Наследники. Санаркс

      Ариес вошёл к Старку как воплощение вальяжности. Руки в карманах широкого чёрного плаща, на лице — выражение глубокой иронии, а в глазах привычная чернота.       — Не смотришь последние новости? — спросил он, опускаясь в кресло и закидывая ногу на ногу.       Старк какое-то время безмолвно смотрел на белые шрамы у Ариеса на лбу, а потом коротко покачал головой. Тогда Ариес достал синернист, взмахнул рукой, и изображение рассыпалось по кабинету множеством ярких искорок, освещая его, как не могло солнце. На Райдосе шёл дождь, и небо было затянуло. А синернист показывал Санаркс, солнечный, несмотря на середину осени. У ворот королевского замка столпились простолюдины, растянулись очередями по краям подъездной дороги; представители высшего общества собрались во дворе у стен замка, в саду; королевская свита смотрела с балконов, а на самом большом, с которого демонстративно свисали флаги, собралась королевская чета.       Хелена Арт представляла людям дочь.       Она держала на руках свёрток белой ткани с золотыми и синими лентами, жучки не могли подлететь ближе, чтобы показать лицо ребёнка, но показывали Хелену во всём её величии. Королева! Девушка в короне-обруче, который сходился на лбу острым концом, увенчанным насыщенно-синим сапфиром, в пышном платье в цвет. Она улыбалась с балкона, глядя на всех свысока, гордая собой, удовлетворённая эффектом, пёстрой толпой, собравшейся здесь ради неё, понимающая, сколько людей по всему миру увидят это и узнают.       Рядом с ней стоял Эдвард Керрелл в красно-золотом камзоле, будто Пирос ничто не могло вывести из него, и светился ярче собственных эполетов.       И были слышны фанфары, аплодисменты, восторженные крики…       Старк нахмурился. Не то чтобы его особо интересовала леди Арт и вообще чья-то личная жизнь, но такие новости непременно бы просочились бы даже к нему. Но он не слышал ничего! И пока жучок-транслятор описывал круги вокруг королевского балкона, показывая гостей, Старк поднял взгляд и сквозь разноцветные искры увидел: озадачен не только он.       — Ты знал? — спросил он.       Ариес покачал головой.       — Были, конечно, какие-то слухи с месяц назад, но ничего не могло это подтвердить.       — За месяц дети не появляются.       — Разумеется. Думаешь, — взгляд Ариеса настиг Старка через всё ещё яркое голографическое изображение, — у неё не было повода или средств, чтобы это скрыть? Я как-то говорил с мальчишкой, с которым у её величества была короткая, но очень громкая интрижка. И он думает, что ничего не сказал мне, потому что если не знаешь о том, что у человека в голове, то не знаешь ничего. Но теперь я вижу что-то очень важное. А ты видишь, Даг?       Старк не ответил. Но он видел. Видел крошечный свёрток, видел искреннюю улыбку Хелены Арт, и понимал донельзя хорошо, что увидел Ариес. Этот рычаг был сильнее любой попытки отнять власть, мощнее любой угрозы жизни. Старк помнил, какими красками заиграла его жизнь семь лет назад, какую цель он обрёл и как хотел сделать мир для Оливера лучше. Только не смог. И уже полтора месяца Аннализ с Оливером находились в заложниках у Роуэла.       Старк опустил голову, сжимая виски.       — Но зачем объявлять наследника так рано? Ей сколько? Восемнадцать? Конечно, от неё наверняка ждали наследника…       — Наверняка, — согласился Ариес, и, хотя по его голосу не было понятно, действительно ли он согласен.       Старк продолжил:       — …но Арт вряд ли из тех, кто боится умереть от твоей руки, прошу прощения. Зачем тогда? Может, это подставная демонстрация? К тому же она прячет лицо ребёнка. Вдруг там ничего и нет?       — Вероятно, что нет. Опасно выносить младенца к такой толпе. Мало ли у кого какие возникнут мысли. Да, я уверен, что ребёнок есть, Даг. — Ариес ухмыльнулся и наконец свернул изображение. — И это интересно, насколько ты, брат мой, пытаешься убедить меня в том, что это подлог.       — Я не пытаюсь тебя ни в чём убедить, — глухо сказал Старк.       Он хотел верить в то, что ребёнка нет, больше, чем верил этому на самом деле. Представлять его сейчас странно, возможно, глупо, но она наверняка рассчитывала, что сможет защитить ребёнка: со всем-то её окружением в лице Керреллов и этого Одина…       Старк задумчиво встал и отвернулся к окну. Если бы он мог встретиться с Арт… Возможно, рискнуть предупредить, хотя бы намёком.       Только как?..

