Полимерный роман

***

      Когда Сеченов услышал от Нечаева, что Петров мёртв — он был готов поклясться, что получит первый в своей жизни инфаркт. К счастью, почти сразу появилоссь уточнение, что головы нет, а есть только тело — что вселяло надежду. По располагающимся данным, Дмитрий был в курсе, что Виктору помогает Филатова, так что если это их фокус — он не удивился бы. Это догадка оказалась верной, когда после инцидента с комиссией и Молотовым Штокхаузен доложил о том, что кто-то пытается передать информацию на Запад. Сразу стало ясно, что это Петров. Хотя заявление о передачи информации на Запад Сеченова немного сбило, потому что это странно, ведь Виктор не был предателем на самом деле. Впоследствии стало понятно, что это оказалось обманным манёвром для П-3, чтобы тот задержался в одном из научных центров. Зачем? Потому что Виктору требовалось много времени для подготовки своего представления в театре. Всё-таки, чтобы всё такое провернуть нужно приличное количество времени.       Прежде чем перейти к представлению надо всё-таки сказать пару слов о смерти Молотова. Сеченов любил человечество и, конечно же, жизнь человека стоит для него превыше всего, только вот гибель Молотова и всей госкомиссии сопровождается словами: «Прискорбно, но это ничего не меняет». Как и пятна крови на полу — это «просто краска». У всех свои исключения из правил, академика это тоже касалось. Тем не менее, смерть аппаратчика была на руку во всех смыслах. Точнее, она вселяла надежду. Главного свидетеля и того, кто оказывал давление, больше нет. Теперь Сеченов может приступить к тому, что рассчитывал сделать и так, только из-за живого Молотова план был бы под угрозой. Дмитрий быстро соображал, анализируя всю полученную информацию: надо поговорить с Виктором. Он понимал, что, вероятнее всего, для Петрова роботы не являются угрозой, но всё-таки это беготня напрягала. Программист вечно ускользал. Сеченов не знал, как поймать того, пока не представился наконец случай. А случай не следует упускать. Мало ли что произойдёт дальше, теперь ни в чём нельзя было быть уверенным, по крайней мере, нельзя было быть уверенным как раньше. В любом случае, с момента инцидента фигуры на шахматной доске сместились и теперь разговор с Петровым нельзя было откладывать ни на минуту. Надо было действовать прямо сейчас.

***

— И если умирает человек, с ним умирает первый его снег, и первый поцелуй, и первый бой… Все это забирает он с собой. — Виктор бормочет это, начиная ходить взад-вперёд.       Лариса куда-то ушла, он не знал куда и его это не особо интересовало. Она ему и не нужна. Он был погружён в свои мысли, окружая себя театральными образами. Наверное, он окончательно потерял связь с реальностью, оставшись один. Когда рядом была Филатова, он хотя бы «выныривал», теперь же «всплывать» не было необходимости. Закончился очередной театральный акт, пора было начинать завершающий.

