Ya'aburnee | Ты меня похоронишь

I've found peace in your violence

Я обрёл покой в твоей жестокости

Silence – Khalid

      Тэхён, властно и неторопливо усевшись в кресло, бросает взгляд на часы. Время показывает ровно половину девятого вечера, и омега засекает время. Двадцать минут пошли.       Помещение, в котором его оставили, больше напоминает кабинет. Две большие софы расположены друг напротив друга с мягкими креслами по бокам. В углу одиноко стоит заваленный стопками бумаг стол с ноутбуком, наверняка наполненным различными данными о деятельности сего заведения. Тэхён знает, что полчаса назад его прямо с пути на важную сделку тонким намёком "попросили" проехать в клуб, принадлежавший Ким Намджуну – их прямому конкуренту по бизнесу в этом городе и, очевидно, человеку, которому что-то требовалось от группировки.       Омега не беспокоится, даже будучи фактически похищенным и запертым в этой комнате в ожидании прибытия Джуна. Он знает, что начальник его здесь не оставит.       Тэхён расслабленно откидывается на мягкую спинку, лишь глазами реагируя на открывшуюся дверь. Намджун, одетый в вечный деловой костюм, входит с широкой ухмылкой, будто встречает старого друга.       — Здравствуй, Тэхён, — бархатным голосом приветствует альфа, усаживаясь на достаточном расстоянии: даже глава другой организации знает, что к этому человеку слишком близко подходить не стоит. Есть риск остаться без головы. Или без члена. Всем по-разному везло, в зависимости от настроения омеги. — Я рад тебя видеть.       Они не пожимают руки. Все в окружении знают, что Ким Тэхён не любит прикосновений. И даже Намджун, сотню раз пытавшийся подобраться поближе, сдался.       — Не могу сказать того же, Намджун-ши, — официальным тоном отвечает Тэхён, — жутко не люблю, когда меня похищают.       Джун, сев напротив собеседника, оглядывает его с ног до головы. Строгий костюм по фигуре, излюбленные чёрные кожаные перчатки на руках, в меру аксессуаров на всём теле. Альфе не следует восхищаться конкурентом, но он всё равно это делает, ибо мужчина перед ним – это эталон красоты и ума.       — Мне очень нужно поговорить с Чонгуком, а он упорно меня избегает. Пришлось прибегнуть к тебе. Уж сейчас он точно не бросит трубку, — Тэхён усмехается, закидывая ногу на ногу, узнавая своего начальника. — Не надумал ещё присоединиться ко мне? Обещаю платить в два раза больше, — спрашивает Джун со смешком в голосе.       Бог знает, сколько было попыток переманить этого омегу к себе, но всё оказалось тщетным. Тэхён как появился впервые подле Чонгука почти десять лет назад, так и по сей день остаётся рядом с ним. Страшное человеческое качество – верность, она глубже и сильнее любого другого чувства.       — Вам моя преданность не по карману, — в который раз звучит насмешка. — Мне хорошо и на моём месте.       Внизу стихает до этого громко игравшая клубная музыка. Наступает гробовая тишина. Омега замечает нервозность сидящего напротив Джуна и не может не улыбнуться, вместо страха ощущая полный покой. Топот ног всё ближе и ближе, подбирается подобно ползущему по земле газу, грозясь удушить. Дверь опять открывается, жалобно поскрипывая.       Омега вновь смотрит на часы. Без пяти девять. В этот раз Чонгук пришёл даже раньше.       Люди Чона остаются у двери с оружием в руках и хмурыми лицами. Сам альфа неторопливо входит в кабинет, встаёт позади кресла Тэхёна и остаётся там неподвижной скалой, вечной фигурой защиты. Немая угроза не приближаться. Они вдвоём сейчас чем-то друг на друга очень похожи: костюмы, тёмная аура и обещание убийства во взглядах. Горящие чёрные глаза сначала осматривают изученного до каждой родинки Тэхёна на наличие малейших повреждений, а затем угрожающе впиваются в Намджуна.       — Мне нужно тебя пристрелить?       — Или усилить охрану своей правой руки, — пожимает плечами тот. — Разве не слабовато иметь всего четверых охранников для защиты такого важного сотрудника?       Омега закатывает глаза на это пустое ребячество и подтягивается в кресле таким образом, чтобы его затылок едва-едва касался пальцев начальника на обивке. Внутренне взбешенный чужой претензией Чон, ощущая лёгкость чужих волос, распознает немую просьбу подчинённого и сносит выпад конкурента, желая лишь одного – забрать своего человека домой. Руки сводит от желания коснуться Тэхёна после дня разлуки.       — Чего ты хочешь, Намджун? — спрашивает ледяным тоном Тэхён, переводя внимание на хозяина клуба.       — Небольшого перемирия, — видя неверящую ухмылку Чонгука, Джун продолжает, смотря ему в глаза: — Мы с тобой очень заинтересованы в одном и том же деле. Если бы ты не бросал трубки, дело шло бы быстрее.       Гук понимает, что подразумевается в чужих словах. Есть лишь одна вещь, ради которой он в данный момент работает как проклятый, наращивая мощь в людях и деньгах.       — С каких пор ты желаешь смерти Пак Совону?       Усилием воли не вздрогнувший Тэхён ни жестом, ни словом не выдаёт своего волнения. Пак Совон – это причина, по которой Чонгук не может положить руки на его плечи прямо сейчас, хотя неимоверно сильно этого хочет. Не может целовать открыто, назвать своим перед людьми. Почему вынужден сохранять границы на официальных мероприятиях. Пока Чонгук не уничтожит угрозу среди Высших, у него нет неприкосновенности, нет гарантий, что Тэхёна не используют, как слабое место, если узнают об их связи.       — С тех пор как по его инициативе расторгли наше соглашение о перевозках и отдали его Тэхи, — истинное нутро Джуна выдаёт себя, стоит ему заговорить о подставе со стороны вышестоящих.       Он десять лет правил левобережным портом, а затем внезапно потерял значительную часть дохода, ведь ему ограничили незаконные поставки путём расторжения сделки. Поток денег в результате остановился и больно ударил как по карману, так и по репутации.       Жёсткая иерархия мафии чем-то походила на отдельное государство с субъектами и основными законами. Существовали двенадцать Высших, составляющих один совет – избранные однажды всеобщим голосованием люди, которые следили за существующими организациями, разрешали конфликты между ними, участвовали в заключении договоров. Им подчинялись все группировки, которые обладали собственной землёй. Таким был и Чонгук, принявший на себя власть после смерти отца.       Однако никто не мог дать гарантии на всеобщее равенство. Это было невозможно в обычном мире, а в преступном уж тем более. Чонгук знал, что один из Высших уже долгое время пытался убрать Чонов, имевших почти половину территорий в стране. Старые счёты следовало закрыть ещё в прошлом, но они легли на плечи потомков, как это обычно бывает. Отец скончался во время операции в результате аварии, и пусть все улики были уничтожены, а следствие — замято, Гук всё равно знал, кто стоял за этим. Пак Совон являлся членом Высшего совета и желал смерти Чонам. Ради этого он пойдёт и на убийство окружения, а первым, кто попадётся ему под прицел, может быть Тэхён.       И за малейшую угрозу жизни омеги ему предначертано отправиться к праотцам.       Если один из Высших умирал, то только тогда происходило переизбрание среди его наследников. Наследие играло большую роль в преступном мире. Чонгук сделал смерть Совона целью, зная, что лишь в этом случае сможет успокоиться.       — Тэхи занял законное место наследника и захватил себе более выгодные земли, убив своего родного дядю и соединив когда-то разделённые между семьёй территории. Отсюда и расчёт, — пожимает плечами омега. — Ты стал менее выгодным.       — Скоро не будет ни Тэхи, ни выгодных земель, — сверкает холодными глазами Намджун. — Предлагаю сделку, Чонгук. Заключим мир, избавимся от Пак Совона. Я повлияю на нового Высшего и получу порт обратно, а затем разойдёмся.       — Кто тогда займёт место Совона? — интересуется Тэхён, просчитывая все возможные варианты. — Где гарантия, что не придёт его наследник ещё хуже с жаждой отомстить?       — Его сын, Чимин, давно желает сместить отца, — вспоминая пылкого и молодого парня, отвечает Джун. — Уже троим людям это на руку.       Чонгук хмуро смотрит на решительно настроенного Намджуна. Соблазн согласиться высок, заветная цель маячит так близко и кажется такой реальной, но перед этим нужно обдумать пути отступления и возможные изменения. Нельзя доверять Джуну полностью, сначала необходимо разработать план.       — Давай встретимся завтра, — предлагает Чон. — На нейтральной территории.       — Тогда и обсудим, — с этими словами хозяин клуба поднимается с места, возвращая себе доброжелательную улыбку. — Теперь, господа, я больше вас не задерживаю.       Чонгук и Тэхён покидают заведение молча, покуда за ними следует личная охрана. Не берутся за руки, сохраняют расстояние между друг другом. Как будто они лишь коллеги, не готовые уничтожать друг за друга.       Намджун смотрит из окна своего кабинета, как омега садится в салон затонированного автомобиля вместе с начальником, который занимает водительское место. Остальные подчинённые размещаются в других машинах, и линия трогается с места.       — Вам снова не удалось переманить его к себе, — раздаётся в дверях голос Сокджина.       Намджун качает головой и закуривает, выдыхая дым в приоткрытое окно.       — Я вор в законе, а не идиот. Мне бы хотелось иметь Тэхёна с его мозгами и навыками, но переходить дорогу Чонгуку – это гиблое дело.

***

      В салоне царит тишина. Даже в такое время суток на дорогах полно водителей, несущихся куда-то вдаль. Мигают светофоры, светятся магазинные вывески. Автомобиль плавно двигается по дороге, направляясь в безопасное место.       — Ya'aburnee, — шепчет Чонгук, не зная, с чего бы начать.       Тэхён знает, что это значит. Следуя приказу отца в целях безопасности, почти всё детство вместе с покойной матерью Чонгук жил в Иордании. Там выучился искусству правления, чтобы занять место в качестве наследника, учил язык ради взаимодействия с местными. Чон часто произносил эту фразу, и однажды омега, заинтригованный до предела, попросил перевести.

"— С арабского это переводится как "ты меня похоронишь". Смысл этой фразы в том, что собеседник надеется умереть в руках своего возлюбленного хотя бы на день раньше и даёт право похоронить его. Ибо легче умереть самому, чем увидеть смерть своей любви. Это то, что я испытываю к тебе, Тэхён".

      Но от такого жуткого восточного признания в любви теперь не хотелось улыбаться, как раньше. Ступить на тропу вражды с Высшим означает только два вероятных исхода: Гук либо умрёт сам, либо убьёт Совона. Другого варианта с затишьем или отступлением не существовало. Работая в организации, Тэхён, разумеется, знал пользу риска, понимал, что Чон готов принести в жертву всё имеющееся ради них, и всё равно ощущал тяжесть.       Они всегда были честны друг с другом, но Гук не рассказывал в деталях о своих планах убрать Совона и вообще почти не упоминал об этом. Тэхён пусть и не показывал, но всегда беспокоился. Став работником Чонов, он и не предполагал сближение с единственным наследником, но всё закрутилось вихрем и принесло их в эту точку.       Их первая встреча случилась в клубе много лет назад. Они столкнулись возле барной стойки: Гук подошёл взял напиток, а Тэхён отходил с бокалом. Неловко тогда получилось, встали друг у друга на пути.

"— Вы идёте вправо, я – влево".

