holy things

      — Мам, я ухожу!       Изуку натягивает на себя ботинки в прихожей, нервно поглядывая на часы, стрелка которых уверенно бежит вперёд, намекая собою, что Мидория нещадно опаздывает в академию.       Всему виной Бакуго. Изуку проворочался большую часть ночи в своей постели, тупо смотря в потолок и пытаясь привести собственные мысли в норму, из-за чего совершенно не услышал будильника, сократил пробежку утром, не принял душа и почти не поел. А всё в пустую, потому что он так и не понял, как именно относится к происходящему. Да, он сам это предложил, но готов ли он и впрямь встречаться с самим Бакуго Катсуки? Готов ли он, если придётся, влюбиться в него? Даже сейчас, когда он так уверенно опаздывает в академию, всё, что Мидория может делать – это думать о том, как повернётся его жизнь, если он влюбится или не влюбится (что наиболее вероятно произойдёт) в Бакуго. Повезёт, если он не будет пялиться на Катсуки все уроки, думая об этом, потому что ничем хорошим это не закончится. Изуку не хочет впопыхах нагонять программу из-за такой вот вещи. Он вообще не хочет терять свою жизнь такую, какая она есть сейчас, из-за несвоевременных чувств Бакуго. У него только всё начало налаживаться: семья, друзья, учеба, исполнившаяся мечта. Мидория не намерен терять всё это только из-за чувств человека, который теперь уже даже не является его другом, как бы грустно это ни звучало.       Поэтому главная задача на следующие пару недель – это заставить Бакуго разлюбить Изуку любыми методами, честными и нечестными, и при этом ни в коем случае не потерять то, что у него есть.       Мидория думает об этом, когда кидает последний взгляд на себя в зеркало, и в этот момент в прихожую входит Инко, мать Изуку. Она окидывает сына быстрым взглядом и выглядит при этом так серьёзно, словно Мидория успел что-то натворить, о чем сам не имеет ни малейшего понятия.       — Изуку, не хочешь ли ты мне что-то рассказать? — Она даже скрещивает руки на груди. Последний раз у неё был такой взгляд, когда Мидория разбил её любимую рамку фотографией отца.       Сердце в груди Изуку в тот же момент пропускает удар. Откуда она знает? Может, кто-то из соседей слышал их разговор с Бакуго на станции, когда проходил мимо? Ох, это плохо… мать Мидории даже не знает, что её сын – гей, он ещё не успел вылезти из шкафа, потому что, давайте признаем, это совсем не так просто, как кажется, даже когда твои родители – самые понимающие на свете люди, а именно такой была Инко. Изуку совсем не горел желанием портить отношения с матерью, а ведь они испортятся, когда Инко узнает, что её сын так долго ей врал, что её сердечко согласилось на фальшивые отношения с человеком, который когда-то превратил жизнь Мидории в ад.       Черт, эта затея уже начинает рушить всё, чем он дорожит.       — Я… я не понимаю, о чем ты говоришь, — Изуку пристыжённо жмурится. Ему совсем, совсем не нравится врать собственной матери.       — Да неужели? — Инко шокировано хлопает ресницами. Мидория не сомневается, его мать точно знает, что он ей врёт, но она никак не может поверить, что её собственный сын, её цветочек и кролик осмелился соврать ей прямо в глаза. — Соседка рассказала, как видела из окна, что вы с Катсуки шли домой вместе.       И вот сердце Изуку вновь пропускает удар. Он испуганно жмурится, сжимая кулаки от страха, чтобы хоть как-то привести самого себя в чувства, и ощущает, как его собственное сердце трусливо убегает в пятки. Ну вот и всё. Это конец. Мидория не может соврать матери опять. Придётся рассказать ей, что её сын такой сердобольный, что согласился на отношения с человеком своих кошмаров, лишь бы спасти его жизнь. Ну разве это не смешно?       Но дальше Инко говорит то, что Изуку никак не ожидал услышать:       — Вы двое снова дружите?       