Наследники. Санаркс

      Элиад Керрелл выслушал всё с холодным бесстрастным видом. Он лишь кивал, задумчиво глядя по сторонам, изредка бросая взгляд то на усердно конспектирующего доклад секретаря, то на произносящего этот самый доклад Филиппа. Тот рассказал и про саму встречу, и про самые важные сведения, и про то, что уже распорядился поднять архивы, а расшифровка записи почти готова для представления её Альянсу в качестве доказательства.       — Значит, она уверена, что кто-то из числящихся убитым не мёртв… — повторил Элиад, будто весь остальной доклад прошёл мимо него. Он поглаживал левой рукой подбородок, и невидящий взгляд зелёных глаз был устремлён мимо Филиппа, даже не в стену — а дальше, туда, где ничего нет, туда, куда нельзя смотреть вовсе.       Филипп уверенно подтвердил.       — У нас нет оснований сейчас ей не верить. И есть все основания проверить слова.       — Именно. — Элиад серьёзно посмотрел на сына. — Свяжись с нашим министерством иностранных дел, с информационным отделом. Пусть снова включат свои связи на Форкселли. Нам нужны доказательства того, что хотя бы некоторые из упомянутых мисс Рейс людей живы.       — Так точно, ваше величество, — кивнул Филипп. — И… я могу спросить? Вы получили мой план дальнейших действий?       — Получил.       — Вы… позволите?       — У меня нет возражений.       Элиад смотрел на Филиппа с интересом. Тот будто ожил после встречи с Анной и снова воспылал своим делом.       — Как далеко я могу зайти? — спросил Филипп.       У Элиада мелькнула довольная ухмылка.       — Мы уже вышли за границы, — заметил он с неожиданно весёлым прищуром.       И Филипп зажёгся ещё сильнее. Будто впервые между ними проскочило нечто близкое к взаимопониманию, к связи, которая, наверно, должна была быть между отцом и сыном.       — Я хочу попробовать пойти не по верхам: это очевидно, легко фиксируется и отслеживается и, как мы можем видеть, не всегда эффективно. Но я уверен, что мы можем найти что-то в архивах и, возможно, через общение с простыми людьми. Мы полагаем, что в первую очередь по делу «белого человека» стоит проверить Пирос, разумеется, и наших соседей.       — Министрат предоставит тебе любую необходимую информацию и выходы на любые страны. Кого ты хочешь подключить? Санаркс? — Элиад насмешливо изогнул бровь.       — Ну не зря же Эдвард на ней женился, — раздражённо буркнул Филипп в сторону. — Тем более, — он снова повернулся к отцу, — Санаркс сотрудничает с Нефритом по этой сети. Если нам удастся что-то узнать по «белому человеку», мы могли бы договориться настроить сеть на его поиск.       Элиад кивнул. А потом прижал ладонь к подбородку.       — Ты ведь помнишь наш разговор по поводу Эдварда и его фактического статуса?       — Помню. Но кто знает, насколько о нём осведомлён он сам. К тому же… очень интересно, кому он лоялен.       Элиад задумался сильнее и будто помрачнел. Говорить он этого не стал, но вывод, который сделает Филипп после общения с братом, предполагал. В последние две недели Эдвард часто работал на Пиросе, много путешествовал, почти не возвращался на Санаркс — и был несчастлив. Он не улыбался и постоянно задумчиво смотрел то в никуда, то на синернист, будто ждал, что кто-то вызовет его, и каждый раз разочаровывался, потому что звонил Филипп, или Джонатан, или с Нефрита, из Академии, по работе, а Эдвард ждал её…       Интересная вырисовывалась ситуация. Эдвард уверял, что у них с леди Арт всё в порядке, что он задерживается на Пиросе лишь для работы и по просьбе Филиппа, но это была ложь. Что-то произошло. Что-то, что они оба пытались укрыть от общества, вместе появляясь в бальных залах и шикарных гостиных, но не могли, когда наступала обыденность.       Элиад не хотел, чтобы какие-то размолвки сына и невестки навредили его политическим планам, но Эдвард с удивительным упорством отвергал любые попытки вмешаться и обсудить. И Элиад мог только ждать, когда ситуация прояснится. В любую сторону.       — Что ж, — сказал он. — В таком случае я жду отчётов в ближайшее время. Это всё, Филипп?       — Так точно, отец.       Филипп кивнул по-военному чётко и резко и вышел.

