потому что Сэм позвонил ему пятнадцать минут назад, и он определенно не был в пути домой, когда разговаривал с Томми. Томми садится прямо и хватает себя руками, прежде чем снова упасть, потому что, о, у него болит голова, но кто-то вламывался в его квартиру, и Томми не собирался позволять какому-то мудаку обчистить Сэма до нитки. У Томми в комнате не было ничего, чем можно было бы защитить квартиру. Возможно, Томми может броситься на грабителя. Разобраться с ними. Кричать на них. Может, если он достаточно обматерит их, они сочтут его достаточно неприятным, чтобы убежать в другом направлении. Томми распахивает дверь. Через всю гостиную на него смотрит Таббо. — Ты мудак! — Таббо произносит обвиняющее, шагая к Томми, и парню приходится ухватиться за дверной проем, чтобы не упасть обратно в свою комнату. Томми бледнеет. — Я…чт…Я?! — Он дико жестикулирует. — Что ты делаешь здесь?! — Ты не отвечаешь на звонки со вторника! — Голова Томми кружится, когда Таббо вытаскивает его из дверного проема. — Ты… ты не был на своих занятиях. Просто исчез! Резко всё бросил! Ты никогда так не делаешь! Мы думали, ты мертв! Или в больнице! Или Сэм продал тебя гребаной мафии или типа того! — Мы так не думали — быстро поправляет Ранбу. Томми моргает, потому что Ранбу тоже в его квартире; но к его чести, он выглядит немного более извиняющимся из-за взлома дома Томми, чем Таббо. — Но всё же волновались! — И вы вломились?! — Таббо вломился — я просто не остановил его! — Ты… ты соучастник! — Я… я не соучастник, если я ничего не делал! — Ранбу защищается, извиняющийся взгляд сменяется чем-то более удивленным. — Очевидец — говорит Томми. — Оставайся на месте. Твой гражданский долг сообщить о незаконной деятельности. — Томми пыхтит, но Таббо не ослабляет хватку на его руке, заставляя его сесть. Таббо все еще смотрит на него. Томми изо всех сил пытается сохранить зрительный контакт. «Прости», — он извиняется, и всплеск адреналина от возможности быть ограбленным проходит, а усталость возвращается. Таббо имеет полное право злиться. Томми знал, что, замолчав после его активности в последние несколько недель, особенно после того разговора, они заметят его отсутствие. Раньше было бы проще замолчать на несколько дней… Прежде чем… У Томми их не было в ту первую ночь, когда он встретил Уилбура. По крайней мере, тогда это не чувствовалось как будто они были у него. Теперь они у него есть. Они здесь. Таббо и Ранбу здесь. Томми игнорировал их несколько дней, и они все равно пришли. — Ты злишься на нас? — Спрашивает Таббо. — Или… или меня? На него? — Он переводит взгляд на Ранбу. — Ты что-то сделал? Глаза Ранбу широко раскрыты. — Я… я что-то сделал?! Томми потирает висок. — Никто из вас ничего не сделал! Я просто…- У Томми болит голова. Ему нужен Тайленол, а не проникновение со взломом. — Это не вы, ребята. Я клянусь. Просто со мной кое-что не так прямо сейчас. Таббо любит все чинить. Сломанные телефоны, ноутбуки, люди, Томми. Итак, Таббо слышит это и спрашивает; «Есть… я могу помочь? Есть ли что-то, что мы можем сделать? ” Останься. Будь здесь. «Вы можете остаться?» — Ну, мы только что пришли сюда — говорит Ранбу. — И это было бы довольно грубо с нашей стороны просто уйти - Добавляет Таббо. — Абсолютно — соглашается Ранбу. — Просто совершенно невежливо. И Томми смеется, и это больно, но это искренне. — Вы, ребята, ужасны. — Он фыркает. — Я не буду выдвигать обвинения о взломе, если вы закажите мне пиццу. Требуется пять минут, чтобы убедить Ранбу, что нет, Томми не собирался выдвигать обвинения — и нет, Ранбу; Томми и Таббо не собирались доносить твоему кузену. Они остаются до тех пор, пока Сэм не вернется домой, Сэму приходится выгнать их спустя час, потому что становится поздно, а отец Таббо уже звонил дважды. Выходные отвлекают — Сэм, Таббо и Ранбу, разум Томми занят. Им удается вытащить его на улицу в воскресенье. Парк тривиален, но это что-то, учитывая, что Томми почти не выходил из своей комнаты на прошлой неделе. В