У твоей боли есть имя

Что будет, если все люди в одночасье просто возьмут и испарятся в воздухе? Сотрутся их жизни и дальнейшие судьбы. Мир замрёт на том моменте, и наконец будет легче дышать. Вечный гомон миллионов людей, снующих туда-сюда, как мелкие муравьишки по коридорам своего огромного муравейника, сменится оглушительной тишиной, настолько, что захочется закрыть уши руками, внимая стуку собственного сердца. Но ты исчезнешь вместе с ними, тогда и смысла в этом нет. Разве что животные и растения наконец перестанут страдать от нескончаемого гнёта человечества, от пренебрежения и жадности их гнилых душ. Таким мир видел Хосок, когда обычно после тяжелого трудового дня садился в полупустой вагон метро, облокотившись о поручень своей тяжёлой головой. Его тёмные густые кудри ниспадали до самых глаз, щекоча нервы и кожу. Но даже так он умудрялся прикорнуть на минуту другую. Снова возвращаясь в тот идеальный мир, который он сам же и нарисовал. Подробно, до мельчайших деталей, так что и от реальности не отличить. Он шёл один по этому бескрайнему полю высокой травы туда, где рождалось солнце и заря. Ни усталость, ни изнеможение — он не чувствовал абсолютно ничего, кроме разве что вселенского спокойствия, долгожданного и такого желаемого. И сквозь все эти грёзы из раза в раз прорывался монотонный голос дикторши, озвучивающей остановки станции. Являясь как бы нитью, связывающей его с настоящим, с реальностью. Усталый вздох сорвался с его губ, но он по-прежнему не открывал глаз, находясь где-то на перепутье двух миров. Ленивые, усталые движение давались ему с трудом, так резко и грубо, что Чон чуть не ударился головой о металлическую спинку сиденья. Точно шалтай-болтай, она крутилась из стороны в сторону на его тонкой пронизанной венами шее. Подуй сильный ветер, и она бы точно оторвалась и отскочила бы в сторону, но откуда ж ветру тут взяться. — Станция Ангук, платформа справа, — вновь врезался в его сознание женский голос из динамиков автоинформатора, — Anguk Station, platform on the right, — повторила она, но уже на английском языке. Поздно спохватившись, Хо понял, что проехал свою станцию, что бывало с ним довольно часто с учётом его рассеянности и невнимательности, на которые накладывалась дикая жажда уснуть прямо здесь и сейчас. Он вскочил с места как ужаленный, не сразу сообразив, где право, а где лево, и где он вообще находится. Звук открывающихся дверей привёл его в чувства, и как свет, поманил своего светлячка на выход, чтобы в ту же секунду он вдруг попал из душного замкнутого вагончика в просторный светлый зал, уходивший далеко в разные стороны. Сегодня здесь было непривычно мало людей, стоявших отдельными островками далеко друг от друга, почему-то этот факт приподнял ему настроение, хотя и не влиял на него никаким образом. Обогнув каменную колонну, Чон направился к лестнице, что вела наружу, откуда дул лёгкий ночной ветерок, принося вместе с собой аромат чего-то острого, но до жути вкусного. С шумом вздохнув, он схватился за поручень оной рукой, сильно сомневаясь, что сможет подняться наверх без его помощи. Ноги его еле держали, грозясь и вовсе отказать здесь и сейчас. Вышедшие вместе с ним пассажиры уже давно покинули станцию, лишь он один кряхтел здесь и пыхтел. И только Хо подумал, что достиг своей цели, как лёгкая туманность голубой дымкой возросла неприступной стеной прямо перед ним, закрывая небо и улицу плотной ширмой. Но на лице Хосока и мускула не дрогнуло, о каком уж удивлении говорить. Всякое может привидеться в таком состоянии, в котором он сейчас пребывал. Стоит только протереть глаза, и… и ничего не исчезает. Туман лишь стал ещё гуще и подвижнее, растекаясь по плиточным ступенькам водопадом в его сторону. А запах, от него пахло вперемешку разными цветами: от приторного аромата жасмина