***

      Эдварду казалось, что он был в бегах. Он старался убеждать себя, что его разъезды — необходимость: работа над сетью, отношения с Нефритом и Вейером, благодаря Хелене — ещё и с Нуром и Джеллиером. Только всё чаще, появляясь на Санарксе, Эдвард ловил себя на мысли, что ищет предлог уехать, только бы не начинать ссору снова.       Они с Хеленой всё ещё появлялись в обществе вместе, но это ощущалось формальностью. Даже её рука на его спине, а его — на её талии. Даже смех над одними и теми же шутками — всё этикет и игра. А взгляды, которыми они обменивались, только со стороны могли казаться игривыми и искренними, он же видел притаившуюся за лукавым блеском леденящую боль, а порой и того хуже — пустоту.       Для окружающих они были прекрасной картинкой, и Эдвард с каждым днём сильнее боялся испортить этот образ неосторожным прикосновением и вспоминал розу-обманку из коридора третьего этажа замка Ренджерелла. Она рассыпалась и собиралась по мановению руки, так просто и бесхитростно, как не могли собраться никакие отношения. И потому, как только заканчивались их счастливые кратковременные спектакли для публики, Эдвард и Хелена расходились по разным компаниям, разным кабинетам, разным спальням. И, наконец, по разным странам.       В этот раз Эдвард отправился на Пирос, прямиком в столицу Орион. Его вызвал Филипп, и даже сквозь буквы его письма сочились неотложность и серьёзность.       — Здравствуй, Эдвард.       Уже от приветствия он почувствовал себя неуютно, и предложенное кресло показалось неудобным и жёстким.       — Здравствуй, Фил. Что-то случилось? Обычно ты передаёшь бумаги с Родертом или мы встречаемся в Вальде…       — Да, обычно. Сейчас не обычно. У нас новый важный план. Я встретился с Анной…       — С Анной?! — Эдвард чуть не подпрыгнул и подался вперёд с открытым ртом. — Как?       — Нам устроили встречу. Абсолютно деловую, Эд.       — Да, да, деловую, — усмехнулся Эдвард. Он откинулся в кресле, с прищуром глядя на брата, и закинул ногу на ногу. — Не говори мне, что не пытался поговорить с ней не только о работе. Иначе я абсолютно разочаруюсь.       — Следи лучше за своими отношениями, — раздражённо бросил Филипп. — Я сказал: мы говорили о делах. И именно её показания сейчас дают нам неоценимый шанс. Остальное тебя не касается.       — Да ладно, ладно, Фил, успокойся. Я просто хотел услышать, что у тебя промелькнул хотя бы лучик надежды, знаешь.       Он провёл рукой в воздухе, и тонкая линия света протянулась за его ладонью, через секунды потухая. Филипп иронично скривился и покачал головой: не было тут никакой надежды, не могло быть, они слишком разные, и Анна слишком далеко ушла от него и того, что он мог ей предложить.       — Вернёмся к делу, — сказал Филипп. — Анна рассказала про некого человека, которого мы условно называем «волхвом» или «белым человеком», в противоположность Ариесу, человеку в чёрном. Если этот «волхв» существует, не мёртв и не завербован, он, пожалуй, единственный, кто мог бы противостоять Ариесу.       — Один мог бы, — прищурился Эдвард.       — Один не стал бы.       — Но мог бы. Если он работает на Совет, они могут позволить ему, понимая серьёзность ситуации. В Совете ведь работают не полные идиоты.       — Им нужны какие-то доказательства виновности Роуэла, чтобы начать действовать, — зло ответил Филипп. — У нас нет времени ждать, пока они решат, что ситуация достаточно критична и требует их внимания. Необходимо действовать, и первое, — и, возможно, единственное, — что мы можем сделать: попробовать найти «белого человека».       — Хорошо. И причём тут я? — Эдвард наконец выпрямился в кресле, в котором полулежал после перепалки с Филиппом, будто это была их обычная, а не «абсолютно деловая» встреча.       — Я хочу, чтобы ты кое-что подписал. Нам нужен доступ в архивы разных стран, потому что никто не знает про этого человека, но, может, информация затерялась в веках.       Эдвард напрягся. О каких архивах говорил Филипп? Как он может с этим помочь? Не перебирать же пыльные бумажки!       Филипп протянул Эдварду два скреплённых между собой листа, на которых в подробностях описывались причины и полномочия, которые вверялись представителям Пироса от лица правительства Санаркса для возможности беспрепятственного прохождения в архив последнего с целью нахождения любых доступных сведений о световом аурнике, условно именуемом «волхвом».       Эдвард перечитал это, хмурясь, и внутри у него что-то противно сжалось. Теперь, когда он получал официальное приглашение домой, на Пирос, ждали его не на ужин с матушкой, и Эдварду, с одной стороны, нравилось понимание собственной значимости. А с другой… С другой стояли документы, подобные этому. Те, которые он не мог и не хотел подписывать несмотря на то, что от него ожидали именно этого.       Он прочитал ещё раз. Внимательно. От начала до конца. Обкатывая в мыслях каждую букву, пытаясь понять, что именно его так смущает. Это было для Пироса и всего Мэтрика. Вероятно, информация, которую могли бы найти в архивах, действительно стала бы полезна, могла изменить ход игры. Неоценимая помощь! И Эдвард хотел помогать, готов был сделать всё, что в его силах и полномочиях, но теперь, держа в руках бумаги, понимал, что не может. Не так.       — Нет, — тихо сказал он, не глядя на брата.       — Что? — опешил тот.       — Нет, — повторил Эдвард тверже. — Я не буду это подписывать.       — Почему?!       — Я не имею права. Не мне решать такие вопросы.       Филипп вскочил и подался вперёд, нависая над столом с широко распахнутыми глазами, разъярёнными, как у вепря, и воззрился на Эдварда как на сумасшедшего.       — Ты король, Эд! Ты можешь это решить без её согласия! Это формальность, мы не станем делать ничего, что выходит за описанные рамки. Неужели ты не понимаешь?!       — Я понимаю, — упрямо сказал Эдвард. — Если вам нужно согласие Санаркса и вход в наши архивы, обратитесь к тому, кому они принадлежат. Я не собираюсь подписывать это за её спиной.       — Ты король. Ты имеешь право распоряжаться архивами. И можешь решать, что делать.       Это была ложь, они оба знали это. Эдвард был представителем Санаркса, обладал множеством полномочий и некоторой формальной властью, но у него не было короны, не было связи с замком — не было ничего, что бы делало его истинным королём. Никакая подпись, никакое слово не имели бы силы. На всё, что казалось законов, внешней и внутренней политики, нужно было согласие королевы.       — Да, я могу решать. — Филипп было расслабился, торжествующее выражение осветило его лицо, но Эдвард продолжил: — Могу. И потому говорю нет. Это моё решение. Я ни с кем не советуюсь. Ни с ней, ни с тобой.       — Ты не понимаешь?! Это…       — Это не выгодно моей стране.       