Мидория чувствует, как впервые за весь этот недолгий разговор может дышать. Огромный валун, что сдавливал легкие Изуку, падает вниз и моментально разваливается на сотни мелких кусочков. И Мидория сначала выдыхает весь тот воздух, что хранил внутри себя всё это время, чтобы выжить, а потом делает глубокий вдох, чувствуя, как грудная клетка болит от неожиданно большого количества кислорода внутри, про который она уже успела позабыть. А в голове только одна мысль: "Она не знает, она не знает, она не знает". И от одной этой мысли внутри становится так невероятно спокойно, словно ему сказали, что он волшебным образом излечился от смертельной болезни.       — Да, мы стали ближе, чем раньше, — это хитрый ответ, которым Изуку гордится. Он не соврал, но и не сказал правду. Он не поступился со своими принципами, но и не вывалил всю уродливую правду на мать. Он поступил морально правильно, не нарушил ни одной заповеди, но и не довел свою мать до инфаркта, из-за которого точно опоздал бы на занятия. Он сделал всё идеально.       — Это же прекрасно, Изуку! — Инко радостно заключает сына в объятия, начиная плакать от счастья. — Я так рада за вас обоих!       — Да, мам, я тоже рад, — Мидория не может сказать, что и впрямь счастлив, но его хотя бы радует мысль, что он делает хорошее дело. Вместо того, чтобы думать об этом, он хлопает мать по спине, не отрывая глаз от часов, стрелка которых стремительно приближается ко времени начала занятий. Опаздывает, он опаздывает. Но не может же он просто сбежать, иначе мать точно что-то заподозрит. — Мам, мне пора идти, — аккуратно говорит он и нехотя вылезает из объятий женщины.       — Да-да, конечно, я всё понимаю! — Инко так расчувствовалась, что утирает слёзы счастья с щек.       Изуку закидывает рюкзак на плечо и уже собирается выйти на улицу, но мать его окликает:       — Зови Катсуки к нам в гости! Я помню, что он любит острый кацудон! Приготовлю специально для него!       Мидория испуганно застывает на месте. Плохой, это очень плохой план. Кто знает, как именно поведёт себя Бакуго, когда они кажутся за закрытыми дверьми? Он может потребовать чего-то, к чему Изуку ещё не готов, или что-то, к чему Мидория не готов конкретно с Катсуки. Неважно, встречаются они или нет, Изуку ещё не готов потерять свою девственность.       — Я подумаю над этим, — снова хитрый ответ, но не настолько, как предыдущий. Ну правда, не может же он сказать матери, что боится, что её второй любимый мальчик на планете может трахнуть её сына! Инко хватит удар, а этого не надо ни одному из них.       Изуку ждёт какое-то время, чтобы убедиться, что мать успокоилась и ушла на кухню, и только после этого берётся за ручку двери. Его ждёт долгий день, во время которого Бакуго не отстанет от него. Готов ли Мидория к этому? Ещё вчера он думал, был уверен, что готов на что угодно, лишь бы спасти жизнь Катсуки, а теперь, когда ему предстоит встретиться с этим парнем лицом к лицу, Изуку совсем не уверен, что готов к этому. Если бы он только знал, что именно его ждёт, он смог бы подготовиться. Мидория мог бы предположить, как именно всё будет происходить, потому что про отношения сняли миллионы фильмов и ещё больше книг написали, но это ведь Бакуго. Он точно не будет тем парнем из фильмов, который дарит цветы и водит в рестораны. С ним всё будет совсем по-другому, и это пугает Изуку, потому что он не знает, чего ожидать.       Поэтому, когда Мидория открывает дверь, он тут же испуганно застывает на месте.       На крыльце его дома стоит никто иной, как сам Бакуго Катсуки, хотя они совершенно точно не договаривались поехать в академию вместе. Изуку знает это, потому что запомнил бы это, но он не помнит, потому что этого не было.       Бакуго выглядит идеально, словно сошел с обложки модного журнала, разве что его грозный, недовольный взгляд портит всю картинку. Черные идеально выглаженные брюки без единой складки. Не менее идеальная рубашка, полностью белая с таким ровно завязанным галстуком, словно им занимался робот. Даже пиджак выглядит идеально, проглядывая из легкой весенней кожаной куртки, которая тоже идеальна. Даже его волосы, которые вроде бы растрепал ветер, выглядят идеально, словно так и должно быть, словно порывы бушующего на улице ветра подчиняются воли Катсуки, расчесывая прядки, укладывая каждый отдельный волосок на отведенное ему место на голове блондина.       