до прохладного мятного. Разве что-то плохое может так чудесно пахнуть? Почему-то в голове Хосока даже задней мысли не возникло, что это могло быть опасно. Наоборот, вместе с приятным покалыванием, волной накатившим на его тело, он вдруг чётко почувствовал полное и безоговорочное ощущение безопасности, как обычно бывает, когда ты наконец оказываешься дома после изнурительного рабочего дня. И вот эта молочная туманность, уже потихоньку обволакивает его нижние конечности, образуя еле ощутимое магнитное поле, в котором он, Хосок, заряженная частичка, без собственного согласия движущаяся к своему магниту, в самую глубь неясности. Осторожно, как молодой оленёнок, Хо вступил на что-то мягкое и рыхлое, коим оказалась свежая мокрая земля, поросшая густой травой. Такая бывает только на лугу или забытой человеком местности. Но куда же делись мощенные каменные дорожки и уличные фонари? Хотя кругом было не совсем темно, но свет в этом странном месте исходил скорее от земли, чем откуда-то сверху. Ему понадобилось пройти не менее десяти шагов, чтобы наконец выйти из странного облака, которое точно, и никак иначе, спустилось с небес. Это место… Он с трудом мог узнать его. Всё те же улицы Сеула, привычные пересекающиеся переулки и высокие здания, вот только всё это было сплошь покрыто непроглядной зеленью. Словно бы про этот город забыли так на лет двести, оставив власть дикой природе и времени. А тем источником света, что Чон заметил ранее, было не что иное как обычные светлячки, собравшиеся вокруг заинтересовавшей их штуковины. И даже появления Хосока не смогло отвлечь их от столь важного дела, они словно бы и не знали, на сколько может быть опасен человек и что его нужно остерегаться. — Ха, я верно сплю, — ему не пришло ничего лучше в голову, чем ущипнуть себя за щёку, — Ай, больно, — отскочил он в сторону от самого себя, как от прокаженного. — Ну ничего, такое бывает, что во сне мы якобы можем чувствовать боль, но это всего лишь сон. Не может быть иначе. Это просто ОЧЕНЬ правдоподобный сон, и у меня ОЧЕНЬ хорошая фантазия. Ну да, для полного счастья не хватало только начать разговаривать с самим собой. Дурка по нему плачет и зовёт к себе. Обернувшись назад, он наткнулся на всё тоже густое облако, которое словно бы убеждало его, что никуда не денется и с нетерпеньем будет ждать его возвращения. Так или иначе, если это сон, то будет не такой уж большой трагедией, если он немного здесь осмотрится, так сказать, разведает местность. Ведь такие реалистичные сны ему не снились уже очень давно, да и не вспомнить уже о чём они были. Словно прочитав его мысли, светлячки двинулись вперёд, растянувшись в длинную цепь друг за другом, как новогодняя гирлянда на ёлке. Им бы ещё указатель в их маленькие лапки вручить и тогда точно станут похожими на навигатор или путеводитель. Так как Хосок всё ещё свято верил в то, что это всё сон или очередная шутка его разума, он решил придерживаться этому заранее выстроенному кем-то плану и двинулся вперёд по этой импровизированной ковровой дорожке. Было слишком темно, чтобы он мог разглядеть окружающие его предметы, но всё равно Хо то и дело косился по сторонам, гадая чем же может быть этот большой округлый предмет или вытянутая на несколько метров блямба. Хотя черта города находилась достаточно далеко от того места, где находился Чон, если брать во внимание, что один мир как бы зеркалит другой, но почему-то уже через пару минут его продвижения высокие небоскрёбы сошли на нет, уступив место гигантским по своим размерам деревьям, а впереди наконец показался отголосок какого-то света, опять-таки исходившего от земли. По мере приближения этот свет становился всё ярче и ярче, пока в один момент не начал резать глаза. Что же могло служить источником такой огромной чистой энергии? Озеро. Это оказалось