Наследники. Санаркс

      — Мы едем на бал, Хелена, — заявил Эдвард, и ей на стол приземлилась пригласительная открытка. Светлая холодная бумага, зеленоватые завитки, сломанная печать. То самое приглашение на первый весенний бал, которым «угрожал» герр Ольденйер во время её визита на Джеллиер. Приглашение на двоих…       Хелена подняла на Эдварда вопросительно-скептический взгляд.       — Зачем?       — Ты моя жена, мы должны появляться в обществе вместе. Никто не должен думать, что у нас что-то не так.       — Но ведь это правда.       — Хочешь рассказать им правду? Странное желание, но уверен, им понравится. Особенно Нефриту. — Эдвард хмыкнул. — Я знаю, что вы говорили с Дорином и ты тоже ему соврала.       — Я не соврала. — Хелена отвела глаза и ударила ручкой по столу. — Просто переставила местами события.       — Да-а, совсем не ложь. Так что насчёт бала?       Хелена поджала губы.       — Так и быть. Герр Ольденйер всё равно очень хотел видеть нас там. Будет невежливо отказать ему после того, как Джеллиер не отказал нам.       Эдвард улыбнулся так, что захотелось его ударить, и беззвучно поаплодировал её успехам.       — В таком случае я зайду к вам, ваше величество, перед балом.       — Это не обязательно.       — Я зайду. Это красивый жест, Хелена. Мы оба любим красивые вещи.       Он пожелал ей хорошего дня и соизволил наконец покинуть её кабинет, в который влетел без стука и предупреждения. С чего он вообще взял, что после всего сказанного она хочет его видеть?! Как он мог улыбаться и выглядеть счастливым, когда ей было плохо просто от того, что он находился рядом?! В такие моменты слишком полярные чувства и воспоминания боролись внутри: их тёплые вечера вместе — и его полный ужаса, непонимания и разочарования взгляд, пронзающий насквозь, разбивающий всё хорошее, что успело сложиться за несколько месяцев.       А теперь им предстояло провести вместе весь вечер. В огромном бальном зале среди друзей и знакомых изображать идеальную пару, красивую картинку, которая маскировала неразбериху, неопределённость из-за ожидания, что Эдвард уйдёт, и непонимания, почему он до сих пор этого не сделал.

***

      Хелена смотрела в зеркало дольше, чем обычно, но чувство тревоги уходить не собиралось. У неё покраснели щёки, в глазах поселился необъяснимый ужас, и она искала недостатки во всём. Она не была уверена в макияже (в любимых растушёванных чёрных тенях, которые ненавидела мать), хотя он подходил к платью из чёрного и зелёного бархата; ей не понравилось, как легли несколько локонов, и теперь служанка пыталась уложить их заново, чтобы угодить госпоже. Другая девушка занималась платьем: Хелене не нравились будто бы мятые золотые ленты на бантах, неровно лежащий фатин… Хелена меняла кольца и серьги, но мозаика образа не складывалась!       Когда на ум пришло, что всё дело в платье и стоит переодеться, она вздрогнула и отогнала служанок. Это было уже слишком!       Хотя… Она повернулась боком, наклонила голову, пытаясь разглядеть то, чего ещё не было. Даже если бы было, чёрные вставки по бокам на корсете должны были всё замаскировать.       Сквозь зеркало Хелена увидела, как открывается дверь.       — Ваше величество. — Мадам Берроуз присела в реверансе. — Сэр Керрелл спрашивает, готовы ли вы к выходу?       Хелена крутанулась к ней.       — Пусть сэр Керрелл пойдёт к чёрту, — зло сказала она, но голос её дрожал. — Я выйду, как только буду готова.       Она ждала, что мадам Берроуз кивнёт, снова сделает реверанс и выйдет передавать Эдварду вежливую версию этих слов или же решит отчитать её за резкость, но вместо этого гувернантка посмотрела… с сочувствием?       — Вам нужна помощь, ваше величество?       