Бакуго идеален, другого слова тут просто не подобрать.       И это так удивительно. Катсуки выглядит так восхитительно, что Изуку моментально чувствует себя по меньшей мере ущербным. Он неуверенно тянет пиджак вниз, заправляет рубашку в брюки, отдергивает серые рукава пиджака и отряхивает брюки от грязи, которой там не было. Мидория чувствует себя таким жалким рядом с Бакуго. Этот идеальный во всех отношениях парень мог влюбиться в кого угодно, но он влюбился в такое ничтожество. Все будут смеяться над их парой, потому что вот он Катсуки – образцовый герой, вышедший из самых влажных мечт поклонниц, а вот Изуку – неуклюжее недоразумение. Разве они идут хоть в какое-то сравнение? Над Мидорией будут смеяться. Он сам будет над собой смеяться.       Из мыслей самобичевания его вырывает грозный голос Бакуго:       — Ну наконец-то! Где тебя черти носили?! Я ждал тебя 15 чертовых минут!       — Тебя вообще не должно было быть здесь, — Изуку обиженно бубнит это себе под нос. Если бы он знал, что он пойдёт в школу вместе с Катсуки, Мидория привёл бы себя в презентабельный вид, а не выглядел как человек после тяжелой болезни.       — Я решил сделать сюрприз! — Бакуго злобно огрызается. — Из-за тебя мы оба опоздаем.       — Я… — Изуку глотает слова даже раньше, чем они умудряются выйти из его рта. Он не уверен, стыдно ли ему стоять рядом с Катсуки из-за его восхитительного внешнего вида, или неловко, потому что они теперь нечто вроде парочки из фильмов. — Я проспал, — признаётся он, потому что врать нет смысла.       — Это видно, — Бакуго кивает на всего Мидорию сразу и вдруг совершенно неожиданно оказывается очень близко. — У тебя остатки зубной пасты на щеке. И галстук неправильно завязан.       — Ой, что, серьёзно?! Как стыдно!       Изуку уже собирается развернуться на пятках и вернуться домой, чтобы привести себя в порядок и не позорить ни себя, ни Катсуки, но тот хватает его за руку, останавливая.       — Я помогу.       Бакуго подходит ещё ближе и, облизнув большой палец, стирает остатки зубной пасты с лица Мидории. А потом умелые пальцы Катсуки развязывают галстук Изуку и начинают завязывать его по новой.       Мидория терпеливо ждёт.       Сказать Бакуго, что это всё просто слишком интимно для него – не представляется возможным, потому что слишком стыдно. Но это всё и правда слишком интимно, потому что хочется делать это с правильным человеком, а не с Катсуки, который не слишком-то хороший человек, если говорить честно. И Изуку этот факт совсем не нравится. Это ощущается совсем странно и непривычно. Мидоррия знает, что в этом действии нет ничего особенного, кто угодно мог бы завязать ему галстук, но сейчас именно это доставляет дискомфорт. Хочется отстраниться, хочется отойти подальше, лишь бы к нему не прикасались. И даже более того, они так близко находятся к родителям, что те могут просто выглянуть в окно и сразу же всё понять. Катсуки ведёт себя необдуманно.       Боже, да он ведёт себя как влюбленный дурак!       Мидория знал, что Бакуго в него влюблён, но впервые за всё время Мидория и впрямь понимает, что Бакуго в него влюблён. Для Катсуки всё это не игра, как для Изуку, для него это серьёзно. Возможно, он со вчерашнего вечера продумывал, как они вместе пойдут в академию, как будут держаться за руки, как будут общаться и смотреть друг на друга. Он засыпал с мыслями об этом. И, наверное, может быть, он даже оделся так красиво именно потому, что знал – он пойдёт в академию с Мидорией. И сейчас в его груди, наверное, летают бабочки от одного только этого маленького действия. Никакой близости, никаких прикосновений, просто галстук, который нужно завязать, но даже это приносит Бакуго удовлетворение, потому что это возможность оказаться поближе к Изуку.       