Наследники. Санаркс

      Хелена смотрела на собственное имя в серебряной рамке с круглой точкой сверху. Точка на самом деле должна была быть овалом, потому что королевский кристалл — заострённый сверху и снизу овальный сапфир, идеально ложащийся в острый клин обруча. От него на лбу Хелены остался крошечный едва заметный шрам.       Перед ней лежало династийное древо с именами всех родственников со сторон обоих родителей и родственниками этих родственников, чьи линии уходили на множество поколений в прошлое. Хелена перевела взгляд с собственного имени — с улыбкой в уголках губ — на имя отца; потом — на деда. От него — к прадеду. После него в их роду сложилась некая традиция: ни у одного правителя не было больше одного наследника, ведь именно его сыновья в погоне за властью истребляли друг друга, пока не остался один…       Хелена покачала головой. Впервые эта традиция предстала перед ней в мрачном свете. У её отца тоже был всего один наследник. Наследница. Она. И больше в династии никого не осталось.       Сложно было объяснить причины, но тяжёлая, бесконечная дискуссия с Элиадом Керреллом в ночь после собрания поселила в Хелене новые страхи и мысли, которых она не допускала раньше, потому что считала, что уж она-то не как те девушки, которые выходят замуж и сразу же оказываются в положении. Ей это не нужно: у неё есть трон, о чём ещё мечтать?       Она смогла бы позволить себе что угодно, живи они в мирное время, — хоть прожить без детей до поздних тридцати, — но эту роскошь у неё отняли. Ариес Роуэл нёс с собой разрушение, это понимали все. Он мог убить любого — это тоже понимали все. И если это случится с ней (Хелена в это не верила, но не могла выкинуть мысль из головы), то не останется никого…       Слишком далеко в веках затерялись те люди, кто имел когда-то — три поколения назад! — отношение к семьям её деда, прадеда, прапрадеда. Их отстранили от двора, лишив прав на престол, и имена их больше в родословную не вписывались.       А вот у её матери — Хелена перевела взгляд на вторую ветвь, что тянулась к её имени, — остались живые кузины. Хелена их едва помнила, потому что при всём своём светском воспитании и умении держать лицо с любыми, даже самыми неприятными людьми с дальними родственниками мадам Арт распрощалась давным-давно и без сожалений, и видела их Хелена только в раннем детстве. Родственники жили на Санарксе, на Нуре, в Лирее, кто-то умудрился уехать в Мидланд или Карсар. При матери приглашений им не рассылали, и лишь пару раз в год среди груды подарков мелькали какие-то смутно знакомые имена и фамилии.       Родственницы матери Хеленой не интересовались, пока она не взошла на престол. После — завалили поздравительными открытками, дорогими подарками, пожеланиями всего наилучшего и попытками наладить отношения, которых никогда не было. Хелена отреагировала очень сдержанно и ограничилась благодарственным письмом, написанным секретарём от её имени. Лишние крутящиеся вокруг люди ей были не нужны: и так внимание к её персоне и количество жаждущих её внимания начинали действовать на нервы.       Но что ж, теперь эти родственники её внимание получат. Правда, немного не так, как подозревают.       Хелена вызвала секретаря, велела найти всё возможное про нескольких человек (на всякий случай), и только тогда в более спокойной обстановке её взгляд вернулся к Эдварду, а мысли выудили из памяти назойливые недоумённые шепотки о том, что со свадьбы её величества прошло полтора месяца, а никаких «интригующих новостей» не то что не было — их даже не предвиделось.       После разговора с Элиадом Керреллом Хелена начала задумываться, а не стоит ли…       В дверь постучали.       — Ваше величество, его высочество принц Мариус Кивинский, — известил секретарь, и Мариус вошёл, оглядываясь и кривя губы.       — Непривычно, — хмыкнул он.       — Что именно? — Хелена встала ему навстречу и протянула руку, позволяя поцеловать себе тыльную сторону ладони.       — То, что ты теперь величество, Арт, очевидно же. Может, мне теперь обращаться к тебе на «вы», а?       — Я не против. Ведь в этом и был смысл. Всё, чтобы напомнить тебе, что ты — всего лишь принц.       — Ну, тут уж нет моей вины. Можешь поговорить с моими родителями о такой несправедливости. Может, Дорин подвинется на троне. А что ты делаешь?       