      И Чонгуку это понравилось. Этот властный тон, смелый наряд, уверенный взгляд. Прежде ни один человек не смел указывать ему, а Тэхён сделал это в первую встречу и продолжает делать по сей день. Вторая встреча случилась через несколько месяцев, когда омега решил работать на организацию и был принят Чоном-старшим. После его смерти Ким остался вечной поддержкой и верным сторонником Чонгука. С тех пор их жизни плотно переплелись в один клубок. Сначала уживались в качестве новоиспечённого начальника и подчинённого, а затем связь переросла во что-то большее.       — Чонгук, ты подвергаешь себя опасности, — наконец нарушает своё молчание Тэхён. — Начав войну, ты не сможешь повернуть назад. Нельзя так опрометчиво ставить всё на кон. Я не хочу тебя хоронить. Не сейчас. Никогда.       Чонгук смиренно кивает. Он знал с самого начала все аргументы омеги и признавал их разумность, но не собирался отступать. Завтра соглашение с Намджуном будет подписано, и начнётся скрытая война, итог у которой один – преступный мир потеряет одного из своих кровавых детей.       — Это не только о нас, Тэ, — подъезжая к перекрёстку, озвучивает альфа. — Совон не успокоится, если не уничтожит Чонов. Он платит око за око, следуя давней вражде, и я не начинал её, но именно я её закончу. Не смогу править, если всё время буду беспокоиться о таком сильном противнике. Ты ведь именно поэтому мне и отказал, верно? Из-за Пака.       Тэхён отворачивается к окну, кусая внутреннюю сторону щеки. Разумеется, Гук догадался. Не мог не.       Чонгук встаёт на светофоре, имея девяносто секунд до момента смены красного на зелёный. Двигает тело корпусом к своему человеку и полупросьбой-полуприказом произносит:       — Дай мне свою руку.       Тэхён обращает лицо к альфе и делает это, глядя уставшими и в то же время любящими глазами. Чонгук бережно берёт в свои ладони кисть и осторожно стягивает перчатку, кладя её на свои колени. Затем притягивает ладонь к себе и целует прямо в центр, где на коже зияет шрам, тянувшийся толстой длинной полоской.       Много лет назад, когда Чонгук только укреплял свою власть, в казино случился неприятный инцидент. Один из недовольных солдат организации, противясь новым правилам и курсу дел, совершил большую глупость. На правах охраны он подобрался ближе к едва заступившему на пост начальнику и замахнулся. Чон никогда не забудет картину, вставшую у него перед глазами: его Тэ, тогда ещё простой подчинённый, подставляет руку, защищая его спину от неожиданного нападения, и грязный нож входит в ладонь омеги, протыкая насквозь.       От солдата избавились. Тэхёну сделали операцию лучшие врачи, приложившие все усилия, чтобы рука не потеряла свою работоспособность. Тогда же среди рабочих клана впервые за тридцать лет провели кровавую чистку.       А Ким стал носить перчатки, ненавидя удивление людей или любое проявление жалости с их стороны. Он не жалел о своём поступке. Ни тогда, ни сейчас.       Чонгук целует шрам, как делает это достаточно часто, будто напоминает себе, что в этом мире есть человек, готовый прикрыть ему спину без всякого сомнения. И ради него Чон устроит войну, прольёт столько крови, сколько потребуется.       — Тэхён-а, знаешь, если бы они шантажировали меня тобой, у них бы получилось, — Тэхён хочет возразить, что ему не нужны такие жертвы, не нужна своя безопасность ценою жизни Чонгука, но упёртый альфа продолжает: — В первую очередь я хочу смерти Совона не из-за себя. А из-за нас. Мне почти сорок, но я каждый чёртов раз чувствую беспомощность, когда слышу, что ты можешь быть в потенциальной опасности. Как сегодня с ублюдком Намджуном. Мне по должности и по натуре чужд страх, я уже не боюсь умереть. С рождения живя в семье вора, я знал, что могу быть застрелен или отравлен. Но тебя я тронуть не позволю.       — Ты...       