понедельник у Таббо и Ранбу занятия, но они пытаются написать ему об этом обычным способом, похожим на Сэма. А потом наступил вторник. Прошла неделя, и Томми вернулся в свою комнату, под одеяло. Он говорит Таббо и Ранбу, что ложится спать, поэтому они больше не появляются в его квартире, когда он не отвечает. Он берет трубку, когда звонит Сэм, стараясь быть кратким. Томми не хочется говорить — Томми не хочется ничего. Это цикл — он смотрит в потолок, а затем громко включает музыку на своем компьютере, а потом зарывается головой в подушку и закрывает глаза, потому что хочет спать, но не может. Сегодня вторник, и Томми не знает, что он собирается делать. Сегодня вечером он хочет пойти. Он хочет. Он хочет увидеть Уилбура. Он хочет ответов. Он хочет, чтобы ему доказали, что он ошибался. Он хочет, чтобы Уилбур был там. Парадокс Шредингера. Томми приходит, а Уилбура там нет — Томми не приходит, и никогда не узнает, пришёл Уилбур или нет. Когда Сэм приходит домой, Томми притворяется спящим, и его мучает чувство вины за то, что он его игнорирует. Сэм — это благодать, отсрочка, отвлечение от решения, которое ему нужно принять уже скоро. Сегодня вторник, и у Томми есть час, прежде чем он должен уйти. Значок короны лежит у него в руке, и Томми борется с желанием швырнуть кусок пластика через всю комнату. Он ненавидит то, что Уилбур не был с ним, чтобы увидеть это, и это глупо, что Томми хотел бы, чтобы он был… Томми прикрепляет его к своей куртке. Он может показать Уилбуру сегодня вечером.

*******

Сегодня вторник, и он на платформе. С ним стоит женщина средних лет. Она не обращает на него особого внимания, будучи глубоко погруженной в телефонный звонок, и Томми начинает испытывать жалость к бедняге на другом конце, потому что он здесь уже пятнадцать минут, и она дарит ему головную боль. Поезд с ревом выезжает из туннеля, и Томми позволяет себе отступить назад, когда он со стоном останавливается перед ним. Он быстро убегает от женщины, снижая темп сзади. Она садится впереди, и Томми благодарен, что пара, занимающая места перед ней, должна иметь дело с подтруниванием, а не он. Двери закрываются, и выбор Томми сделан. Томми скорбит по порванной нити, потому что теперь он переключается между тем, чтобы почесать руку и потянуть за рукав в качестве замены. Тыльная сторона его ладони давно покраснела от раздражения, заставляя Томми морщиться, когда он смотрит на нее. Поезд движется, и уже слишком поздно выходить. Следующая остановка — Уилбур. До тех пор поезд не остановится — Томми даже не знает, чтобы он мог бы сделать, чтобы попытаться все сорвать. У него нет ни знаний, ни силы, чтобы остановить этот поезд до следующей остановки. Ожидание мучительно, а предвкушение — ад. От света у него болят глаза, и он дрыгает ногой, потому что вот-вот вылезет из кожи. Он мог бы пробежать милю, но бежать некуда. Томми застрял. Томми застрял, и он принял это решение. Он не знает, что будет делать, если Уилбура там не будет. Он не знает, что он сделает, если Уилбур будет. Что бы Томми сказал? Что он мог сказать? Томми думает, что сначала он покажет ему значок короны. Уилбур ушел, прежде чем смог его увидеть. Что будет дальше, зависит от того, как поведет себя Уилбур — может быть, он извинится, и Томми не придется требовать ответов. Возможно, Уилбур продолжит, как обычно, полностью игнорируя события прошлого вторника. Он будет беспечным, а Томми будет зол. Томми делал это так много раз, что теперь он знаком с ощущением замедления поезда. Грохот гусениц стал менее интенсивным, рёв превратился в громкий гул. Томми закрыл глаза. Томми почувствовал, что поезд остановился. Слышит, как открываются двери, люди входят и выходят. Пожалуйста, приди. Пожалуйста. Пожалуйста, будь им. Он задается вопросом, была ли болтливая женщина, с которой он попал на борт, все еще здесь. Томми остается вот так, с закрытыми глазами. Его дыхание поверхностное, и у него меньше минуты. Пожалуйста, Томми умоляет. Пожалуйста. Один. Томми отстукивает