Всё в тебе

С либидо Серёже везёт — это выясняется через несколько недель после выписки домой. Всё тело его как будто загорается под прикосновениями Олега, соски становятся ещё чувствительнее, чем были, и Серёжа постоянно просит. Пальцы в себя он принимает хорошо, но давление на простату оказывается болезненным, так что им остаётся только оральный вариант удовлетворения его желания. Олег отсасывает по несколько раз в день, надевается ртом до упора, так что лбом прижимается к скобкам в животе, а по его левой щеке елозит пластиковый мешок, утопает в блаженных стонах Серёжи (и смешанном крике удовольствия и боли при оргазме — от напряжения мышц остро пронзает всё, что было разрезано, сшито и ещё не зажило). Олег смотрит в зеркало на свои потрескавшиеся губы и думает: “Ну, и ничего такого. Может, обветрило”. На стомные мешки Серёжа долго ругается — они все гораздо больше, чем нужно в его случае — канал его стомы сформирован из брюшинной ткани, которая постоянно самоувлажняется, но выделений получается в разы меньше, по сравнению с другими отходами жизнедеятельности, для которых предназначаются стандартные мешки — а все компании отказываются выполнять индивидуальный заказ — за любые деньги. — По-моему, это дискриминация, — говорит Серёжа. — Ну, напиши им про свой уникальный случай. Пусть твой врач объяснится. Серёжа просто снимает мешок на ночь и ложится без него. Утром Олег просыпается с Серёжей, плотно обнимающим его большой ложкой, и ощущением чего-то влажного на пояснице. В ванной он стирает слизь полотенцем и думает, что ничего страшного, это нормально. Но за день Серёжа получает мокрое пятно внизу футболки, переходящее на брюки, и, вздыхая, надевает новый мешок. После выписки из больницы Олег разбирается в рекомендациях и назначениях, гуглит про отторжение донорских органов и гормональный фон, и вскоре уже сам раскладывает бесчисленные капсулы в таблетницы для Серёжи. — Я её чувствую, — говорит Серёжа, удивлённо поглаживая свой живот. — Ну, так должно быть? — Не знаю. Нервы они не соединяли. Может, соседними органами?.. Ощущаю, что во мне что-то есть. Олег кладёт свою руку поверх руки Серёжи, и на мгновение вспыхивает галлюцинация, в которой они так же трогают живот Серёжи, только теперь выпуклый, туго натянутый, — а внутри него бьётся жизнь. … Олег подлезает к Серёже, заглядывает в его ноутбук: открыт пост из блога Леры, где она пишет о добровольной гистерэктомии как праве женщин, которые не хотят заводить детей — Олег уже читал. — Какие у тебя планы? Хочешь нанять нового Чумного доктора? Серёжа прикрывает глаза. — Посмотри, опять вырубают лес, чтобы построить шоссе в области, — переключается на другую вкладку, но Олег уже не смотрит на экран, а только на горящее праведным возмущением лицо Серёжи — и как ему не всё равно? Столько происходит в мире ужасного, что Олег не понимает, как можно среди этого всего, беспокоиться о лесе. — Пока у меня постельный режим, разузнаю, что там по подрядчикам и что у них в имэйлах и на счетах — наверняка взятка на взятке — а потом поугрожаю им. Посмотрим, что выйдет. Жаль, что Леры нет, но она бы и не согласилась их просто так кокнуть, даже ради спасения природы… … Полгода Олег слушался просьбы (или приказа?) Вадика, но постепенно неизвестность накалилась до невыносимости: Олег представлял, что Вадик взял хуёвый контракт, полез в горячую точку, был неосмотрителен — на их работе очень легко может не повезти, а Олег даже не будет знать, где это случилось и где Вадик похоронен. Набрал Шурику. Разговор вышел неловким: тот сначала хотел узнать, где пропадает сам Волков, а у Олега не было желания говорить о себе, “А зачем тебе Вадик, хочешь с ним на контракт? Давай со мной лучше,” — и так далее, пока Шурик не признался, что больше с Вадиком не на связи. — Написал мне, что нашёл новых заказчиков. Типа за хорошие деньги, на долгий срок, но болтать не может, чтобы