обычное озеро, хотя всё-таки, наверное, не совсем обычное, если учесть, что в реальной жизни вода не имеет свойства светиться. Огромное по своей величине, оно напоминало по форме лунный кратер с своими перепадами высоты и полукольцами. — Вау, — непроизвольно вырвалось у Хосока, такого он явно не ожидал увидеть. Постучав по карманам, он машинально захотел это сфоткать, но почти сразу же опомнился, замотав головой в стороны от своей глупости. Ощущение легкости и эйфории не покидало его. Словно бы тот мир, который он постоянно себе представлял, модернизировали, улучшив его в сто крат. Нет, он бы никогда до такого не додумался. Тут в его голове и проскочила впервые мысль «А может это не сон?». Всего на секунду, но она успела посеять семя сомнения внутри него. Его «проводники» больше не двигались, замерли на месте, четко давая понять, что на этом их миссия выполнена, а ты уже там как-нибудь сам справишься, не маленький ребенок. Вот Хо и двинулся один поближе к берегу, усеянному кубышками и речными лилиями по краям, что отчего-то сверкали как снег зимой на солнце. Прохладно. От водоема так и разило холодком, до дрожи пробирая его неприкрытые рукавами руки. И чем ближе ты подходишь, тем больше ощущаешь тот озноб, охватывающий твоё тело с ног до головы. — Не трогай! — раздалось откуда-то справа, из-за кустов, как только Хо поднёс руку к поверхности воды. — Убери сейчас же руку, если не хочешь лишиться её насовсем. Хотя это был всего лишь сон, где по сути не важно, что с тобой произойдёт, пускай ты даже умрёшь, но Хосок почему-то сразу же отдёрнул её в сторону, спрятав в карман. Для вида не хватало ещё засвистеть, мол, я вообще стоял в сторонке, тебе всё привиделось. А потом вдруг вжал голову в шею, при этом сдвинув брови вместе, от удивления, что он тут ни один. — Ты кто? — уставился Чон в то место, откуда по предположению слышал звук, но чувство создавалось такое, словно пару мгновений назад ему это всё послышалось, и он сейчас просто разговаривает с кустом. Шизофрения в чистом виде. — А ты кто? — развеял его сомнения по поводу своей адекватности таинственный сладкий голос. Хотя знаете, вполне возможно, что это действительно говорил куст. Ну знаете, всё в этом мире живое, всё дышит и по всему видимому ещё и говорит. В своё время Хосок часто пропускал пары по философии, а когда такое всё-таки случалось, он от безделья клевал носом в парту, а ведь дельные вещи женщина говорила. — Ну я даже не знаю, — подпёр он рукой подбородок, — у тебя же, наверное, нет глаз, ты же кустарник и всё-такое, но мне вот что интересно, откуда ты всё-таки говоришь? — внаглую подошёл он и начал разглядывать его торчащие во все стороны ветки. — Понимаешь ли, это всё корни. — Ах, вот оно что, — закивал Чон с умным видом и прищуренным взглядом, словно бы только что познал дзен, — в этом и правда есть смысл. — Ты же не думаешь, что это действительно правда? — выйдя из своей засады, усмехнулся белокурый парень, полностью одетый в белоснежное шёлковое одеяние, игриво переливавшееся на свету огромной светлой красавицы, луны. Аккуратно ступая своими босыми ногами на влажную траву, он внимательно рассматривал своего нежданного гостя с таким видом, будто бы впервые увидел настоящего человека. Но вот что действительно привлекло внимание Хосока, так это огромная татуировка извивающегося дракона на его шее, выбитая белыми чернилами, она смотрелась как шрам оставленный тому на память чьей-то изящной рукой. Странный парень в ещё более странном месте. — Нееет, ты что. Это всё шутка. Joke, — нервно засмеялся Хо, про себя гадая, как ему вообще пришла в голову эта дурацкая мысль. — Как ты сюда попал? — проигнорировав его неловкое оправдание, поинтересовался «Лунный парень», уже даже не скрывая своего желания полапать «неопознанный объект» случайно