Мариус подошёл к столу, с интересом вглядываясь в потёртый на краях длинный пергамент династийного древа Артов, и Хелена пожалела, что разрешила пускать его, когда бы он ни прибыл.       — Думаю.       Щелчок пальцев — и всё исчезло, не позволяя любопытному носу Мариуса туда залезть.       — И видимо, о чём-то серьёзном и тайном, — сказал он, поднимая брови.       — Разумеется. Можешь не спрашивать: тогда это перестанет быть тайной.       — Да не такой уж я и сплетник, — фыркнул Мариус, поддевая лацканы и присаживаясь на подлокотник гостевого кресла.       Хелена усмехнулась.       — Возможно. В любом случае ты приносишь интересные новости. Жаль, что ты не согласился работать на меня.       — Мой брат убеждает лучше. Да и мы всё равно работаем вместе. Но ты ведь пригласила меня сюда перед нашими весёлыми дружескими посиделками не для того, чтобы поглумиться? — прищурился Мариус. — У нас вроде бы не вечер политики?       — Действительно, не вечер политики, но… — Хелена взяла ручку и, немного замешкавшись, взглянув в сторону, улыбнулась Мариусу. — Я хочу, чтобы ты рассказал мне, чем занимаются Эдвард и Дорин.       — А они чем-то занимаются? — Мариус выглядел растерянно.       Хелена теперь тоже.       — Да! По крайней мере всю эту неделю с собрания на Пиросе. Постоянно! Ты не можешь не знать.       — Я… без понятия, Хелена. — Она фыркнула и разочарованно покачала головой. — Мне что, извиниться?       — Неплохо было бы! Ты был моей единственной надеждой, потому что Эд молчит, и меня это раздражает.       — Вряд ли они работают над чем-то плохим, — попытался успокоить её Мариус, — ведь Санаркс сотрудничает с Нефритом.       — Санаркс сотрудничает… — вздохнула Хелена и покрутила ручку между пальцев.       — Ты думаешь?..       — Пойдём! — Она откинула ручку, резко отодвинула кресло, и вся её задумчивость обернулась неожиданным и будто ненастоящим воодушевлением. — Я не хочу, чтобы мы опаздывали. Сегодня действительно не вечер политики.       Мариус пожал плечами, немного сбитый с толку резкой сменой темы, и пошёл следом за Хеленой в гостиную, где уже должны были собраться остальные немногочисленные гости «дружеских посиделок».       — Роуз не приедет? — спросила Хелена так обыденно, будто они всё это время вели светскую беседу.       — Нет. Примеряет платье. Это, кажется, десятое. Я не считал, конечно, но мы бы поженились намного быстрее, если б не платье. Впрочем, нам ведь нет необходимости спешить. — Мариус с Хеленой одновременно иронично закатили глаза. — Но Роуз обещала быть завтра на балу в Ренджерелле.       Хелена пожала плечами и, обгоняя Мариуса, обернулась к нему:       — Её платье никогда не будет лучше моего.       — Велика потеря! — рассмеялся Мариус. — Свадебные платья нужны для того, чтобы их снять, ваше величество. Уж вам ли не знать.       Продолжая беззаботные дружеские перепалки, они дошли до гостиной.       Там был открыт балкон, и солёный воздух влетал в окна приморской королевской резиденции. Перенести дружескую встречу сюда, в Летний, было идеей Эдварда: он хотел насладиться скачками, играми, видами залива и тишиной, прежде чем они вернутся в столицу на пышный бал со множеством гостей.       Эдвард, Джонатан и Эмили уже собрались, их разговоры и смех можно было услышать ещё в коридорах.       Эмили заметила Хелену с Мариусом первой.       — Ваше величество! — сверкнула она улыбкой, поднимаясь и привлекая внимание остальных.       Хелена не знала, показалось ей, что Эдвард просиял, когда обернулся к ней, или это свет так упал на его лицо, у неё не было времени подумать об этом, потому что он подошёл, обнял её за талию и поцеловал в щёку. И мысли её теперь вращались только вокруг этого поцелуя, потому что ей было… приятно и необъяснимо, непривычно тепло. Эдвард с ней не играл, они не устраивали из своих отношений шоу для публики, ему просто хотелось быть нежным и любящим, и Хелена не могла не думать, что он был хорошим вариантом, лучшим из всех, какие могли у неё быть…       Все эти мысли пролетели у неё в голове за мгновения. Мариус пожал руки Эдварду и Джонатану, последний коротко кивнул Хелене: «Леди Арт», — с безразличием во взгляде, а Эдвард сказал:       — Ну что, кажется, теперь все в сборе.              