У Тэхёна нет слов. Нечего отвечать, ибо человека напротив ничто не переубедит. Он знал, на что шёл, когда принял чувства к главе организации, и потому сейчас принимает даже эту боль от любви, которая выжигает внутренности, напоминает о том, что счастье не бесконечно. Не вечно, оттого и более ценно. Поэтому Ким просто целует Гука, притягивая к себе за галстук, и не отпускает даже при звуке сигналов других водителей.       А затем они едут домой. В место, где можно не бояться показывать чувства.       Жилой комплекс – это несколько многоэтажных зданий, ограждённых высоким забором и оснащённых особыми пунктами контроля. Ни выйти, ни зайти без пропуска. Одно из самых безопасных мест, где охраны больше, чем самих жильцов. Чонгук паркует машину и остаётся на улице, чтобы выкурить пару сигарет.       Тэхён же поднимается в их просторную квартиру. Он, сбросив туфли и расслабив ноющие от натирающей обуви ступни в небольшой ванночке с солью, шлёпает босыми ногами в кухню, соединённую с залом. Набирает в стакан воды и усаживается на высокий стул рядом с барной стойкой, ощущая, как гудит всё тело от усталости. Утром была бумажная волокита в офисе, в обед прошла встреча с партнёрами, вечером сорвалась сделка и случилась встреча с Намджуном. Тэхёну тридцать три, и теперь он сильнее устаёт от вечных переживаний и работы.       Хлопает входная дверь. Слышатся шаги.       Сняв пиджак и вымыв руки, Чонгук присаживается перед омегой, аккуратно беря левую ступню в свои большие ладони и начиная мягко массировать. Затем то же самое молча проделывает с правой. Тэхён не сдерживает довольного выдоха, протягивает руку и гладит чужую колючую щёку в знак благодарности. Эмоции после тяжёлого дня притупляются, накатывает желание расслабиться. Остаётся только любовь.       — Тебе нужно носить более удобную обувь, — поднимает на него хмурый взгляд Гук.       — Мои туфли красивые, — мотает головой.       — И жутко неудобные.       Вместо ответа Тэхён нагибается и целует так, как умеет только он. Дразнит языком, прося приокрыть рот, а когда это случается, то тут же начинает целовать глубоко и размашисто, проявляя доминирование. На это энергии всегда хватает.       — Ты сегодня явился даже быстрее, чем обычно, — с усмешкой отодвигается Ким, отпивая немного воды из стакана. — Я засёк. Шестнадцать минут вместо двадцати.       — А ты смиренно ждал меня вместо размахиваний оружием, м? — довольно тянет Гук, вспоминая, как раньше приезжал уже на место преступления. — Сколько попыток нам понадобилось, чтобы ты стал спокойнее? — проводит рукой по ногам, поглаживает, целует коленки сквозь ткань, не разрывая зрительного контакта.       Холодный расчёт и ледяное спокойствие пришли к Тэхёну с годами опыта. Раньше он почти не уступал безумству начальника.       — Не люблю быть несвободным, — пожимает плечами Ким.       — Тогда должен ли я отблагодарить тебя за то, как хорошо ты сегодня держался? — резко притянув к себе стул, довольно усмехается Гук, вставая на колени.       Он касается руками чужой ширинки и ремня, быстро с ними расправляется, освобождает полувозбужденный член омеги. Касается головки языком, проводит им по всей длине и вбирает в рот только половину. Ждёт, затем издаёт мычание, и эти вибрации воздействуют на плоть Тэхёна, которого от такого действия подбрасывает в воздух. Наконец, омега понимает намёк и вплетает свои пальцы в густые волосы, чуть давя и направляя, чтобы получить больше.       Чонгук ощущает, как в его собственных штанах становится слишком тесно и даже больно. Вид его человека, просящего больше, такого раскрасневшегося и раскрепощённого, что дозволено видеть лишь Гуку — это искусство. А ради настоящего искусства, как известно, умирают.       Альфа вбирает член ртом полностью, выжидает время, чтобы привыкнуть, а затем начинает двигаться, пуская в ход язык. Тэхён стонет, громко и несдержанно, толкается в чужую глотку и теряется в удовольствии. От слишком сильного удовольствия отпускает одну руку, хватаясь за деревянный край побелевшими пальцами переворачивает стакан воды на поверхность стола. Силится, чтобы оставаться на месте.       — Чонгу-ук...       