попавший в его края, он потянул к нему свои крохотные ручки, буквально утопающие в больших рукавах рубашки, но тут же одёрнул, о чём-то опомнившись. — Да я в общем-то и сам толком не знаю, — понимая, что по парню явно плачет дурка, так как тот начал его обнюхивать со всех сторон и нарочито близко рассматривать чужое лицо, Хо пытался уклоняться от его нападок с выражением явного негодования и недоумения. — Просто вышел из метро, а тут такое, — в последнее слово он вложил двойной подтекст, буквально говоря, что он тут самая большая странность. — «Просто вышел из метро…», — повторил он его слова, наконец, отстранившись на приемлемую дистанцию. — В этой жизни ничего не происходит просто так, и попал ты сюда точно не случайно. Это не проходной двор, куда ты можешь просто взять и войти… — Прости, что перебиваю, но «сюда» — это куда? Это типо элитный сон для особого круга лиц? Закрытая вечеринка, куда нужен пропуск? — его явно забавляло происходящее, а именно этот парень и слова, которые он говорил с видом самой крайней серьёзности. — «Сон»? Так ты думаешь, что это всё сон, — он многозначно обвёл руками это место, словно бы Чон только что оскорбил святыню всех святых. — Конечно, тебе решать, как всё это называть и воспринимать… — Что ты хочешь этим сказать? — весьма скептически настроено протянул Хосок, присаживаясь на огромный булыжник, покрытый синим мхом, служившим в роле смягчающей подушки для его булочек. — Я имею ввиду, что это и вправду другая реальность, которая так или иначе переплетается с твоим миром, — сопровождал он свои слова жестами, — поэтому ты в праве называть её, как хочешь. — А как бы ты тогда назвал ЭТО место? — скопировав его интонацию и движение руками, Хосок подался вперёд, показывая всем своим видом, что готов внимать тайны и секреты человечества. Чон был слишком любопытным, чтобы просто так отпустить это тему. Выжать из неё все соки — было главной целью его допроса. Когда ещё ему представиться такая возможность? Ведь такой сон бывает один на миллион. — Возможное будущие? — немного подумав, ответил парень, при этом ребячески покачиваясь на ногах взад-вперёд, словно бы ему вдруг резко надоела их беседа и он вовсю обдумывал, чем бы таким заняться на досуге. — «Возможное будущее» чего? — а Чон всё не унимался, наоборот в его глазах вспыхнул небывалый интерес, ярким пламенем прожигая своего собеседника. Словно бы среди тысячи простых чёрных ниток, он вдруг отыскал конец золотой, потихоньку вытягивая её из общей посредственной кучи. — Твоего мира, — этого ответа стоило ожидать, уж слишком всё было очевидно. — Ты хочешь, чтобы я поверил в весь этот бред? — откуда ему было знать, что парню наплевать, что ему незачем доказывать на первый взгляд такие очевидные вещи, как 2×2 или что небо голубое. Хосок лишь эпизод, секундный кадр не иначе. Случайный гость, попавший в закулисье театра. От его мимолётного появления ничего не изменится, и даже после ухода всё будет стоять на своих места, как стояло миллионы и миллиарды лет назад. Как слабое маленькое деревце не может повлиять на могучий ветер, так и Хосок, повязан обеими руками, не в силах что-то сделать и изменить. — Я говорил тебе, что это твоё дело верить мне или нет, — как бы невзначай пожал плечами паренёк, уже с очевидно скучающим видом. Как вдруг он словно засветился, преисполнившись не пойми откуда взявшейся энергичностью и весельем. Кажется, он наконец придумал, чем заняться на ближайший месяц так точно, что он и поспешил озвучить своему гостю. — Хочешь я расскажу тебе увлекательную сказку? Это будет долгая история так, что, скорее всего, тебе придётся навещать меня хотя бы раз в неделю, чтобы услышать продолжение. А в конце ты ответишь мне на два вопроса «Была ли это сказка или то, что произойдет на самом деле? Сон ли это или будущее, которое