***

      Сеченов спокойно ступал по осколкам, каким-то кускам дерева и пыли. Коридор роскошного театра постепенно начинал напоминать оранжерею: повсюду летали Побеги и разрастались Матки. Близняшки шли рядом мягкой поступью мимо похожих на них экспонатов, создавалось странное впечатление. Он прибыл сюда раньше П-3, Дмитрий знал, что Нечаев еще в научном центре или только выдвинулся оттуда, и у него есть время. Для чего? Для злополучного разговора, который мог бы состояться раньше, если бы не чья-то упрямость. В конце концов, сейчас или никогда, потому что теперь появился вновь шанс. На этот раз он всё же рассчитывал на больший успех. На самом деле не очень правильно рисковать собой за несколько дней до запуска Коллектива 2.0. Неправильно, но некоторые люди стоят риска. Опять же, сказал бы это кто-либо Сеченову до встречи с Виктором, он бы лишь снисходительно улыбнулся.       Они прошли в просторный зал, где находилась сцена. Сеченов сделал знак, чтобы Близняшки сторожили вход. Он видел, что в зале нет ни Вовчиков, ни Култышей. Лишь странные роботы, нет, даже конструкции и Виктор. Петров плавно скользил между ними и создавалось красивое зрелище. Всё было бы прекрасно, если бы не кровь повсюду и трупы. Дмитрий вышел из-за кулис и громко сказал: — Виктор, нам надо поговорить.       Программист обернулся, немного удивлённо глядя на того: он не ожидал, что Дмитрий явится лично. Он не перестал двигаться и взмахивать руками в такт еле слышной мелодии. Академик сразу и не заметил, что действительно откуда-то играет музыка. Странная музыка, что-то как будто было не так. Почему-то это всё создавало напряжение, будто это кульминация. Сеченов и сам понимал, что сейчас один из тех моментов, когда нужно быть очень аккуратным, чтобы всё не испортить. Петров вновь развернулся к нему спиной, бросая лишь: — Это ты, а я-то думал твой цепной пёс прибежит. Всё подготовил, но, знаешь, так даже лучше. — Пожалуйста прекрати это безумие, у тебя ещё есть выбор, — Сеченов сделал шаг вперёд, как был прерван тем, что программист резко повернулся и взмахнул рукой. — Какой ещё выбор, товарищ Сеченов? Вам всё-таки досталось по дороге по голове? Дима, не смеши меня и не вынуждай иронизировать, — с презрением хмыкнул он, затем поинтересовавшись. — Ты почему свою охрану оставил у дверей? Не боишься? — Если ты о себе — нет, роботов я тут не вижу, скорее они следят, чтобы нам не помешали. Тем более, по дороге встретившиеся роботы нас не трогали, — Дмитрий посмотрел Виктору прямо в помутневшие глаза. — Откроешь завесу тайны почему так? — Наверное потому что я их запрограммировал, чтобы они не трогали несколько человек: меня, Ларису и тебя, — Петров как-то уныло качнулся, продолжая смотреть на учёного. — Почему? — Сеченов очень надеялся этим вывести Виктора на адекватный разговор, в конце концов тот так поступил, очевидно, не просто так и именно эта деталь может оказаться решающей. — Не знаю, наверное, я идиот просто! И прослывет у них мечтателем! Опасным! — Петров разозлился и отошёл назад так, что двигающиеся механизмы на сцене стали регулярно закрывать его. — Повторяю старые ошибки.       Дмитрий чуть не застонал от досады: не вышло, программист снова во всех смыслах погрузился в тень безумия. Нельзя было допустить потерю Виктора снова, нельзя дать ему уйти. Академик не собирался так легко сдаваться и решил сказать напрямую, он очень надеялся, что на этот раз его услышат: — Виктор, всё ещё можно исправить, до того как П-3 доберётся сюда, можно найти выход. Точнее, я знаю, как можно ещё выкрутиться. — О, ну и как же? Скажешь что ошибся? — Петров расхохотался, казалось заполняя этим жутким смехом всё пространство. — Нет, когда всё закончится сообщу, что на меня давила комиссия, что они вынудили меня, что ты не виноват. Сбой на другого кого-нибудь спишем, в конце концов, виноватого найти можно легко или даже сказать, что это случайная ошибка. Тебя реабилитируют, ты же знаешь, что это возможно, — напряжённо произнёс Сеченов, временами быстро тараторя, после чего вскинул руки вверх в жесте «сдаюсь». — И кто тебе поверит? Молотов? А он не допустит, — Виктор скучающе отвернулся, становилось слишком муторно. — Молотов мертв, — прозвучало как гром среди ясного неба, Петров даже повернулся. — Действительно? — на секунду Дмитрию показалось, что взгляд программиста потеплел, но это было лишь обманом зрения, потому что тот быстро добавил, снова поворачиваясь спиной. — Хотя плевать мне на это, всё кончено, я покидаю сцену.       