Наследники. Санаркс

      Когда кончились праздники, Филипп хотел уехать на остров или хотя бы в Вальд, откуда работал, когда выпадало не слишком много встреч или совещаний, но возвращаться пришлось в Орион, и Филипп просто надеялся, что это ненадолго. Он и так сбегал в работу постоянно, сидел над бумагами, пока не понимал, что засыпает прямо в кресле. Иногда он упускал этот момент и обнаруживал себя на столе и хорошо, если не в чернилах.       Такое происходило и раньше, но раньше было кому его остановить. Анна забирала его посреди ночи, будто заигравшегося ребёнка, заставляла выдыхать, расслабляться, и почти всегда Филипп на это соглашался, потому что понимал, что взвалил на себя слишком много, нет смысла сидеть дольше — он устал, он путается в том, что пишет, неверно считает, и пользы от него мало.       Сейчас останавливать стало некому.       И Филипп очередной раз сидел до предела. Смотрел на часы, думал, что пора бы идти, но сначала надо дописать это, подготовить то, и вот стрелки успевали описать ещё один злосчастный круг, а он всё сидел, сидел…       Дверь раскрылась. Филипп не сразу сообразил, что это не сон, когда увидел отца, и даже не поднялся в знак приветствия, ничего ему не сказал. Элиад тоже молчал. Он тяжело опустился в кресло по другую сторону стола, откинулся на спинку кресла и ненадолго прикрыл глаза.       — У нас не хватает доказательств, Фил, — вздохнул Элиад.       Филипп кивнул, сжимая губы. Сон как рукой сняло.       — Нам нужен человек, который видел, который знает и сможет лично дать показания.       — Пусть Арт спрашивает Одина, — процедил Филипп, качая головой. Он понимал, к чему всё шло. Это было прямо здесь, на поверхности.       — Ты знаешь, что его слова не будут иметь веса, сколько бы верны они ни были. Он не может участвовать в нашей политике.       — Тем не менее он участвует. Все понимают, что он — теневой информатор Санаркса. Арт сама никогда бы не осмелилась высказывать всё то, что говорит сейчас. Она просто знает, что, если придётся, её защитят.       — Это не отменяет того факта, что Один — наблюдатель. Возможно, сейчас он получил какие-то послабления от Совета, быть может, даже делает что-то для них, о чём мы не знаем. В любом случае, мы его слова использовать не можем. Равно как и Санаркс. Им тоже нужны веские доказательства. Пока таких нет ни у них, ни у нас.       Пауза повисла на тончайшей нити, готовой надорваться и обрушить на Филиппа то, что он знал, но никак не хотел признавать.       — И что ты хочешь? — тянул Филипп, не подпуская близко ту самую мысль.       — Ты знаешь, кого я хочу привлечь.       Боль забила в виски, и Филипп сжал их, мотая головой.       — Нет. Нет, мы не можем…       Элиад будто не слышал.       — Даже если ты не можешь, это необходимость. И мы будем искать возможность связаться с ней. Ты что-нибудь знаешь? Где она может быть?       — Нет. — Филипп взглянул на отца с горечью. — Я без понятия. Она говорила про Форкселли, рассказывала, — он перевёл взгляд на карту мира, — что бывала везде, но никогда не выделяла любимых мест.       — Что ж, — Элиад поднялся и тоже осмотрел карту, придирчиво, будто по ней собирался выяснить местонахождение Анны, — похоже, это займёт время.       — Отец… — Голос Филиппа умолял. — Мы не можем подвергать её опасности. Она сбежала от него, она не станет…       — Лучше подвергать опасности весь континент? — жёстко перебил Элиад. — Ради какой-то девчонки? Полагаю, ты мог бы. Анна Рейс порой была благоразумнее, чем ты, сын.       Он развернулся и, не прощаясь, покинул кабинет, а Филипп задыхался от возмущения, пригвождённый к месту.       