Хелена посмотрела на неё исподлобья, а потом резко отвернулась и села на пуф у трюмо, подпирая лицо ладонями.       — Вы не сможете мне помочь.       Мадам строго взглянула на застывших неподалёку служанок и кивнула им, мол, прочь. Те засуетились, подобрали всё лишнее с пола и поспешили уйти. Как только дверь захлопнулась, мадам Берроуз подошла к Хелене:       — Может, вам никуда не ехать, миледи?       — Нет, — твёрдо ответила та. — Я знаю, что должна быть там. Я выезжала на балы, когда чувствовала себя намного хуже.       Хелена снова встала. Снова попыталась рассмотреть себя. И всё было так же. Ничего не видно. Ничего не ясно. Ей просто нужно что-то от нервов, тогда она будет в порядке и вечер пройдёт отлично. Она ведь права: бывало и хуже. А резким отказом куда-либо ехать она даст больше поводов для сомнений и подозрений, что будет совершенно не кстати: никто не должен был знать, или понимать, или догадываться.       Хелена пыталась уговорить саму себя — и снова вертелась перед зеркалом, снова находила, к чему придраться. И эту суетливую нервозность нарушил строгий оклик:       — Ваше величество! — Хелена застыла и обернулась, недовольно хмурясь, будто ей прервали занимательную игру. — Возьмите себя в руки, пожалуйста. Мир не разрушится из-за одной ленты!       — Откуда вам знать? — прищурилась Хелена. — Сейчас мир может разрушиться от любой мелочи.       — Чудесно, что вы всё же можете шутить. Уверяю, если что и случится, то точно не из-за вашего внешнего вида. — Мадам Берроуз подошла, поправила несколько локонов, ниспадающих Хелене на плечо, подтянула бархатные ленты одного из бантов. — Вы выглядите бесподобно. Как и всегда.       Хелена улыбнулась наконец, немного нехотя и дуя губы. И всё равно не удержалась от быстрого взгляда в зеркало.       И в этот момент постучали. Мадам Берроуз задумчиво покосилась на дверь, а Хелена демонстративно отвернулась: она знала, кто там, и знала, что ради этого он даже не переместился — пришёл сам. И всё это время огонёк, который она почти неосознанно продолжала мониторить, нервировал её своим приближением.       — Можете открыть, — сказала Хелена. — Он всё равно не уйдёт. А мы, похоже, слишком задержались, чтобы вы могли передать ему мои слова.       — Теперь вы можете сказать сами, миледи, — фыркнула мадам Берроуз и пошла открывать.

***

      Радовало то, что бал проходил не в королевском замке, а в резиденции в городе Леминар. Оказаться с Эдвардом в том же месте, где он сделал ей предложение, было бы невыносимо. Просто сидеть с ним в карете для ещё одного «красивого жеста» уже было невыносимо! Эдвард вёл себя так, будто ничего не происходило. Откинулся на подушках, ожидая отбытия, подал Хелене руку, помогая спуститься со ступенек, на удивление легко улыбался. А когда она ядовито заметила, что теперь им придётся провести вместе весь вечер, разговаривать и танцевать, Эдвард лишь хмыкнул: «Ну что ж, мы оба отлично танцуем».       И танцевали они действительно хорошо. Это выходило на удивление легко, хоть ладонь его лежала теперь намеренно правильно, по этикету, не сжималась в страстных порывах, и Хелена сама не бросала на него заигрывающих лукавых взглядов. Будто всё вернулось на четыре месяца назад, и они были лишь партнёрами в танце.       Да и большую часть времени между танцами они провели порознь.       Место подле Хелены занял Мариус, с ним была его невеста Розали, а за Розали тянулись и её подружки, с которыми Хелена не стала бы общаться дольше вежливых пары минут, если бы не была в ссоре с Эдвардом. Тот же проводил время с Джонатаном Спарксом, с приятелями из Академии и вёл себя как ни в чём не бывало. Только иногда Хелена чувствовала тянущийся к ней взгляд.       