Сеченов почувствовал как от этих слов внутри что-то похолодело, он приблизился к Виктору, коснувшись его плеча, и серьёзно замечая: — Мне надо было выждать, чтобы действовать. Ты обижен, что я медлил, но если бы я необдуманно поступил — начал бы терять доверие, а это означает потерю статуса и влияния. Тогда бы я сейчас ничего не мог сделать, но как видишь, я смог сохранить всё это. Виктор, прошу тебя, никто даже толком не знает, что ты обвинён. Все, кто знали — погибли при твоём сбое. Комиссия мертва, те кто за тобой следили — тоже, да практически все. Со Штокхаузеном мы сможем договориться, Виктор. Всё это влечёт за собой лишь беды, боль и страдания. Ты жаждешь вопросов о Коллективе? Я их все дам, только давай закончим этот кошмар.       Дмитрий чуть ли не в немом отчаянии уставился тому в затылок. Петров устало вздохнул и вновь развернулся, затем окинул академика скучающим взглядом. Сеченов напряжённо следил за каждым действием программиста. Он действительно хотел всё закончить и разрешить. Петрову на секунду стало того даже жаль: всё такой же мечтатель. Дмитрий даже больший мечтатель, чем он сам. Академик мечтает, что все можно исправить и в его словах есть резон, но Петров уже решил для себя самого всё что считал нужным. Тут бы подошли строчки И.А. Бунина для описания этой безысходности выбора программиста: «Горько мне, что я бесплодно трачу чистоту и нежность лучших дней, что один я радуюсь и плачу. И не знаю, не люблю людей». Хотя, конечно, не так уж он не любил людей, как хотел притвориться таким… Виктор как-то неестественно улыбнулся и протянул руку вперёд: — Станцуем, Дима? Или слова о былом доверии были ложью?       Сеченов недовольно посмотрел: этот жест ему совершенно не нравился. Тем не менее, несмотря на то, что следовало бы отказать, он коснулся протянутой ладони. Петров сразу воспользовался этим и притянул учёного поближе, после чего положил одну руку тому на талию. Талия Дмитрия Сергеевича это вообще отдельный феномен. Почему-то она всегда изящна и стройна — многие могут лишь позавидовать! Секрет, увы, Сеченов никому ещё не раскрывал. Так что остаётся лишь гадать каким образом он поддерживает такую красоту. После чего бесцеремонно стал вести. Держаться за руки, как раньше — прекрасно, предерживаться другой рукой за плечо Виктора — тоже, а вот обстоятельства совершенно не радовали. Движения были плавными, как и у механизмов вокруг, невольно этим завлекая в ловушку. Это танец безумия в триумфальной пьесе Петрова, а Дмитрий невольно стал частью спектакля. Сеченов и не догадывался насколько он важная фигура в постановке и самый любимый зритель. — Виктор, мы танцуем на горе трупов, буквально на горе, — Дмитрий осуждающе заметил, потянув того на себя, чтобы тот не зазнавался окончательно своим положением. — Ты виноват столько же, сколько и я, — Виктор посмотрел холодным взглядом. — Ты неправильно двигаешься, у всех учёных отсутствует чувство ритма? — Нет, не переживай, просто я не особо интересовался когда-либо танцами, — Сеченов закатил глаза. — Именно поэтому у тебя телохранительницы балерины, — программист рассмеялся, понимая, что подколол того, а затем добавил с какой-то странной и мрачной интонацией. — Идеальный конец — кровавый танец, такому окончанию пьесы Ласточкин бы позавидовал!       Дмитрий недовольно остановился, вынуждая тем самым прекратить танец. Виктор разочарованно посмотрел на того. В отличие от Петрова, который сразу убрал руки, Сеченов же оставил свою руку на плече программиста и немного сжал. Академик проделал этот жест молча, но в его глазах читалось всё. Только вот это было совершенно бесполезно. Петров с какой-то горечью вновь посмотрел учёному в глаза, а потом отошёл на два шага назад, прямо за рельс, после чего жутко усмехнулся. — Человеку надо мало: после грома — тишину. Голубой клочок тумана. Жизнь — одну. И смерть — одну, — Виктор покачал головой. — А теперь… Занавес!       Виктор вскинул руки, казалось, счастливо улыбаясь. Он рассчитывал красиво закончить своё выступление. Изначально он думал, что главным зрителем окажется майор Нечаев, но нет так нет, выходит даже драматичнее. Правда, вместо лезвия он почувствовал, как его отталкивает Сеченов с точки предположительного смертельного удара, благодаря резкому выпаду вперёд. В ужасе Виктор уставился на то, как прощальный смертельный акт перестал быть его, а острие теперь приближалось к Дмитрию. Раздался характерный металлический скрежет и режущий чавкающий звук, который бывает при погружении лезвия в плоть.