Но отступила злость быстро, и на смену ей пришла болезненная усталость. Худшие мысли, которые Филипп откладывал, как неважные дела, вернулись и напомнили обо всём. О том, что он сделал и не сделал, сказал и не сказал. Анна смогла вычеркнуть его из своей жизни. Он её — не смог. Старался: забывался в работе, летал или тренировался столько, что терял способность думать о чём-либо вообще; он не ездил в лес Вальда, не заходил в детскую, не останавливался в охотничьих угодьях Джеллиера, хотя был самый сезон, его звали…       В попытках побега прошло полгода.       — О небо, какой я идиот, — со вздохом прошептал Филипп, запрокидывая голову к потолку.       ***       «Ваше величество, сэр Керрелл хочет вас видеть».       С тех пор, как секретарь передал это, Хелена знала, что наконец раскроется секрет, который мучил её ненавистные три с половиной недели, что минули с собрания на Пиросе, — с того самого момента, как она заметила беседы Эдварда и Дорина. Она ждала терпеливо, делала вид, что ничего не происходит, а она живёт в сладком неведении, несмотря на то что Мариус несколько раз присылал ей сообщения, когда замечал Эдварда во дворце Нефрита. Хелена была уверена, что на деле он бывал там чаще.       — Я работаю, — сказала она секретарю, откидываясь на спинку кресла, и прикусила губу, улыбаясь. — Передайте сэру Керреллу, что я зайду к нему позже.       Пусть думает, что ей неинтересно. Она может ещё немного подождать — всё равно вот-вот узнает.       Хелена отмерила ровно час, успокаивая любопытство и снова нарастающее раздражение (от неведения и от уверенности, что ей не сообщают и половину касающейся её или Санаркса информации), словно котов. Мариус был прав: Эдвард не мог делать что-то против неё. В этом просто не было смысла. Но шанс, что Пирос как-то замешан во всём, теперь никогда нельзя было исключать, и, снедаемая этим червячком неуверенности, Хелена пришла к Эдварду.       Когда-то она удивилась, увидев, как в его спальне диван был передвинут под окно, как он свалил туда множество подушек, а потом властвовал над уютным хаосом. Кабинет его был такой же: тёплый, яркий из-за алых штор и светлых лилий на бордовых обоях и полный странных дорогих мелочей, слишком напоминающих Пирос и в то же время слишком помпезных для него.       — Здравствуй, Хели. — Эдвард встретил её весёлой улыбкой.       — У тебя для меня какие-то новости, верно? — спросила Хелена, глядя лукаво и с затаённым ожиданием.       — Абсолютно. И, мне кажется, тебе понравится то, что я расскажу.       — Это то, над чем вы работаете с Нефритом?       Эдвард ухмыльнулся.       — Верно. — И приглашающе кивнул, отходя к рабочему столу. По одному мановению руки всё, что на нём стояло, разлетелось и осело на полках, на подоконнике или просто опустилось на пол. — Так ты знаешь? — Второй взмах — и Эдвард развернул карту Мэтрика, та заняла весь стол и свисла по краям.       — Я… догадалась. — Хелена придирчиво осмотрела карту, пока Эдвард поворачивал её удобнее. — Вы обсуждали что-то до и после собрания на Пиросе. Мариус несколько раз замечал тебя во дворце Нефрита. Это подозрительно.       Эдвард пожал плечами, мол, что странного.       — На самом деле мы заняты очень важным проектом. Нефрит хочет сотрудничать, развивать отношения, и сейчас самое время.       — Но ты знаешь, что это всё должно идти через меня, верно?       Они встретились взглядами, и Хелена увидела, как Эдвард придумывает, что на это ответить, будто такая мысль ни разу его не посещала.       — Считай, что это проект Нефрита, — сказал он, — а я — звено между Нефритом и Санарксом. И ещё кое-кем… Не хочу хвастаться, но одной из моих специальностей в Академии были международные отношения и дипломатия. — Хелена закатила глаза, а Эдвард продолжал: — Мы не показывали этот проект никому, кроме тех, с кем работали. Конечно, в идеале нужно задействовать ещё множество стран… — Он задумчиво нахмурился, упёрся взглядом в карту на несколько секунд, а потом вскинул голову и с довольной ухмылкой произнёс: — Поэтому я хочу поговорить с тобой и, так скажем, получить твоё одобрение.       Хелена скрестила руки на груди и выгнула бровь в ожидании. Эдвард всё понял и щёлкнул пальцами. На карте над столицами Нефрита и Санаркса зажглись голубоватые огоньки, а между ними наискосок растянулась сверкающая паутинка, захватывая Вейер и Лирею.       — Ещё одна точка должна быть на Пиросе. — Над Орионом зажёгся такой же огонёк, и сеть потянулась к нему, расширяясь. — Нам, в идеале, задействовать бы ещё Джеллиер, — Эдвард ткнул в его столицу, Олимпию, на Евлантийском полуострове, — и будет большой удачей, если удастся захватить Мидланд или по крайней мере Карсар.       Они оба посмотрели на Мидланд в юго-западном углу карты, а потом на страну чуть севернее. Карсар привлекал тех, кто хотел перемен, мечтал о Мидланде, но оказывался слишком консервативным или недостаточно обеспеченным для него. С Карсаром наверняка было бы проще договориться. Он пусть и не входил в Альянс, но всё ещё был королевством, потому и связей с ним было больше, чем с республикой Мидланда.       Хелена очертила взглядом все столицы.       — Получится четырёхугольник, — прошептала она и расчертила его в воздухе.       — Да. Получится прямоугольная сеть, охватывающая практически весь Мэтрик.       — И как долго вы?..       — Наверно, с праздников, — задумчиво протянул Эдвард.       — И ты мне об этом не говорил?! И Мариус ничего не знал…       — Ну, да, — усмехнулся он. — В этом и был смысл: если бы знал Мариус, узнала бы и ты.       — Но я должна была знать. Ты работаешь над этим от моего имени.       — Не совсем. Я работаю от своего имени над проектом Нефрита. Здесь не задействовано ничего, что эксклюзивно относится к Санарксу. — Хелена подавила желание высказать, что здесь относится к Санарксу. — Если у тебя с этим какие-то проблемы, я переброшу проект на Пирос, но мне казалось, что ситуация здесь однозначная. И, в конце концов, Хелена, ты узнала. Тебе не нравится? Ты против?       Хелена хмуро взглянула на него и цыкнула.       — Лучше расскажи, для чего это вообще. Она выглядит знакомо…       Эдвард помолчал немного, потом вздохнул и, просветлев лицом, начал рассказывать:       — Эта что-то вроде системы безопасности: множество заклятий, которые отслеживают перемещения внутри себя и оповещают о нежелательных лицах… Ну, ты понимаешь. — Хелена кивнула. Хорошая вещь в тех условиях, в которых они оказались. — Человека в чёрном не получается отследить по магическому следу, но физически должно получиться. Нефрит предоставил лучших магов для этого, мы договорились с изобретателями с Вейера и надеемся испробовать её в ближайшем будущем. Что скажешь? Сворачиваем и передаём Филиппу?       Эдвард знал, что сказать. За всё время, которое они провели вместе, шпильки в сторону Филиппа проскальзывали столько раз, что ими можно было подколоть причёски если не всем девушкам королевства, то всем жительницам столицы точно! Хелена раздражённо фыркнула: так ловко находить её слабые места и иметь наглость пользоваться ими было нечестно. А Эдвард ещё и улыбался при этом, зная, что поддел где нужно!..       — Мне нравится, — сказала Хелена, оставляя вопрос про Филиппа без ответа. — Если вы сможете развернуть её так же, как на макете, и она будет работать. Я уверена, мы сможем договориться с Джеллиером. К чёрту запад, Ариес там уже побывал. Все его пути сейчас ведут к нам, так что подумаем о Мидланде и Карсаре позднее, при необходимости. А сейчас нужно сделать всё это настоящим и работающим.       