Бакуго Катсуки влюблён по уши!       Боже, это так тупо, но Изуку только что это понял. Черт возьми, его любят. Вы можете в это поверить? Мидория знает, что должен быть хотя бы польщен, но всё, что он чувствует – это дискомфорт и стыд, потому что не просто может ответить тем же. Он хотел бы быть рад, что лицо Бакуго сейчас так близко, что он запросто может подняться на цыпочки и чмокнуть Катсуки в щеку. Он хотел бы быть рад, что о нём заботятся. Он хотел бы быть рад, что его встретили у самого дома, чтобы больше времени провести вместе, но он просто не рад. И ему стыдно от одной только мысли, что его любят так сильно, а он лишь играет роль, даже при том, что Бакуго и сам всё это прекрасно знает. Ему стыдно, что он не любит Катсуки, как тот того заслуживает.       И он спешит избавиться от этого чувства.       — Каччан, ты не обязан этого делать, — Изуку говорит это, чтобы у Бакуго не возникало лишних надежд. Это забота, а не грубость.       — Мне несложно, — Катсуки бубнит это себе под нос, не отрывая глаз от галстука. — Плюс, так будет гораздо быстрее.       — Ладно, — Мидория нехотя соглашается, потому что просто не знает, какой аргумент ещё придумать.       Они стоят так ещё всего пару секунд, но Изуку кажется, что это длится целую вечность. Мимо них проходят люди, и Мидории кажется, что они все осуждающе пялятся на двух парней, застрявших у входа в дом, опаздывающих на учебу. Ему кажется, что ветер шепчет слова недовольства прямо ему на ухо, а птицы перешептываются, пролетая прямо у них над головами, намекая на то, что это уже слишком.       Но Бакуго вдруг отстраняется и счастливо улыбается. И Изуку вдруг кажется, что он вообще никогда не видел, чтобы Катсуки улыбался именно так, искренне и счастливо. Возможно, такое было, но очень давно, много лет назад, ещё в детстве, когда отношения между ними были в разы проще. Но с тех пор всё кардинально поменялось. Теперь улыбка Бакуго всё чаще походила на оскал. Он улыбался так, словно превосходил всех в комнате. Он противно улыбался, когда побеждал, и эта улыбка мешала всех с грязью. Он усмехался, когда кто-то делал что-то тупое. Он улыбался, как маньяк. Но на лице Катсуки никогда не было этой теплой нежной улыбки, которая излучает счастье.       И в этот момент Изуку, узнав такую совершенно особенную сторону Бакуго, почти уверен, что эти две минуты чистого унижения, когда их двоих могли так просто вычислить, стоили того.       И Мидория уже почти уверен, что лучше быть и не может, но Катсуки не останавливается на достигнутом: завязав галстук, он окидывает Изуку довольным взглядом и говорит:       — Ну вот, так же прекрасен, как и всегда.       Мидория моментально краснеет, отворачиваясь в сторону.       Слышал ли он хоть раз комплимент из уст Бакуго в свою сторону? Слышал ли он, чтобы Катсуки вообще кому бы то ни было делал комплименты? Неужели Бакуго и впрямь думает об Изуку таким образом? Это почти так же удивительно, как снег на пляже. Мидория привык, что Катсуки мешает его с грязью, потому что тот ни на что не годен. Но вот слышать комплименты он совсем не привык, хотя новые друзья очень стараются приучить его к этому. Слышать, как Катсуки говорит гадости – нормально, привычно, обыденно. Слышать из его же уст комплимент – странно, чудно и при этом приятно. Этот новый Бакуго пугает Мидорию. Ещё больше Изуку пугает только то, что он хочет узнать получше этого нового Бакуго.       — Пойдём, а то опоздаем, — Катсуки разворачивается на пятках, словно этого момента интимности между ними и не было, словно он только что не сказал комплимент человеку, которого раньше только унижал, и уходит вперёд, после чего машет рукой, приказывая Изуку следовать за ним.       Мидория так потерялся во всём происходящем, что дёргается, когда Бакуго говорит это, и ему приходится бежать, чтобы нагнать Катсуки.       — Ты хотя бы позавтракать успел? — Бакуго говорит это, не смотря на собеседника, от чего создаётся впечатление, что говорит он это проходящим мимо людям.       — Ну, я съел яблоко, — Изуку пристыженно чешет затылок, прекрасно зная, что этого недостаточно, уже готовый к тому, что Катсуки назовет его придурком, взорвавшись вспышкой ярости.       Но Бакуго в ответ только расстёгивает сумку и достаёт оттуда плитку шоколада.       — Держи, — и протягивает угощение Мидории.       — Ты купил мне шоколад?! — Глаза Изуку загораются самыми искренними искорками счастья, и он моментально выхватывает шоколад из рук Бакуго, открывая его и засовывая кусочек в рот.       — Ну да. Ты же любишь его. Я вспомнил это, когда бегал утром, и решил зайти в магазин, чтобы купить его для тебя, — он пожимает плечами, словно в этом утверждении нет ничего особенного, но правда в том, что для Мидории никто и никогда не делал чего-то подобного.       — Знаешь, — Изуку продолжает жадно есть шоколад, из-за чего говорит с набитым ртом. — Если ты будешь кормить меня шоколадом каждый день, полюбить тебя будет совсем не сложно, — он хихикает на собственную шутку.       — Даже не надейся!       — Но почему? — Мидория обиженно стонет эти слова.       — Потому что тогда ты станешь жирным и прыщавым.       — И из-за этого ты перестанешь меня любить? — Изуку даже слегка оскорблен. Неужели Бакуго влюблен только в его внешность, которая, сказать честно, не отличается чем-то особенным? Мидория ожидал чего-то большего от ханахаки.       Катсуки очень долго смотрит на Изуку. Мидории кажется, что Бакуго пытается во всех красках представить Изуку именно таким – жирным и с прыщами по всему лицу, чтобы понять, что именно он будет чувствовать к такому человеку. Секунды текут очень медленно. Мидория продолжает есть шоколад, делая вид, что совсем не замечает взгляда Катсуки, а Катсуки всё смотрит и смотрит на Изуку, словно что-то может измениться, словно он прямо сейчас превратится в жирного и прыщавого ботана. Но ничего не происходит. Всё остаётся таким, какое есть, и Мидория, увлекшись шоколадом, уже успевает позабыть про собственный вопрос, как Бакуго неожиданно нарушает тишину:       — Нет, к сожалению. Я тебя не разлюблю.       Изуку не может не удивиться его тону, его словам, тому, как сильно Бакуго и впрямь хочет его разлюбить. Может быть, Катсуки просто стыдно любить такое убожество. Или, возможно, он просто не хочет умирать. Но, если честно, учитывая события сегодняшнего утра, Мидория почему-то уверен, что Бакуго просто не хочет доставлять проблем никому. Он просто хочет, чтобы Изуку был счастлив, а, будучи фальшивым парнем умирающего человека, это просто невозможно. Катсуки просто стыдно принуждать Мидорию делать что-то, что ему не нравится. И это кое-что говорит о Бакуго, как о человеке. Может быть, Изуку не любит Катсуки, но сейчас он уже, если честно, и сам не понимает, почему не любит. Ведь тот, похоже, хороший и правильный человек для любви.       Мидория думает так и тут же пугается собственных мыслей. Нельзя так думать, потому что он не собирается влюбляться в Бакуго Катсуки! Это выходит за рамки всего разумного. Они никогда не смогут быть вместе, потому что они слишком разные. Всё, что они будут делать, если станут парнями друг друга – это неустанно ссориться. Даже если Изуку каким-то волшебным образом полюбит Бакуго так же, как Бакуго любит его (чего никогда не произойдёт), ничем хорошим это не закончится. Катсуки будет постоянно зол. Мидории будет постоянно больно. Разве это хотя бы приблизительно звучит, как здоровые, счастливые отношения? Нет. Они просто не могут быть вместе, и скоро Бакуго это поймёт, а там уже будет рукой подать до того, как Катсуки разлюбит Изуку. И всё придёт в норму. Надо лишь немного потрепеть.       