вас всех ожидает?» — И о чём же говорится в этой сказке? Да, одно маленькое слабенькое деревце не сможет выстоять против стремительного ветра, сметающего всё на своём пути, но когда ты сам же его поливаешь и удобряешь, давая ему возможность вырасти вверх — широкой кроной, и вниз — цепкими корнями, собственноручно вверяешь в его руки силу, тогда-то твои слова и теряют свой смысл. То дерево теперь само решает, где ветер дует и в какую сторону. — О том, как в одночасье твой мир, к которому ты так привык, рухнул, опустошённый и безмолвный, лишился всех людей, — его слова смогли произвести на Хосока некое впечатление, только вот было не понятно, страх это или глубочайший интерес. Он миллионы раз представлял себе тот мир, его красоту и безмятежное спокойствие, но теперь из уст загадочно парня, это казалось не больше, чем бреднями полоумного шизофреника. — Но начну я, пожалуй, в следующий раз. Ты и так был здесь слишком много. — Что ты имеешь ввиду? У тебя тут типо почасовая оплата? Или ты закрываешься на санитарную зону? — понятное дело, ему не хотелось уходить. Возвращаться обратно в свою реальность, наполненную накопившимися делами и заботами, было слишком неохота. — Ты, наверное, не заметил, но как только ты сюда вошёл, твоя душа переместилась в эфирное тело, — его руки покоились на груди, а сам он излучал вид вселенского превосходства. Он буквально приходил в головокружительный восторг от осознания того, что владеет огромной практически бескрайней информацией, недоступной Хосоку и кому-либо другому во вселенной, разве что Богу и то, не факт, — Оно полупрозрачное и неосязаемое само по себе, но чем больше ты здесь находишься, тем быстрее ты начинаешь материализоваться. Можно сказать, что ты только что сделанный полароидный снимок, который при контакте с воздухом начинает по-тихоньку проявляться. Это грозит тем, что ты рискуешь остаться здесь навсегда. Проследив за взглядом блондина, Чон вдруг с ужасом осознал, что просвечивает, как фота невесты на свадьбе или нижнее бельё твоей одноклассницы, забеременевшей в семнадцать. Он судорожно начал себя лапать в разных местах, не ощущая никаких тактильных изменений. Всё та же плоть и кровь, пока что ещё даже тёплая. Но почему тогда он выглядит как призрак из старого фильма «Каспер»? А паренька, кажется, эта ситуация только забавляла. Всё в той же позе он стоял и изредка хихикал, довольный мини представлением, что тот ему устроил. Это не осталось не замеченным Хосоком, который резко вскочил на ноги с нагретого попой камешка, рванув в его сторону, он целился никак иначе, как ему в шею. Хотел ли он ему её перегрызть своими ровными зубами или свернуть, как курице или петуху — мы так и не узнаем, так как вместо ожидаемого столкновения, он просто прошёл насквозь, шлёпнувшись коленками о землю. — Какого…?! — он яростно уставился на коротыша через правое плечо, ожидая как минимум объяснения, максимум — чтобы тот перестал ржать, как ненормальный, хотя он таковым и являлся. — Скоро ты к этому привыкнешь. Но как я уже сказал, тебе пора, — он протянул руку в направлении, откуда к нему пришёл Хосок. Там его уже ждал его верный отряд светлячком под предводительством самого упитанного и яркого среди них, как личная охрана, ака телохранители. — Запомни то место, с помощью которого ты сюда попал, — это врата. Захочешь услышать продолжение истории, просто войди в них, а я буду здесь, ждать тебя. Считая, что на этом их разговор окончен, парнишка отвернулся, зашагав к воде. Это послужило знаком и для Хосока, который к тому времени уже поднялся, зачем-то отряхнувшись от невидимой пыли, и тоже был готов пойти в противоположную сторону. Лишь на мгновенье Чон задержал на нём свой взгляд, чётко обрисовывая контур его слишком правильного тела, запечатляя в свои памяти его образ как картину.