Филипп осел в кресло, растерянный, и секунды отделяли его от взрыва. А Эдвард, напротив, проглотив первый ужас от собственной дерзости, улыбнулся. Может, он не был королём на бумаге, может, Хелена никогда бы не дала ему истинной власти, но в том, что Санаркс его, Эдвард не сомневался. Страна и её люди приняли его, поверили ему и в него, и пусть одного невероятно важного кусочка этой мозаики доверия и принятия ещё не хватало, как он мог одним неосторожным действием перечеркнуть всё хорошее, что он сделал до сих пор?       — Я не пойду против неё, Филипп, — сказал Эдвард, поднимаясь из кресла. — Несмотря на всё то, о чём мы с тобой говорили. Я понимаю, что доступ к нашим архивам может быть важен, и я уверен: Санаркс предоставит Пиросу любую информацию по запросу, потому что мы готовы сотрудничать, но по всем подобным вопросам, особенно по вопросу доступа к государственным архивам, вам нужно обращаться к её величеству. Решение о предоставлении такого доступа иностранным агентам не может быть единоличным. Это может дестабилизировать страну, подвергнуть её опасности, и я не могу на такое пойти. Я ведь король. Я должен заботиться о стране.       И под полным ярости взглядом Филиппа Эдвард коротко поклонился и исчез прямо из кабинета.       Когда он оказался в королевском замке Санаркса, эйфория от ощущения неожиданной власти поутихла, поблёкла, и место её заняло тревожное сожаление: вдруг он ошибся? Вдруг его отказ — лишь тщеславное желание показать брату, что он не идёт на поводу у Пироса и их планов, что теперь он — самостоятельная личность, имеющая право на свои решения, к тому же принимающая свой новый статус и ставящая его выше прочих? С другой стороны, Хелена прямо и однозначно запретила ему решать какие-либо вопросы по внешней политике самостоятельно, и именно это он и сделал: перенаправил щекотливый вопрос к ней. Кто он был такой, чтобы ослушаться королеву?       Но Филипп сдаваться, очевидно, не собирался, и вечером того же дня Эдвард получил официальный конверт с красной сургучовой печатью с головой дракона. Он сломал печать с некоторым скептическим раздражением и раскрыл конверт. Первой оттуда выпала официальная записка, тона, однако, совсем не официального.       «Я надеюсь, — писал Филипп, и казалось, что сами буквы скалятся с листа, — что у тебя уже было время ещё раз поразмыслить над нашим запросом и понять необходимость подобных мер. Посему высылаю тебе копию в надежде, что ты сможешь увидеть все последствия отказа и, напротив, всеобщие преимущества такого сотрудничества».       — Он серьёзно? — мотнул головой Эдвард, а потом подозрение подкралось, и он подозвал помощника, принесшего корреспонденцию. — Откуда конверт?       — Забрали из Вальда, ваше величество.       Эдвард хмыкнул. То есть Филипп посчитал, что после всего сказанного, Эдвард останется на Пиросе. Не то чтобы это было редкостью, но и правилом ещё не стало. Может, он надеялся, что, получи Эдвард документы в Вальде, он бы не стал обращаться к Хелене лично? Или Филипп не знал, что Эдвард распорядился проверять корреспонденцию, приходящую ему в Вальд, каждый час, и решил, что он не увидит послание так скоро?       Эдвард вынул сам договор, пробежался по нему скептическим взглядом и покачал головой. Такие запросы всё ещё казались неуместными, но Филипп умудрился надавить на правильные рычаги: Эдвард чувствовал, будто предаёт Пирос и, возможно, весь мир, и теперь сомневался. И, пожалуй, существовал только один человек, который мог бы эти сомнения развеять.