счет на ноге. Два. Три. Дай мне увидеть его, умоляет Томми. Четыре. Пять. Двери закрываются. Через несколько секунд они снова начинают двигаться. Его рука сжимается в кулак. Томми не религиозен; он не думает, что Он был бы здесь, если бы Он был. Назовите это отвращением или даже скукой — после нескольких лет посещения утренней службы в восемь утра со своими родителями и Сэмом в рубашке с зудящим воротником Томми был не заинтересован. В последний раз Томми был в церкви на похоронах своих родителей. В последний раз он молился, когда их закапывали. Он рассматривает возможность сделать это сейчас. Но он не знает, за что молиться — за себя, за Уилбура? Скажи что-нибудь, умоляет Томми. Что угодно. Назови меня глупым. Скажи мне, что я корчу уродливое лицо. Будь здесь. Томми открывает глаза. Томми один. Уилбура там нет, он не стоит над ним, не сидит рядом или напротив. Здесь нет Уилбура с самодовольной улыбкой и дразнящим комментарием. Уилбура нет. Молоток падает, и плохо склеенные трещины разрушаются. Уилбура здесь нет. Уилбур ушел, Томми понимает — и на этот раз оно застревает. Уилбур ушел. «Пока я тебе нужен, мы можем продолжать это делать», — сказал ему Уилбур много ночей назад. Обещание, клятва, слово мертвеца. В то время Томми не знал, что он имел в виду. Томми даже не успел попрощаться. Это несправедливо, что Уилбур просто решил, что Томми готов — что Томми в нем не нуждается. Он нуждается. Нуждается! Томми хочет накричать на него, сказать ему остаться, позволить ему хотя бы попрощаться, сказать спасибо. На следующей остановке Томми вскочил со своего места и выскочил из дверей. Он оттолкнул мужчину, не обращая внимания на ворчание по поводу его грубости. Он должен сделать это сейчас, думает он. Он не может увидеть Джека, он не может сидеть в поезде и думать о своем выборе ещё четыре остановки. Томми делает это сейчас или он не делает этого вообще. До следующего поезда пятнадцать минут. Горький смех вырывается из него, когда он оглядывается и понимает, что один. Никаких пожилых женщин и рубиновых сумочек, никаких пар, никаких пьяных студентов колледжа — никакого Уилбура. Только Томми. В его голове кипит плавильный котел эмоций. Истерия, отчаяние, гнев; страх. Матричный дисплей говорит, что у него осталось восемь минут. — Давай — говорит Томми, обращаясь к никому. К Уилбуру. — Пожалуйста. Раскрой его блеф. Останови его. Оттащи его. Просто будь здесь. У Томми есть пять минут. На этот раз он не оставил записки. Никаких прощаний Таббо и Ранбу. Никаких прощаний, никаких финальных Я люблю тебя, Сэму. Никаких извинений. Никаких объяснений. Томми смотрит на желтую линию. Он чувствует ностальгию. Ему плохо. У него есть две минуты. Сейчас он плачет, но это не имеет значения. Томми много плакал на прошлой неделе, на людях и в одиночестве. Сейчас он не может стыдиться этого. Высмеивай меня за то, что я плачу, умоляет он. Скажи мне остановиться. Он может слышать поезд. Томми сейчас на границе желтой линии. Сейчас он опасно близок к краю. Если он посмотрит в туннель, то сможет увидеть размытый вид далеких огней. Поезд близко. На самом деле у него есть максимум тридцать секунд. Он хочет, чтобы Уилбур был здесь, чтобы оттащить его, отговорить от этого. Он хочет, чтобы Уилбур назвал его идиотом, слабоумным ребенком за то, что он даже подумал об этом; за то, что он выбросил всё, над чем они работали, за то, что он выбросил каждый момент, который у него когда-либо был с Уилбуром, чтобы просто попрощаться. Огни поезда яркие. И Томми… Томми… Поезд пролетает мимо него в нескольких дюймах, потому что Томми отступает на безопасную сторону желтой линии. Томми задыхается от слез и адреналина, он не может дышать. Он не может этого сделать. Томми не хочет умирать. Он действительно не хочет. У Томми… у Томми есть будущее. Он чего-то добивался. Он шел по карьерной лестнице, которая ему нравилась, наконец-то у него были Таббо и Ранбу; наконец-то у него был Сэм. Томми чего—то добивался — ему становилось лучше. Уилбур