Поэтому Мидория решает аккуратно перевести тему разговора:       — Знаешь, шоколад всё равно хорошая идея, — Изуку смотрит на подарок в своих руках и вдруг очень жалеет, что его первые отношения – фальшивка. Он крутит головой из стороны в сторону, пытаясь отогнать эти мысли, и убирает шоколад в рюкзак. Есть его почему-то совсем расхотелось. — Я читал, что одна девушка кормила парня, который ей нравился, его любимыми конфетами каждый раз, когда они встречались. Так у него выработался рефлекс радоваться каждой встрече с ней, потому что он подсознательно ожидал угощения.       — Он что, собака, что ли? — Катсуки презрительно фыркает.       — Это научно доказано, Каччан! — Мидория обижено кричит. — Если радовать человека каждый раз, когда вы встречаетесь, у него будет вырабатываться гормон счастья, как только он завидит тебя! БУМ, психология! — Он изображает взрыв руками.       Бакуго в ответ только молчит и почему-то расплывается в довольной улыбке. В той самой улыбке, от которой сердце в груди Изуку пропускает удар.       — Почему ты улыбаешься? — Мидория не может смотреть на эту улыбку Катсуки, поэтому отводит взгляд в сторону.       — Потому что понимаю, почему ты мне нравишься, — он просто пожимает плечами.       — И почему же? — Изуку и сам не понимает, почему для него это так важно.       — Потому что ты идиот, который рассказывает много разной интересной хуйни.       — Ты считаешь меня интересным?! — Челюсть Мидории в буквальном смысле падает вниз от шока.       — Я этого не говорил, — Бакуго отрицательно качает головой. — Я лишь сказал, что вещи, которые ты рассказываешь, интересные.       — Ладно, — Изуку не знает, почему он обижается, потому что вряд ли Катсуки и впрямь мог бы посчитать кого-то такого жалкого интересным, но он всё равно обижается, отворачиваясь от собеседника в сторону.       Бакуго молчит в ответ.       Они идут молча какое-то время, добираются до станции и садятся в поезд. Он забит под завязку, поэтому они стоят совсем близко друг к другу. Мидория стоит у самой двери, прижимая к груди рюкзак, а Катсуки склонился над ним, как стена, которая защищает от любого нежелательного взаимодействия. Странно, но Изуку находит это удивительно приятным. Не то, чтобы Мидория боялся людей или чувствовал себя незащищенными в больших их скоплениях, но просто представьте, что над вами склонился сам Бакуго Катсуки – эта гора мышц в человеческом обличии, эти кубики пресса, просвечивающие из-под рубашки, эти серьезные янтарные глаза и эти волосы-иглы. Представьте, что над вами склонилось само совершенство, приперло вас к стенке и дышит вам прямо в ухо. Представьте, что все ваши пять главных человеческих чувств могут разом ощутить всё идеальное в этом мире: глаза видят это идеально симметричное лицо и встречаются с глазами Бакуго, которые похожи на звёзды; уши слышат чужое дыхание, тяжелое и томное; нос чувствует этот причудливый аромат, смесь нитроглицерина и самого сладкого мужского парфюма; кожа может ощущать на себе чужое горячее дыхание и касаться этой разгоряченной кожи с выступающими венками; а язык ещё чуть-чуть и сможет попробовать на вкус чужую кожу, ощутить язык Катсуки и опробовать, на что он способен.       Не нужно быть геем или влюбленным по уши идиотом, чтобы признать одну простую вещь – в такой ситуации у любого перехватит дыхание, даже у Изуку Мидории, а ведь он абсолютно точно не любит Бакуго.       Поэтому Изуку стоит, спрятав глаза вниз, краснея щеками, и молится про себя, чтобы поезд поскорее приехал на их станцию, чтобы Катсуки ничего не заметил, не подумал лишнего. Но в тот же момент создаётся впечатление, что Бакуго прекрасно всё понимает, потому что он наклоняется ближе, утыкаясь своей промежностью в Мидорию, а его нога утыкается в промежность его фальшивого парня, и он шепчет своим волшебным басом прямо в разгоряченное ухо Изуку:       — Я соврал. Я считаю тебя интересным.       