***

      Она должна была бы выдохнуть после того, как объявление наследницы прошло без происшествий, но отчего-то тревожное чувство осталось. Оно сосало под ложечкой и через несколько часов, и на следующий день. Отвлекало и мешало работать.       Но именно из-за него Хелена тут же напряглась, когда почувствовала тревожный звоночек на задворках сознания. Такое происходило, только когда в замке появлялся кто-то, кого не ждали. Или там, где не ждали…       Она закрыла глаза, обостряя ощущения и пытаясь настроиться на нужную волну. Тысячи нитей, тысячи энергий. Теперь, когда её силы вернулись и их использование не могло навредить ни ей, ни ребёнку, она снова чувствовала весь замок, и нити словно вспыхнули с новой силой. Нужная нащупалась на удивление быстро, точно, и всё, что Хелена смогла в тот момент: выдохнуть «Нет!» — и вылететь из кабинета.       — Что ты здесь делаешь?! — Хелена распахнула двери детской.       Ручка поддалась не сразу, будто заклинила, но за́мок не смог ослушаться свою королеву, и белые деревянные створки, разрисованные нежно-голубыми птицами, отворились, как от удара ветром.       Если бы могла, Хелена метала глазами молнии.       Один стоял у детской кроватки, светлой и с натянутым над ней полупрозрачным белым тюлем, поигрывая пальцами в воздухе, и вокруг них крутились полупрозрачные фигурки многоногих коней, месяцев, солнце с толстыми, извивающимися лучами, снежинки и множество рун. Миста смотрела на это большими голубыми глазами и даже не думала плакать.       — Что. Ты. Делаешь? — прошипела Хелена, проходя к кроватке дочери и цепляясь за перекладины и наклоняя к себе, будто хотела оттащить её подальше от Одина. А тот только бросил на неё короткий взгляд, ухмыльнулся и снова повернулся к девочке.       — Я играю, — сказал Один. — И ей нравится.       — Мне не нравится. Уйди от неё.       Каким-то неведомым ей порывом, она всплеснула руками, и над кроваткой возник полупрозрачный купол, совсем как над замком. Один усмехнулся — и купол разлетелся дождём из искр. Миста заулыбалась беззубым ртом, а у Хелены упало сердце.       — Один! — Она схватилась за его руку.       — Не кричи, — тихо сказал он. — Ты её напугаешь. Она ведь не ты. Она умеет бояться.       Он покачал головой и пустил волшебных коней водить хороводы над кроваткой. А в центре круга вдруг, будто распускающийся цветок, развернула крылья огромная огненная птица с тройным хвостом и огромными когтями. Она взвилась высоко-высоко, залетела под балдахин — и, выгнувшись, потухла, как огонёк.       Хелена держалась за руку Одина, во все глаза следя за этими волшебными существами. Она не понимала, в чём дело, нервно облизывала губы — и внутри всё сжималось от ужаса. Один делал то же самое, что и все няни под руководством мадам Бэрроуз: играл, привлекал внимание движущимися картинками, и Миста не реагировала на него, как на чужака. Но от него Хелене было страшно.       — Необычная девочка, — сказал он, и в голосе его, во взгляде читалось какое-то непонимание, будто он хотел что-то увидеть, но не смог. — Я вижу огромный потенциал. Больше, чем у тебя или у него. Это интересно…       — Один, уйди…       — Нет, Хелена. Ты не понимаешь. Я не понимал, что чувствую раньше, приписывал ей то, чего в ней не было, но сейчас… Ты видела эту птицу?..       — Я ничего не видела! — Хелена с силой оттолкнула его руку, и снова над кроваткой растянутся купол. — И слышать не желаю ни про какие потенциалы, Один! Уйди!       Она едва успела что-то понять, как резкий ветер обжёг щёки, а спина врезалась в стену. Хелена распахнула глаза, глядя Одину в лицо и обрывисто дыша. Краем глаза отметила, что барьер стоит и даже сверкающие звери больше не летают. Но Один нависал над ней самой, сжимал до боли плечи тяжёлыми ладонями, и его глаз прожигал. Но впервые ей было действительно не страшно.       — Ты не можешь защитить себя. Что ты сможешь сделать, чтобы защитить эту девочку? — прорычал Один.       — Её зовут Миста, — процедила Хелена, — и ради неё я сделаю что угодно.       Она схватилась за его руку. Ногти впились в его кожу сквозь ткань рубашки, а через них потекла морозная энергия, впитываясь в вены, поникая под кожу, и загорелая кожа Одина серела, замерзала на глазах. Даже пряди медно-рыжих волос поседели.       Но глаз Одина загорелся сильнее. Янтарь превратился в раскалённый металл. А хватка одной руки переместилась Хелене на горло.       Она едва заметно вздрогнула, но не убрала своей руки, не отвела взгляда. Она смотрела на него без страха, с огромной решимостью и уверенностью: она победит. Весь замок помогал ей, подпитывал, и вся его сила струилась сейчас сквозь её ногти. В воздухе заблестели прозрачные ледяные игры, засуетились снежинки. А вены Одина засинели, набухли и засветились, совсем как вены у Хелены на руках.       И тут хлопнула дверь. И всё прекратилось.       Рука исчезла с шеи. На пол, шурша, осыпались осколки льда. Один развернулся резко, а Хелена сжалась, положив руку себе на плечо, ближе к шее, но не на неё, и подняла взгляд. Тяжёлый, исподлобья. В дверях стоял Эдвард, и рука его уже лежала на рукояти меча, готовясь вытянуть его из ножен.       — Что тут происходит? — строго спросил он.       — Ничего, сэр Керрелл, — как ни в чём не бывало сказал Один, отступая от Хелены.       Она зыркнула на него и, ничего не говоря, отошла к кроватке. Пусть эти двое хоть сожгут друг друга взглядами, у неё сейчас было что-то важнее. Всплеск магии ушёл, тело ослабло и невероятно потяжелело, но заставила себя улыбнуться и протянула руку сквозь защитный барьер. Нежно проводя по одеяльцу, поиграла пальцами перед лицом Мисты и, оглянувшись через плечо, ещё раз попросила, тихо, с улыбкой и слезами в голосе:       — Один, уйди. Пожалуйста.       — Если это судьба, Хелена, ты от неё девочку не убережёшь, — сказал Один и наконец исчез.       Почувствовав это, Хелена наконец расслабилась и осела. Будто сложилась под тяжестью нахлынувшей усталости. Она цеплялась за перекладины на кроватке, уткнувшись в них лбом и жмурясь до боли в висках. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. И кажется, что мгновение — и заплачет.       Вспомнилась режущая боль, то, как она теряла сознание от неё, и сейчас нужно было делать что угодно, но только этого не допустить.       Она не услышала шагов, но почувствовала, как одна рука ложится ей на плечо, другая — пытается снять будто закостеневшие пальцы с перекладин кроватки.       — Ну что такое? — шепотом спросил Эдвард, и Хелена прижалась лбом к его лечу, закрывая глаза. Теперь, если она действительно отключится, будет хотя бы не страшно.       Но забытье не пришло. Как лечил он её кошмары, так и сейчас — успокоил нервы, замедлил колотящееся слишком скоро сердце.       — Эд… — Она чуть-чуть отстранилась, заглядывая в его лицо. Он смотрел обеспокоенно, но спокойно. А она так боялась увидеть в его взгляде злость, или осуждение, или разочарование… — Ты ведь говорил как-то, что… Что мог бы мне помочь?       Эдвард удивлённо вскинул брови.       — С чем же?       Прежде всего он помог ей подняться, и Хелена не смогла не улыбнуться, взглянув на дочь. Тихая девочка смотрела большими голубыми глазами и будто всё понимала, а потому не шумела, не плакала…       — С магией, — наконец ответила Хелена. — Я хочу быть способной защитить её. И себя. — Она снова нервно коснулась шеи. — И не бояться, что это будет последний раз, когда я сделаю хоть что-то.       Она усмехнулась, нервно и иронично. Эдвард покачал головой, погладил талию Хелены и согласился.