Совсем как полгода назад…       В какой-то момент она заметила Эдварда говорящим с братом, и тупая ревность, смешанная с подозрением, захватила её настолько, что захотелось подойти, узнать, в чём дело, но она не стала. Расспросит позднее. В конце концов, Один не может быть прав. Эдвард не станет делать что-то, что навредило бы Санарксу. Даже сейчас…       И со вздохом — недовольным и усталым — она вернулась к компании. К ней уже присоединились Спарксы, сверкая белоснежными улыбками и золотыми волосами. Хелена так плохо себя чувствовала, что не нашла слов для шпильки в адрес Джонатана. Танцы утомляли, гремящая музыка и шум голосов сливались в неясную какофонию, от которой хотелось сбежать, но было нельзя. А сияющий зал расплывался, крутился, вертелся, и Хелена боялась, что её начнёт мутить. Держаться пока получалось, но тревожное чувство, что кто-то поймёт, не проходило. Мариус уже в шутку сделал замечание, что Хелена не притронулась к вину или шампанскому.       — Нет, оно, конечно, редкостное дерьмо, но не настолько же, чтобы отказываться! — смеялся он, и все смеялись вместе с ним.       — Ну вот и не отказывайся, — отсалютовала Хелена резным бокалом, в котором плескался тёплый ягодный пунш. Сладко-кислый, отчего-то очень успокаивающий.       — Попробуйте вот это, — показала Розали на кексы.       Они были бирюзовые с белым кремом и зелёной посыпкой, слишком напоминающей хвою. Про то, что Джеллиерские повара как обычно ободрали ёлки, чтобы приготовить еду, не шутил только ленивый. Но Розали уверенно взяла кекс, откусила, выпучила глаза и, в неверии оглядывая компанию друзей, закивала, прикрывая рот салфеткой.       — Нет, правда! — сказала она. — Это не ёлка, Джон, закрой рот.       — Лучше всего закрыть его кексом, — улыбнулась Эмили, поднося ему кекс.       Джонатан посмотрел на жену как на предателя, хмуро оглядел всех, откусил с такой же недовольной миной и заключил: «Съедобно». Но всё же ушёл, пока все смеялись и заявляли, что оставят ему кусочек. Может быть. Если будут так любезны.       Хелена проводила Джонатана взглядом, надеясь, что он пойдёт к Эдварду и она сможет что-то выведать через Эмили, но Джон присоединился к мидландским знакомым, а Хелена, разочарованно цыкнув, потянулась к кексу.       В тот момент будто реальность подёрнулась. Протянутая рука показалась рукой матери. Картинки воспоминаний замелькали неожиданно резво, повинуясь нервным скрипкам; снова перед глазами показалась просторная гостиная, открытый балкон. Вот мадам Арт сидит с подругами. В последний раз. И на низком стеклянном столике стоят разноцветные капкейки, а вокруг и разговоры, и смех…       Пальцы дрогнули. Кекс упал обратно на блюдо, размазывая крем и теряя посыпку.       — Хелена? — удивился Мариус.       Она посмотрела на него. На других. Сжала пальцы одной руки в ладони другой… и отступила.       Ничего не говоря, не обращая ни на что внимания, она развернулась и, как ей показалось, слишком быстро ушла, спасаясь бегством от такого несвоевременного видения.       Дверь в женскую комнату отдыха приоткрылась, впуская на мгновения музыку и посторонние голоса. Хелена и бровью не повела. Запрокинув голову, она смотрела в потолок, глубоко дыша, и то сжимала, то разжимала пальцы. Они продолжали дрожать и были ледяными.       В комнате почти никого не было: все ожидали приглашения на танцы в зале, и только несколько одиннадцатилетних дебютанток группкой шептались на диванчиках в задней части за углом. Слышались их взрывающиеся тонкими смешками голоски, но самих девочек из передней было не видно. Как и им не было видно, что происходит в передней у зеркал.       