***

      — Ваше величество. Сэр Керрелл просит вашу аудиенцию, — сказал секретарь. — По рабочим вопросам. Сейчас.       Хелена изогнула бровь, но кивнула. Обычно с Эдвардом общался сэр Рейверн, и однажды, передавая какие-то редкие новости, он в шутку заметил, что она передала ему всех своих мужчин. Хелена бросила на него уничтожающий взгляд и оскалилась: «Жаль, вас передать некому. Вы слишком много болтаете».       И вот Эдвард пришёл сам… Впервые с тех пор, как в первый же весенний день их отношения испортились окончательно. Его китель расстёгнут, растрёпанные волосы небрежно приглажены, а в руках — свёрнутые в трубу листы.       — Добрый вечер, ваше величество, — приятно улыбнулся Эдвард.       — Добрый. — Хелена смотрела на него с подозрением, но без злобы. — Какие же у вас дела ко мне, сэр Керрелл? Вам стало скучно?       — Разумеется, — пожал плечами Эдвард. — Но скажи я это прямо, ты бы меня не впустила.       — Дверь за твоей спиной, — Хелена покрутила в воздухе пальцем, показывая, как именно Эдварду стоит развернуться, чтобы эту самую дверь найти.       — Я задержусь. Я действительно по делу. — Хелена задумчиво скривилась и тоже жестом показала на кресло, но Эдвард отказался: насиделся уже. Он подошёл к столу и протянул ей бумажную трубу. — Сегодня я был на Пиросе, и Филипп предложил мне это. Что думаешь?       Хелена взяла бумаги, развернула их и медленно, стараясь вникать в каждое слово, прочитала от начала до конца, с каждым абзацем становясь бледнее.       — Не-ет… — Она вскинула голову, едва дыша, и уставилась на Эдварда. — Ты не мог.       В голосе её, походящем на шипение, было столько угрозы и ярости, что впору бы испугаться, но Эдвард просто пожал плечами.       — Не мог. Что ж, по крайней мере я убедился, что сделал всё правильно и Филипп будет ненавидеть меня не просто так.       Хелена зло скомкала бумаги и выбросила в ведро. Эдвард усмехнулся на прощание и повернул-таки к двери (прямо как она учила!), как вдруг…       — Эдвард?       Он обернулся и взглянул вопросительно. Он не ожидал, что Хелена захочет с ним говорить ещё, но она смотрела на него прямо, задумчиво и совершенно без той злобы, которую направляла на несчастный договор.       — Почему? — спросила она.       Эдвард ртом втянул в себя воздух и развёл руками.       — Думаю… Это было бы опасно.       — Для Санаркса, да, возможно. Но только в случае нарушения прописанных договорённостей. Ты сказал, это передал Филипп. Ты не веришь собственному брату?       — Я не думаю, что в архивы бы полез лично Филипп. Не то чтобы он не мог, но у него точно достаточно дел и без того. А всем остальным… В нашей ситуации сложно сказать, кому точно можно верить.       — А что, если в архивах Санаркса действительно есть какая-то информация, которая могла бы помочь Пиросу?       — Вероятно есть, — согласился Эдвард. — Только, — он поднял на неё глаза, — полагаю, на принятие подобных решений у меня до сих пор нет прав. Верно?       Хелена распахнула глаза, приоткрыла рот и отчего-то… улыбнулась. Довольно криво, но одобрительно, с тем выражением интереса, какое и раньше возникало у неё на лице во время их разговоров.       — Верно, — сказала она, подняв брови.       — Почему ты улыбаешься?       — Из-за тебя! Ты поступаешь жестоко.       — Я? Жестоко? — с наивным непониманием переспросил Эдвард, возвращаясь к креслу и сложив руки на изголовье.       Хелена ничего не ответила. Перевела взгляд с него на стол, и губы её снова скривились в усмешке. Эдвард смотрел на неё, скользил взглядом по лицу, изучал и словно хотел забраться взглядом под кожу, будто другого шанса ему бы не предоставилось. Хелена прикусила губу.       — Ты знаешь, — вдруг сказала она, приподнимая взгляд, — это было верное решение. Спасибо.       — Я рад, что ты довольна.       Эдвард нежно улыбнулся, не сводя с неё взгляда.       — Эд, прекрати это…       — Хотел бы я… — Он вздохнул с улыбкой, полной разочарования. — Пожалуй, раз мы всё обсудили, я пойду.       — Да, пожалуй… Я напишу его величеству по поводу этого документа. Мне не нравятся такие манипуляции и попытки решить что-то без моего ведома.       — Возможно, это единоличное решение Филиппа, Хели. Не вини отца в этом.       — Я его не виню. Но хочу, чтобы он знал, что творит твой братец за его спиной и что я такое терпеть не собираюсь. Я не позволю никому из них обратить тебя в оружие против себя.       — Я не стану оружием против тебя, Хели.       — Ты даже не заметишь… — прошептала она, качая головой.       — Пока, вроде, заметил. — Эдвард замер у двери и задумчиво взглянул на часы. — Уже поздно, к слову.       Он закрыл за собой дверь, пожелав спокойной ночи, а Хелена так и осталась сидеть с открытым ртом, только теперь в полной мере осознавая, что он сделал для неё.