***

      — Давай разберёмся с тем, что ты уже умеешь.       Эдвард сидел напротив с видом серьёзно-увлечённым. Накануне он перерыл множество книг по магии, и теперь несколько тех, которые его удовлетворили больше всего, лежали рядом.       Хелена вздохнула и усмехнулась отчего-то, а потом подняла руку и осторожно, будто играя на струнах невидимой арфы, перебрала пальцами. С тех сорвались крошечные снежинки, тонкие, хрупкие, но не тающие. И теперь её юбка и ковёр рядом были припорошены снежком.       — Красиво. — Эдвард улыбнулся.       — Ещё я умею рисовать картинки на стёклах.       — И пускать ледяные иглы.       Хелене сначала показалось, что он этим пытается её задеть, но лицо его оставалось спокойным, тон — бесстрастным, учительским. Будто делал ещё одну заметку, пытаясь понять что-то в ней.       — Только когда я злюсь.       — Или защищаешься.       — Несколько раз, — задумчиво произнесла Хелена, — у меня получалось вот что.       Она призвала первую попавшуюся вазу, пустую, и сжала у горлышка, сосредотачиваясь. Пальцы задрожали и побелели, на задворках сознания билось страшное и неуверенное, будто снова вся тяжесть мира могла упасть ей на плечи и раздавить, даже после такого невинного действия.       Но в следующий миг из-под пальцев поползла ледяная корочка. Она оплела и сковала тонкий фарфор. И тот вдруг… хрустнул. Треснул звучно, звонко — и ваза разлетелась у Хелены в руке. Она отпустила осколки, стряхнула впившиеся в ладонь льдинки и в тишине, показавшейся неприятной, схватила одной ладонью другую.       — Хорошо-о, — протянул Эдвард, показывая пальцем на осколки вазы, — с этим можно работать. Но ты так… напрягаешься ради этого. У тебя рука дрожала…       — Потому что я этим не пользуюсь. Меня учили лет десять назад!       — Но, когда ты хочешь, чтобы от тебя отстали, кажется, что не прилагаешь усилий. — Она отвела глаза. — И помнишь, как просто ты выявила сеть в замке?       — Замок — это другое. — Хелена осмотрелась, и лёгкая улыбка тронула губы. — С коронации я чувствую его совершенно иначе, будто вся его энергия — моя. И использовать её не так сложно, как собственную, но порой… Ты видел.       Она вздохнула. А Эдвард кивнул, пытаясь представить, как эту проблему можно решить.

***

      Он стоял у неё за спиной, одной рукой направлял её руку и не мог видеть, как бегает её взгляд, как она кусает губы, но мог чувствовать, как напрягается и покрывается мурашками её тело, когда его дыхание касается шеи. И думал, что из-за магии…       — Расслабься, — сказал Эдвард, и Хелена раздражённо взглянула на него через плечо. — Я серьёзно. Ты этим напряжением мешаешь сама себе. Неправильно направляешь энергию, перетруждаешься — а потом ловишь последствия.       — Тебе просто говорить!       Если она повернётся чуть сильнее, он коснётся её щеки губами. И она ненавидела себя за то, как хотела этого. Хотела позволить себе эту крошечную выходку. Случайность. Но вместо этого вдохнула глубже и постаралась расслабиться, как он и говорил.       Она позволяла ему слишком много в последнее время. Держала так близко, что самой становилось больно. Позволяла себя целовать, обнимать, постоянно быть рядом, даже в постели. У них ничего не было с той самой летней ночи, но Эдвард был рядом, успокаивал и её саму, и её кошмары. Так эгоистично, но приятно.       И теперь, похоже, игра затянула и её…       — Хорошо, — сказал Эдвард. — А теперь согни руку. Не напрягай! И сделай пас. Резко. Да, хорошо. И представь, что ты… отгоняешь мальчишек, я не знаю. Не хочешь, чтобы приставали, и предупреждаешь.       — Мальчишек, Эд? Я замужем.       — О, я знаю, — он рассмеялся. — Но, если ты будешь представлять Одина или Роуэла, боюсь, можно перестараться. Так что начнём с мальчишек.       — Я буду представлять тебя, — хмуро сказала Хелена, отворачиваясь.       Представлять кого-то ещё было на самом деле сложно.       Она прикрыла глаза, прижала к груди руку и кивнула самой себе. Ей нужно, необходимо было отогнать видения об Эдварде.       Хелена зажмурилась — и сделала пас. Резкий. Удивительно чёткий. И несколько тонких ледяных игл полетели вперёд, пронзая призрачный силуэт из её воображения.       — Отлично вышло! — похвалил поражённый Эдвард. — Кого ты представила? Филиппа?       Он смотрел подначивающее, но Хелена шутку не оценила.       — Я не думаю о твоём брате.       — Ариеса?       — Я сказала тебе, кого буду представлять.       В этот момент Эдвард растерялся, и Хелена смутилась.       — Извини, — сказала она поспешно. — Давай повторим. Закрепим.       Эдвард вздохнул и развёл руками, соглашаясь.