Они просидели в гостиной какое-то время, обсуждая всё подряд, смеясь от каких-то глупостей. Прошёл вечерний чай, и солнце начало сползать к горизонту, когда Эдвард вдруг вскочил, распахивая балконную дверь.       — Такая отличная погода! Я бы никогда не сказал, что сейчас зима! Мы должны куда-нибудь съездить.       — И правда, — согласился Мариус, поднимаясь и глядя через плечо Эдварда на улицу. — Как насчёт скачек наперегонки вокруг особняка?       — Можно даже дальше, я покажу.       Джонатан скептически скривился, и это не осталось незамеченным.       — Боишься, Спаркс? — ухмыльнулся Мариус.       — Ещё чего.       — Ты проиграешь, это очевидно.       — Зато я умнее вас обоих, — закатил глаза Джон, но поднялся, несколько неуверенно поправляя костюм.       — Леди, а вы как? — Мариус посмотрел на Хелену и Эмили.       — Нет, — отрезала Хелена, и спорить, уговаривать никто не стал: Мариус предложил из вежливости, Джонатану было всё равно, а Эдвард знал, что звать Хелену кататься бесполезно.       Он несколько раз пробовал — и до, и после свадьбы, но получал только раздражённые взгляды и испорченное настроение. Наверно, было что-то глубинное, личное в её страхе лошадей, и Хелена не хотела его в это посвящать, и Эдвард решил больше не лезть. Кто знает, может, она однажды объяснит…       — А ты, Эми? — спросил Джон, и Мариус не удержался от шпильки:       — Хочешь взять жену, чтобы оправдаться за проигрыш? — Он прищурился и сунул руки в карманы, придавая себе небрежный, расслабленный вид.       Эмили замешкалась, но потом уверенно мотнула головой.       — Поезжай сам. Я составлю компанию леди Арт, если она не против.       Джонатан и Хелена непроизвольно переглянулись и, наверно, впервые нашли взаимопонимание: в том, зачем Эмили нужно оставаться и «составлять» компанию. Что-то во взгляде Джонатана было предупреждающее, а вот Эмили выглядела спокойно и непринуждённо, будто не понимала, что сейчас по крайней мере два человека ждут какого-то подвоха. И скорее не от неё, а друг от друга.       Но подозрения остались не высказанными: подали лошадей, и молодые мужчины ушли, подкалывая друг друга и споря. Хелена и Эмили, стоя на балконе, провожали их, пока три лошади не скрылись из виду за парковыми оградами. Тогда Хелена обернулась к Эмили и хмуро сказала:       — Тебе не нужно было оставаться, если ты хотела с ними поехать.       На лице Эмили мелькнули растерянность и огорчение, но собралась она быстро.       — А может, я хотела остаться?       — Зачем? Поверь, мне не было бы скучно.       — Я просто подумала, — Эмили пошла по балкону, плавно покачивая бёдрами, так, что оборки её светлого кружевного платья занялись в медленном танце, — что мы могли бы подружиться…       Она обернулась, ища реакцию.       Хелена оставалась холодно-настороженной и только скользила по Эмили оценивающим взглядом. Красивая, круглолицая, с тонким носом, крупными золотыми кудрями, милой улыбкой и почти прозрачными зелёными глазами, Эми выглядела как фарфоровая кукла, которых девочки сажают на полки и на которых равняются. Точная копия матери, всеми обожаемой Кэролайн Голдштейн, она походила на всех светских девушек, легкомысленных и смешливых. Но точно не была глупа — и очень хотела понравиться.       — Не могли бы, — сказала Хелена, проходя мимо Эмили. — Вы друзья Эдварда, не мои.       — И тебе не нужны друзья?       — Нет. — Хелена села в кресло, где раньше сидел Эдвард, и усмехнулась. — Чтобы обсуждать других и тренироваться в остроумии, у меня есть Мариус. Мне достаточно.       — Что ж… — Эмили вздохнула и села напротив. — Тогда мы можем просто посидеть молча, в тишине, пока мальчики не приедут.       Она выпрямилась, сложила руки на коленях, взгляд её устремился в окно и просветлел до безобразия, а весь образ излучал блаженную безмятежность. Хелена раздражённо закатила глаза, откинулась на кресло и, подперев висок костяшками пальцев, спросила:       — Ну и о чём ты хочешь поговорить?       Эми оживилась моментально.       — Ну, о чём говорят подруги — и те, кто ими притворяются, разумеется, — на таких посиделках? Мальчики, платья…       — Несбывшиеся мечты и ошибки юности.       — Тоже подойдёт!       Хелена иронично улыбнулась.