Эдвард кивнул.       — Мы пока пробовали только на малых расстояниях, — признался он, — так что может понадобиться много времени. И действовать нужно будет осторожно.       Он подозвал синернист и сделал пометку. А Хелена всё смотрела и смотрела на тонкие переливающиеся нити сети, растянутой над картой, пытаясь понять, что же они ей напоминают…       — Эд? — позвала она. — Это же совсем как следящие чары в замках?       — М-м, да. — Эдвард вынырнул из заметок. — На них всё и основывалось. Мы разговорились на праздниках о защитных системах замков и решили попробовать растянуть их.       Хелена задумчиво перевела взгляд с лица Эдварда на карту, а потом на стены. Конечно! Потому ей и казались эти нити знакомыми: подобные пронизывали любое помещение в замке, стоило только присмотреться, копнуть глубже, прочувствовать связь…       Хелена прикрыла глаза, повернула руки ладонями вверх — и каждая вена на них засияла, просвечивая сквозь кожу. А потом такими же светящимися узорами покрылось всё: стены, пол и потолок, стёкла и даже виднеющаяся из окна подъездная площадка. Эдвард отшатнулся, не понимая, что происходит, а Хелена открыла глаза, глубоко дыша. Она была несколько дезориентирована нахлынувшей энергией и тем, как внезапно замок задышал глубже, а каждый перелив магии в его стенах теперь зажигался крошечной звёздочкой на периферии сознания, но улыбалась весело и довольно.       — Просто проверяю, — невинно сказала она.       Вены замка плавно погасли.       ***       Громовые раскаты вторили грохоту разрушающихся скал. Молнии сверкали, и мелькали резкие острые тени в продуваемых коридорах. Ветры слетались сюда из тысяч миров и бесновались, распахивая деревянные ставни и хлопая дверьми. Их завыванию вторили раздражённые псы, а растревоженные вороны, нахохлившись, прятались по углам, отгоняя резкими вскриками тени.       Хозяин замка этого не замечал. Он стоял в центре пустого мрачного зала, закрыв глаз и положив руки на текучую карту Вселенной. Звёзды и туманности, галактики и планеты струились под его пальцами, будто растревоженные воды небольшого пруда. Ничто не могло отвлечь его, когда он погружался в бескрайние знания, необъятные просторы скопленных в мире энергий.       Один смотрел в будущее. Сколько событий свершилось, сколько выборов было сделано — а картинки в видениях размытые, неточные — и каждый раз те же. Снедаемые темнотой стены белоснежного замка. Голубое платье. Расплывающаяся по подолу кровь. Ничего нового. Ничего конкретного и ясного. Он должен был пробиться дальше, увидеть что-то, чего ещё не знал, то, что только предстояло найти.       Белоснежные стены. Голубое платье. Тьма. Кровь…       Столп ярчайшего бело-голубого света вырвался из космической глади.       Один распахнул глаз и уставился на то, как вселенский бассейн горит, исторгая из себя энергию. Тёмный зал наполнился светом, будто солнце взошло над безлюдным миром, затанцевали на стенах мириады бликов.       Один протянул к свету руку — и новое видение опалило зрение.       Стены белоснежного покрыли трещины. В них — слепящий свет. И он трепещет, дрожит, волнуется. Мелькает крошечная искра, — и в следующий миг всё воспламеняется. Замковые стены плавятся, растекаются, будто олово, обнажая абсолютно прозрачный фасад. Тонкий и хрупкий, как весенний лёд. Он не плавится, он стоит, но плачет капелью, и каждая капля с грохотом ударяется о непроглядную гладь окружающей замок темноты.       Видение отступило, а Один смотрел на угасающий столп голубого огня, и в нарастающей темноте тени на его лице становились глубже и мрачнее.