старые не устроили ему проблем. Где-то в Азии, хз. Стало понятно, почему Вадик не хотел, чтобы Олег его разыскивал, но спокойствия эта информация не приносила. … В комнате для ожидания Серёжа натужно пьёт воду из литровой бутылки. — Жесть, в меня столько не поместится. — Давно я от тебя такого не слышал, — говорит, давя улыбку, Олег, — Да ладно, не так уж и много. Серёжа недовольно булькает в бутылку. Они, как обычно, вместе заходят в кабинет. Олег ждёт на стуле у стены, пока доктор за ширмой давит датчиком УЗИ на живот Серёжи под его недовольные вздохи. Наконец его отпускают в туалет, после чего он возвращается обратно на продолжение осмотра. Олег засовывает руки в карманы куртки, шуршит там смятой пачкой от сигарет, замечает мусорное ведро под раковиной и встаёт, чтобы её выкинуть. Возвращаясь на своё место после броска оборачивается и видит Серёжу с раздвинутыми ногами, пальцы одной руки доктора, затянутой в белую перчатку, у Серёжи в заднице, второй он мнёт живот. … Олег находит волосы на подушке, пучками в брошенной резинке, осторожно снимает их с плеч его пальто — ничего не говорит, понимает, от чего это и что любое, что он скажет, расстроит или разозлит Серёжу. В один из дней на обед тот выходит с коротким, слегка неровным каре, и тогда Олег вдруг себя не удерживает. — Почему ты даже не спросил? — Потому что это мои волосы. Серёжа садится за стол, смотрит исподлобья, выдерживает взгляд Олега. … — Попробуй сегодня пальцами, — просит Серёжа, когда Олег спускает с него трусы и привычно берётся за член. Олег аккуратно вставляет один смазанный палец — за эти полтора месяца он стал как будто уже, так туго сжимается. Поднимает взгляд на Серёжу — тот закусывает губу — и, продолжая смотреть на его лицо, Олег добавляет ещё один, находит простату и проводит по ней — сначала совсем легко, потом чуть интенсивнее. Серёжа судорожно шепчет: — Немного больно… Но слишком хорошо… Я так скучал по ним. “Зато пальцы доктора в тебе были,” — думает Олег и сам одёргивает себя. О чём он думает, когда Серёжа стонет и извивается от его ласк?! То ли Серёжа действительно так скучал, то ли это волшебное действие гормонов, но он никогда раньше не был таким громким всего лишь от пальцев, и Олег не отпускает его, пока тот, задыхаясь и снова морщась от остатков боли, не кончает насухую. … Украдкой Олег начинает фантазировать о детях, беспокоясь о том, как он с Серёжей сможет их вырастить. Порой читает в интернете блоги приемных родителей, порой приглядывает книги по воспитанию. Лучше бы он вовсе этого не делал. — Давай заведём животное, — говорит ему однажды Серёжа. — Ну… давай. Я читал, что это полезно для ребёнка… — Вместо ребёнка, — добавляет Серёжа, смотря в стенку перед собой. Олег зависает, а потом всеми силами не даёт улыбке сформироваться. Действительно, было бы глупо, если бы она прорвалась, потому что Серёжа продолжает: — Я мог бы выносить его для тебя. У Олега голова идёт кругом. Так делают. Так делают бедные ради денег — как суррогатное материнство, только жёстче. Олег слышал, что какие-то девочки из их детдома после выпуска на это согласились — чем у них всё закончилось, он не узнавал. С редкими видами это даже легально — животных, конечно, потом забирают, но Олег сразу понимает, куда движется мысль Серёжи. Внезапно, тот подаётся к Олегу и судорожно обнимает его. — Я не хочу детей, — говорит он в ухо, и щека Олега становится мокрой. — Мы можем взять собаку из приюта, — безнадёжным успокаивающим голосом отвечает Олег. Получить собаку сейчас сложнее, чем, когда он был маленьким — когда он так сильно мечтал о ней — но теперь у них есть средства достать даже то, что очень сложно достать. Для тебя, Серёжа, я достану всё, что угодно. Зачем ты это делаешь с собой? — Хочешь лисят? — спрашивает Серёжа, как будто не слышит ничего про собаку и приют — Рубинштейн готов помочь. “В нём я, блять, не сомневался,” — думает Олег.