***

      От магических тренировок тело устало, будто от упражнений или долгих прогулок. Но было… весело? Да, пожалуй, это было правильное слово. Весело. Пока неосторожные движения не начинали действовать на нервы, скручивать всё внутри и заставлять нервно облизывать губы рядом с Эдвардом. Тогда Хелена пускалась в колкости, за которые приходилось извиняться, или вовсе обрывала занятия, ссылаясь на работу.       И всё же она делала успехи. Она не напрягалась так сильно, почти не использовала образы и поняла, где внутри скапливалась энергия. Той то ли было ничтожно мало, то ли она освобождалась так неохотно, но найти её оказалось уже огромной победой.       Хелене нравилось понимать, что она делает, и не чувствовать напряжение каждого нерва от этого. Ей нравилось, как что-то срывалось с пальцев и холодно звенело, ударяясь об пол или стену. Нравилось шипение льда, сталкивающегося с огненными шарами Эдварда — мишенями. Хелена даже вспомнила детство, когда отец показывал ей простейшие фокусы, а она повторяла и как заворожённая смотрела на вырастающие под ладонями сверкающие фигуры.       — Отлично! Давай ещё раз. Последний.       И Эдвард выпустил несколько некрупных шаров, которые забегали, замельтешили.       Хелена сжала губы и сделала резкий пас с размаху. Холодные иглы вылетели, будто голубые лучи, и прошили шары насквозь. Два из трёх лопнули, а третий — стал надуваться. Хелена обернулась к Эдварду, а тот пожал плечами, мол, тут и не причём.       Конечно, это была ложь.       Шар рос. Если сначала он был немного больше сжатого кулака, то сейчас — не меньше орла, и Хелена чувствовала, как нагревается воздух. Она понимала, зачем это делается, но не знала, получится ли. Они тренировались на целях меньше. И она всегда знала, что от неё потребуется, никаких неожиданностей. Никакой необходимости решать быстро и на месте.       Наверно, Эдвард был прав, решив посмотреть на её реакцию в непредвиденной ситуации.       Хелена взглянула на свои ладони. Она пробовала и с правой, и с левой, но всё для целей меньше. Что, если попробовать обе?       Она подняла взгляд. Шар показался размером с собаку. Хелена отступила.       Эдвард внимательно наблюдал за ней.       Шар размером стал уже с лошадь. Эдвард мог бы пресечь его рост, но наблюдать за Хеленой было интересно. За тем, как она сомневается и решает, как выбирает, какую руку поставить выше, как сжимает и разжимает пальцы, а с их кончиков слетают крошечные снежинки. Он был уверен, что у неё всё получится, но для поддержки встал у неё за спиной.       Хелена посмотрела на него через плечо. Они кивнули друг другу, и она вздохнула, успокаиваясь.       Она расслабила плечи, закрыла глаза, и в её воображении все стены и пол покрылись тонкими светящимися венами. Они горели так каждый раз, когда она использовала силы замка, и все эти вены сходились к ней. Сейчас.       Хелена сжала кулаки, прижала руки к себе — и выкинула их вперёд. Её оттолкнуло волной, как от взрыва, и Эдвард подхватил её, не давая упасть. Она вцепилась в его руки и прошептала:       — О небо…       Огненного шара не было и в помине, а от места, где она стояла до противоположной стены всё сковало льдом.       — Это я сделала? — Хелена повернулась к Эдварду.       Тот смотрел вперёд, раскрыв рот.       — Ты, — ответил он. — И это… очень красиво.       Его рука сильнее сжала её талию, дыхание обожгло щёку. Хелена растерянно смотрела на него, на то, как он теперь смотрит на неё. В глаза, и в них было то большее, от чего становилось и страшно, и настолько приятно, что не хотелось отворачиваться.       — Ты такая молодец, — прошептал Эдвард едва слышно. — Я всегда знал, что ты очень сильная.       — Я не…       Хелена нашла его пальцы, сжала своими, будто прижимая его ладонь к себе сильнее. По телу прошёл жар, растекающийся от самой головы, и сердце колотилось сильнее, и колени подкашивались.       А он приблизился сильнее и поддел её нижнюю губу своими, целуя быстро, нежно. Перед глазами расплылся туман… И все тренировки, даже огромная ледяная волна, сковавшая зал, отошли на второй, а может, и третий план.       — Эд… — она застонала, закрывая глаза и откидывая голову назад. Случайно — к нему на плечо. — Не нужно…       — Ты плохо себя чувствуешь?       — Н-нет… И да… И…       Она то ли пыталась убрать его руки, то ли цеплялась сильнее. А Эдвард прижался губами к её лбу, давя сбитое дыхание. И она чувствовала, как он напрягается. Каждой клеткой.       — Ты ведь хочешь… — Почти безнадёжно. И его руки ослабли…       — Не сейчас, пожалуйста.       И стоило его рукам соскользнуть с талии, как Хелена поспешила отстраниться. Щёки горели, мысли путались. Она обернулась, чтобы как-то извиниться, но не смогла — и позорно убежала, в душе мечась от болезненного соглашения к не менее болезненному желанию; к страху привязаться окончательно — и сгореть.