***

      Разговор оказался не неприятным, не тягостным и пролетел намного быстрее, чем Хелена подозревала. Она не заметила, как солнце совсем зашло, и осталась лишь горящая слабым светом полоса, разрезающая небо и землю. Осознание пришло, лишь когда в коридоре послышались громкие голоса. Хелена и Эмили замерли, прислушиваясь. Мариус хвалился, что всех обогнал, Эдвард заявлял, что вообще-то именинникам нужно уступать, а Джонатан безуспешно и без энтузиазма пытался отражать подколы о том, что плохому наезднику мешают и лошадь, и кое-что ещё.       — О, я вижу, что моя жена жива и здорова! — сказал Джон. Он вошёл первым, его длинные светлые волосы растрепались, из хвоста выбилось несколько прядей. — А ты боялся, Эд.       — А, так это я боялся, — посмеялся Эдвард.       — Твоя жена слишком сладкая, Спаркс. Я такое не ем, — съехидничала Хелена.       — Мы отлично провели время и без вас, мальчики, — сказала Эми, хлопая ресницами.       — Ну и отлично. Погода совсем портится, думаю, у моря сейчас сыро и холодно. А ты говорил «лето», Керрелл…       — Надеюсь, вы не ездили к морю без нас? — Хелена с подозрением оглядела всех троих.       — Нет, — сказал Мариус, выуживая из волос жухлый листик, — увы. Только в лес. До сих пор нахожу на себе следы. Мой плащ безнадежно испорчен.       — Мы уронили его во время одной из остановок, — с гордостью сказал Эдвард.       — Слишком много болтал, — хмыкнул Джонатан.       — Уронили они! Вы едва не оставили мою невесту вдовой раньше времени!       — Ой да ладно, — рассмеялась Хелена. — Розали бы это пережила. Ты ведь сам говорил: горячая южная женщина.       Она кокетливо поиграла плечами. Мариус скривился в ответ и снова принялся безуспешно чистить свой плащ от грязи.       Вскоре их пригласили в малую столовую на ужин с тортом, а после они допоздна сидели в игровой, настежь распахнув окна в беззвёздную ночь, и, возможно, если бы не необходимость вставать раньше и возвращаться в столицу для торжественного бала, и вовсе не расходились бы. Они пили, играли в карты и бильярд, Мариус сокрушался о несправедливости жизни и одиночестве, а кто-то отпустил несколько скабрёзных — и крайне положительно принятых — шуток в адрес Райдоса. И казалось, что нет никакой угрозы, что это не им решать серьёзные мировые проблемы и что они сейчас — просто компания друзей, которые хорошо проводят время.