Это было очень кстати, и Хелена надеялась, что такая спокойная одинокая тишина сохранится подольше. Но желанию этому не было суждено исполниться: вошедшая прошелестела юбкой и оказалась рядом.       — С тобой всё в порядке? — спросила тихо-тихо Эмили.       — Нет, — глухо сказала Хелена, — не всё. Но это не стоит твоего внимания. Так случается…       — Ты вылетела из зала, будто призрака увидела.       — Уж лучше б призрака…       Она посмотрела на руку. Та снова принадлежала ей, реальность больше не подкидывала таких видений, а Хелена не могла понять: почему это произошло? Она не носила материнских украшений, кексы Джеллиера походили на те капкейки совсем отдалённо, это даже было не то место, не то время, чтобы магические потоки случайно перемешались на секунды и разошлись. Или это побочные эффекты её общего самочувствия?       Хелена вздохнула, заставила себя вернуть на лицо маску хорошего настроения и поднялась. Она подошла к зеркалу, поправила волосы, слегка крутанулась, от чего тяжёлая юбка из чёрного и тёмно-зелёного бархата взлетела, и золотая органза пошла переливами в свете шаров, зазвенели и пустили солнечных зайчиков крупные камни на серьгах. Хелена даже улыбнулась: хотя бы это могло её успокоить.       — Я думаю, нам стоит вернуться в зал, Эми, — сказала она.       — Ты уверена? — Эмили смотрела с беспокойством, покусывала нижнюю губу, и было в её взгляде что-то, пугающее больше, чем видение.       — Абсолютно. Наверно, мне стало душно или плохо от выпитого…       — Мариус сказал, что ты не пила.       Они встретились с Эмили взглядами, и Хелена мысленно прокляла Мариуса с его внимательностью и длинным языком.       — Много Мариус знает, — прошипела она, отворачиваясь, и всплеснула руками. С пальцев непроизвольно сорвались тонки острые иглы, будто сосульки. Сорвались — и упали, разбиваясь о ковёр дамской комнаты. Хелена и Эмили уставились на ледяные осколки, словно вместо на них на полу лежали змеи.       — Ой, что у вас случилось? — выглянула из-за угла девочка с короткими русыми кудряшками. Ответом ей стал уничтожающий взгляд Хелены, и девочка, пожав плечами, мол, больно надо, вернулась в заднюю часть комнату.       Хелена с недоверием посмотрела в сторону делящей комнату отдыха на две арку и хотела было пойти к дверям, как Эмили вдруг схватила её за руки и, глядя прямо в глаза, с жаром зашептала:       — Хелена, я… Я знаю, когда такое происходит. Нестабильный магический фон, неконтролируемые выбросы, плохое самочувствие. Скажи, ты не…       — Нет! — резко прервала её Хелена, снова глянула на арку и понизила голос. — Нет, Эми. И не смей об этом говорить. Даже думать не смей!       И, высвободив руки из ослабшей хватки, Хелена вышла из комнаты отдыха. Злость и страх распространялись по телу обжигающей волной. Эми спешила следом, и Хелена понимала: она не поверила. Ну и чёрт с этим. Главное, чтобы не разболтала. Главное, чтобы не понял кто-нибудь ещё. Дамы постарше… Они могли бы. Многие из них проходили через подобное, некоторые не однажды. Почти все были по-светски внимательны и назойливы, и все — готовы донести твой самый большой секрет до самых ненужных ушей. Иначе глупые девчонки никогда бы не узнали о её несбывшейся первой влюблённости в Филиппа Керрелла (вон он стоял, уже без Эдварда, хмуро-отрешённый). Иначе до матери бы никто не донёс про связь Хелены с Роджером Кейзом или о танцах с Эдвардом. Иначе никто бы никогда не узнал о неудобной промашке Джонатана Спаркса… Ещё одного такого «иначе» Хелена не хотела. А значит, нужно было вести себя так, чтобы не возникало подозрений, а она, кажется, уже дала тысячи поводов…       — Вот ты где! — окликнул их с Эмили Эдвард. — Где вы были?       — Какие некрасивые вопросы, сэр Керрелл! — с наигранным возмущением сказала Эмили, надувая губы. — Такие дамам не задают!       