У Мидории моментально перехватывает дыхание. Он чувствует, как его щеки ещё сильнее наливаются краской, а ноги подкашиваются. Изуку знает, что прямо сейчас упадёт, и его единственное желание – чтобы Катсуки поймал его, дабы Мидория мог проверить на практике, правда ли эти руки так сильны, как кажется. И сердце в груди бьётся так сильно, что создаётся впечатление, прямо сейчас оно выпрыгнет из груди, сломав грудную клетку. А самое ужасное в этом во всём то, что Изуку чувствует, как его половой орган возбуждается в неправильное время, в неправильном месте по отношению к неправильному человеку.       И Мидория паникует.       Он слышит, как диспетчер объявляет их станцию, и Изуку моментально отталкивает Бакуго подальше от себя, пристыженно шепча:       — Нам пора выходить.       Катсуки выглядит так растеряно, словно и впрямь не понимает причины этой неожиданной грубости Изуку. Это хорошо. Значит он не заметил и эту совершенно несвоевременную, неправильную и неуместную эрекцию Мидории. Во всяком случае, Изуку решает именно так, и эта мысль его успокаивает.       Они выходят из поезда, и Мидория застёгивает на себе куртку, чтобы его члена не было видно. До ЮЭЙ остаётся идти от силы всего пять минут, что плохо, потому что Изуку очень сомневается, что его эрекция к этому моменту пройдёт, но в то же время это хорошо, потому что на сегодня Мидории достаточно общения с Бакуго. Слишком много сумбурных эмоций по отношению к человеку, который совершенно их не достоин. Это просто неправильно, чувствовать нечто подобное к Бакуго Катсуки.       Мидория с радостью прошел бы весь оставшийся путь в полной тишине, не говоря ни слова, но остался ещё один вопрос, который они обязаны обсудить.       — Мы собираемся рассказывать ребятам в академии о наших отношениях? — Изуку говорит это тихо, до сих пор пытаясь привести себя в чувства после ситуации в поезде.       — А ты хочешь? — Катсуки говорит это так просто, словно никогда не смотрелся в зеркало, словно не понимает, как его тело может влиять на людей, словно в поезде всё было абсолютно нормально, как и должно быть. Ну разве это не самая большая тупость на свете?       Мидория хотел бы не обращать внимания на поведение Бакуго, но он просто не может, поэтому он говорит слишком уж зло, хотя зол он совсем не на это:       — Я бы не хотел.       — Значит не будем рассказывать, — Катсуки пожимает плечами, словно вновь не обращает внимания на злость Изуку.       — Что, так просто?! — Мидория почти возмущается, хотя сам не понимает, почему. Возможно, ему казалось, что Бакуго захочет об этом рассказать, потому что, казалось бы, его мечта исполнилась, но Изуку моментально понимает, что сам Катсуки не считает это за настоящие отношения. Никто из них не получает того, что хочет, и логично возникает вопрос: зачем вообще они оба это делают? — Ты даже не спросишь меня, почему я не хочу рассказывать?       — Потому что тебе стыдно встречаться со мной. Потому что ты боишься осуждения. Потому что ты не хочешь, чтобы люди знали, что первые твои отношения – фальшивка, — Бакуго говорит это скучающим тоном, из-за чего создаётся впечатление, что этот факт никаким образом его не трогает, но вдруг он начинает кашлять. Мидория может видеть пристыженный взгляд Катсуки, направленный на ромашки в собственной руке, которые он моментально выкидывает в мусорку рядом, чтобы не привлекать к своей болезни внимания ни прохожих, ни, более того, внимания Изуку.       Но Изуку всё замечает.       — Прости меня, Каччан… — Мидория тянет руку к плечу Катсуки, намереваясь его поддержать хоть как-то, дать понять, что ему правда жаль, но Бакуго лишь отмахивается.       — Ты не виноват.       Изуку застывает на месте, смотря, как Катсуки уходит вперёд совсем один, и его спина кажется сгорбленной и слабой, растерявшей всю свою силу, совсем не такой, какой Мидория привык её видеть. И в этот момент Изуку не может поверить, что он не виноват. Мидория прекрасно знает, что он виноват, но он понятия не имеет, что он может с этим сделать.       Он лишь знает, что не сдастся, пока не спасёт жизнь Катсуки.