***

      Было за полночь, когда Хелена и Эдвард сидели вдвоём в полутёмной спальне. Уже не в костюмах, расслабленные… Эдвард обнимал Хелену со спины, прижимался губами к её плечу, а она снимала украшения и смотрела на него через зеркало, заинтересованная и спокойная. Они оба молчали, и ей нравилась тёплая безмятежность его объятий, когда даже полумрак грел.       Рука Эдварда у неё на талии сжалась, он усмехнулся ей в плечо и прошептал:       — Ты была прекрасна сегодня.       — Ну разумеется! — рассмеялась Хелена и положила серьги на трюмо. — О чём ты?       — Об общении с Джоном и Эмили.       — О небо! Эдвард! Я впечатлила тебя этим? Я провела в высшем обществе полжизни. Я умею общаться с людьми!       — Ты понимаешь, о чём я. Они мои друзья, и мне важно, чтобы у вас были хорошие отношения.       — Мы с Джонатаном не подружимся… — Она опустила глаза, убирая все украшения в шкатулку. Щелчок — и замок закрылся.       — Но это была отличная попытка.       Эдвард отпустил её, поднялся и немного отошёл.       — Да… Спасибо… — Хелена обернулась к нему. — Знаешь, мы ведь поговорили с Эми, пока вас не было. И она действительно очень милая. И очень старается. Я помню её до всей этой истории со Спарксом, она всегда была намного общительнее меня, её больше интересуют все эти светские девчачьи штучки, сплетни… И мне жаль её.       — Почему? — Эдвард непонимающе скривился.       — Потому что она хочет вернуться в это общество, ей нужно это, быть может, больше, чем мне, а я не представляю жизни без всего этого! Я даже думаю, что-о, — Хелена растягивала слова с хитрой улыбкой и игриво отводила глаза то в сторону, то в потолок, — могла бы захоте-еть… иметь Эмили в своей свите.       Теперь она смотрела прямо на Эдварда, ожидая реакцию.       — Серьёзно? — Он распахнул глаза. — Это так мило с вашей стороны, ваше величество!       — Мне, конечно, нужно ещё поду-умать, посове-етоваться… — Хелена повела плечами.       — Хели…       — Если об этом кто-то узнает!.. — пригрозила она пальцем, а Эдвард перехватил её руку и поцеловал тыльную сторону ладони, не отрывая взгляда от её лица. А потом потянул на себя, заставляя подняться, и оказался вдруг так близко, что можно было почувствовать его дыхание. И тепло. И нежность.       Неконтролируемый поток чувств вдруг обрушился, погрёб под собой, и Хелена опустила глаза.       — Нам ведь не обязательно вставать рано завтра? — прошептала она, сжимая ладонь Эдварда в своей, а второй рукой поддерживая подол сорочки. Взгляд скользил по их сцепленным пальцам, по линиям, уходящим вглубь, под кожу…       — Можем встать когда угодно, без нас точно не начнут, — тихо засмеялся Эдвард.       Хелена подняла голову, заглядывая в его лицо, загадочно улыбнулась и, прошептав «отлично», потянулась к его губам.

***

      Бал по случаю двадцатилетия Эдварда сверкал ярче, чем солнце. Стены бального зала Ренджерелла впервые украсили красные флаги, но изображения драконов, таких привычных Эдварду, заменили королевские короны. Было решено ввести и дресс-код, и теперь празднество разливалось, будто раскалённая лава всех оттенков красного и золотого. Эдвард единственный был в белом камзоле, расшитом золотыми аппликациями. Ножны Огненного меча, подаренные Джонатаном пять лет назад, сверкали драгоценными камнями.       Эдвард был в центре внимания, и ему это нравилось. Он был громким, весёлым, необузданно счастливым, и энергия его распаляла гостей. Впервые за два месяца, прошедших со свадьбы, он чувствовал себя настоящим королём.       Всё здесь было для него. Только. Никаких завуалированных собраний. Никаких празднеств для маленьких компаний, — нет, всё пышно, с размахом! Его поздравляли, стол ломился от подарков, и Эдвард с детским восторгом предвкушал, как будет их раскрывать.       