Эдвард растерялся на мгновение, но быстро нашёлся:       — Больше не буду! — пообещал он и снова повернулся к Хелене: — Скоро следующий танец. Пойдём?       Хелена уставилась на его руку, а Эдвард — на неё. С подозрением, будто заметил что-то, но не мог понять — что. Эмили, застывшая рядом, едва дышала.       — Я… — Хелена моргнула, подняв на него взгляд. — Да, пойдём.       Она вложила свою ладонь в его. В конце концов, Эдвард был прав: они оба хорошие танцоры. И актёры тоже. Да и танцы с ним не раз развеивали сгущающие тучи. Может, сработает и в этот раз?       Не сработало.       Они не смотрели друг на друга, не разговаривали, а у неё перед глазами всё расплывалось, и слёзы накатывали, и просто хотелось всё бросить, снова сбежать, спрятаться ото всех и плакать, жалея себя, потому что хрупкий счастливый мир опять разлетелся. Будто она и не заслуживала счастья.       Хелена сосредоточилась на воротнике кителя Эдварда. Вышивка переплеталась в бессмысленных, нелогичных узорах. Соединялась, расходилась, скручивалась и шла волнами. Их окаймляли толстые блестящие золотые косички. И всё на огненно-красной ткани. Эдварду шёл красный. Ей нравилось, как этот цвет сочетался со всеми её платьями.       Взгляд переместился ниже. Губы расплылись в лёгкой улыбке. У него на груди сверкала сапфирами и бриллиантами подвеска, которую Хелена помнила у отца. Фамильная, королевская. Еë подарок ему на день рождения. У неё самой была подобная, в дополнение к короне, и она не носила её вне официальных собраний. Блеск подвески расплывался перед глазами, но Хелена продолжала смотреть — только бы не потерять фокус.       Музыка затихала, танец кончался, пары начали расходиться, и Хелена было расслабилась, улыбнулась. И тогда это случилось в второй раз. Зал будто тряхнуло. Хелена сжала ладонь Эдварда и пошатнулась, глядя в никуда. Мир на миг исчез, и она испуганно пискнула, чувствуя только сильные руки, не дающие упасть.       Это длилось всего секунду, как и в прошлый раз, потом вернулись краски, пол затвердел, а на лицах случайно оказавшихся рядом гостей отразились удивление, беспокойство, растерянность… Хелена почувствовала, как к лицу и плечам приливает жар.       «Что с вами, ваше величество?»       «Что случилось?»       «Леди Арт?»       Слова звенели в ушах, а в сознании металась одна мысль: они поймут.       — Оступилась, — пожала плечами Хелена, неловко улыбаясь. — Оборки на юбке…       На неё взглянули с недоверием, но Эдвард мотнул головой и жестом дал всем понять: ничего страшного не произошло, успокойтесь, и люди будто смирились. Зашептались, правда, и Хелена, вцепившись в ободок кольца, настороженно следила за двумя отходящими от них дамами.       А Эдвард, держа её под руку, отвёл Хелену в сторону, к тихому уголку у светлых колон и прошептал на ухо:       — А теперь скажи мне, что произошло?       — Всё в порядке! — Она отстранилась, наверно, слишком порывисто и нахмурилась, чтобы мир снова собрался воедино. Эдвард посмотрел на неё с осуждающим неверием, и она вздохнула. — Просто закружилась голова.       — Так быть не должно.       — Правда? А я-то думала, это нормально, — огрызнулась Хелена, а потом устало отвела взгляд. — Я хочу уехать. Мне плохо.       — Хорошо-о… — растерялся Эдвард. — Ты точно хочешь уехать, а не занять гостевую спальню? Тогда не придётся перемещаться. Вдруг станет хуже?       Он улыбнулся проходящим мимо гостям. Они кивнули друг другу, и Эдвард снова посмотрел на Хелену.       — Я хочу увидеть моего придворного врача, — прошептала она. — Он знает, что нужно делать. Такое случалось, и тебе точно не стоит об этом волноваться. Ты можешь остаться здесь и не делать вид, что тебе есть дело до того, что происходит со мной.       