И Чон от этого звука сам готов кончить, но вместо этого доводит свою пару до изнеможения и трясущихся бедёр, ощущая вязкий привкус на языке.       У Тэхёна опьянённый взгляд после оргазма, и Чонгуку это нравится. Так чертовски нравится смотреть на это лицо, наблюдать за эмоциями, любоваться единственно важным человеком, что он хотел бы остаться в этой квартире навсегда.       Чонгук поднимается с колен и забирает омегу с собой, подхватывая на руки и крепко держа под ягодицами. Тот только и успевает, что обхватить шею руками и поглубже вдохнуть запах, впустить в свои лёгкие и дышать только им. Тэхён высокий и статный мужчина, но в объятиях своего партнёра позволяет себе быть маленьким и защищённым. Ибо так оно и есть.       Чон прижимается своими губами к чужой щеке, уголку губ, носу. Это не страстные и глубокие поцелуи, а лёгкие прикосновения, зарождающие приятные ощущения во всём теле. Чонгук усаживается на убранную постель спиной к вырезанному из дерева изголовью, размещая омегу на себе. Словно довольный кот улыбающийся Тэхён специально ёрзает, чувствуя чужое возбуждение и выбивая из альфы тихие стоны.       — Знали бы твои подчинённые, что ты готов кончить от одного ощущения моей задницы на твоих бёдрах, — Тэхён с лукавым взглядом пальцами берёт подбородок Чонгука, встречаясь с ним глазами. — Говоришь, если бы тебя шантажировали мной, ты бы выполнил чужие условия?       — Не задумываясь.       Взяв инициативу в свои руки, Гук расстёгивает их рубашки и откидывает в сторону. Проводит руками по чужим бокам, ласково оглаживая и вызывая мурашки. Тэхён с тихим вздохом откидывает голову и тут же чувствует на шее лёгкий укус. Он снова заведён и тает от этих касаний, наслаждаясь. Чонгук целует его в предплечье, прямо туда, где лентой извивается дракон, окольцевав руку несколько раз. Тэхён набил этот рисунок четыре года назад как дань верности лично Гуку – не организации, не верхушке, не правилам преступного мира. Только ему. Чон знает, какое значение несёт такой жест, и потому никогда не сомневается.       У Тэхёна на теле их секрет. Личный, только для двоих, и оттого сокровенный. Ведь в отчем доме Гука дракон украшает символ рода.       Чонгук касается языком твёрдой бусинки соска и обводит, тут же прикусывая и ухмыляясь, ведь ему выгибаются навстречу в просьбе большего. Тэхён стонет, пока его грудь терзают, и вплетается пальцами обеих рук в тёмные волосы. Ласки альфы всегда подводят к краю, а сегодняшняя нежность – это прямой путь к удовольствию как физическому, так и мысленному. Гук знает, как напряжён его партнёр в течение дня, и именно поэтому старается расслабить. Не имеет значения, зол ли он, устал ли, взбешен ли — для омеги всегда найдутся время и силы.       Большие ладони альфы спускаются к брюкам, и Тэхён как по команде приподнимается, чтобы его избавили от одежды. Брюки, так отлично подчёркивающие длинные ноги, падают на пол вместе с боксерами. Взгляд зажжённых карих глаз устремляется прямо на Гука, и тот без слов всё понимает, расстегивая ремень и вжикая застёжкой, чтобы приспустить с себя штаны. На большее с омегой на своих бёдрах и с кипящим в венах возбуждением он не способен.       — Я перебью всех по одному, Тэхён, — останавливаясь, чтобы установить зрительный контакт, хрипит Чонгук, — совсем скоро. Всех, кто будет угрожать. И тогда буду брать твою руку, целовать тебя, трахать в любое время, в любом месте и виде. Как только ты и я захотим.       — Это обещание?       — Это клятва.       Они продолжают. Чонгук тянет Тэхёна ещё ближе и обнимает, хотя казалось бы, что уже некуда и все сантиметры преодолены. Пальцы альфы в искусственной смазке из тумбочки подбираются к колечку мышц, оглаживают и проникают внутрь двумя фалангами. Омега елозит, а как только привыкает, то уже сам помогает растягивать себя и, испытывая голод, просит большего. Самостоятельно берёт возбуждённый ствол Чонгука и не спеша насаживается.       — Хорошо? — спрашивает старший, не желая причинять дискомфорт.       — Хорошо...       Позволив освоиться ещё чуть-чуть, альфа проникает глубже, целует дольше и совсем не хочет отпускать.       — Люблю эту позу больше всего, — говорит низким голосом.       — И почему же? — с улыбкой спрашивает Тэхён, обхватывая руками за шею крепко-крепко. Будто боясь, что заберут.       — Ты в самом верном для тебя месте, — вскидывая бёдра, усмехается Гук. — В моих руках. Не в офисе, не на сделке, не в кабинете конкурента.       — Говоришь так, будто меня каждый день похищают. Вы с Намджуном в этом городе единственные меряетесь членами.       Тэхён неожиданно кусает Гука чуть выше ключицы. Не сильно, но ощутимо. Зубы почти что ноют от желания поставить настоящую метку, но вместо этого приходится обходиться засосами и лёгкими укусами. Чонгук не остаётся в долгу, он прижимается к ключице, заставляя шипеть, и едва ли не любуется своим следом, спускаясь дорожкой красных пятен всё ниже.       — Засос на соске? — поднимает на него взгляд Ким. — Детский сад.       И тут же ойкает от нового следа уже на другой стороне груди, в отместку несильно дёргая за волосы. Тэхён уже предвкушает, как завтра они оба будут в водолазках прятать покраснения и пить специальные настойки, чтобы скрыть смешавшиеся запахи. Но это будет только завтра.       Прекращая их игры, Чонгук берёт в руки сочащийся смазкой член омеги и начинает двигать рукой, всем телом ускоряясь и вбиваясь сильнее. Тэхёну хватает простых фрикций, чтобы кончить им на животы и повиснуть на руках партнёра, пока Гук доходит до своего финала парой заключительных толчков, напоследок почти нежно целуя.       У укутанного в плед омеги закрываются глаза в кресле рядом с кроватью, пока Чон меняет постельное бельё и чистит их от спермы и пота. Затем выключает свет и переносит свою пару на новые прохладные простыни. Чонгук удобно устраивает их в кровати, обхватывая руками и прижимаясь поцелуем к горячему лбу. В другой раз они бы пошли на второй заход, но тела уже дрожат от усталости и желания поспать.       — Женись на мне, — предлагает альфа, преданным псом глядя в сонные глаза.       Если бы он сказал это в первый раз, делая столь волнительное для обычных людей предложение руки и сердца подобным образом, Тэхён собрал бы вещи и в воспитательных целях игнорировал бы его звонки пару дней, оставаясь в своей квартире.       Но Чон предлагал в четвёртый раз. Вначале это было кольцо, шампанское, место у моря. Весь букет романтики в одном флаконе. Омега мягко отказал, скромно улыбаясь в бокал игристого. Во второй раз это случилось на свидании в горах, на контрасте с первым, так сказать. И снова отрицательный ответ. Тэхён не хотел тайного брака, а именно таким он бы и являлся с учётом Пак Совона.       После третьего «нет» изделие из золота с бриллиантом у омеги же и осталось в бархатной синей коробочке, поныне хранившейся в комоде в гостиной. В нескольких шагах от двух переплетенных тел.       — О нет, — тянет Ким, перекрещивая их ноги под одеялом в поисках тепла. — Ты без того подобно церберу охраняешь меня от всего, а если я ещё и твоим мужем стану, так вообще из дома не выпустишь.       Чонгук наигранно хмурится, в отместку кусая за оголённое плечо.       — Вот какое у тебя мнение обо мне?       Тэхён из последних сил приподнимает левую бровь, скептически глядя, мол, ты серьёзно что-ли. Альфа сдаётся перед таким выражением лица, не в силах устоять. Всегда добровольно капитулирует.       — Ну, может быть, — вынужден согласиться Чонгук. — Не все мои конкуренты такие же джентльмены, как Намджун. Тэхён-а, — используя запрещенный приём, прижимается губами к бьющейся на шее жилке, — стань моим официально после того, как я уничтожу Совона.       — Ладно, — уткнувшись носом в тёплую родную щёку, выдыхает Тэхён. — Вероятно, мы сможем договориться.       Чонгук хрипло смеётся. В четвёртый раз он не услышал твёрдого отказа в голосе. С таким партнёром это могло считаться успехом.       — Всё на твоих условиях, мой человек.