Они с Хеленой открыли бал танцем, и Эдвард наслаждался каждой секундой. Тем, как она смотрела на него: будто сверху вниз, из-под приопущенных ресниц, но с только им понятными искрами. Тем, как одна его рука лежала на её талии, а другая сжимала её ладонь — такую тонкую, невесомую… Каждым движением… Тем, как зал взорвался аплодисментами. Тем, как был объявлен бал в его часть, а под потолок взлетели тысячи искр беззвучных салютов, складываясь в его меч, завертелись, вспыхнули — и рассыпались дождём.       — Король, значит, Эд? — хмыкнул Филипп, улыбаясь с гордостью и грустью.       — Да, Фил, представляешь! — радостно повернулся к нему Эдвард и позвал брата на балкон, освещённый багряным закатом — солнце будто подыгрывало. — Я всё ещё пытаюсь в это поверить. Представляешь, я просто могу выйти сюда и увидеть город, который… мой!       Эдвард обвёл горизонт сияющим восторженным взглядом. Ренджерелл украсили, будто праздник был не его личный, а всеобщий, и теперь улицы освещали гирлянды рыжеватых фонариков, по огромному озеру жидкой медью разлилось солнце, и совсем скоро небо над столицей должны были озарить пылающие салюты.       — И всё вокруг него, — продолжал Эдвард, едва не разрываясь от гордости. — И парки, и леса, и холмы, и всё, что за ними! Всё от океана до границ — с Пиросом, с Райдосом, с Нуром, не важно — это теперь ещё и моё. И это…        — Не только ребяческие восторги, Эдвард.       От звука отцовского голоса Эдвард вздрогнул и обернулся. Улыбка сползла, сменилась строго сдвинутыми бровями и прямыми, сжатыми губами; Филипп рядом напрягся.       — Я знаю, отец, — ответил Эдвард, выпрямляясь, будто желая выглядеть выше, значительнее. Отец смотрел на него прямо, жёстко.       — Это так не выглядит. Носить корону, Эдвард, большая ответственность. Особенно сейчас. И вам обоим, — он кивнул на оставшийся за спиной шумный зал, — стоит повзрослеть.       — Сегодня праздник, Элиад! — Филипп и Эдвард переглянулись: мадам Керрелл возникла словно из ниоткуда и посмотрела на мужа с осуждением. — Оставь свои наставления до завтра. Мир не успеет рухнуть.       — Возможно, сегодня действительно не тот день, — неохотно согласился он. — Но ты должен понимать…       — Я понимаю, отец, — ещё раз заверил Эдвард, — и полностью поддерживаю.       Проще было согласиться и не портить себе настроение. Сегодняшний день не имел права быть хуже вчерашнего! Никакие отцовские наставления не должны были его омрачать.       — Что ж, — мадам Керрелл отпустила мужа и потянулась к Эдварду, — раз вы всё решили, мальчики, я хочу украсть Эдварда. Тётушка Бебет хочет поговорить с тобой и леди Арт.       Эдвард взглянул на мать с благодарностью и взял её руку, позволяя увести себя к людям, которые хотели только поздравить и сказать что-то приятное. А Филипп остался с отцом на балконе. Оба они смотрели Эдварду вслед, а потом Филипп тихо, чтобы не услышали выглянувшие на свежий воздух гости, спросил:       — Он ведь не король, да?       Ответ он предполагал, но всё равно ждал подтверждение. Элиад нахмурился, отошёл от дверей и задумчиво произнёс:       — Вряд ли настолько, насколько он думает. Коронации не было, Филипп, и вряд ли они просто хранят это в тайне. Эдвард рассказал бы, даже если бы церемония была тайной. Скорее всего это титул для народа. Слова. — Он хмыкнул. — Эйверин Арт тоже была королевой — женой короля, никогда больше. Вся её власть — регентство над кронпринцессой.       — Я говорил, что Арт не даст ему власти. К чему тогда был их брак?       — Всему своё время, Филипп.       Элиад обернулся, заглядывая в пышный зал, и ему не составило труда найти ни сына, ни невестку. Хелена улыбалась, светилась изнутри, будто праздник принадлежал ей, и взгляды, которые она то и дело бросала на Эдварда, не могли не говорить о том, что скоро рычаги давления будут. Нужно только дать крошечному пламени, что проникло в эту колючую своенравную девчонку, разгореться вовсю. Уж что-что, а огонь Элиад подчинять умел.