Эдвард раздражённо закатил глаза.       — Я не делаю вид!       — Да. Конечно.       Она отвернулась, не желая продолжать этот бессмысленный разговор с его не менее бессмысленными заверениями в том, что ему не плевать. Они не разговаривали на Санарксе, провели полвечера порознь здесь. К чему сотрясать воздух, если всё и так понятно?       — Что ж. — Эдвард качнулся на каблуках. — Раз уж всё решено, думаю, нам стоит попрощаться с королём и королевой Джеллиера, и тогда я прикажу подать нам карету.       — Ты можешь не возвращаться, — с нажимом повторила Хелена. — Твой прекрасный социальный облик не испортится от того, что я уеду одна. Скажешь, что мне стало плохо, и продолжишь веселиться с Джоном или с братом.       Эдвард сжал губы, выдавливая улыбку, и сквозь зубы проговорил:       — Я вас услышал, ваше величество: ты очень не хочешь, чтобы я ехал с тобой. А теперь услышь меня: мы возвращаемся. Можешь мне приказать, если хочешь, — зря потратишь силы. Потому что, если ты решишь упасть в обморок, лучше, чтобы рядом был кто-то сильнее твоих девиц.       И он подал Хелене руку, предлагая обхватить себя за локоть.       Она тряхнула головой, отвернулась и, не принимая руки, влилась в пёструю толпу. Эдвард, выдохнув сквозь зубы, поспешил за ней.       Хелена извинилась перед королевский четой Джеллиера. Герр Ольденйер сочувственно покачал головой, поблагодарил за то, что они сумели найти вечер для них, пожал Эдварду руку и выразил сожаление, что они уезжают. Его жена сделала то же самое, и всё это время Эдвард не мог надивиться тому, как уверенно держит Хелена на лице милую улыбку. И ещё больше он был поражён тем, как быстро эта улыбка слетела в её лица, стоило королевской чете Джеллиера отвернуться. Взгляд сразу тяжелел, глаза темнели и наполнялись усталым презрением.       Такие метаморфозы повторились ещё несколько раз, пока они прощались с общими друзьями. Все были удивлены, даже расстроены, и только Эмили посмотрела будто с пониманием и сочувствием. И кажется, самый раздражённый прощальный взгляд Хелены был адресован именно ей.       Следующие минут десять, пока готовили карету, они просидели в саду. Молчали и не смотрели друг на друга. Хелена прижимала к плечам меховую накидку, будто та могла улететь в эту безветренную ночь. А Эдвард смотрел вдаль и думал о том, что может знать Эмили и что, если бы он курил, выглядел бы так, словно позирует для картины. Если бы они не были в ссоре, картина была бы намного красивее.       А потом карету подали. Хелена снова отказалась от его помощи, и Эдвард снова раздражённо фыркнул. Они сели друг напротив друга. Хелена отвернулась к окну, всё ещё держась за накидку. Та будто обнимала её за плечи, согревала и давала призрачное ощущение спокойствия, которое Эдвард тоже мог бы дать, если бы она только позволила.       Но Хелена не хотела его помощи. Наверно, не хотела его рядом вовсе. И тогда предложение Филиппа могло только пойти им обоим во благо. Может, он действительно мог уехать на Пирос и работать над сетью оттуда? Обоим им было бы спокойнее.       Она всё равно его не любила, уже столько раз открыто заявляла об этом… И хуже всего, что Хелена была права: Эдвард не мог её винить. Он сам сказал, что ему не нужно её сердце, а на деле… На деле его он и хотел. Хотел её всю: и тело, и душу, и сердце. Хотел жить в её мыслях, но получал лишь холод и раздражение. А ведь ему казалось, что он попал в сказку: принц женился на принцессе — и они счастливы. На веки вечные.       Их сказка насмехалась над ним, щуря единственный глаз.       — Скажи, почему всё так происходит? — спросил Эдвард в пустоту.       