хотел, чтобы он жил. Томми хочет жить. Это незнакомая мысль, и она почти доводит Томми до истерики. Он хочет жить. Проклятый, Уилбур Сут. Томми отступает от желтой линии, от неподвижного поезда… он не может… он не может вернуться на неё… Томми хочет жить. Он решил жить и не может… Томми неуверенно садится на скамейку и не двигается, пока поезд не трогается с места. Никто не вышел. Томми один, и он не должен быть один. Томми не обязательно быть одному. Уилбур ушёл, но Томми не один. Руки Томми всё ещё дрожат, когда он нажимает на контакт Сэма. Требуется несколько гудков, потому что брат спал, когда он уходил, и Томми знает, что не должен его будить, но Сэм пообещал, что если ему что-нибудь понадобится, он это сделает… — Томми? — Сэм сонный, его только что проснувшийся голос дает основания. — Сэм - из его горла вырывается жалкий звук. — Томми? — Сэм спрашивает снова, и его голос звучит более бодро, более настороженно. — Томми, где ты? Конечно, Сэм сразу понял, что Томми не было дома. Позвонив ему, вместо того, чтобы идти через зал, он выдал это. Фоновый шум еще больше указывает на то, что Томми не было дома. — Сэм, я… я… — Глубокие вдохи, помнишь? — Сэм напомнил, делая более сильные вдохи, чтобы Томми мог слышать их по телефону. Они потратили несколько минут, выполняя дыхательные упражнения, успокаивая Томми до такой степени, что он мог связно говорить. — Ты можешь сказать мне, где ты, Томми? Томми щурится на матричный дисплей, зачитывая название станции, на которой он был для Сэма. — Станция метро? — Сэм спрашивает, Томми слышит, как он шаркает вокруг. Понимая, что Сэм не слышал его кивка, он отвечает; — Да… я… можешь? — Я уже в пути, оставайся на телефоне, хорошо? — Хорошо. Сэм не навязывает простую беседу и не заставляет Томми объяснять, почему он отсутствовал посреди ночи. Но он, вероятно, так и сделает, когда доберется сюда. Но в этот момент он посылает заверения и удостоверяется, что Томми всё ещё там. В любом случае, Томми не думает, что он смог бы вести простую беседу прямо сейчас. Ответы на вопросы о школе или его друзьях — это не то основание, которое ему нужно или которого он хочет. Сэму требуется два цикла поезда, чтобы добраться туда. Полчаса почти тишины, и связи между входами и выходами из—за того, что они оба находятся в метро — двери поезда щелкают, открываясь, и Сэм здесь. Томми бросается в объятия своего брата, прежде чем тот успевает что-либо сказать. — Привет, малыш, — говорит Сэм, потирая спину Томми. — Ты здесь, — кричит Томми, и он почти жалеет, что не сделал это изначально. Просто не пошел к Сэму в ту первую ночь — потому что Сэму было не все равно, и Сэм появился бы тогда так же, как и сейчас. Но Томми этого не сделал, Томми сел в поезд и встретил Уилбура, и, несмотря на боль, он не может сожалеть о встрече с Уилбуром. — Давай отвезем тебя домой, хорошо? — Хорошо — говорит Томми, потому что, честно говоря, это все, что он хочет сделать. Он хочет сделать сейчас; не нужно идти в Мастер на все руки или ждать кого-то, кто двигался дальше — Томми просто хочет пойти домой со своим братом. Они садятся на следующий поезд обратно. Они сидят впереди, далеко от его и Уилбура обычных мест — потому что это их с Уилбуром место, а не Сэма. Уилбур не Сэм, а Сэм не Уилбур. Он скажет Сэму завтра. Не о Уилбуре, по крайней мере, не полную историю. Томми даже не сможет этого объяснить, он никогда не сможет полностью понять это. Ему приходится сдерживаться, чтобы не заснуть на плече Сэма. Он знает, что он в безопасности, и что Сэм может постоять за них против любого возможного грабителя, так что поездка в порядке. Он решил остаться в живых, хотя Уилбура не было рядом, чтобы убедить его. Он решил попросить Сэма прийти за помощью, несмотря на свои сомнения. Томми сам принимал эти решения. Никаких ставок, никаких подстрекательств, никаких гипотетических предположений, никакого Уилбура, только Томми. Уилбур где-то в другом месте, не здесь, не с Томми, но он знает, что Уилбур гордится.