Хелена посмотрела на него краем глаза.       — Что происходит?       — Это… Всё ведь было прекрасно несколько месяцев.       — Думаешь, было хорошо? — переспросила Хелена, глядя на него затравленно. — Уверен, что это было правдой? Не притворством, не игрой, не попыткой заглушить боль, пустоту и чувство вины?       Эдвард схватился за лоб, сдавливая его пальцами так, будто хотел пройти насквозь, сжать собственный мозг — и все мысли в нём.       — А сейчас это что? — Он резко оторвал руки от себя и распахнул глаза, а в них плескалось столько злости… — Попытка снова поссориться и оттолкнуть?       — Может быть.       Она горько улыбнулась и больше не проронила ни слова.       В тяжёлом молчании Эдвард провожал её до спальни и с грустью вспоминал их первые вечера, когда они гуляли и только-только узнавали друг друга, когда здесь же, расходясь, целовались и когда он мог её хотя бы обнять на ночь, потому что это казалось важным. И сейчас казалось, только права на такие нежности у него больше не было.       Хелена остановилась у двери спальни. На мгновение задержалась, будто боясь взяться за ручку, и взгляд её стал растерянным и стеклянным, но лишь на миг — а потом она открыла дверь и обернулась:       — Ты можешь идти, Эдвард. Мадам Берроуз позаботится обо мне.       Но Эдвард не ушёл. Будто назло Хелене остался в коридоре, ходя туда-сюда у двери, пока не пришли мадам Бэрроуз и придворный врач. Их приглушённый разговор оборвался, когда они увидели Эдварда, а потом дверь закрылась перед ним второй раз.

***

      Хелена сидела в постели, притянув колени к груди и уткнувшись затылком в прохладное изголовье. После ярких огней и грохочущей музыки, после духоты зала и смешавшихся голосов тишина и мягкий приглушённый свет казались благодатью небес.       Никогда после балов ей не было так плохо. Но мир больше не переворачивался, действовали лекарства, и она успокаивалась. «Это немного неприятно и рискованно, — сказал ей врач, — но пока не критично. Просто будьте внимательны к себе».       Она кивнула, хотя не понимала, как может быть внимательна ещё и к себе, когда обязанности превышают возможности. Встречи с Нуром, с Нефритом, деловые переписки и переговоры через синернист со всеми, с кем только можно, сборы министрата, тонна корреспонденции — и новости, и документы, требующие внимания. Она выделила себе вечер, чтобы выйти в свет, потому что это тоже должно было умещаться в список дел, — и всё пошло наперекосяк.       Но хотя бы теперь она знала, что всё в порядке. Эмили была права: обычные симптомы. Разве что немного ранние и наложившиеся на её прочие проблемы, но обычные. Главное, чтобы не становилось хуже…       — Вам что-нибудь нужно, миледи? — спросила мадам Берроуз, закрывая шторы и гася несколько дальних световых шаров.       Хелена приоткрыла глаза и мотнула головой.       — Я говорила, вам стоило поберечься и не ехать на этот бал.       Хелена тяжело вздохнула. Все её пытались сегодня опекать.       — Я разберусь, что мне делать, спасибо, — тихо сказала она, не открывая глаз.       — Вы, верно, не понимаете…       — Я понимаю. И я не хочу это обсуждать. Поэтому, пожалуйста, перестаньте.       Мадам Берроуз покачала головой, но спорить не стала. А потом, уже закончив прибирать одежду и украшения, обеспокоенно сказала:       — Сэр Керрелл очень волнуется, ваше величество. Он стоял у ваших дверей, пока мы с доктором Утмингом не пришли.       — Ну и что вы предлагаете с этим делать мне? — безразлично спросила Хелена.       — Вам стоит сказать ему.       Хелена поджала губы и упрямо мотнула головой. Нет. Не стоит. Ни ему, ни кому-либо ещё. Пока она не будет готова и уверена, не должен знать никто. Даже Эдвард.